Трудовые будни барышни-попаданки 5

Глава 59

Из кареты выскочил генерал-губернатор столицы Милорадович.

— Вот вы где, Эмма Марковна, — повторил он. — Вас ищут по всему Санкт-Петербургу!

— Как главную заговорщицу? — сказала я тихо, чтобы не услышала жена Рылеева.

— Конечно же нет, Эмма Марковна, — усмехнулся Милорадович. Правда, смех был нервно-напряженным. Смех человека, услышавшего о чем-то неприятном, о чем думает сам денно и нощно. — Вас ждут в Зимнем дворце.

Уфф… наконец-то. Но одно из самых важных дел сегодняшнего дня еще не завершено.

— Я освобожусь через четверть часа. Михаил Андреевич, вы можете подождать меня или отправиться в Зимний дворец. Он недалеко, я приеду скоро.

Генерал-губернатор взглянул на меня так, будто он наполнил стакан вином, опрокинул, а напиток не вылился. Не поспешить в царский дворец, если позвали, хуже, чем нарушить военный приказ.

— Понимаю ваше удивление, — продолжила я. — Но мои поступки — не каприз, не взбалмошность. Императрица призывает меня для разговора о судьбе династии?

Милорадович хотел сохранить на лице невозмутимость, но неудачно. Даже не смог покачать головой.

— Так вот, ближайшие пятнадцать минут я буду действовать для того, чтобы эти дни обошлись без кровопролития.

«И чтобы ты остался жить, дурак», — захотела добавить. Но не стала.

Какое-то время продолжалась битва взглядов. Милорадович пытался понять: шучу я, издеваюсь ли над ним? Я — убедить его, что намерена опоздать во дворец по достойной причине. И поступлю так, как считаю нужным.

— Маменька, мы пойдем кататься? — дернул меня за руку Алеша.

— Ты покатаешься с Лизонькой. Маменька поговорит с этой сударыней, — улыбнулась я. — Михаил Андреевич, у меня очень важный разговор.

И поспешила от удивленного Милорадовича к не менее удивленной Наталье Рылеевой, которая стояла рядом с двумя Настями и пыталась понять смысл нашего диалога.

Я почти не обманула Милорадовича — разговор с Натальей Рылеевой продолжался минут двадцать. Результатом я была довольна. После чего проследовала в карету к Михаилу Андреевичу.

Сказать, что в Зимнем дворце меня ждали, было бы недостаточно. Меня заждались Мария Федоровна и Николай Палыч. Третий брат отсутствовал. Я уже узнала, что до Варшавы он не доехал, а дежурил на промежуточной станции, чтобы получать депеши от Константина и отвечать на них как доверенное лицо маменьки и братика. Но на днях выехал в Петербург и ожидался ночью или ранним утром.

— Вам следовало поторопиться, — сказала Мария Федоровна властно-вежливым тоном.

Ну да, я должна попросить прощения, признать себя ветреной шалопайкой и пообещать больше никогда.

Вместо этого сказала:

— Извините, ваше императорство величество и ваше императорское высочество, поторопиться не смогла. А также извините за то, что намерена предложить вам свои условия.

Пожилая вдова-императрица взглянула на меня с еще большим удивлением, чем Милорадович. Но сдержалась. Николай Палыч перевел взгляд на мать и промолчал. Значит, можно говорить.

— Перед этим позвольте задать вопрос. Вы пригласили меня, чтобы узнать судьбу нового императора, — взгляд на Николая, — и династии вообще?

— Да, — бросила императрица, еще не решившая, гневаться или смириться.

— И я открою вам будущее. А также скажу, как предотвратить последствия, которые нежеланны ни вам, ни мне. Но во-первых, я заранее берусь отвечать не на любые ваши вопросы, а лишь по собственному выбору.

Пауза, два кивка.

— И во-вторых. То, что я скажу, касается не только династии Романовых, но и всей России. Будущее державы не является внутренним делом вашей семьи. Поэтому условие продолжения нашего разговора — участие в нем Государственного Совета и гвардейского генералитета. Тем паче и вельможи, и генералы уже приглашены во дворец для зачтения им царского Манифеста и уведомления о времени присяги. Пусть явятся чуть раньше. Послать за ними недолго.

Собеседники замерли, не столько в гневе, сколько в растерянности. И я лишь секунду спустя поняла почему.

Вот, Мушка, и еще один кирпичик в твою ясновидящую репутацию. Внезапный созыв Госсовета с генералитетом на этот вечер — история, о которой никак не могли заранее знать ни я, ни мой супруг. Ну а Манифест о повторной присяге Николаю Палычу — реальная тайна.

И к лучшему.

Я молчала, ждала. И всеми органами чувств ощущала атмосферу тревоги и страха. Нервного, тоскливого, укутанного в красивые слова о решимости «быть царем или умереть». Ведь Николай уже знал о заговоре. Но получил самые общие представления о масштабах.

Передо мной были больные. А я — в роли врача. Вернее, аптекаря. И поняла, что победила, еще до того, как императрица открыла рот.

— Вы хотите позвать кого-то еще? — спросила она с сарказмом согласившегося человека.

— Можете пригласить старца из Сарова, он сейчас пребывает неподалеку, — ответила я с улыбкой, — пусть подтвердит, что мои прогнозы не от лукавого.

Ни у кого из приглашенных не оказалось срочных дел, как у меня на катке. Поэтому заседание в Тронном зале началось часа через полтора.

Все были взволнованы и растеряны. А я — взволнованная и злая. Это же надо так, страну на уши поставить слабоволием и упрямством! И мне дел других нет, кроме как чужие интриги и заговоры разгребать. Могла бы с детьми на коньках покататься!

