Когда стрельба и тревога, а муж рядом, командует он.
Миша метнулся к шкафу. Оказалось, что, кроме служебного мундира, там мой супруг также хранил пистолет. Причем в сейфике — я расслышала щелчок замка.
Потом выскочил в коридор. Я — следом.
— Иди к детям, — не оборачиваясь сказал муж.
Но тут донесся агрессивный, боевой лай Зефирки и крик Лизоньки:
— Осторожно! У него нож!
Миша, прости, но я обогнала тебя тремя прыжками. Домчалась до парадной лестницы. По пути изругала себя за планировку третьего этажа: почему наша спальня дальше от лестницы, чем детские комнаты? Помчалась вниз.
На площадке второго этажа увидела вот что: на полу лежал человек, рядом валялся пистолет. Другой человек, явно раненный, замахивался ножом на Зефирку. А та, не забывшая охранно-боевые курсы, действовала грамотно: огрызалась, кусала его за руку, не впиваясь, и тотчас оборачивалась к лежащему, уже серьезно покусанному, — не давала дотянуться до пистолета.
Несмотря на бакенбарды, я сразу узнала незваного гостя. Дядя котик.
Зачем, как он здесь — потом. Сейчас надо схватить за руку Лизоньку, готовую вступить в драку.
Раздался топот, слишком бодрый для Миши. Это Степа. Он подскочил к стоящему раненому негодяю и дважды дотянулся до его головы ножкой от табуретки.
— Эммарковна, младшие у Павловны, — протараторил он, нанеся третий удар, уже по руке, так что злодей выронил нож.
— Всем стоять! — привычно гаркнул муж, сбегая по лестнице. Замерли все: и негодяй, и Степа, и Лизонька, и я. И еще один раненый визитер, вышедший, вернее выползший, на площадку из кабинета.
— Ваше высокопревосходительство, можно я пока полежу? — невозмутимо сказал господин с бакенбардами.
Донесся топот, уже снизу. На площадку выскочили сторож и истопник.
— Следить за этими! — приказал Миша и пошел в кабинет. Я — следом.
В приемной на диване полулежал еще один раненый незнакомец. В кабинете мы обнаружили два недвижных тела и Анастасию. Она стояла, прислонившись к стене, зажимая рану.
— Их восемь, — сказала она. — Эмма Марковна, простите меня.
Муж подскочил к Насте, взглянул на рану в груди.
— Это излечимо. Для нас, — уточнил он, и я, не успев прийти в ужас, посветлела лицом.
— А еще двое-то где? — спросил сам себя муж, открывая окно. — Вот они, голубчики.
Я выглянула за ним. И увидела следующую картину.
Двое негодяев в разорванной одежде стояли, прислонившись к беседке, и на лицах был написан ужас. Неподалеку толпились прибежавшие ученики, некоторые — вот рациональное мышление — захватили фонари.
А между ними и деревом порыкивал огромный медведь. Глядел на мерзавцев, будто говорил: пока не разрешу — не уйдете.
Для начала был приглашен доктор Пичугин. Он подтвердил самодиагноз Анастасии. Спросонья заметил, что в его военно-полевой практике выживаемость от такого грудного ранения — пятьдесят на пятьдесят. Увидел закипающую свирепость в моем взоре, уточнил, что в его новом госпитале — девяносто на десять, и на всякий случай надбавил до девяноста девяти.
Потом осмотрел раненых злодеев. Пулевые ранения получили трое, а дядя котик — лишь два серьезных, но не фатальных собачьих укуса. Также два ножевых пореза достались Зефирке, но в режиме «заживет как на собаке» — все равно наскоро обработали.
Дальше произошла небольшая война.
— Эмма Марковна, — тихо сказала Анастасия, — Василисы нет, так я главный дозировщик наркоза. Позвольте отмерить и для них, и для меня.
Я хотела возразить. Но тут пришел один из учеников и сообщил, что мишку никто увести не может. Я сдалась, но лишь с условием, что Настю отнесут в наш госпиталь на носилках. И тогда пошла во двор.
Мишка, да, покорился, поворчал и пошел за мной — злодеев связали и увели. Водворился в свой закуток и еще раз одобрительно проворчал, когда я взяла лопатку и восстановила нарушенную им канавку. Распорядилась отнести ему большой горшок с медом и поспешила в госпиталь.
