Глава 19
Сентябрьское солнце, уже не такое щедрое, как летом, косыми лучами пробивалось сквозь высокие окна бухгалтерии молочного комбината. На подоконниках, выкрашенных белой масляной краской, стояли горшки с разросшимися фикусами и традесканцией, чьи длинные плети спускались почти до батарей центрального отопления, еще холодных в это время года. Между створками рам кое-где виднелась вата — следы прошлогоднего утепления.
Кабинет занимал угловую комнату на втором этаже административного корпуса. Потолки здесь были высокие, метра три с половиной, с лепниной по углам — наследие довоенной постройки. На стенах, выкрашенных в привычный казенный светло-зеленый цвет, висели плакаты «Бережливость — черта коммунистическая» и портрет нового генсека Горбачева, совсем свежий, повешенный только в марте. Рядом — доска почета с фотографиями передовиков производства за второй квартал.
Рабочие места располагались П-образно. Арифмометры «Феликс» соседствовали с новенькими электронными калькуляторами «Электроника МК-61», которые выбили для бухгалтерии только в прошлом месяце. На столе у Леночки красовалась еще и японская счетная машинка — трофей с недавней командировки главного инженера в ГДР. Повсюду высились стопки накладных, ведомостей, актов сверки. В углу тихо гудел вентилятор «Орбита», хотя необходимости в нем уже не было — через приоткрытую форточку тянуло прохладой.
У окна, выходящего во двор комбината, где как раз разгружали молоковозы с утренней приемки, стоял круглый столик с никелированными ножками — реликт из директорского кабинета, списанный лет пять назад. На вышитой крестиком скатерти — работа Инночкиной свекрови — расположился целый натюрморт: эмалированный чайник в мелкий синий цветочек, сахарница с щипчиками, блюдце с нарезанным «Бородинским» и кусочками «Российского» сыра собственного производства. Рядом — хрустальная вазочка с карамельками «Гусиные лапки» и ирисками «Кис-кис».
На подлокотнике Женечкиного стула висела ее фирменная кофта крупной вязки — бордовая, с узором из кос, связанная по выкройке из «Работницы». На столе перед ней, кроме стакана в серебряном подстаканнике с выбитой надписью «Ударнику коммунистического труда», лежал недочитанный журнал «Крестьянка» — сентябрьский номер с осенними рецептами заготовок.
В дальнем углу, у сейфа довоенного производства, стоял еще один стол с пишущей машинкой «Украина» — там обычно работала машинистка Валя, но сейчас она ушла в отдел кадров отнести больничные листы. На ее столе красовался настольный перекидной календарь, открытый на дате «16 сентября 1985 года, понедельник».
Через приоткрытую дверь из коридора доносились приглушенные голоса и стук каблуков по паркету, скрип половиц под линолеумом и отдаленный гул работающего где-то внизу компрессора. Но здесь, в бухгалтерии, в этот тихий послеобеденный час царила особая, почти домашняя атмосфера — та самая, что делала эти пятнадцатиминутные чаепития маленьким островком уюта в море производственных будней.
Честно говорят эти пятнадцать минут имели странное свойство растягиваться до получаса, а то и больше, но кто же будет считать рабочее время самих бухгалтеров? Это они всех считают, а не наоборот. Кто будет сторожить сторожей? Некому. Потому что караул устал и без чашки-другой ароматного грузинского чая со сладостями никто и никуда не двинется, не перевернет лист журнала, не побегут быстрые пальчики по клавиатуре арифмометров и не коснется автоматическая ручка ведомости, утверждая и подписывая ее.
— Сегодня опять путевые листы заполнили с ошибками. — ябедничает Инночка, самая молодая из троих женщин и покачивает головой, отчего золотые сережки в виде небольших парусников в ушах начинают раскачиваться в такт: — и откуда они таких водителей берут? В школе не учились? В одном слове по две ошибки, а это документация строгой отчетности! Мне же исправлять там запрещено! Я так и подшиваю все — с буквой «А» в слове «получено»!
— Это слободские ребята. — кивает Женечка, стройная брюнетка с аккуратной укладкой: — они может и не сильно грамотные, но пальца в рот там не клади, если где чего утащить или приписать, то так соображают, что некоторые грамотные не поймут.
