Тренировочный день 8

Глава 15

Глава 15

Айгуля Салчакова

Она возвращалась к себе в общежитие в приподнятом настроении. Выходной день, погуляла с подружками в парке, побездельничали, даже в киновечер сходили. В универмаге присмотрела себе кофточку, не сказать, что прямо совсем хорошенькую, великовата слегка, но для будней в «гражданке» походить вполне сойдет, а Наташка Маркова сказала, что знает одну тетку, которая эту кофточку так под фигуру подогнать сможет, что будет сидеть как влитая.

Посплетничали вдоволь, Маркова и Маслова, как всегда, все и про всех знают, обычно и темы для разговора они выбирают, но в этот раз и она… как там — «мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь и просвещеньем, слава богу, немудрено у нас блеснуть!» Так что и она сегодня блеснула, да. Рассказала про Железнову, которая живет в домике недалеко от набережной, в Дворянском Гнезде, она и сама про это узнала случайно, кто-то в общаге сказал, что видел, а потом она мимо случайно проходила и увидела и саму Арину, и ее «Бортпроводников». Даже с полчаса рядом послонялась, посмотрела, чего они там делают. Так что сегодня ей удалось и Наташку и Аленку впечатлить, обычно это они сплетни да факты на хвосте таскают, что твои сороки, а сегодня она выдала. Ну и плюс свадьба Марины и Николая. Николай этот давний Витькин знакомый, судя по всему… но не то чтобы вот прямо дружили они крепко. Потому что она этого Полищука знает, когда Николая в лесу нашли, когда Витька его к ним притащил, то выглядел Николай очень плохо. А вот Витька на него сверху вниз взглянул, и вертикальная морщинка у него между бровей появилась. Смотрел Витька на этого незадачливого Николая совсем как цыган из анекдота про своего сына и бочку смолы «Дорогая, как ты думаешь, проще этого отмыть или все-таки нового завести?».

То, что они знакомые, Айгуля не отрицала, но вот друзья вряд ли. Так на друзей в беде не смотрят. Конечно, Витька никогда бы человека в беде не бросил, он все же комсомолец и советский педагог, а теперь еще и тренер, мимо бы не прошел. В этом она не сомневалась. Но и радости особой при этом он не испытывал. Подъема праведного «мы же человека спасаем! Каждая человеческая жизнь уникальна!» — не было.

Так что этой Маринке повезло что Витька знает как именно и куда жгут накладывать и вообще не паникует в критической ситуации, вон как она истерику закатила при виде крови «Он умирает, Витенька, сделай что-нибудь!». Тьфу, смотреть тошно. Сразу видно, что городская девчонка.

Айгуля шла по Новослободской улице, потом свернула на Пролетарскую — знакомый маршрут от центра к общежитию. Фонари уже зажглись, бросая желтоватые круги света на асфальт, кое-где потрескавшийся, но еще крепкий и гладкий. В трещины пробивались робкие зеленые ростки. Между желтыми островками световых пятен тянулись уютные полосы сумерек. Воздух был теплый, но уже с той особенной сентябрьской свежестью, когда чувствуешь — лето кончается, скоро листья начнут желтеть.

Мимо тянулись невысокие деревянные домики с резными наличниками, кое-где проглядывали двухэтажные кирпичные постройки сталинских времен с их основательными подъездами. В окнах мелькал голубоватый свет телевизоров — наверное, «Время» показывают или какой-нибудь фильм. Где-то лаяла собака, где-то хлопнула калитка. Обычный вечер, обычного провинциального города. Девушка зябко передернула плечами, все-таки уже не лето, в легком платьице было прохладно.

Общежитие стояло в конце квартала — типовое пятиэтажное здание из силикатного кирпича, построенное лет десять назад для студентов педучилища. Перед входом был небольшой дворик, обнесенный невысоким забором. Росли молодые березки, под ними стояли деревянные скамейки, на одной из которых курили двое парней — она их не знала, наверное, из технического училища, что находилось неподалеку.

Крыльцо было широкое, бетонное, с металлическими перилами, выкрашенными зеленой краской. Тяжелая двустворчатая дверь, обитая дерматином, с большим стеклом посередине, за которым виднелся освещенный холл с дежурной, тетей Таней, пожилой женщиной, которая вязала спицами что-то длинное, подслеповато щурясь через толстые очки. Над дверью висела табличка «Общежитие № 2 Колокамского Металлургического Комбината».

