Тренировочный день 8

Глава 21

Глава 21

Момент был донельзя удобный. Он уже пробовал нанести визит Виктору сразу же по горячим следам, пока еще рука на перевязи была и пока он сам не восстановился… такая вот нехитрая защита от категорической реакции бывшего ликвидатора на угрозу. Прийти в гости не представляя угрозы… хотя и он и Виктор знали что даже в таком состоянии Наполи представлял собой эту самую угрозу, ведь его главный инструмент не кулаки и не пистолет с накрученным глушителем, не удавка и не финка в кармане. Он тоже бывший, но в отличие от Виктора он полевой агент влияния, а значит его главный инструмент, его настоящее жало — это мозг и язык.

Именно поэтому Наполи нужно было кровь из носу поговорить с Виктором. И сейчас, когда он тренировал свою команду на пляже — момент был очень удобный. Однако нельзя было и форсировать события, навязываться. Нужно было довериться моменту, тем более что Маринка убежала к девчонкам из команды мячик бросать… значит, и Виктор скоро появится.

Насколько он знал, не в правилах ликвидаторов Бюро оставлять за спиной недобитых врагов, но психотип «Циник-Нарцисс» обожает нарушать правила, лишь бы это служило еще одним основанием потешить собственное раздутое «эго». Что сделает человек такого склада характера, оказавшись в такой ситуации как Наполи и Виктор — на пляже, среди белого дня, где вокруг полно людей? Правильно — обязательно подойдет поговорить. Ведь весь этот перфоманс, все эти действия ничего не значат если у главного актера не будет аудитории. Наполи изучал этот психологический феномен, знал, что Конторские часто начинают думать о себе как о небожителях, как о тех, от кого зависят судьбы людей, как о мече в руке Бога, карающем и безжалостном… и Конторским это было позволено. Но вот тем, кто работает в Бюро, кто работает на морозе за Железным Занавесом никак нельзя было испытывать иллюзии относительно себя и своего места во вселенной. Иначе неминуемо оступишься, понадеявшись на свою «избранность», оступишься и… все. Исчезнешь. Как исчезли три беглых зека, вот были и нету теперь. Ищи, не ищи — все равно не найдешь. Тем не менее особо успешные ребята все равно начинали чувствовать себя выше и лучше окружающих, чувствовать особую причастность к секретной жизни, даже те, кто работал в Бюро. Это было неминуемо — уж очень они отличались от окружающих. От обывателей. Когда ты смотришь на соседа, который с улыбкой приветствует тебя и рассказывает о погоде и видах на урожай, а ты знаешь не только его имя и фамилию, но и номер паспорта, номер машины, имя и фамилию его молоденькой любовницы, а также всех с кем спит эта вертихвостка, которая вытягивает из него деньги, когда знаешь все его нехитрые секреты и тайны и при этом понимаешь что можешь убить его движением руки — то крышу рано или поздно начинает сносить. Потому что ты — отличаешься от них. И равными себе признаешь только таких же волков в овечьих шкурах, что прячутся среди обывателей, стараясь не привлекать к себе внимания. И если ты начинаешь вот так о себе думать, то ты начинаешь совершать ошибки. Вот как «Виктор Полищук», который на самом деле ни черта не Виктор и конечно же никакой не Полищук. Он забылся, перестал стараться, начал полагаться на удачу, на то, что никто не заметит его навыки, поддался своему «эго»… и конечно же с таким опытом за плечами бывший ликвидатор не стерпел когда этот идиот Давид решил его спровоцировать. Будучи на задании, этот «Виктор» наверняка стерпел бы и удары, и оскорбления и даже глазами сверкать не стал бы, но будучи в отставке… этот бросок был ошибкой. Со стороны может это и выглядело как «ой, поскользнулся и Давид сам упал, ай-яй-яй», но вот последствия падения и перечень травм и переломов однозначно говорили, что это не случайность. Хладнокровный расчет человека, который привык делать другим людям больно. Таким как Виктор, сторожевым псам Бюро, было довольно трудно жить двойной жизнью, их с одной стороны приучали быть безжалостными и жестокими машинами для убийства, а с другой — жить жизнью ничем не примечательного гражданина своей страны… в какую бы их не забросило Бюро. Если так вдуматься, то жизнь ликвидаторов чем-то похожа на жизнь серийных убийц, точно такой же контраст между «дневной» стороной и «ночной моралью». Но и на старуху бывает проруха, Виктор допустил ошибку, которую возможно никто кроме Наполи и не заметил бы. Однако одна ошибка была усугублена другой, Семья решила, что не оставит травму Давида без ответа и дядя Гурам направил своих «бычков» потолковать с Виктором по душам… и если бы Наполи не вмешался, то сейчас скорей всего дядя Гурам был бы мертв. Неаккуратно сработал «Виктор Полищук», ой неаккуратно… а с другой стороны он был готов устранить последствия своей ошибки. Так как эти ребята все делают, одним способом. Говорят, что человек, у которого в руках молоток воспринимает все свои проблемы как набор гвоздей. Возникла проблема? Ударить со всей дури сверху, да так, чтобы по шляпку…