— Понабирают… — вздыхает Леночка, ставя чашку с чаем на фарфоровое блюдце: — всяких… впрочем, чего это мы все о работе. Лучше скажи мне Жень, отчего ты у нас такая сегодня красавица? Никак встретила кого и расцвела?
— Что? Да полно вам… — смущается Женечка: — что вы такое говорите… я сегодня такая же как и всегда.
— Инночка? — лениво бросает Леночка, повернув голову.
— А? — встрепенулась девушка, поспешно прожевав кусочек пирожного: — что такое?
— Инночка, вот тут наша Женечка говорит, что сегодня она как всегда… — мурлычет Леночка, подперев подбородок рукой: — развей ее заблуждения на тему «никто и не заметит».
— Женечка? — девушка поворачивает голову и окидывает Евгению Петровну Лермонтович взглядом с головы до ног: — ну мы с утра об этом говорили. Жень, ты же прическу сменила, покрасилась вчера. Теперь ты у нас не просто брюнетка, но с каштановыми волосами.
— Просто подстриглась, вот и все! В парикмахерскую сходила…
— … а еще ты блузку новую надела, гэдээровскую, туфельки лакированные, югославские и жемчуга свои на шею накинула… и часики почистила. Накрасилась вон… яркая помада и тени какие!
— У меня просто настроение хорошее!
— Знаешь, Женечка, у нас тут очень маленький и тесный коллектив. Нас всего пятеро, для нашего молокозавода это маловато. — говорит Леночка: — при таких объемах производства нам нужен отдел в двадцать человек. Но мы справляемся. Потому что мы тут все вместе. А в тесных коллективах скрывать что-то от своих товарищей чревато. Всякое может произойти. Вот отдадим тебя на растерзание в цеха розлива и брожения, будешь знать.
— А я вот ничего не скрываю! — вставляет свои три копейки Инночка: — даже как в тот раз с Холодковым в гостиницу ходила — рассказала!
— И лучше бы ты промолчала, ей-богу. — морщится Леночка: — не то, чем стоит гордиться.
— Между прочим есть чем гордится. Пять раз подряд! — обижается Инночка: — как нечем гордиться? Мало кто может вот так… и вообще, я же не просто так! У меня идеологическая составляющая!
— И какая может быть идеологическая составляющая в том, чтобы пойти на квартирник к Ивановым, надраться там вместе с сомнительными личностями, а потом пойти ночевать в гостиницу вместе с Холодковым? — вежливо интересуется Леночка.
— И… ничего не с сомнительными личностями. Это же Петька Пить, Ирка и Слон. — поясняет Инночка: — там же еще Тамарка Каренина была, телеведущая, ну которая замуж за Музыча вышла этим летом и Маринка с Лехой из «Вечерки»! Все уважаемые люди города на квартирниках у Ивановых бывают! Весь бомонд! И вообще в город съемочная группа приехала же, снимают «Мгновения любви», так там режиссер был! Высокий такой и седой, из Москвы! Вот!
— Как я и говорила — сомнительные личности. — кивает Леночка: — и как ты умудряешься, Инночка вляпаться в такие вот круги общения? Кроме того… Холодков? Снова⁈
— Он обещал исправиться! Он сказал, что всех забудет и будет только со мной! И вообще, все что про него в городе говорят — враки! Потому что Серега никак не мог с Доброй Вожатой встретиться! И насчет женской бани тоже враки!
— Вот помяни мои слова, Инночка, он тебе снова сердце разобьет. Такие как Серега Холодков никогда не меняются. А если и меняются, то только в худшую сторону. Поверь моим… — Леночка поднимает руку и оттопыривает на ней три пальца: — моим трем разводам. Я на любовном фронте ветеран, вся в орденах, медалях и шрамах. Мне достаточно на человека взглянуть, и я сразу определяю, кто таков и куда готов. Твой Холодков хуже чумы, таких как он нужно от общества изолировать и на северный полюс отправлять, пусть там белых медведей соблазняет.
— Мой тоже много чего говорил. — добавляет Женечка: — да как только Бобка родился так сразу в кусты. А я на двух работах крутилась чтобы нас прокормить, да еще и в очереди в молочную кухню отстаивала… мужики все козлы, вот что я скажу.