Там все было в порядке. Одному разбойнику даже не понадобился наркоз. Пичугин уже обработал его рану, потом отмерил наркоз для еще одного незнакомца и человека, в котором я узнала слугу дяди котика. Делал это под наблюдением Насти, которая кратко рассказала о произошедшем.
— Моя душа эти месяцы не была на месте. Особенно когда вы возвратились. Все думала: узнает об этом негодяй — опять на вас нападет. Тут пожар. Написала то самое письмо вам, примчалась в Питер. Потрудилась, отыскала мерзавца. Швейцары помогали и извозчики — думали, я им брошена. Узнала, что он уже нашел лихих людей, значит, надо его спровоцировать. Заманила в усадьбу, привела в кабинет, устроила трезвон, а сама пистолет навела и сказала, что пуль на всех хватит. Не поверили, бросились бежать, да еще в меня выстрелили. Я палила, сколько могла, четверых зацепила, не меньше.
— Пятерых, милая, — сказала я сквозь слезы.
— Хорошо, Эмма Марковна. Вы простите меня…
И задремала — наркоз подействовал.
Я еле расслышала команду Пичугина: «Не стойте над душой». Отошла.
Появился Миша с фляжкой коньяка. Я еще не решила, пить или не пить, как пуля была вынута.
— Мне, Михаил Федорович, дайте глотнуть, — чуть нервно сказал доктор. — Застрелюсь извлеченной пулей, если это не девяносто девять процентов.
Застрелиться доктору не пришлось — Настя была на ногах уже через сутки.
За это время один из учеников — деревенский парнишка, ездивший верхом лучше Павлуши, был отправлен с особой личной миссией в Ярославскую губернию: сказать мужу Анастасии, что с супругой все в порядке и она в Питере. А также быть готовым передать дела своему заместителю — конечно же, подобранному и натасканному Настей. И ехать в Петербург.
Главный злодей, дядя котик, покинул усадьбу на следующий день ближе к полудню, разумеется в сопровождении Миши. Напоследок он при мне обратился к супругу:
— Вы имеете право на самые мстительные планы относительно моей персоны. Но будьте милосердны к моему раненому слуге — он был верен мне, как… как секретарша вашей жены.
— Что же, — ответил Миша, — все будет по закону, с максимально возможным смягчением. Это относится и к вам — мстить я не намерен. Но был бы признателен небольшой любезности с вашей стороны — содействию в одном деликатном вопросе. Тем более это обстоятельство и так откроется во время официального следствия.
Дядя котик понял, кивнул. Уже в тот же день он, в цепях, был доставлен в особняк Ланского и рассказал начальнику моего мужа, как, будучи обуянным духом мести, сначала совершил кражу в здании МВД, после чего проник в мою усадьбу и подбросил улики. Рассказ был повторен и в присутствии Милорадовича.
Показания официально запротоколировали, и товарищ министра был очищен от всех подозрений. Милорадович даже на радостях велел подать шампанского.
— Я опасался, что нальет его в туфельку своей очередной актрисы, а ведь туфелек две, — со смехом вспоминал Миша, — но подали обычные бокалы.
Я искренне порадовалась за мужа. Жаль, не присутствовала на встрече. Тогда бы слегка захмелела и обратилась к генерал-губернатору со смелой речью: пообещайте, что не будете заставлять Николая Палыча присягать своему брату.
Ладно, успеется.
Пока же несколько дней праздничного отходняка. Отправка в тюрьму уличенных злодеев. Старший по чину аракчеевец погиб, поэтому валили на него, в общем-то по праву. Окончательное исцеление Насти. Она еще в повязках принялась за дела и подарила мне несколько часов на общение с детьми. И подготовку семейного праздника.
Как у всякого порядочного Миши, день рождения моего мужа — 25 ноября. Кстати, поблизости от именин. Их он справил на службе, будучи поздравленным множеством лиц, сторонившихся его еще дней десять назад. А 25-е — домашний, скромный праздник.
Мы подняли первый бокал, когда швейцар провел торопящегося курьера из министерства. С новостью, которая, по персональной просьбе мужа, должна была быть сообщена незамедлительно.
— В Таганроге умирает государь. Врачи не видят надежды.
Блин. Вот и третье предсказание. А я почти ничего не сделала.
В ожидании проды рекомендую попробовать попаданку-врача;) очень классная тема и написано шикарно! https://author.today/work/418539?orderId=52931069