Точно так же не бывает «бывших» среди ликвидаторов Бюро. Они — те самые парни с молотками, вот только вместо молотка у них в руках может быть что угодно, их обучали убивать чем угодно и когда угодно… правда несмотря на разнообразие методов, способ решения проблем у них всегда один. Нет человека — нет проблемы.

И именно поэтому было важно чтобы «Виктор Полищук» перестал воспринимать Наполи и его Семью как проблему. Тут нет никаких проблем. И решать этот вопрос нужно было прямо сейчас, потому что сейчас у Семьи наклевывается контракт на строительство завода по производству напитков. И если «Виктор» и Наполи не придут к общему соглашению, то тогда лучше будет от греха подальше переехать. Но переехать для Семьи — это не просто чемоданы собрать. Это практически означает бросить тут активы, оставить налаженные связи и знакомства, похерить всю репутацию и начать все заново на другом месте… и если бы речь шла о ком-то другом, то Наполи предпочел бы конфронтацию. Но не в этот раз.

В стране идет активная борьба с организованной преступностью, сажают вплоть до замминистра, сажают и даже расстреливают. Да, статья «расхищение социалистического имущества» больше не является расстрельной, но вот квалифицированная часть, а именно «хищение государственной собственности в особо крупных размерах… за это расстреливали. И тут не нужно даже красть, достаточно получать выгоду. Семья дяди Гурама и Наполи зарабатывала деньги по-разному, был подряд на постройку асфальтовых дорог, а техники своей у облисполкома не было. Был цех в гараже, там шили 'фирмовую джинсу», практически неотличимую от оригинала, в подвале гаражного кооператива разливали по бутылкам водку, которую делали на месте из спирта, приобретенного для производства на местном Комбинате.

Конечно же дядя Гурам и старшие были знакомы со всеми влиятельными людьми в городе, с начальниками торговых баз и складов, с заведующими магазинов, с начальниками цехов в Комбинате и на заводе, с командирами войсковых частей, которые были расквартированы рядом с городом… так что социальная и экономическая база Семьи делала переезд практически невозможным. Уходить из города… это пробуждало наследственную память о том геноциде, который младотурки устроили армянам во времена Первой Мировой.

— Сидишь? — к нему подсаживается «Виктор», располагается рядом, подложив под себя какую-то картонку, чтобы не сидеть на земле: — как рука? Заживает?

— Заживает. — кивает Наполи. Этого он и ждал, думает он, не мог «Виктор» мимо пройти, ему нужно обязательно поглумиться над противником, в грязь его втоптать, насладится падением. А еще показать свое превосходство и в очередной раз по грани пройти, знает ведь что «бывших» в Бюро не бывает, что даже с перевязанной рукой Наполи может взять в руку тот самый пичак, которым сейчас только что мясо резал и… но нет, нужно гнать эти мысли. Он его специально провоцирует, нельзя поддаваться на провокации. Нужно успокоиться. В конце концов он не исполнитель, а автономный полевой агент, он знает, как противостоять такому типу людей.

