Тренировочный день 8

Глава 13

Глава 13

Виктор стоял у огромных панорамных окон аэровокзала, задумчиво глядя на взлетную полосу. После вчерашней встречи с прибалтийской командой в голове крутились мысли, очень много мыслей. Карусель образов. Пляжный волейбол в пионерском лагере, когда Лиля в своем вызывающем купальнике — оставалась все той же Лилей, быстрой, стремительной… но было видно, что это дается ей нелегко. Передвигаться по горячему песку намного тяжелее чем по покрытию площадки в спорткомплексе. Непривычные условия, незнакомый город, новые соперники, про которых ходит так много неприятных слухов. И Каримова. Высокая, сильная, уверенная в себе девушка, нет, скорее женщина. Он вспомнил ее темные глаза, смотрящие на них с явным пренебрежением, свысока. Виктор хмыкнул и почесал подбородок. Ничего, подумал он, и не таких встречали. Выиграть у Ташкента на родной площадке будет нелегко, но у них, по сути, и выбора-то особого нет. Если выиграют — пойдут дальше, будет шанс. Ну а если проиграют в первом же матче — вылетят из первой лиги как пробка из бутылки. Подтвердят опасения о том, что все их успехи — всего лишь случайность… а на областном уровне такая команда не нужна. Расформируют к чертям, Комбинат с Гормолзаводом только потому и смог спеться, что и те и другие испытывают призрачные надежды на то, что сборная выйдет в первую лигу и удержится там. А там чем черт не шутит, глядишь и до высшей доберемся — так думает руководство. В случае же если они обделаются в первом же матче…

Виктор поднял голову и уставился на огромное табло, висящее на стене, выискивая свою строчку. На табло замигали зеленые цифры: «Рейс А-247 Москва-Колокамск. Задержка 40 мин.»

— Задерживают, — сказал он вслух, просто чтобы что-то сказать. Покосился на свою соседку.

Маша Волокитина сидела рядом, на жестком пластиковом кресле, перебирая документы команды в потертой кожаной папке. Капитанская повязка торчала из кармана спортивной куртки «Металлурга». Вчерашний матч с командой из Прибалтики оставил неприятный осадок — слишком много было недосказанного, слишком много напряжения витало в воздухе.

Вокруг них гудел аэропорт: скрип тележек с багажом, объявления диспетчера через треск динамиков, детский плач и разговоры пассажиров. На стенах висели яркие плакаты: «Храните деньги в Сберкассе!» с изображением улыбающейся семьи и «Летайте самолетами Аэрофлота!» с стремительным силуэтом Ту-154 на синем фоне.

— Маш, — продолжил Виктор, не дождавшись ответа: — как ты себя чувствуешь?

— Просто зашибись. — ответила Маша, не поднимая головы: — просто охрененно, Витька, просто тип-топ все. Ты не видишь? — она отрывается от документов и наконец поднимает голову, находя его взглядом: — все в ажуре. Все просто в порядке. У меня даже справки все подшиты.

— Ээээ…. ну… — Виктор задумчиво чешет подбородок. Вот как сказать, что «ты, Маша совсем на норму не выглядишь, никакого тип-топ я не наблюдаю, у тебя вон даже волосы всклокочены как на курице, которую только что у лисы из пасти вынули» — как это сказать и не обидеть? Потому что лично он, Виктор, последний час даже дышит рядом с капитаном команды через раз, чтобы та не взорвалась. Как бомба. Только вместо тринитротолуола в Волокитиной заряд злости в десять тысяч чертей как Боярский говорил.

— Все у меня на мази, Витенька. А если я и нервничаю, совсем чуть-чуть, так это потому что судьба меня ненавидит. Я, Витенька, коммунистка, меня в партию два года назад приняли, потому я в боженьку не верю, но если бы верила, то сейчас бы так зла на него была! Какого черта из всех команд именно мы как кур в ощип попали⁈ Почему в группу «Б» и в Ташкент сразу⁈ Вон, пусть бы «Радиотехник» и ехал, у них с Каримовой давние счеты, а мы тут каким боком, Вить? — она стискивает кулаки и с силой ударяет Виктора по плечу.

— Эй. Между прочим больно. — реагирует тот, потирая плечо.

— Не ври мне скотина. Не больно тебе. Когда тебе больно ты вот так шипишь как змея, я знаю. Ты вообще, как бегемот, у тебя шкура как у танка, бронированная, плитами. Тебе хоть бы хны вообще! У нас катастрофа, а ты тут сидишь… улыбка до ушей!