Айгуля толкнула дверь и вошла в холл, готовая к тому, что дежурная сейчас поднимет голову, бросит на нее внимательный взгляд, а узнав — снова вернется к своему вязанию.

— Наконец пришла! — услышала она и обернулась.

— Анвар! — она моргнула от неожиданности. Что ее старший двоюродный брат делает в холле общежития? Ее ждет? Но зачем?

— Айгуля, ты где шляешься по ночам? — говорит ее брат, и делает шаг вперед: — ты что делаешь? А ну, пошли домой! — и он хватает ее за руку. Она инстинктивно тянет руку на себя, но не получается, Анвар старше и сильнее, пусть даже ростом ниже.

— Никуда я не пойду. — твердо говорит она: — а ну пусти!

— Айгуля! — он повышает голос и дежурная в своей кабинке — поднимает голову, с любопытством глядя на разворачивающуюся перед ней сцену. Анвар тут же — понижает голос и кивает на дверь: — давай поговорим снаружи.

— Отпусти. — она выдергивает руку из его пальцев.

— Все, отпустил. — примирительно говорит он, поднимая руки: — все, пошли, поговорим. — он выходит первым, толкая дверь. Айгуля разводит руками в стороны, как бы извиняясь перед тетей Таней за сцену. Та кивает и снова возвращается к своему вязанию. Айгуля же следует за своим братом, толкая дверь и выйдя наружу.

На улице свежий воздух, над крыльцом горит фонарь, об него бьются ночные мошки, стремясь к свету. Лавочка, на которой курили молодые люди из училища — пуста. К ней и направляется ее брат, засунув руки в карманы и слегка сутулясь. Она следует за ним.

Возле лавочки брат останавливается. Мнется на месте, переступая с ноги на ногу. Вздыхает. Наконец поворачивается к ней.

— Вот что. — говорит он: — ты бы домой вернулась, а? Тетя места себе не находит.

— Ну да. — фыркает она и садится на лавочку, закидывает ногу на ногу и скрещивает руки на груди: — конечно. Она меня и выгнала.

— Не выгоняла она тебя. — говорит Анвар: — чего ты сразу? Просто ты себя ведешь как…

— Как я себя веду? Она меня шалавой называет! И говорит, что терпеть такое у себя дома не собирается! Ну вот пусть и живет сама по себе в своем доме!

— Тетя Хадиджа волнуется. — настойчиво повторяет Анвар: — за тебя же переживает, Айгуля. И… ну местами она права. Сам понимаешь, что тетя Хадиджа сюда не от хорошей жизни перебралась, когда она с твоим папой встречаться начала, ей на родине жизни бы не дали. Только поэтому вы и переехали. Ей трудно по-другому жить.

— Тебе-то хорошо говорить, тебе никто ничего не запрещает! Хочешь спортом заниматься — занимайся. Хочешь со своими дружками по ночам песни горланить и с местными драться — пожалуйста! А мне она запрещает из дому без платка выходить и позже десяти гулять!

— Так ты же девушка. — тихо говорит Анвар: — я парень, а ты девушка. Вот и вся разница. Была бы ты парнем, Айгуля, тетя Хадиджа и слова не сказала бы, делай что хочешь… но ты девушка. Кто тебя замуж возьмет после того как…

— Ой, вот только от тебя я такого слышать не желаю! — Айгуля вскакивает с лавочки и упирает руки в бока: — с маминого голоса запел⁈

— Кутиб тур! Погоди! — брат поднимает руки перед собой: — ты чего завелась, singlim? Хадиджа-хон дело говорит. Ладно ты вот сейчас играешь в свой волейбол, на площадке прыгаешь в одним шортиках и майке, но что потом? Если на родине узнают, то где мы потом тебе такого мужа найдем, чтобы смирился с тем, что его жену все мужчины тут видели в нижнем белье почти?

— Это спортивная форма!

