Тренировочный день 8

Глава 11

Глава 11

Марина, которая колеблется и не знает что ей нужно от этой жизни

— Тетя Марина — спелая малина! — по коридору проносится конопатое чудо, сверкая поцарапанными и загорелыми коленками.

— Катька! А ну в свою комнату, спать пора! — вслед конопатому чуду несется громкий голос Глафиры Семеновны: — кому сказала, егоза! Марина, у меня там два пирожка осталось, может заберешь? С картошкой и яйцом, а то вон какая худая, одни глаза.

— Тетя Глаша, да у меня и так задница в двери не пролезает. — говорит Марина и поднимает руки: — я со вчерашнего дня на диете. Твердо решила похудеть. Особая диета, московская — по четным дням с утра стакан уксуса, а по нечетным — разведенной соды. Одна чайная ложечка на стакан теплой воды. И раздельное питание.

— Стакан уксуса? — всплескивает руками Глафира Семеновна: — ты ж сожжешь себе все! Валерка из сорок пятой третьего году хлебнул уксуса из бутылки, думал, что водка, так его потом на «скорой» увезли и операцию делали! До сих пор толком говорить не может и через дырку сбоку в животе питается…

— Ну не совсем уксуса. Развести тоже нужно… двухпроцентный раствор. — поясняет Марина, проходя на кухню: — а вечером можно яблока кусочек или творога. Яблока у меня нет, а творог Светка принесла с магазина.

— Как же ты сухой творог есть-то будешь? — качает головой Глафира Семеновна: — поперек горла станет. Вон возьми сметанки у Витьки, все равно пропадет.

— Чего это? — удивляется Марина: — а Витька где?

— Так в Москву уехал, у вас же смены были посуточные, вот и не знаешь. — отзывается Глафира Семеновна, открывая дверь холодильника и заглядывая внутрь: — он же уволился со школы, вот теперь на новой работе ему нужно себя показать, так в командировку и полетел со своей девушкой…

— Что? Погодите, постойте! Тетя Глаша, погодите… — Марина поднимает руку, словно школьница за партой на уроке, жаждущая чтобы на нее обратил внимание учитель: — уволился? Как уволился? Из школы? И… что за девушка⁈

— Как уволился? — тетя Глаша пожимает своими большими, округлыми плечами: — как все люди увольняются, написал заявление по собственному желанию, вот и все.

— Глафира Семеновна! — на кухню заходит сосед, Гоги Барамович, вечером он в белой майке и тренировочных трико внизу, да в тапочках на босу ногу: — О! И Марина-джан тут! Хорошо! Слушайте, нам бы собрание жильцов провести… а то тут у старенького Леопольда дурные вести.

— Как есть дурные. — вслед за Гоги на кухню протискивается Леопольд Велемирович, он снимает очки и протирает стекла замшевой тряпочкой: — вы слышали, что Виктор наш уважаемый сосед уволился из школы?

— Как раз обсуждаем. — говорит Марина: — и я не поняла, с какой еще бабой он в Москву поехал? Лилька же тут, я ее видела в пятницу на танцульках…

— Марина-джан, дело серьезное, а ты на Витьку бочку катишь. — укоризненно качает головой Гоги: — может у него любовь? К женщинам? Пока он неженатый, слушай, пусть летает с кем хочет, лишь бы не залетели там! — он хохочет, довольный своей шуткой.

— Гоги Барамович, посерьезней. — наконец заканчивает протирать очки Леопольд Велемирович и водружает их себе на переносицу: — дело в том, что Виктор Борисович наш уважаемый в нашей коммуналке от третьей общеобразовательной школы, а это значит…

— Что его отсюда выпрут! — догадывается Марина: — но погодите! По закону не могут! Пока он другую работу не найдет и ему там не выделят жилье. У нас же социалистическое государство, у нас никого на улицу не выкидывают!

— Тут ты, конечно, права, Мариночка. — кивает Гоги: — вот только Витька наш уже устроился на другую работу и у меня имеются точные сведения что ему Комбинат жилье уже выделил. Понимаэтэ? — от волнения Гоги аж пятнами пошел: — ты что, нэ понимаешь что это значит? Комнату кому-то еще отдадут! А нам это зачем? Витька хороший сосед был, но если уж он уходит, нельзя комнату никому отдавать! Кто у нас в расширении нуждается? Давайте останемся как есть — вот сколько нас тут есть…

— Так вы переживаете что комната его мимо уплывет… — понимающе кивает Марина: — ааа, так вот в чем дело. А я-то думала…

— Марин, ты не подумай, мне Витька нравится. — говорит Гоги Барамович: — как человек и друг. Но он же все равно уходит, ему Комбинат отдельную квартиру выделяет. Двухкомнатную на секундочку. Так что за него я не переживаю. А вот за его комнату у нас в общежитии — очень даже переживаю. А ну как вселят еще одну молодую семью? Мало нам принцессы Алтынгуль, которая с утра вопит благим матом, в будни это может даже и хорошо, а вот в выходные? И вдруг новая Алтынгуль — среди ночи орать будет? По очереди с нашей?