— Ну вас. — обиженно говорит Инночка: — вот вы так говорите, а Женечка на работу в новом макияже и с прической пришла. И жемчуга свои надела… а для кого? Ясно дело, появился у нее кто-то!
— Точно. — Леночка поворачивается назад: — и кто же у тебя появился? Тот высокий автомобилист из соседнего подъезда? Или который тебе стихи писал нерифмованные? Ну который «твои пальцы чертят карты несуществующих стран на моем плече, пока за окном дождь стирает границы между небом и землей»?
— Как ты это еще запомнила? — передергивает плечами Женечка: — ужас какой, как вспомню, так вздрогну, творчество душевнобольных… он еще у моего подъезда меня караулил после работы, сидел на лавочке как сыч, мрачный, в темной одежде, брр… и пахло от него как от старого деда — нафталином.
— Таак, значит не поэт… — Леночка упирает пальчик в подбородок: — и не автомобилист… но кто же?
— Девушки-красавицы! — в дверь просовывается чья-то улыбающаяся физиономия: — мне бы путевые листы заверить и трудодни подписать!
— Не видишь, мы заняты? Читать не умеешь? — повышает голос Инночка: — там на двери написано же что перерыв пятнадцать минут!
— Не написано. — разводит руками посетитель: — и какие пятнадцать минут, вы уже полчаса…
— Пшел вон! — в голосе у Леночки звенит металл, и посетитель поспешно прячется за дверью, пробормотав что-то вроде извинения.
— Ну что за люди. — качает головой Леночка: — написано же… и куда все лезут? Их много, а мы одни… и так забот невпроворот.
— Точно-точно. — кивает Инночка: — а сегодня нам еще добавили… девчонок из команды откомандировать нужно. Они же у нас как работницы горячего цеха числятся, чтобы все льготы и прибавки к коэффициентам были, а Гектор Петрович сказал, что теперь они будут прикомандированы к Комбинату… но прибавку за вредность можно получать только если у нас в горячем работаешь, у Комбината свои поправки. А Гектор Петрович велел чтобы у них заработная плата ни в коем случае не упала, а наоборот, даже повысилась! А мы и так максимум выжимаем с учетом сложности, вредности производства и трудового стажа! У Бергштейн этого трудового стажа всего год с небольшим, как ей зарплату повысить⁈ Да еще сегодня этот тренер зайдет, чтобы по выделению помещения для тренировок поговорить… и трудодни командировочных подписать.
— И правда добавили нам работы… — задумчиво говорит Леночка: — но… погоди, ты сказала, что тренер этот к нам зайдет сегодня?
— Зайдет. Нам нужно документы командированных ему передать и по командировкам согласовать. А еще Гектор Петрович сказал, чтобы служебное помещение под магазином в центре выделили — для нужд команды. Там еще и комиссию собрать нужно и на месте акты приема-передачи подписать. — кивает Инночка: — я даже удивилась что Женечка вызвалась на место выехать, обычно всегда Валю направляют или меня… ой! — она прижимает ладонь ко рту и оглядывается на Леночку: — ой, я поняла! Так вот почему Женя на работу сегодня такая красивая пришла!
— И правда. Так вот почему… — Леночка поднимает чашку с чаем, скрывая свою улыбку: — вот почему Женечка свой жемчуг надела…
— Ничего подобного! — девушка с аккуратной укладкой категорически отрицает все инсинуации: — я просто оделась так сегодня, вот! Ну и потом… Виктор Борисович за моего сына заступился, а я ему даже спасибо толком не сказала!
— И как именно ты будешь говорить ему «спасибо», Женечка? В вертикальной или все же в горизонтальной позиции? — мурлычет главный бухгалтер молокозавода, отставляя чашку от себя и наклоняясь чуть вперед: — нельзя же быть такой неблагодарной…
— Да ну вас! — отмахивается Женечка: — нету между нами ничего!
— А вот и зря. — говорит Инночка: — а чего нету? Он вроде такой… здоровый. И выносливый. И симпатичный даже.
— У него уже есть девушка. Даже несколько! Знаете, что про него говорят!
— Ну и какая разница? Тебе с ним не детей крестить. — пожимает плечами Инночка: — а для здоровья полезно.
— Ты Женьку с пути не сбивай. — говорит Леночка: — она у нас правильная, нечего ей по гостиницам шарахаться. Она хоть и мать-одиночка, но все равно. Имеет право быть одна, если хочет.