— Ну… положим пока еще не катастрофа…

— Как это не катастрофа⁈ Витька! Мы с «Автомобилистом», лучшей командой первой лиги! У них дома! Нет, ты не думай, я не собираюсь сдаваться, Вить, но я же не политрук, чтобы словами дух накачивать и в ус не дуть, я капитан команды, мне победа нужна! Нам нужна победа! А у тебя… а ты толстокожий!

— Зато ты красотка. Особенно когда злишься. У тебя прямо искры в глазах начинают проскакивать… неземная красота. Так, знаешь и красиво и страшно. — говорит Виктор в ответ: — да подумаешь волейбольный матч! Тебе нужно в кино сниматься. Ну или в журналах. Уверен, что «Плейбой» с тобой на развороте расхватали бы в момент. «Мисс Август 85 из далекого города Колокамск». Сибирская красота, ледяная и неприступная Мария Волокитина!

— Вот сейчас еще раз врежу. — грозится Маша: — ты чего, Полищук, совсем да? Товарищеский матч с «Крылышками» — это цветочки. Чего мы там теряли в случае проигрыша? Да ничего не теряли, никто от нас ничего и не ждал! Тут совсем другой коленкор, товарищ. Тут, мать его, высокое доверие партии и руководства Комбината и гормолзавода… да по сути всего города!

— И мы его оправдаем! — кивает Виктор: — ну или нет. Не оправдаем.

— И как у тебя получается таким равнодушным быть? — прищуривается Маша: — стукнула бы тебя еще раз, да ты как дерево, тебе все равно. Попрошу лучше Лильку тебя укусить за… то самое. Во время ваших языческих игрищ.

— А ты оказывается умеешь быть злопамятной, товарищ Волокитина. — с уважением смотрит Виктор на свою соседку: — и знаешь куда удар нанести. Коварная девочка из провинции.

— Девочка! — фыркает Маша: — да я этой блондинке из Риги в старшие сестры гожусь! Я ее старше на секундочку. «Девочка из провинции»! Вот доберемся до «Радиотехника», я ей покажу девочку!

— Вот теперь правильный настрой! — кивает Виктор: — вот теперь я узнаю нашу Машу! А чтобы порвать Рижский «Радиотехник» и показать Инге Озолиной ее место в пищевой цепочке нам нужно сперва победить в матче с «Автомобилистом» на его родной площадке! И выйти в плей-офф!

— Не напоминай! Это же катастрофа!

— О, кстати. Анекдот в тему.

— Витька, ради бога, только не сейчас!

— Ты же партийная, Маша, ты в бога не веришь.

— С тобой поверишь.

— Итак анекдот!

— Господи, убейте меня…

— В общем скачет ковбой по прерии, а за ним индейцы злые как собаки. Он такой и думает «Ну все, мне конец!» А внутренний голос ему говорит: «Нет, это еще не конец! Вон там ложбинка, спрячься там и тебя не найдут!». Ковбой спрятался в ложбинке, индейцы проскакали мимо. Он радуется, выползает — а перед ним медведь огромный, лапищи как лопаты! Ковбой думает: «Ну все, теперь точно конец!» А голос внутренний: «Нет, еще не конец! Стреляй ему в голову из своего кольта!» Ковбой стреляет медведь падает замертво, но…

— Ты все-таки будешь рассказывать мне анекдот, да, Полищук?

— Замертво падает медведь, представляешь, Маш? Зловонная пасть, огромные клыки, лапищи и когти как ножи! Каждый! О, смотри-ка, регистрация на рейс все же началась…

— Все, пошли. — Маша вскакивает и подхватывает свою сумку с ремнем через плечо: — не хватало еще на рейс опоздать.

— Да не опоздаем, мы уже тут. Так о чем я? Ах, да, медведь и его зловонная пасть… а ты знала что медведи не едят свежее мясо? У них ферментов не хватает чтобы переварить, они если кого задавят, так ветками забросают и ждут, когда падалина дойдет…

— Серьезно? — Маша оборачивается на Виктора и окидывает его скептическим взглядом: — я в Сибири выросла, Вить. У меня папа охотник, меня с собой с девяти лет брал. Я медведей больше видела в лесу чем в зоопарке. Хочешь зимой сходим вместе на медведя?

— Ого. Ты и стрелять умеешь. — Виктор снова посмотрел на Машу с уважением: — крутая ты Машка. И чего тебе из-за какого-то матча переживать? Всегда сможешь в тайгу уйти, чай с брусничными листьями заваривать и медвежье мясо вялить, да морошку собирать.