— Или пьяницу какого подселят. — поправляет свои очки старенький сосед: — хорошие соседи в наше время — редкость. Это нам повезло что у нас коммуналка тихая, все свои, такая у нас уютная и камерная атмосфера, знаете ли. А люди, они разные бывают, вот я в свое время служил в корабельном оркестре на должности, знаете ли, у нас был один такой, специально нанял молоденькую студентку, чтобы в первом ряду перед нами лимон съела. Ну натурально духовые никто не смог играть, слюной подавились! Хорошо, что я не на тромбоне стоял, а то был бы позор на всю Европу, а ведь тогда третий секретарь обкома, товарищ Хмелецкий лично приезжал чтобы удостовериться…

— Леопольд Велемирович! — взывает к нему Гоги: — пожалуйста оставьте свои истории, всем и так понятно, что нужно что-то делать!

— Что у вас тут? — на кухню заглядывает Батор: — о! Маринка! Марин, не в службу, а в дружбу, пожалуйста сегодня у Витьки заночуй снова, а? Все равно он в командировке, а ключи у тебя есть. Мы со Светкой вроде помирились… вроде как.

— Батор! А ну иди сюда! — машет ему рукой Гоги: — слышал, что Витька комнату освобождает? Нам здесь чужие не нужны!

— Витька комнату освобождает? — Батор останавливается и быстро-быстро моргает глазами, потом вдруг лицо его озаряется мыслью, будто лампочку внутри включили: — О! Так мы со Светкой и въедем! Будем молодая семья!

— Чтобы въехать нужно чтобы вы уже женатые были. — охлаждает его Гоги: — я об этом уже с Витькой говорил, в загс за месяц заявление подается, а вы со Светкой только вчера как кошка с собакой были. Да и не выйдет она за тебя.

— Чего это⁈ — возмущается Батор, складывая руки на груди: — я и Светка — самая крепкая и устойчивая ячейка общества! Мы с ней через года вместе и все такое. Я ее люблю, она меня тоже, чего вам больше-то?

— Все что у вас есть стабильного и устойчивого, так это то, что вы ночью заснуть никому не даете. — ворчит Глафира Семеновна: — а у меня Катька дюже любопытная. Потише не можете, бесстыдники? Ух, как дала бы поварешкой…

— Чего это я бесстыдник? Вон Витька водит к себе всяких вообще, а у меня только Светка и я бесстыдник! — разводит руками Батор: — тетя Глаша!

— От Витьки шуму нету. — поясняет женщина: — он если и творит непотребства, то тихо, а не как вы — сперва любитесь, потом собачитесь. Женитесь и выметайтесь отсюда, пусть вам вон СМУ Светкино жилье выделяет как молодой семье, в новостройке.

— Лучше не в новостройке. — машинально говорит Марина: — чего вы все на меня смотрите? Мы же там все красим, уж я знаю.

— Вернемся к нашим баранам. — говорит Гоги Барамович: — нам нужно комнату Витькину отстоять. Варианты какие? Один вон — с Батором и Светланой, уже откидываем. Они если и подадут заявление, то только через месяц женятся. Даже если Светлана согласится… — он обводит взглядом собравшихся. Лица дружно выражают сомнения — кроме одного. Лицо Батора выражает возмущение.

— Можно за Нурдина и Самиру походатайствовать. — говорит Глафира Семеновна: — чтобы им еще одну комнату выделили.

— Не выделят. — качает головой Гоги: — у них самая большая комната, да еще с перегородкой. Скажут у вас всего один ребенок чего вам надо еще…

— Не выделят, если они будут семьей с одной Алтынгуль. — вдруг вмешивается Марина: — а вот если у них второй ребенок появится…

— Этот вариант еще хуже, чем со Светланой и Батором. — говорит Гоги: — должен ли я всем присутствующим напоминать, что ребенок за месяц не родится, даже если девять мужчин будут стараться одновременно?

— Ну… — Марина поджимает губы: — ну да.

— Погодите. — Батор поднимает палец: — а что, если ребенок уже будет?

— Батор. — Гоги скептически смотрит на своего соседа: — ты не слышал что я сказал. Или тебе нужно напоминать откуда дети берутся? Судя по ночным звукам, ты со Светланой именно этим и занимаешься. Ну или кто-то у вас в доильный аппарат попал, в промышленный.