— Да я и не хочу особенно. — отвечает Женечка: — то есть замуж теперь точно не хочу, но вот одной совсем тоже как-то неуютно. А мужики как узнают про Бобку так сразу от меня шарахаются, кому нужна такая… с прицепом.
— Брось. — машет рукой Леночка: — ты красивая и работа у тебя хорошая, вон уже зам главного бухгалтера завода. Зарплата высокая и премиальные мы тебе в этом квартале выпишем, ты чего? Завидная невеста. Иди и хомутай этого тренера, какая девчонка с тобой в опыте сравнится?
— Да разве ж я могу с молодыми спортсменками конкурировать? — вздыхает Женечка: — ну и потом — как мы с ним вообще можем сблизится? В моем возрасте в кино ходить уже как-то… стыдновато.
— Тебе, Евгения Петровна — тридцать два, а не шестьдесят пять. Рановато ты себя хоронишь. Кстати, вон японские ученые открыли что секс этот для здоровья и молодости полезен вообще. От него кожа улучшается и молодость дольше сохраняется. Ты вон на Инночку посмотри, какая у нее кожа, а все, потому что она по гостиницам с Холодковым шляется.
— Не шляюсь я уже! Я с ним порвала!
— Порвала она. Сегодня порвала, а завтра?
— Елена Викторовна! Вас не поймешь — то вам Холодков не нравится, то для здоровья полезно!
— Инночка, умная женщина находит себе, где сходить налево, но при этом не наследить и не стать притчей во языцех.
— … ах вот как!
— А ты, Женечка, не тушуйся, все у тебя получится. Ты у нас красотка, хоть куда. Тут главное не спугнуть мужика, а твой тренер уже знает, что у тебя сын есть. И он, кстати, больше не учитель в школе, так что никаких служебных ограничений. — главный бухгалтер поднимает свою чашку и пригубляет ее.
— Девушки-красавицы, мне бы путевые… — открывается было дверь.
— Не видишь, у нас перерыв⁈ — повышает голос Леночка и дверь поспешно закрывается.
— Все-таки нужно с Холодковым завязывать. — задумчиво говорит Инночка: — с ним ходить — это как на витрине магазина под увеличительным стеклом. Все про тебя сразу знают. И… кстати, Жень, у Ивановых в эту пятницу снова квартирник будет, там куча интересных людей будет. Пошли со мной? Возьмешь своего тренера, тем более что Марина его знает, а Тамарка Каренина всегда с ним познакомиться хотела! И режиссер этот московский будет… наверное.
— На квартирник? Это что такое вообще? — хмурит брови Женечка.
— Ну ты отсталая, Жень! Сейчас так модно же! Узким кругом, не официально, типа «квартирная пати», там вся богема нашего города собирается! Прямо как в Париже! — горячо говорит Инночка: — все модные люди там бывают!
— Провинциальные вечера, блеск и нищета Парижа в редакции Колокамска. — качает головой Леночка: — прямо как у Бальзака все. Петька Пить и мадмуазель де Бовари, конечно же. Как денди лон
— И ничего не как у Бальзака! На квартирнике у Ивановых как-то раз даже Андрей Миронов был! И певцы бывают! Даже Алла Пугачева однажды чуть не была! Думаете в Москве иначе? Только избранные туда попадают! Это, между прочим, большая честь.
— Но… если там только по приглашению, как мы туда попадем? — Женечка беспомощно разводит руками.
— Ты чего, Жень? Я же сказала, что тебя с собой возьму. А тренером твоим люди интересовались уже… вон и Тамара хотела бы познакомиться и вообще. Он же интересный!
— Здравствуйте, девушки-красавицы! Мне бы бумажки подписать и…
— Не видишь, перерыв у нас! Читать научись! — рычит Женечка, не поворачиваясь к двери и вдруг понимает, что ее собеседницы — застыли со своими чашками в руках. Она осторожно поворачивает голову…
— Ой, это вы! — говорит она, поспешно меняя тон голоса: — Виктор Борисович! Да вы проходите, проходите… чего в дверях стоять…
— Так если у вас перерыв, то я попозже…
— Нет, нет, нет, все в порядке, проходите, сейчас все оформим…