— Дурак ты Полищук. Что это за жизнь в тайге для девушки? Хотела бы я за медведя замуж выйти, так на завод нипочем не устроилась бы. У меня шанс, понимаешь? Возраст уже. Вот не смогу в большой спорт — так и уйду в тайгу. Возьму патронов пачку, соли и чая… — Маша вздыхает: — а в остальном тайга сама тебя прокормит. Раз в год буду до ближайшего сельпо выходить и сдавать пушнину, а на вырученные деньги покупать леденцы, соль, спички и чай с патронами. И снова в лес. Простая жизнь и никакого «Автомобилиста», никакого Ташкента, никакой Каримовой.

У стойки регистрации выстроилась очередь. Девушка в форме Аэрофлота с начесанными волосами методично проверяла билеты и паспорта. Мельком глянула в документы, потом — на лицо, сверяя, кивнула и протянула паспорт обратно.

— … так о чем я. Ах, да. О медведях. — сказал Виктор, как только они прошли регистрацию и досмотр: — в общем выстрелил ковбой в медведя и тот умер. Но выстрел привлек индейцев, снова! И они прискакали к ложбине. «Ну теперь мне точно конец!» подумал ковбой, но его внутренний голос сказал ему: «Нет, это еще не конец! Отстреливайся от них, у тебя все еще есть патроны!».

— А ты никак не успокоишься, товарищ Полищук…

— … и ковбой отстреливался от индейцев до последнего патрона. Но вот патроны закончились, а индейцы все прибывали. Кстати, Маш, а ты знаешь, что на территории Северной Америки сперва никаких лошадей не было и в помине. И этот вот образ индейца верхом на лошади — это все уже после того, как туда лошадей из Старого Света завезли. До этого ничего такого не было, мы фактически и не представляем себе облик настоящего североамериканского аборигена.

— Все-таки я тебя прибью. Ты этот полет не переживешь, Витька. И Лильке скажу, чтобы она с тобой что-нибудь сделала. Но не такое, чтобы ты потом довольный ходил и сиял рожей как самовар начищенный, а чтобы печальный был… как после лагеря.

— И не напоминай. — вздыхает Виктор: — и как маленькая и хрупкая девушка может быть такой страшной? Я бы лучше с медведями и злыми индейцами дело имел… и вот ковбой думает «Патроны кончились, все мне конец». Но внутренний голос говорит: «Нет, еще не конец, выходи с поднятыми руками и сдавайся в плен!» ковбой сомневается, боится что ему скальп снимут и вообще к столбу привяжут, но делать нечего, он поднимает руки и выходит к индейцам. Они его связывают и скачут в свой лагерь, а там — привязывают к столбу. Ну он думает «вот теперь-то мне точно конец!». Но внутренний голос говорит ему: «Нет! Это еще не конец! Попроси вызвать самого главного вождя». Он просит вызвать самого главного вождя и к нему выходит здоровенный и злой индеец с ног до головы в татуировках, а на поясе у него висят скальпы. «Ну все» думает ковбой, глядя на этого индейца: «этот здоровяк нипочем не смягчится и не поддастся на уговоры. Теперь-то мне точно конец!». Но внутренний голос говорит: «Нет! Еще не конец! Попроси его подойти поближе и плюнь ему в лицо!» Ковбой недоумевает, ковбой сомневается, но чем черт не шутит, вдруг так положено, он просит вождя подойти поближе, собирает всю свою слюну и смачно плюет прямо тому в лицо! И тут внутренний голос говорит ковбою «А вот теперь тебе точно конец».

— … ты все еще рассказываешь? Я уже не слушаю. Кроме того… и в чем тут мораль? Глубокий смысл, недоступный нам обычным смертным? Повод снова показать какой ты умный и какие мы все посредственности? — спрашивает Маша, останавливаясь у окна и опуская сумку на свободное кресло рядом.

— Мораль? Мораль в том, что мы сейчас еще на этапе, когда нам точно еще не конец. — хмыкает Виктор, становясь рядом с ней: — это раз. И если нам все равно будет конец, то я полагаю, что следует плюнуть в лицо напоследок. Хоть на это-то мы способны?

— Что-то у тебя аналогии какие-то отвратительные, Полищук. С плевками.