— Да я не об этом! — машет рукой Батор: — давайте скажем что Самира беременна! То есть вот-вот уже и будет ребенок. Тогда комнату придержат… ну по крайней мере на полгода, а там видно будет. Может мы со Светкой поженимся ну или еще что…

— Хм. — хмурится Гоги Барамович: — а в этом что-то есть. Эдакое благородное безумие…

— Ну да. Осталось только Самиру убедить снова забеременеть. — кивает Марина: — делов-то…

— Даже не думайте! — на кухню заглядывает молодая девушка в платке с ребёнком на руках: — вы чего тут удумали⁈ Мне одного ребенка на всю жизнь хватит, я этим больше заниматься не буду, не уговаривайте даже!

— Самира Абдуллаевна! — всплескивает руками Гоги: — а вот и вы! А мы как раз о вас говорили! Проходите, проходите! Как сегодня наша принцесса Алтынгуль? С утра была в ударе, такой сильный голос, переход на третью октаву особенно удался!

— В самом деле, Самира, что тебе — трудно что ли? — вмешивается Батор: — тут главное походить немного беременной и все! Комнату оставят, а то подселят всяких…

— Да вы с ума сошли! — говорит девушка в платке: — не можем мы с Нурдином сейчас!

— Ну чего там сложного такого? Подумаешь…

— Нет! И потом — кто мне будет с этим помогать⁈

— Да все мы поможем! Как один! — говорит Батор и Гоги кивает, поддерживая его.

— Меня Нурдин убьет. — говорит девушка в платке: — как есть убьет. И вообще я замужем и не должна вот это даже обсуждать! Нет!

— Мне кажется, что ситуация зашла в тупик. — говорит Гоги: — ладно, если Самира Абдуллаевна против того, чтобы притвориться беременной…

— … притвориться? — девушка в платке моргает глазами: — в смысле — не по-настоящему? Ну если притвориться…

— Конечно притвориться! — повышает голос Гоги: — Самира, ты серьезно думала, что мы просим тут тебя действительно забеременеть⁈

— Ээ… — девушка в платке перекладывает ребенка на другой бок: — ну если только притвориться…

— Погоди-ка… — прищуривается Марина: — так ты думала что тебя тут просят залететь? От Нурдина?

— Эээ… ну… — девушка в платке отводит взгляд: — у Нурдина болезнь, врачи говорят что он теперь не сможет детей иметь…

— … — на кухне наступает полная тишина. Все смотрят на Самиру, которая нервно покачивает ребенка на руках.

— А что мне было думать⁈ — взрывается она: — вы тут такие все «Самира должна забеременеть и все тут!» Что мне было думать⁈

— Мамма мия. — слабым голосом говорит Марина, сдерживая хохот, рвущийся наружу: — наша Самира решила, что мы хотим заставить ее залететь от кого-то из вас.

— Я сразу сказала, что нет!

— Самира Абдуллаевна! Как вы могли подумать! — взревел Гоги Барамович: — я бы никогда! Советская женщина не должна быть принуждена к… беременности!

— Да вы только что это обсуждали!

— Мы же гипотетически!

— Вообще-то, ты Самира — очень даже ничего. — говорит Батор: — и если бы вопрос — вот так поставить, то… Ай! Маринка! Ты чего дерешься!

— Скажи мне спасибо что я ничего не скажу ни Светке, ни Нурдину! — грозит она ему кулаком: — а то бы выхватил от обоих!

— УАААААААА!

— Ой, Алтынгуль снова титю просит… — Самира уселась на стул и ловким движением обнажила грудь. Батор побагровел и выскочил за дверь.

— Какой хороший аппетит. — заметил Гоги Барамович: — опять-таки тут не только сам напиток но и упаковка… так о чем я говорил?

Уже много позднее, когда соседи в коммуналке наговорились и разошлись по комнатам — Марина задумчиво сидела на кухне одна над чашкой крепкого чая. Из головы почему-то никак не шел Витькин знакомый Николай. Она никогда не считала себя пуританкой, но и чтобы вот так, на первом же свидании… такого тоже раньше не было. Все-таки порядочная девушка должна как минимум на три свидания сходить прежде, чем допустить кавалера ближе к своему телу. Однако с Николаем так не получилось…

Она закусила губу, вспомнив в каком виде они нашли его в лесу. И что он там делал? Хотя это не так важно, тут главное, что Витька не растерялся и быстро наложив дополнительный жгут на руку (первый был наложен самим Николаем и подтекал) — вскочил в «Ниву» и понесся в ближайшую больницу. Фактически спас своего друга… интересно, а как они познакомились? Вроде Николай в школе не работал и в районном отделе народного образования тоже. С другой стороны — и ладно, что тут говорить, главное, что жив остался. Витька сказал, что звонила эта Жанна из фельдшерского пункта, ну которая из халата выкипала в груди и глазки ему строила, звонила и сказала, что все с Николаем в порядке, будет жить.

