— А кому пришла идея скинуть его? — как бы невзначай поинтересовался я.
Ну не утерпел. Не хочет меня покидать полицейское прошлое. Зла я никому не желал, не исключаю, что и сам поступил бы как-то так, но все равно интересно.
Мой собеседник вздрогнул. Надо признать, основания для этого у него имелись. Кто его знает, как такое действие квалифицируется с точки зрения закона. Он любит закусывать людьми, превысившими, по его мнению, допустимые пределы самообороны.
— Нет! Никому никакая идея не приходила! Он сам упал! — нервно сообщил мной рабочий, отвернулся и больше разговаривать не захотел.
И правильно сделал. Зря я его спросил. И Валентин Палыч на меня посмотрел тоже немного неодобрительно, хотя тут же сделал обычную на сегодняшний день грустную физиономию.
— Надо поговорить с полицией, — сказал я ему. — Спросите, как они видят ситуацию дальше, а я постою немного в сторонке, а то если выяснят, что я посторонний, будет совсем нехорошо.
Профессор кивнул, и мы подошли к двум полковникам, хмуро стоявшим у забора.
— Не знаю, что будет, — пожал плечами один из них в ответ на вопрос Валентина Палыча. — Понятия не имею. По-хорошему, надо запрещать использование гомункулов, пока не выясним причины, но в правительство уже побежали ходоки со строительных организаций. Говорят, не надо радикальных мер, а то будут большие убытки. Пусть все останется, как было.
— А про то, что и рабочий спятил, вообще разговора нет, — добавил второй. — Подумаешь там. Случайное совпадение. Скорее всего, просто усилят охрану, выдадут крупнокалиберные ружья, и все.
— Так что будем ждать, когда такой случай повторится, хахаха! — мрачно засмеялся первый. — Сейчас должны приехать маги, посмотреть, как оно по их части, но с нами они делиться знанием не будут. Уже сказали. Может, хотя бы комитету безопасности доложат, и те нам сообщат… хотя кто его знает. Когда в игру вступают большие деньги, законы приобретают странные очертания!
С последним утверждением не согласиться было трудно. Полковники, кстати, оказались ребята неглупые и чувством юмора. Я их не знал. Интересно, с какого они управления. Большинство, дослуживаясь до таких погон, теряют разум практически полностью. То, что по инструкции — хорошо, остальное — от лукавого. Один мой коллега говорил, что обязательной процедурой перед получением полковничьих погон является лоботомия. Тут он, конечно, погорячился, но кое-что в его словах есть.
Сейчас этот коллега, кстати, сам стал полковником. Давно его не видел, интересно было бы поговорить.
А сейчас мне уходить. Скоро заявятся маги, с ними кто-то еще… вдруг поймут, что я видел лишнего. Маловероятно, но все-таки.
Валентин Палыч остался — ему положено. Пообещал мне рассказать, если что узнает. Он тоже был удручен тем, что гомункулов будут продолжать использовать без выяснения причин. Да и вообще история с непонятным магом оказала на него удручающее впечатление.
На прощанье я все-таки высказал полковникам свою версию. Не говоря, откуда у меня эти знания.
— К забору вроде какой-то человек подъезжал, на «опеле». Странно себя вел. Когда все началось, сидел спокойно, несмотря на стрельбу, когда успокоилось — тут же уехал. Он есть на видео. Посмотрите, пожалуйста. Может, тут какая магия или гипноз.
— Да, надо глянуть, — кивнул один из полковников.
А второй сделал вид, что знал об этом и так.
…Будет ли полиция работать по-настоящему — не знаю, но я сделал все, что мог. Вообще-то, надо запрещать работать гомункулам и ловить странного человека на «опеле». Сделать это очень сложно. Номер замазан, скорее всего, машина ему не принадлежит, но тем не менее. Искать, как будто он ограбил банк или покушался на жизнь Императора. Но, как говорится, тут меня терзают смутные сомнения.
Сев в свою машину, я позвонил Нечаеву и рассказал ему о случившемся. Безо всякой конспирации, напрямую. И о том, что увидел. Пошло все к черту, надоело прятаться.
— Что скажете?
— Все очень плохо, — сообщил Альберт. — Вы абсолютно правы — убийства произошли для того, чтобы собрать темную энергию. Как получили контроль над гомункулом, сказать не могу, но мозгом строителя человек завладел именно через нее. Собрал в артефакт, и сделал.