— Это хорошо. — говорит «Виктор»: — что заживает. Глубокий порез. Вот как можно так на свой собственный ножик напороться? — он протягивает руку и берет пичак с расстеленной газеты, осматривает его со всех сторон, пробует лезвие ногтем и цокает языком: — острый. Любишь ты, Николай, острые ножи. Так и до беды недалеко…

— Хватит уже… — морщится Наполи: — ну хватит спектакли разыгрывать. Я все знаю. Ты все знаешь. У меня только один вопрос — ты на каком направлении работал в Бюро?

— Многие знания — многие печали, товарищ Иванов. Как там у Экклезиаста? Дай птице, парящей в небе познать хоть толику человеческой мудрости, и она тотчас упадет на землю мертвая… — хмыкает Виктор: — и с чего ты взял что я вообще где-то работал? Не понимаю, о чем ты. Я ж тренер, физкультурник. Окончил Ленинградский институт, по распределению сюда вот попал. В школе работаю. А ты вот с острыми предметами балуешься… порезаться можно. Как там кстати Жанна Владимировна?

— Все с ней нормально. — буркает Наполи, слегка раздосадованный тем, что собеседник не пошел в открытую. Психотип «Циник-Нарцисс» подразумевал что он может наплевать на правила и раскрыться, но видимо не в этот раз. Впрочем, и так все было ясно, даже если бы он сразу отрицать стал… а он не стал. Многие знания — многие печали, значит…

— Нормально все с ней, — повторяет Наполи и прищуривается на яркое осеннее солнышко в зените: — красавица и умница, чего уж там. И как ты умеешь баб везде кадрить, Полищук? И главное усилий вроде не прикладываешь…

— Жанна Владимировна — капитальная женщина. — кивает «Виктор»: — вот на ком жениться надо. А у тебя что с Мариной? Вот прям серьезно все?

— Да как сказать… — Наполи опускает голову. Вот оно, думает он, вот то чувство, та ниточка за которую можно все вытянуть. И он — вытянет. Чувство общности, сидят двое мужчина рядом с пляжем, под деревьями, рядом мангал догорает, вдали девушки в волейбол играют, а они тут о жизни говорят. О женщинах. Чем больше человек знает про другого человека — тем труднее ему его убить. И врать тут не выйдет, вранье такие как этот «Виктор» за версту чуют, рисковать возможностью выстроить отношения не стоит.

— Я ведь тоже в отставке. — признается он и бросает быстрый взгляд на «Виктора». Тот ничего не отвечает, только головой едва-едва вот так — кивает. Значит, все верно… значит можно продолжать.

— На мороз выкинули после Стамбула. — продолжает Наполи нарочито небрежно потягиваясь и отмечая, как поднимается правая бровь у его собеседника: — засветился во всех списках от запада и до востока. Дороги обратно за Занавес не было, мне в Москве предложили работу, в институте лекции читать, да за столом штаны до пенсии просиживать. Так что я уволился. Пока работал — ни семьи, ни

детей, ни девушки… ну ты знаешь, как это бывает. Сам такой же, я вижу.

— Хм.

— А тут дядя Гурам работу предложил. Я к нему и прибился. Сам понимаешь, семья. — Наполи разводит руками: — а за тот раз с Давидом я прощения прошу. Молодой идиот, вырос в тени отца, ни черта не понимает. Мало ему досталось, я ему лично еще пропишу. У него все есть, но нет, нужно что-то невозможное достать. Что-то у кого-то отнять. А у самого еще молоко на губах не просохло.

— Как у него здоровье? — интересуется «Виктор»: — не сильно я его приложил?

— Нормально все. Жить будет. И вообще такое ему только на пользу. Извинения он тебе лично принесет как поправится окончательно. И… — Наполи заколебался. Сказать «дай слово что ты его не покалечишь как он к тебе подойдет» — было бы слишком. Они же тут на доверии, верно? И потом, немного синяков и сотрясений этому идиоту Давиду и правда на пользу будет. В отличие от дяди Гурама Наполи прекрасно видел каким избалованным неврастеником вырос его двоюродный брат. Ему бы в армию… ну или в тюрьму попасть. Правда есть немалые риски что там его сломают, но если уж выживет, то человеком станет, а не сыночком-мажором, который на папиной «Волге» по городу катается и блядей клеит.