Надо будет его навестить, как поправится, подумала она и тут же сама себя отругала — и о чем она думает? Человек болеет, лежит в какой-то Тмутаракановке, а она ждет, когда тот поправится чтобы в гости прийти! Надо к нему в больничку приехать, пусть и далеко от города, но все равно. Купить на рынке фруктов, яблок там или слив, лимона и сладостей. И заехать. Пусть порадуется, а то вот так лежать совсем одному в деревне… кроме того там эта Жанна со своими телесами. Нет, определенно надо его навестить, а то этот Николай такой же как Витька, ему только дай волю, он тут же к этой Жанне станет клинья подбивать… а она почему-то этого совсем не желает. Решено — вот завтра-послезавтра она либо дядю попросит подбросить или вовсе на автобусе в эту Таракановку съездит, Николая навестит.

Она допила чай, встала из-за стола и помыла кружку под струей холодной воды. Поставила кружку на металлическую сушилку. Вышла из кухни, по пути щелкнув выключателем (Граждане! Берегите электроэнергию!) и пошла по темному коридору, держа в руке ключ от Витькиной комнаты. Будет жалко если Витька и правда переедет, подумала она, с ним все как-то веселее. Конечно и Гоги Барамович и другие — нормальные соседи, бывают много хуже, но и без Витьки уже не то будет.

Она открыла дверь в комнату, зашла и щелкнула выключателем. Огляделась.

Комната Витьки была типичной холостяцкой берлогой. Квадратных метров двенадцать, не больше. У окна стояла узкая железная кровать с панцирной сеткой, застеленная выцветшим синим байковым одеялом и подушкой в полосатой наволочке. Рядом с кроватью — деревянный стол советского производства, покрытый зеленой клеенкой с мелкими цветочками, на которой лежали стопка тетрадей, авторучка «Союз» и небольшая скульптура орла, расправившего крылья — сувенир из Минеральных Вод. Единственный стул был придвинут к столу.

В углу громоздился старый холодильник «Саратов» — белый, с округлыми углами и хромированной ручкой. Он давно не работал, и Витька приспособил его под шкаф: на верхней полке лежали свитера и рубашки, в морозильной камере хранились носки и белье, а в основном отделении висело несколько брюк и пиджак. На верху холодильника стояло радио «Океан» в деревянном корпусе — приемник шипел и потрескивал, ловя волны дальних станций.

Пол был покрыт потертым ковром с восточным узором — когда-то он был ярко-красным, но годы и солнце превратили его в блеклую розовую тряпку с проплешинами. У двери валялись домашние тапочки и рабочие ботинки, а на подоконнике зачем-то стояла пустая банка.

Пахло в комнате табаком, одеколоном «Шипр» и той особой холостяцкой смесью из несвежего белья и мужского пота. На стене висел отрывной календарь и фотография Витьки с какой-то девушкой на фоне памятника Пушкину. Лицо девушки было закрашено черным фломастером и поставлен автограф с датой и летящей подписью. Бергштейн.

Марина фыркнула. Лилька вовсе не собственница, но и проходить мимо такой возможности не станет. Повезло Витьке с девушкой… а вообще-то на этом месте должна была фотография Лильки висеть, а не этой стервы Анжелы, которая в Ленинград умотала, бросив его на произвол судьбы. Каким именно образом произвол судьбы оказался Лилькой — она ума не приложит. Уж очень они разные.

Марина села на кровать и стянула с себя футболку через голову. Вздохнула, прислушиваясь к себе. Усталость, накопленная за день давала о себе знать, сейчас она расправит постель и ляжет спать. И плевать что обычно Витька ей новое белье стелил, она не принцесса, может и на его простынях поспать…

Она приблизила лицо к подушке и глубоко вдохнула. Пахло мужским одеколоном и каким-то особенным, Витькиным запахом… едва уловимым. Чуть поколебавшись, она подняла подушку и прижала ее к себе, вдыхая запах полной грудью. Просто чтобы почувствовать, отделить этот запах и ничего больше, так сказала она самой себе.

В этот момент дверь в комнату скрипнула и открылась. Она замерла, прижимая подушку к себе и начиная стремительно краснеть. Витька вернулся⁈ Уже⁈

— Это не то, что ты подумал! — поспешно сказала она и подняла голову. Николай⁈