Тонкие грани (том 4)

Глава 171

Я мчался как мог быстро, но вряд ли смог бы уйти далеко. В отличие от подготовленного головореза, я был обычным преступником, который и в яблочко с десяти метров не попадёт. К тому же, Эйко со сломанной рукой, так ещё и трясясь у меня в руках, кричала от боли и страха как полоумная. Я боялся, что сделаю ей только хуже, но и остановиться не мог, так как в этом случае станет хуже уже мне.

Несколько раз я сворачивал, петляя между домами, чтоб не выходить на прямые и длинные участки, где меня можно будет снять. Промчался через подворотню, побежал через внутридомовые территории, изредка оглядываясь, перемахивал через невысокие заборы, пробегая прямо по клумбам. Но в одном из этих дворов меня и настигли.

Когда я оглянулся, фигура уже мелькнула в переулке прямо за мной, целясь, и я, круто развернувшись, тут же поднял руку и зажал гашетку. Очередь веером прошлась по всему двору, выбивая кирпичное крошево из стен. MP прыгала в руке, я бы при всём желании одной рукой не удержал её и точно бы ни в кого не попал, но фигура нырнула за какую-то машину — видна привычка: стреляют в тебя, сначала ныряешь в укрытие. Это дало мне доли секунд, чтоб самому спрятаться за ближайшую припаркованную во дворе машину. Через мгновение автоматная очередь прошила её едва ли не насквозь.

Мы оказались друг напротив друга, при этом за укрытиями посреди двора, однако преимущество было всё же у него. Судя по звуку стрельбы, головорез вооружился калашом и теперь не стеснялся стрелять в меня. У меня же была на руках кроха и патронов не так уж и много, к тому же, ещё и пистолетных. Особенно здесь не поотстреливаешься, особенно с противником, который умеет воевать. В ответ на его стрельбу я делал одиночные выстрелы, экономя патроны и отбивая желание подходить ближе. При этом лихорадочно оглядывался, пытаясь понять, куда у меня есть шансы добежать и не получить пулю в спину.

Куда-куда-куда…

Подъезд! До него метров десять было. Если выскочу, то вполне смогу до него добраться. Правда, для этого надо было пробежать по открытому участку, но…

Я выскочил из-за укрытия и бросился к подъезду, при этом ни на секунду не отпуская спуск и поливая остатком магазина укрытие противника.

Когда оружие выдало сухой щелчок, я был уже прямо около входа. Нырнул внутрь и тут же ушёл в сторону — следом в подъезд полетели пули, выбивая крошево из стен и ступенек. Времени думать особо не было, поэтому, не церемонясь, я начал тарабанить во все двери на первом этаже. Пока дожидался ответа, положил Эйко на пол и быстро вставил второй последний магазин. Выглянул и дал очередь по противнику, не давая ему приблизиться. В ответ меня окатили градом пуль. Вновь высунулся и дал очередь, стрельба в ответ.

— Кто там? — наконец раздался старческий голос из-за одной из дверей. Хозяйка явно не спешила открывать незнакомцу.

— Пожар! — закричал я. — Второй этаж над вами горит!

— Горим? — испуганно пискнули из-за двери. Послышались щёлканья замка, и через пару секунд, что мне показались вечностью, дверь приоткрылась. Я не знаю, почему её не смутила стрельба, но это было и не важно. Пинком я вышиб её и едва успел залететь внутрь, как позади раздалась автоматная очередь. Бабулька упала, ударившись спиной об столик, на пол, закричав от боли. Я перепрыгнул через неё, сбил с пути какую-то тумбочку с вазой, ввалился в зал и тут же бросился к окну. Прижав как можно плотнее к себе кричащую Эйко, я взял разгон, запрыгнул на подоконник и проломил телом обычную старую раму. Вылетел на улицу и не очень удачно приземлился, ударившись коленом. Но, тем не менее, вскочил и бросился бежать дальше.

На полпути оглянулся и выпустил ещё парочку пуль в высунувшегося преследователя. Тот спрятался обратно, а я смог перебежать дорогу. Вдогонку раздались выстрелы. Я вновь нырнул в укрытие, какую-то легковушку, по которой с металлическими щелчками застучали пули. На улице послышались крики, в особенности много было женских, но я не обращал на них внимание. Выглянул, выпустил остаток пуль в урода, после чего откинул пистолет-пулемёт и бросился с кричавшей Эйко в подворотню.

Судя по ярким вывескам и обилием пятящихся от меня девушек, я только что забрёл на чужую территорию. Но это была наименьшая из моих проблем.