— Он маг? Темный маг? — спросил я.
— Необязательно… возможно, кое-какими навыками владеет, но не более того. Власть над гомункулом, думаю, скорее инженерное изобретение — но темная энергия помогла перенаправить гипнотическое воздействие на более сложный разум, то есть на человеческий.
— А зачем ему темная энергия?
— Ее можно использовать для разных целей… обычно очень нехороших. Для тех же генетических экспериментов, кстати.
— И что теперь делать?
— Не знаю… искать тех, кто стоял. Надеюсь, что полиция вместе с Имперской безопасностью поймут, насколько все серьезно…
— Понятно. Ладно, если что-то станет известно, сразу сообщу.
На этом мы распрощались. Очень хотелось рассказать о том, что говорила Майя, но сдержал себя. В принципе, то, что Альберт в это не верит, мне и так известно.
Стоит ли звонить Вике? Честно говоря, не хочется. Надоел вечный холод в ее словах. Я тоже живой человек, у меня тоже есть эмоции. Но сообщить о том, что случилось, надо, поэтому выбрал соломоново решение: написал ей обо всем в сообщении. Говорить, дескать, не могу, но вот такая ситуация. Держись подальше от гомункулов, да и в целом будь осторожна. Люди могут сходить с ума.
Ответное сообщение не заставило себя ждать. «Спасибо, все поняла».
Я приехал в офис, купил что-то поесть и закрыл дверь на ключ. Теперь надо думать.
Скорее всего, к происходящему причастна организация Мити из лаборатории Валентина Павловича. Больше некому. Слишком все сходится. И гомункулы, и темная магия, и покушения на убийства, и все остальное. В случайные совпадения я не верю. Да и какая, в принципе, разница, копать все равно нужно там.
Наружка за Митей стоит до сих пор. Ничего интересного не нашли, но ходят по пятам. Опасно, но деньги уплачены. В полиции, если надо, месяцами за фигурантами оперативных дел наблюдают.
Единственное, чем Митя отличается в своем поведении от обычного фрика-ученого — поездками на за город на электричке. Куда он ездит — догадаться не сложно. В лабораторию, расположенную, скорее всего, в одном из заброшенных сел поблизости от леса. Проблема в том, что таких сел в округе тьма, и найти нужное очень сложно.
Да и вообще Митя в единственный день, когда «наружка» поехала за ним на электричке, ухитрился сбежать, причем непонятно как. Испарился. Исчез. Телепортировался или еще что-то.
Завтра у нас выходной, значит, он направится за город. А поскольку если хочешь, чтоб работа выполнилась хорошо, придется делать ее самому. То есть завтра с утра я как следует загримируюсь, сяду на вокзале с Митей в один вагон и прослежу, куда он пойдет. Если испарится и во второй раз… ну тогда не знаю.
Насчет грима… его хорошо накладывает Вика, но справлюсь и сам. Усы, парик, очки, нездоровый цвет лица при помощи тонального крема, и никто меня не узнает. Можно бороду, но это будет уже чересчур. И так буду похож на деревенского работягу, снимающего квартиру в Москве, а по выходным уезжающего обратно в родную деревню. Подходящие вещи у меня есть.
Я позвонил своей «наружке», рассказал о планах на завтра. В принципе, особо помочь они мне ничем не могут, но уведомить надо, а то некрасиво. Мне, дай бог, с ними еще работать и работать. Не по этому делу, так по следующему.
Если, конечно, действительно не произойдет конец света.
Поэтому на завтра ничего планировать не буду. Сейчас пара звонков, в том числе и Вадиму — надо же узнать как поживает страстный поклонник балета и балерин! — а потом домой, проверить и подготовить грим. Завтра вставать ни свет, ни заря.
…
— Войдите, — произнес Михаил Семенович.
Из окна сквозь шторы пробивалось утреннее солнце. В косых лучах плавали редкие пылинки. Слышались громкие голоса птиц. «Это вам не город», — подумал Михаил Семенович.
Он лежал на кровати, закинув руки за голову. Не спал, судя по всему, довольно давно, и понимал, что около закрытой двери в комнату стоит в ожидании его пробуждения человек.
Наверняка хочет сообщить что-то важное, поскольку явился в такую рань. Новость хорошая, иначе бы разбудил — приказ был именно такой, и горе тому, кто бы это не сделал.