— Да все нормально. — говорит «Виктор» и кладет пичак обратно на газету: — не надо извиняться. Я и сам погорячился немного. Если с вашей стороны претензий нет, то и у меня не будет.

— Нет. Никаких. Все, разошлись как в море корабли. — Наполи разводит руками, показывая, как именно они разошлись: — никто никому ничего не должен. Компенсацию за неудобства я лично тогда вручу.

— Ну… как скажешь. — отвечает его собеседник: — а то я гадал куда тебе твои вещи притащить.

— Мои вещи? — делает вид что не понимает Наполи.

— Ну да. Опасный ты человек, Николай. И ножики у тебя острые и все остальное тоже смазано и почищено. Даже номера спилены. Давно я такого не видел… вот потом всем уже наплевать будет на номера… — «Виктор» вздыхает: — какие там номера уже… а сейчас люди стараются, спиливают.

— Ну да. Сразу понятно, что почем. — кивает Наполи. Конторские внутри страны не стеснялись, они бы спиливать номера не стали, они тут хозяева. Ну а если бы Бюро свою операцию проводило, то оборудование было бы новеньким и сразу с фабрики — без номеров и прочих возможностей идентификации. Ограниченным тиражом, спецзаказ для Бюро.

— Так и чего? — спрашивает «Виктор» вглядываясь туда, где над волейбольной сеткой взлетает белый мяч: — правда жениться собрался? Это не…

— Нет. — говорит Наполи: — вот запала она мне в душу. Я же в тот раз чуть не кончился, уже все подумал. Тем более что твою физиономию над собой увидел, тут-то думаю мне и конец. А потом она в машине надо мной хлопотала, я слышал… да и нельзя мне было раньше. А тут как-то расслабился…

— Марина — хорошая девушка. — кивает «Виктор»: — на свадьбу-то пригласите?

— Не. — мотает головой Наполи: — с моей стороны родня будет. А тебя уже Марина в список внесла. Тебя и всех твоих… — он кивает на девушек, которые перебрасывают мяч над сеткой: — всех твоих… товарищей. А у меня предложение к тебе есть, личное. Если ты на морозе, если сам по себе… то я бы тебе предложил…

— Работу? — брови у «Виктора» хмурятся, сходясь на переносице и Наполи поспешно поднимает руки.

— Нет, нет, нет. — говорит он: — никакой работы! С твоим опытом и умениями это было бы оскорблением. Нет, наоборот.

— Наоборот?

— Да, наоборот. Мы бы хотели, чтобы такой человек как ты — присмотрел за нами, понимаешь? За Семьей… ведь всякое может случиться и в этом случае лучше если ты будешь на нашей стороне. И тебе это тоже будет удобно, мы и по деньгам не обидим и связи у нас есть… тем более что мы уже практически одна семья…

— Семья?

— Конечно. Все свои. Если тебе что нужно — обращайся… — Наполи пожимает плечами. Полевой агент влияния — это не про прыгать по крышам с пистолетом в руке, пусть этим такие как «Виктор» занимаются, а он, Наполи ими управлять будет. Потому что он все просчитал еще в тот момент, когда в белой «Ниве» кровью истекал. «Виктор» уже попал как кур в ощип, он уже — его с потрохами. Действительно все очень просто, он относится к этой Марине и к Свете по-особенному, как к сестрам. Что опять-таки понятно, в течении тех лет что он на Бюро работал ему нельзя было привязываться в люди, вот едва только выйдя в отставку он принял своих соседок как свою семью… и раз он сам так решил, то этой связи нет прочнее. Далее все просто — Наполи жениться на Марине и становится… фактически его родственником. И если только Наполи сам не накосячит (а он не накосячит), то в дальнейшем они все будут одной дружной семьей… а уж о том, чтобы «Виктор» был этим доволен — он позаботится. Если ему что-то нужно, то Семья найдет способ…

— Слушай, Николай, а у вас знакомые есть среди медицинской профессуры? Кто бы ранней диагностикой рака занимался?

— Найдем.