— Да купальники больше закрывают чем эта ваша спортивная форма! Мужики на ваши соревнования ходят не для того, чтобы за ваши мячи там болеть, кто кому забил и чего! А для того чтобы попялиться на вас вдоволь! Да вы бы голышом играли и то меньше скандалу было бы! Ты видела нашу форму в боксе? У нас шорты до колена и майка сверху все закрывает, вот что значит спортивная форма! А у вас специально шорты так подрезают, что половина задницы видна! Видел я на вашем последнем матче как ваша двадцать третья прыгает, а у нее все вываливается, все в обтяжку! — машет руками Анвар, показывая, как именно у номера двадцать три все в обтяжку и все вываливается.

— Ну… — Айгуля чешет голову, вспоминая: — это ж Валька Федосеева, а у нас на матч новая форма пришла, красно-черная. А Вальке шорты эти явно маленькие… и майка в обтяжку, угу. Но это только раз такое было!

— И по всему городу слухи ходят что этот ваш новый тренер вас всех как своих наложниц пользует, чтобы вы результаты давали!

— А это вовсе бред! Бред сивой кобылы! Нашел кому верить, сплетникам городским!

— А то, то ты с ним и еще двумя девками из малярной бригады на озера ездила — тоже бред? И что у вас палатка только одна была⁈

— Витька снаружи спал в спальнике!

— И что ты к нему в комнату сбежала и жила там два дня пока тебе комнату в общаге не выделили — тоже бред?

— … три дня.

— Что?

— Три дня, говорю. — Айгуля складывает руки на груди: — три дня, если поездку на озера считать. В отделе кадров на выходных закрыто было. Кроме того, если хочешь знать, Витька меня замуж звал, вот. Как честный человек.

— А? Правда, что ли? — лицо Анвара светлеет: — так а чего ты молчала? Наши и правда тебя такую уже не возьмут, а тут такая удача! Давай я все тете Хадидже объясню, когда у вас свадьба?

— Никогда. — мстительно прищуривается Айгуля: — отказала я ему, потому что бабник. И кобель, совсем как ты.

— Ай, женщина! Ты чего творишь⁈ Он может быть бабником, потому что мужчина! Мужчина когда бабник — значит хорошо! Есть мужская сила! А если женщина по рукам пошла, значит шлюха и шалава, чего тут непонятного⁈ Все, давай, соглашайся, будете жениться. А если он слова своего не сдержит или там заднюю включи, я сам с ним поговорю, по-мужски!

— Знаешь что, Анвар, иди-ка ты в пень. — говорит Айгуля, неожиданно успокаиваясь: — вот сам иди и маме передай. Я — свободная женщина Востока, как товарищу Сухов говорил, а вы со своими феодальными замашками и мужским шовинизмом идите в пень. Строем, под барабаны и с развернутыми знаменами.

— Singlim, ты не понимаешь еще за жизнь… если этот твой Витька согласен тебя порченную в жены взять, так и хорошо! Давай я поговорю с ним, он у меня быстро согласится!

— Ты как будто меня не слышишь. — вздыхает Айгуля: — не пойду я за него. По крайней мере пока. У него с Лилькой роман… или что там между ними двумя. И вообще, замуж пока не собираюсь. Мы в первую лигу вышли, у нас первый матч в Ташкенте через три недели, готовиться нужно. Если выйдем в плей-офф, то нас заметят. Я вообще хочу на Олимпиаду попасть в составе национальной сборной, а не детей нянчить да пеленки гладить. Мастера спорта международного класса хочу. Ты вон в боксе выше разрядника не поднялся.

— Да ты чего вообще в боксе понимаешь, женщина⁈

— Ничего не понимаю. Но у тебя третий взрослый, а я — мастер спорта.

— Ты женщина!

— А ты мужчина. И что?

— Слушай, singlim, я сейчас тебя просто за шкирку возьму и домой притащу силой! И заставлю тете Хадидже извинения принести! — Анвар выпрямляется и встает перед ней, глядя ей в глаза: — думаешь не смогу?

— А ты попробуй! — Айгуля делает шаг вперед, они почти сталкиваются лбами: — попробуй! Я тебя потом никогда не прощу!

— Слушай, ты! — Анвар хватает ее за руку, он силен, он мужчина, но она — быстрая и гибкая, она легко стряхивает его руку и делает шаг назад.

— В последний раз говорю, singlim, возвращайся домой! — повышает голос ее двоюродный брат: — или я тебя сейчас приволоку!