Но почему никто не хочет дать старт совещанию? Поняла. Самое разумное — прочитать Манифест о воцарении Николая с прочими сопроводительными бумагами: письмом-завещанием Александра, письмом-отречением Константина и т.д.

Но очень уж охота узнать, к чему приведет воцарение. И лишь тогда делать заявления необратимого характера.

Значит, говорить придется мне.

— Ваше императорское величество, ваше императорское высочество, уважаемые господа…

Высокое собрание обернулось на меня, зашушукалось. Среди шепотков я не услышала «Кто это такая?».

И хорошо, можно не представляться. Только добавить: «Ваши императорские высочества» — среди присутствующих появилась Александра Федоровна, супруга будущего царя, а рядом Саша.

А это просто отлично.

— Я понимаю всеобщую озабоченность и скажу то, что известно далеко не всем. Повторная присяга в войсках может привести к мятежу с самыми трагичными последствиями. Даже если мятеж подавят, внутреннего мира в России не будет. Цареубийственные замыслы, пусть не сразу, станут не пустой болтовней, а террористическими заговорами.

Я обвела глазами зал, стараясь не сосредоточить взгляд на будущем Александре II.

— Один из членов династии, присутствующий в этом зале, будет злодейски убит на улице столицы. А сама династия не процарствует и ста лет.

Настала такая тишина, что я услышала треск полена в далекой печке.

— Кто? — спросила Мария Федоровна. И в ее голосе не было властности. И даже требовательности. А только мольба.

— Вы сами даровали мне право не отвечать на вопросы по моему выбору. И я сейчас осознанно воспользуюсь этим правом.

Последовало молчание, которому я не позволила затянуться:

— Когда я прежде предугадывала события, в каждом из трех случаев существовали надежные средства предотвратить трагедии. Но это не было сделано. Сейчас — возможно. Но перед этим пусть старец Серафим признает, что я не во власти нечистого духа.

И подошла к старцу. А он благословил меня, прошептал:

— Мишенька мой в порядке?

— В порядке, — ответила я, еле сдерживая смех. Уж слишком много голов на жилистых шеях вытянулись в нашу сторону, пытаясь понять, о чем говорит прорицательница со святым человеком.

Зимний дворец я покинула два часа спустя. Усталая, охрипшая и довольная.

Начала свой спич с того, что кратко объяснила, почему царствование такого ангела, как Александр Павлович, привело к напряжению и ожесточению. Быстро, конспективно, минуты за две прошлась по самым неприятным эпизодам. Интригам, отставкам, духовным плутам около власти, повышенному интересу к делам Европы и пониженному — России. Напомнила, что военные поселения сделали солдатами тысячи казенных крестьян, лишили собственности десятки землевладельцев. И все без официального указа или распоряжения.

Большинство генералов, сенаторов и министров приветствовали каждую мою фразу одобрительным шепотом. Мария Федоровна и Николай Палыч если и хотели возразить, то не стали.

Столь же кратко я напомнила историю с прижизненной волей покойного императора, так и не ставшей официальным указом. Поспешную присягу отсутствующему Константину, с намеком, что кое-кто поторопился — взгляд на Милорадовича, тот покраснел. И упомянула последующие две недели, когда великие князья перебрасывались письмами, а фактически — перебрасывались короной. Отсюда и решимость некоторых людей — имена не назову, не ждите — покончить с формой правления, опасной для страны.

— Надеюсь, — сказала я, — большинство присутствующих прочитали недавний том «Истории» Карамзина. Он напомнил, что Романовы не завоевали Россию, не добыли власть силой оружия. Их пригласили на царство. Пора вспомнить, что монархия — не только самовластье, но и служение своей стране. А сейчас вы позволите перейти от истории к настоящему и будущему?

Несколько секунд тишины. Царица что-то шептала сыну, еще не царю. Тот мотал головой. Таким растерянным я его не видела. Ведь он должен был сам рассказать присутствующим, почему произошел казус междуцарствия. Конечно же, умолчав о некоторых нюансах вроде прессинга. Я же перехватила тему.

Надо наглеть дальше.

— Я воспринимаю молчание как знак согласия. Михаил Андреевич, вам есть что сказать?

— Свалял я дурака, — вымолвил Милорадович, — да и не только я. Расскажите, как беды избежать.

Я рассказала. Потом и спорила, и модерировала дискуссию — временами она становилась очень уж жесткой. Видела, как царица то и дело примеряет к руке невидимый посох, чтобы ударить в пол и начать командовать.

Но не решалась. Всю жизнь была «ночной кукушкой», избегала открытых споров. И сейчас избежала.

Наконец договорились. Устали. И я, вымотавшаяся, но довольная, умчалась из дворца, как Золушка в полночь, на новую встречу.

Верный Еремей ждал меня на площади. Спасибо супругу с административным ресурсом — кучера не решились прогнать с этой элитной парковки.

— Детки домой отправлены, Эмма Марковна, а нам куда?

— На Мойку, 72, сразу за Синим мостом.

В штаб-квартиру заговорщиков войти было проще, чем во дворец. К известному выражению «туман войны» захотелось добавить новое: «туман революции». Причем никак не метафорический: табачный дым, винный аромат, свечной запах. Мне повезло сориентироваться, и я почти сразу вошла в комнату, где заседали вершители процесса.

— Сударыня, что вам… Эмма Марковна? — удивленно сказал самый высокий чин среди заговорщиков, в котором я узнала князя Трубецкого.

— Для начала мне угодно попросить вас освободить от клятвы и членства в обществе несовершеннолетнего ученика моего училища, — сказала я. И, перекрыв удивленный ропот, добавила: — Шестнадцатилетнего Петра Воскресенского.