Уже освободившейся рукой достал наконец телефон и позвонил на первый же номер. Ответили практически сразу.

— Да, босс…

— Слушай внимательно, — перебил я его, хрипя, как скаковая лошадь. Я даже не знал, кому позвонил, но точно кто-то из картеля. — Нас тут всех срезали, весь конвой в труху. Я убегаю по улицам и сейчас у Бабочек где-то. Район примерно около Гонсалеса. Поднимай всех, идите к Бабочкам и просите, чтоб прикрыли меня.

— Я же просто…

— Блять! Свяжись, сука, с кем-нибудь и скажи, что это ёбаный приказ! — рявкнул я в трубку и забросил в карман. Всего лишь боец… дебил, сука… Я тут с Эйко подохну скоро, а он мне тут что-то будет ещё говорить.

Я метался по улочкам, понимая, что эта сука меня всё равно настигнет. И ведь даже спрятаться негде — кричащая Эйко выдаст. Иногда мне в спину стреляли, но каждый раз я умудрялся свернуть с линии огня куда-нибудь и не получить пулю. Но каждый раз выстрелы были всё ближе, словно неминуемая смерть.

Удивительно быстро улочки красных фонарей опустели, будто все девушки получили сигнал, что запахло жареным, и поспешили спрятаться. Я не мог винить их за это — прошлый картель довольно жёстко обходился во время войны с Бабочками. Не только с членами бандами, но и с обычными работницами. И сломанные ноги с отрезанными пальцами были отнюдь не самым страшным. Причины бояться у них были.

Да только теперь я хрен спрячусь здесь.

— Господи, Эйко, завались же ты наконец… — прохрипел я, перебегая улицу. Только заскочил в подворотню и прямо передо мной взорвалось стекло какого-то салона. Я нырнул в сторону и, пригнувшись, пробежал чёрт знает куда, в какую-то тёмную щель между домами. — Заткнись же ты, заткнись, блять, хоть на мгновение…

Я всё прекрасно понимал, но всё равно испуг, страх и ненависть делали своё дело, ища выход и заставляя меня ругаться на кроху. Не со зла, однако вряд ли это оправдание.

Мы вышли в какой-то небольшой тёмный двор, который даже днём выглядел уныло, темно и запущенно, будто здесь всегда царили сумерки. Единственным выходом отсюда была арка на главную улицу, через которую можно было проехать, однако бежать туда — это загонять себя в угол. Я не могу так носиться, иначе или в спину получу пулю, или нарвусь на Бабочек и уже получу пулю в рожу. Надо было просто спрятаться, но из-за Эйко сделать это просто невозможно.

— Эйко, блять… — прохрипел я, оглянувшись. — Прошу, завали своё хлебало… — этот урод где-то там, позади нас. — Да заткнись же ты, умоляю…

С этими словами я заткнул ей рот ладонью и бросился за мусорный бак, заваленный гниющим мусором до самого верха, не обращая внимания на её мычание. Прижался к нему, буквально забившись в угол между помойкой и стеной, замерев. Стало удивительно тихо, только сердце стучало в ушах.

Спустя какие-то секунды послышались и шаги преследователя. Я не слышал его тяжёлого дыхания, что лишь говорило об его подготовке, хотя всё это время он бежал за нами, так ещё и с оружием наперевес. Но перед входом во двор топот оборвался — преследователь остановился.

Я затаил дыхание. Уже куда более тише незнакомец вышел на площадку. Я его не видел, но моя фантазия уже рисовала, как он вертит оружием в разные стороны, оглядываясь. Под его подошвами хрустели камушки и песок, по этому звуку я мог понять, где он находится.

Вот ублюдок прошёл прямо мимо помойки в долбаных нескольких метрах от нас, вышел в центр двора, остановился. Видимо, оглядывался или прислушивался.

Я вжался в вонючий угол так глубоко, как только мог, чтоб меня не дай бог не заметил. Но вот шаги сдвинулись в сторону арки — сначала медленно, но потом преследователь перешёл на бег. Шаги отдалялись, пока я не потерял его из зоны слышимости. Сразу же выглянул и, не увидев противника, бросился в проулок, откуда пришёл. Промчался через него, выскочил на улочку красных фонарей, пробежал по ней и свернул в ещё один проход между домами, где наконец и остановился за мусорными баками в тени.

— Эйко… крикливая ты моя… — выдохнул я, убрав ладонь с её лица. — Ты так нас всех погубишь когда-нибудь…

Я обернулся, чтоб в лишний раз убедиться в отсутствии преследования. В принципе, теперь ему будет очень и очень сложно найти нас, так как после стрельбы в этом районе ему придётся ещё спасаться и от бабочек. И если даже они его не тронут, то найти, в каком же месте мы свернули, будет очень и очень сложно, если он только ясновиденьем не обладает.