— Насильно? — фыркает она ему в лицо: — вот так, на веревке⁈

— Надо будет — насильно. — кивает он: — надо будет и на веревке. Ты совсем от рук отбилась! И никакого Ташкента, ты что не понимаешь, что тебе туда нельзя, дура⁈

— Одилова уже арестовали, я газеты читаю. — отвечает она: — Хозяин Ахмаджан арестован еще в прошлом году и вывезен в Москву по «хлопковому делу». Фергана снова свободна. Да и едем мы не в Фергану а в Ташкент.

— Никогда Фергана свободна не будет, идиотка. Хозяина арестовали, а его псы на свободе остались, зло затаили. Нельзя тебе на родину. Ни тебе, ни тете Хадидже. Возвращайся домой, сестра, я за тебя слово замолвлю перед Хадиджой-хон, она тебя сильно наказывать не будет. А если нужен тебе этот Полищук, так я с ним поговорю, и он мигом на тебе женится, у меня все же разряд по боксу.

— Дурак ты, Анвар. И не вернусь я никуда, так и знай.

— Жизни ты не знаешь, singlim. Чья вина что ты девочкой родилась? Родилась бы мальчиком и творила что хотела. Но честь семьи тебе позорить я не дам, поняла? Собирай вещи и пошли! Или на веревке потащу! — Анвар делает шаг вперед и снова хватает ее за руку, на этот раз его хватка крепче, и она не может стряхнуть его руку, хотя и пытается разжать пальцы… пытается, но у нее ничего не получается! Он тянет ее к себе, и она вдруг понимает, что ничего не может с этим сделать, пусть он даже ниже ее, но он весит больше, он сильнее! На секунду она снова чувствует себя беспомощной девочкой, совсем как тогда, в детстве…

— Пусти! — говорит она, пытаясь освободится: — пусти, кому сказала! Я сейчас закричу!

— Кричи. — отвечает Анвар: — кричи-кричи, позорь нашу семью еще больше, singlim. Ты этого хочешь? Чтобы твоего отчима из ресторана выгнали? Чтобы меня в тюрьму посадили? Кричи давай, пусть у тебя родных совсем не останется, поживешь одна, кому ты такая нужна? Не идешь добром, вырублю тебя и потащу на спине.

— Да как ты… — она поднимает руку, замахиваясь. Колеблется.

— О, да ты никак руку решила на старшего брата поднять? Давай, попробуй. — Анвар все еще не отпускает ее: — давай. Покажи на что способны мастера спорта. Ты просто баба, обычная слабая баба, singlim и…

— Хлесть!

— Даже не почувствовал, singlim. — качает головой Анвар: — у меня даже кожа не покраснеет от такого удара. Это и не удар вовсе.

— Согласен. — звучит новый голос и Айгуля вдруг — чувствует облегчение, как будто гора с плеч свалилась. Только что Анвар тянул ее, и она не могла сопротивляться, но этот голос… такой знакомый голос…

— Ты еще кто такой? — бычится Анвар, глядя на нового участника беседы.

— Салчакова, ты чего по ночам шаришься? Вечно вы в какие-то неприятности влипаете. — продолжает тем временем знакомый голос и Айгуля окончательно приходит в себя.

— Это мой брат. — поясняет она: — Вить, а ты чего тут делаешь?

— Да так. Стреляли… — туманно поясняет Виктор, который делает шаг вперед и смотрит на них внимательным взглядом: — мимо проходил. Лильку с Машей домой проводил. Но вообще, кто же так своих братьев бьет, Салчакова? Дай-ка я покажу…

— Не надо!

— … тунц!

— Вот так нужно. — удовлетворенно смотрит Виктор на лежащего в пыли Анвара: — ты ежели в челюсть собралась бить, то кулак доворачивай и локоть выше держи. И всем корпусом удар, как по мячу, а не рукой. Вкладывай массу в удар, Салчакова, понимаешь. Вот так… — он встает сзади нее и кладет руки на ее предплечья: — видишь? И корпусом, корпусом…

— Это между прочим был мой брат, Полищук!

— Что значит — «был»? Ты чего такая пессимистичная, Салчакова? Был и есть, живой он, просто немного отдохнуть прилег. Устал с тобой спорить, понимаешь. Ты порой такая упрямая…

— Витька!

— Вот! Вот! Это удар, я понимаю! Если бы я не закрылся… давай еще разок! Только локоть выше и кулак доверни…

— Витька, скотина!