Мужчина (лет сорока пяти, худощавый, с залысинами), потихоньку приоткрыл дверь, просунул голову, робко и вопросительно взглянув на Михаила Семеновича, произнес:
— Сегодня ночью Смирнов умер в своей камере.
Михаил Семенович несколько секунд безразлично смотрел на потолок, затем улыбнулся.
— Вот беда-то какая… жаль человека. Много полезного для нас сделал. Мог сделать еще больше, но, к сожалению, попал в тюрьму и начал угрожать тем, что много расскажет. А с чего помер?
— Сердечный приступ. Хотя подозревают еще и отравление. Еще пока неясно.
— А может быть сердечный приступ в результате отравления? — рассмеялся Михаил Семенович.
Человек позволил себе улыбнуться в присутствии начальника.
— Так и случилось.
Михаил Семенович снова рассмеялся.
— Вскрытие что-нибудь покажет? То есть, токсикологическая экспертиза или как она правильно называется?
— Нет. Тот, кто будет все это проводить, уже получил аванс.
— Отлично. Хотя какая разница, — потянулся на кровати Михаил Семенович. — Скоро всем будет ни до этого. Правильно я говорю?
— Абсолютно, — склонил голову мужчина.
— На стройке ведь все прошло хорошо?
— Просто идеально. Лучше, чем мы думали. Разумы двоих людей оказались закрыты, но третий поддался очень легко. Скорее всего, таких будет много. Артефакт сработал великолепно.
— А что полиция? И загадочные господа из комитета Имперской безопасности?
— Как нам сообщают, пока ничего. Прибывшие маги отыскали потоки темной энергии, но версии произошедшего слишком фантастичны для всех. Ждут, что скажет начальство. А оно будет согласовывать долго.
— Отличные новости, — кивнул Михаил Семенович. — Каждый день бы такие. У нас все получится. И очень скоро.
— Безусловно, — тихо поддакнул мужчина. — Разрешите идти?
— Да, идите. Появятся еще новости — сразу сообщайте мне.
…Проснулся ни свет, ни заря сам — за несколько секунд до того, как начал противно тренькать будильник. Я не позволил ему разбудить меня. Утреннее унижение от маленькой электрической штуковины меня благополучно миновало.
Порадовавшись первой за сегодня победе, спрыгнул с кровати, как гимнаст. Впрочем, почему первой — призраков сегодня ночью не было. Совсем, даже самого завалящего! Спал, как ночной сторож, в служебных обязанностях которого прописано «бодрствовать всю ночь», глубоким безмятежным сном!
Времени еще много. Поэтому не спеша позавтракал купленной вчера пиццей, заварил крепчайшего кофе и, отпивая его по глоточку, принялся придавать морде лица подобающие характеристики.
Для начала — крем. Надо стать куда более загорелым. Не знаю, где я работаю согласно легенды, но аристократическая бледность сейчас не нужна точно. У меня ее, правда, почти что и нет, но лицо должно выглядеть так, будто я целыми днями езжу по полям на тракторе.
Пять минут — и готово. Лицо, шея «включая декольте, гыгы», кисти рук приняли не очень здоровый загорелый оттенок. Ну да, вечерами я частенько выпиваю. А как еще расслабляться после работы, скажите? Мы — люди простые, походам в библиотеки не обучены. Многие знания — многие печали, а вечерний стакан водки наоборот, вливает в тебя оптимизм.
Теперь парик. Надел осторожно, посмотрел в зеркало, помотал головой — вроде нормально. Не спадает. Теперь я стрижен почти что «под горшок». Не чересчур ли? Перестараться тоже нельзя. Не, сойдет.
Потом усы «а ля старший прапорщик» — и преображение закончилось. Практически идеально. Борода и черные очки не нужны. Не похож на себя совсем, да и Митя видел меня давно, уже должен был подзабыть.
Теперь одежда — видавшие виды джинсы с курткой, и я готов. Сумка с лямкой через плечо — последний элемент вхождения в образ. Теперь вызываю такси — и на вокзал. Верный «пятисотый» в оперативной кобуре, хорошо спрятан свободно висящей курткой.
…Утро, а народу уже много. Все куда-то едут. Хотя почему «куда-то», в большинстве случаев известно, куда. По домам после рабочей недели, если не удалось уехать с вечера, и на дачи.
А я вот дачи ненавижу. На меня выращивание укропа и крыжовника действует душераздирающе. Пробыть день на даче значит оказаться в депрессии. Скучно и уныло.