— Пронесло… — наконец я обратил внимание на молчание мелкой. — Эйко, ты чего притихла?

Я посмотрел на кроху, которая продолжала молчать. Понимание того, что что-то пошло разительно не так, пришло не сразу. Сначала я стоял несколько секунд, глядя на спящую малышку, и не понимал, как она вообще уснула в таких условиях.

— Эйко? Эй, Эйко, — потряс я её легонько.

Ноль реакции. Это было слишком нехарактерно для неё. И в этот момент мне стало страшно. Страшно и холодно. Настал тот момент, когда ты ещё не понимаешь, что пошло не так, но чувствуешь приближение опасности или чего-то похуже.

— Эйко? Эйко?! — я затряс её ещё сильнее. — Детка, ты чего затихла?! — паника, она начала нарастать внутри меня как снежный ком. Я схватил одетое в лёгкую кофточку тельце, когда на улице температура была все минус пятнадцать, и начал его трясти. — Эйко! Эйко, детка! Проснись, ты чего? Малышка, просыпайся! Да очнись же!

Паника. Много паники. Я выскочил из тени, чувствуя, как на лбу выступил холодный пот, и увидел, что Эйко приобрела синеватый оттенок. В этот момент меня пробило, будто на мозг вывалили лёд. Я затряс кроху, будто это что-то могло решить, а в голове как заведённая повторялась одна и та же мысль:

«Быть не может, быть не может, я не мог, не мог, не мог этого сделать, она просто уснула крепко, и я не…»

Задушил Эйко.

Я только что собственноручно убил дочь Саки, задушив её своими руками.

— Нет-нет-нет-нет-нет… — из глаз брызнули слёзы от ужаса и понимания, что я только что натворил. Я не мог поверить, что сделал это… как так вышло…

Но передо мной было синее личико Эйко, которая уже не пускала слюни.

— Блять… блять сука, Эйко, очнись же, детка…

Руки задрожали.

— Пожалуйста, господи, Эйко…

Но господь мне не поможет. И причитания не помогут.

— Да твою же мать, просыпайся, ты, маленькая дура!

Я продолжал трясти ребёнка, при это содрогаясь сам всем телом. Её маленькая голова безвольно болталась из стороны в сторону, как у жутко натуралистичной куклы. Так я мог сломать ей шею, но эта мысль даже не пришла мне в голову в тот момент. Я вообще ни о чём не мог думать. Все считают, что когда что-то подобное произойдёт с ними, они поведут себя как-то иначе, что в этой ситуации они-то точно сделают всё правильно. Но это бред. Все будут поступать одинаково — они будут отказываться верить, что всё уже произошло, будут напуганы и растеряны.

— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… — меня замкнуло так сильно, что все мысли свелись к одному: я убил ребёнка. Я прижал её к себе, будто это могло помочь. — Пожалуйста, очнись же…

Слёзы здесь уже не помогут. Да и вообще никто не поможет…

Эта мысль пронеслась, как ветер, на задворках моего сознания, но именно она будто привела меня в чувства. Никто мне не поможет. Но и до этого мне никто не помогал, я всегда был сам о себе. Всё в моих руках.

Это было как пощёчина.

Нет. Нет, ещё есть шансы, надо просто взять себя в руки. Надо просто… просто взять в руки себя. Надо действовать, это поможет собраться с мыслями. Надо…

Мысли заметались в голове, и я даже не знал, за какую из них первую схватиться. Всегда мог даже в экстремальной ситуации принять то или иное решение, а сейчас растерялся. Не мог собраться с мыслями. Столько раз был между жизнью и смертью, а тут не могу даже взять себя в руки.

Надо… надо… Надо положить её куда-нибудь, в руках с Эйко я ничего не смогу сделать.

Я сбросил куртку прямо на землю и положил кроху на неё. Синюшная, будто кукла, теперь она лежала передо мной на земле, словно жертва для какого-то обряда. Я присел рядом прямо на колени.

Надо… реанимация. Нужна реанимация, искусственное дыхание. Массаж сердца, как в книжках. Сердце… пульс, тридцать нажатий на два вдоха. Нет, стоп, это же ребёнок, ей другое количество нужно. Если выдую ей воздух, как взрослому, то лопну нахер. Я, БЛЯТЬ, НЕ ЗНАЮ, КАК ДЕЛАТЬ РЕАНИМАЦИЮ РЕБЁНКУ!!! Нужен кто-то, кто знает, нужен…

— Блять… — я схватился за голову.