— Как твой внутренний голос могу сказать, что это еще не конец. Летим домой и тренируем команду для победы в новых, непривычных условиях. Я надеюсь, что эту твою Железнову там не съели еще…

— Посадку объявили. — говорит Маша, оглядываясь. Вокруг уже торопились пассажиры рейса, толпясь у выхода на поле. Старый ПАЗ-672 стоял у выхода на летное поле, выбрасывая сизый дым из выхлопной трубы. Желто-зеленая краска облупилась местами до металла, боковые стекла покрылись конденсатом изнутри. Водитель выглянул в окошко, наблюдая за процессом посадки. Пассажиры толпились у открытых дверей, торопясь занять места, словно бы от этого что-то зависело.

Виктор и Маша втиснулись в салон, где пахло соляркой, мокрой одеждой и дешевым табаком. Автобус качнулся и с дизельным рокотом поехал по бетонным плитам аэродрома. Несколько минут и вот уже он останавливается у трапа самолета.

Ту-154 производил внушительное впечатление даже на фоне других машин. Длинный серебристый фюзеляж переливался в свете прожекторов, три двигателя в хвосте еще молчали, но от них исходило тепло. На борту крупными красными буквами было написано «СССР-85247», а под кабиной пилотов красовалась надпись «АЭРОФЛОТ» и неизменный прямоугольник красного флага. Шасси твердо стояли на взлетной полосе, а из-под крыльев свисали какие-то шланги и кабели наземного обслуживания.

Стюардесса стояла наверху, у входа в салон, придерживая рукой фуражку. Ее синий костюм был безупречно отутюжен, белая блузка накрахмалена, а золотистые крылышки на лацкане поблескивали.

Войдя в самолет, Виктор сразу почувствовал знакомый авиационный коктейль запахов: керосин, озон от кондиционеров, химия обивки и слабый аромат дезинфицирующих средств. Потолок казался низким, особенно для его роста, а проход между рядами был настолько узким, что приходилось идти боком, задевая плечами спинки кресел.

Салон тянулся далеко вперед — ряд за рядом голубовато-серых кресел с белыми подголовниками. Пассажиры уже рассаживались: кто-то засовывал сумки под сиденья, кто-то пристегивал ремни, дети у окон прилипли к иллюминаторам.

Маша первой протиснулась к их ряду, извиняясь перед уже севшими пассажирами. Она легко дотянулась до верхней полки для ручной клади. Виктор помог ей положить сумку, а сам еле поместил свой спортивный баул — полка была неглубокой.

Маша села у иллюминатора, поправила юбку и сразу уткнулась носом в стекло, разглядывая огни аэропорта. Виктор устраивался с большим трудом — его колени упирались в спинку переднего кресла, а локти некуда было деть. Пришлось сдвинуть металлический подлокотник вверх и полубоком развернуться к Маше.

— Детям маленького роста рвать цветы легко и просто… — проворчал он, пытаясь найти удобное положение. — и это мне тут тесно. А какого прибалтийским андроидам? Они ж там все высоченные…

— Ты, Витька не прибедняйся. — ответила Маша сбоку: — у тебя метр восемьдесят сколько? Пять? Ростом удался, вот и не бери билеты в плацкарт, а то на твоих ногах будут простыни в проходе сушить. Мы с девчонками никогда в плацкарте не катаемся, иначе всю дорогу скрюченным ехать.

— И так всю дорогу скрюченным ехать. — вздыхает Виктор: — ладно, как-нибудь прорвемся. Интересно что на обед будут давать, все же шесть часов почти лететь.

— Тебе лишь бы жрать, Полищук.

— Что ты хочешь, растущий организм требует…

— И как у тебя аппетит еще есть? У меня вот кусок в горло не полезет сейчас… и потом — чего у тебя растет-то?

— Самосознание у меня растет, Маш. Гармония с миром и прочее просветление. Ты не беспокойся, у меня есть план.

— Правда? А раньше мне не мог сказать, скотина ты Полищук⁈ Я тут места себе не нахожу…

Стюардесса прошла по салону, проверяя, все ли пристегнулись, затем встала в проходе с спасательным жилетом в руках. Ее движения были отработаны до автоматизма — она показывала, как надевать жилет, где находятся аварийные выходы, как пользоваться кислородной маской. Пассажиры слушали вполуха, кто-то уже дремал.

Двигатели начали набирать обороты с характерным свистящим воем. Самолет задрожал всем корпусом, завибрировали стекла иллюминаторов. Виктор почувствовал, как Ту-154 медленно покатился по рулежной дорожке к взлетной полосе. Никакого плана у него конечно же не было…