Я сидел в зале ожидания и делал вид, что дремлю. Это лишнее, но если уж шифроваться, то делать это по уму. Столько раз сотрудники наружки прокалывались из-за собственной безалаберности. Думали, что их никто не видит, но увы. По ту сторону фронта тоже не все дураки.
Звонок. В такую рань могут звонить только они — люди, наблюдающие за домом Мити.
Ишь ты, женщина.
— Мой уже ушел, — таинственно сообщила она. — Направился за город. До вечера не вернется, приезжай ко мне быстрее, я вся горю.
— Да, дорогая, — ответил я. — Как это здорово. Я уже на вокзале. Изнывая от нетерпения бегу в аптеку.
— Наберу тебе попозже, — сказала девушка и отключилась.
Отлично. Митя, как обычно, едет в свою сельскую лабораторию. На метро до вокзала недолго, скоро я его увижу. Мне надо будет сесть в один вагон с ним.
…Через полчаса Митя прибыл. О том, что он добрался до вокзала, сообщила мне все та же любвеобильная девушка, а через несколько минут я увидел его и сам.
Со времен первой нашей встречи не изменился ни Митя, ни его одежда. Все то же самое. Разве что взгляд стал гораздо напряженней. Неужели что-то идет не так? Или наоборот, все хорошо, но это тоже заставляет напрягаться?
Митя пошел сразу на перрон. Люди из «наружки» хотели отправиться за ним, но я велел им ехать домой. Не надо, это излишне. И так «вели» его от самого дома, а он по сторонам зыркает, может и напрячься, увидев одно и то же лицо и здесь, и около подъезда. Тут посмотрю за ним я. Ко мне никаких подозрений, я такой же пассажир, как и он.
Поэтому я вместе с другими людьми, потихоньку собирающимися садиться в электричку, отправился на перрон. Митя сел на одну лавочку, невзирая на стоящих рядом старушек, которым можно было бы уступить место, я — на вторую, поодаль, хорошо видя его боковым зрением. Пока все идет отлично.
В поезд сели мы почти одновременно, я только позволил ему пройти вперед, чтобы понять, с какого места его будет хорошо видно. Оказалось, что с любого — народу немного, и его затылок маячил прямо передо мной. Близко подходить я все-таки не решился, мало ли что. Митя явно нервничал. На лице возникала то улыбка, то мрачная гримаса, то злобный оскал. Какой-то ты неврастеник, Митя. Хотя какая мне разница. Я уже повидал всяких, меня ничем не удивишь и не напугаешь.
…Минуты поездки текли долго. Митя сидел, уткнувшись в телефон. Пройдя мимо, я даже смог рассмотреть, что он ни с кем не переписывается, а играет в какую-то игру. В принципе, обычное времяпрепровождение для пассажира. А из необычного было то, что он несколько раз поднимал голову и оглядывал весь вагон, словно пытался вычислить возможного врага. Я в такие секунды делал совершенно безмятежное лицо и тупо смотрел в окно.
Приехали. Вот она, наша станция. Митя быстро вышел из вагона, я за ним, стараясь не спешить, но и не отпускать его далеко. В прошлый раз он как-то магическим образом сумел испариться прямо из-под носа «наружки». Я в такое волшебство не верю, но надо быть готовым ко всему.
Здание вокзала — старое, двухэтажное, из красного кирпича. Митя — прямиком туда. Я — за ним, не очень понимая, что ему там надо, и что мне там делать, то есть чем заняться, чтобы он не заподозрил, что за ним идут.
Вариантов, кроме как начать читать расписание, у меня не осталось, а Митя, не сбавляя шаг, прошел зал ожидания и юркнул в служебную дверь.
Так. Очень интересно. Он, получается, свой на станции. Значит, и выйти отсюда он сможет как-то иначе, не через выход для пассажиров.
Я побыстрее покинул здание и стал прохаживаться поодаль. Отсюда видно почти все. И если Митя не овладел искусством телепортации, то мимо меня он не пройдет. Скорее всего, он прыгнет в какую-то машину, и мне надо будет запомнить номер, а потом, когда узнаю, где она ездит и на кого зарегистрирована, действовать по ситуации.
…Но Митя мимо и не прошел. Проехал. На велосипеде. Быстро промчался по дороге, ведущей сквозь село. Очевидно, в здании вокзала он договорился хранить велосипед.
И что же мне теперь делать.