Мозг просто отказывался работать, его словно замкнула паника.

Нет, стоп! Скорая! Нужная скорая, они знают. Нет, я не знаю, что это за улица. Искать, время идёт… В жопу улицу, мне просто надо знать, что делать! Телефон!

Я лихорадочно вытащил сотик, едва его не выронив, и трясущимися пальцами набрал номер. Как и в штатах, эти пошли немного другим путём — здесь был единый номер для службы спасения.

Всего один гудок, и мне уже ответил голос какой-то девушки:

— Семь — тринадцать, служба спасения. Что у вас случилось?

Собраться. Надо собраться и говорить по делу, хотя было желание начать в трубку орать, чтоб мне помогли.

— Я… я… да блять… — мысли путались. — Я…

— Вам нужна помощь? — тут же спросили она.

— Да-да, нужна, — язык словно с трудом ворочался во рту. — Ребёнок, шесть месяцев ей, девочка, она… кажется задохнулась, она синяя, я… — едва не сказал, что закрыл ей рот ладонью.

— Адрес?

— Что? — не понял я.

— Адрес, где вы проживаете или в данный момент находитесь?

— Я не знаю. Я на улице. Не знаю, где я. Вообще, даже сказать примерно не могу.

— Сколько лет ребёнку?

— Шесть месяцев.

— Вы сейчас одни?

— Да, один. Никого рядом.

— Вы можете проверить дыхание?

— Она не дышит! — рявкнул я в трубку.

— Сэр, вы должны убедиться в том, что она не дышит. Приложите экран телефона к её носу и посмотрите, есть ли конденсат. Смотрите, движется ли её грудная клетка при этом.

Чёрт… я точно знал, что теряю время, но сделал, как сказали. И нет, конденсата не было.

— Нету. И грудь не двигается.

— Проверьте пульс.

Точно… пульс…

— Я не чувствую его.

— Освободите ребёнка от одежды и приложите ухо к её груди, скажите, вы слышите сердцебиение?

Я сделал как сказали. И не услышал. Паника вновь начала штурм, и мне с трудом удалось подавить её.

— Нет, нету, я уверен. Что мне делать?

— Послушайте внимательно…

— Я уже слушаю!

— Мне надо, чтоб вы делали всё в точности, что я вам скажу, понимаете? — её голос был спокоен и невозмутим.

— Да, да, я понял.

— Освободите её полностью от одежды.

— Да, уже сделал.

— Положите её на твёрдую поверхность, даже если это земля. Одну руку положите на лоб, другой возьмите за подбородок и поднимите его вверх, запрокиньте голову и откройте ей рот. Посмотрите, есть ли посторонние предметы у неё во рту.

Я видел в интернете, как это делают у взрослых, поэтому примерно представлял, что надо делать и здесь.

— Нет, чисто, — я знал, что нет, но всё равно сделал как сказали.

— Хорошо. Сейчас поставьте телефон на громкую связь, чтоб могли меня слышать и положите рядом с собой.

— Да, сделал, — положил я телефон на грязный асфальт. — Что дальше, быстрее уже!

— Сэр, успокойтесь и слушайте внимательно. Сейчас вы повторите то же самое, что сделали при осмотре рта. Одну руку на лоб, другой за подбородок вверх, запрокиньте голову и откройте рот.

— Да, сделал!

— Теперь обхватите её рот и нос своими губами и сделайте два выдоха. Два выдоха только тем воздухом, что у вас во рту. Наберите щеками воздух и только этот объём…

— Я понял! — рявкнул я истерично.

— Выдох длится одну секунду. Внимательно наблюдайте за грудной клеткой, она должна подняться, если вы делаете всё правильно. Повторите так два раза.

Я сделал как сказали. Но грудная клетка поднялась только со второго, после чего мне сказали повторить. И я повторил. Проверил пульс, после чего ещё сделал вдохов пять или десять, но…

— Он не дышит, — прохрипел я. Меня немного трясло.

— Сейчас вы должны будете сделать массаж сердца, сэр. Очень внимательно выслушайте сейчас меня. Делайте всё, как я вам скажу, и всё будет в порядке. Просто делайте, как вам говорят, — настойчиво повторяла она, приводя меня в чувство. — Помощь уже едет. Вам лишь надо сделать, что я вам скажу.

— Я понял… — выдохнул я. — Говорите, я слушаю.

Через пять минут Эйко пережила своё второе рождение.