Тайны Оленьего парка

Глава XXIV Любовные драмы

Какие бы печальные события не происходили в кулуарах королевского дворца, на показ выставлялась исключительно красивая жизнь аристократии. Впрочем, как и во все времена. Поэтому через несколько дней после ареста Элисон Дюминиль Катерина вновь сопровождала маркизу. В Версале шла подготовка к очередному торжеству. Репетировали балет. Катерине было неведомо, кто распределял роли, но танцевать в этой постановке выпало Валери, с которой она, надо сказать, весьма сдружилась, и графу де Флёри - названному жениху мадемуазель де Монтебур и её же злейшему врагу. На репетиции присутствовала Помпадур, желавшая убедиться, что всё пройдёт идеально. Поэтому и Кате довелось стать свидетельницей закулисных драм. Валери и Арман, как обычно, спорили и задевали друг друга. А когда репетиция завершилась, и вовсе разругались. Другие участники действа разошлись по своим делам. В прилегающем к бальной зале помещении, выполнявшем роль гримёрной и раздевалки, остались только они двое. Сначала спорили из-за того, что якобы Валери плохо исполняет свою партию, но вскоре Арман снова перешёл к своим обычным упрёкам и придиркам. Всё не давало ему покоя пусть и краткосрочное пребывания невесты в Оленьем парке. Катя, дабы не мешать им выяснять отношения, вышла в коридор, но и там слышимость оказалась великолепная.

Пока наблюдала за снующими мимо придворными, увидела своего знакомого Фёдора Каржавина. Тот был несказанно рад их случайной встрече. Подошёл, принялся что-то оживлённо рассказывать. Об их секретном деле оба не проронили ни слова. Кате хотелось узнать, получил ли Бестужев-Рюмин бумаги, касающиеся д'Эона, или нет, но спросить не решалась. Наверняка говорить об этом открыто очень опасно.

Их беседа то и дело прерывалась отголосками спора Валери и Армана. Катрин прислушивалась, но не хотела вмешиваться. Хоть и была крайне возмущена позицией Флёри. Однако услышав последнюю фразу, адресованную мадемуазель де Монтебур, вскипела праведным гневом и решила вступиться за девушку.

- Если вы и невинны, как говорите, откуда мне знать, может вас учили ублажать мужчин ртом? Или задницей... – Арман усмехнулся.

После этого раздался явственный звук пощёчины, больше проходивший на удар. Катя влетела в комнату и увидела, что юноша вскочил с места, будто намеревался дать сдачи. Правой рукой он держался за щёку. Каржавин, к слову, поспешил за своей собеседницей и теперь тоже был свидетелем перепалки.

- Клянусь, что никогда не выйду за вас замуж, - спокойно и решительно произнесла Валери, глядя графу прямо в глаза и не обращая внимания на зрителей. - Вы не любите меня. Человек, который любит, никогда так не будет говорить. И вы не уважаете женщин. В этом ваша беда, Арман. Прощайте.

Она вытерла слёзы и вышла, гордо вскинув голову. Катрин хотела было последовать за мадемуазель де Монтебур, чтобы утешить подругу. Но её остановил гневный голос Каржавина.

- Как вы можете так обращаться с девушкой? – говорил Фёдор, в негодовании сверкая очами.

Катерина и Арман одновременно уставились на него, совершенно не ожидая подобного выпада.

- Хм, с кем имею честь? Впрочем, какая разница… – лицо Флёри исказила недовольная гримаса. – А как, по-вашему, надо обращаться с девушками, которые сами не уважают себя настолько, что поступают учиться в публичный дом, скрытый под видом пансиона? Спросите у своей знакомой.

Он кивнул в сторону Кати.

- Она расскажет, чему там учат. Может быть, даже покажет. Мне показывала. Она на удивление сговорчива.

На щеках Фёдора от ярости проступили алые пятна. Он готов был вот-вот выхватить шпагу. Оцепеневшая Катерина и сама покраснела. Стало до смерти обидно, что Арман так о ней говорит. Что ж, сама виновата.

- Надеюсь, вы понимаете, милостивый государь, что это дуэль? – теперь уже до крайности холодно осведомился Каржавин, чудом взявший себя в руки.

- Вне всяких сомнений, - надменно кивнул Флёри.

Ему как раз кстати оказался этот намечающийся поединок. Нужно было выпустить пар.

Катя же совершенно не знала, что предпринять. Как их остановить? Да и нужно ли? Может, не следует ей, девушке, лезть в мужские дела? Пусть сами разбираются. Но с другой стороны, она чувствовала себя виноватой перед Каржавиным. Если бы не она, он бы не оказался в подобной ситуации. По сути, втянула его в эту ссору, сама того не желая. А зная вспыльчивый нрав Армана, подобного и следовало ожидать.

Конечно, никто из участников сего неприятного столкновения не ведал, что в тот же день Валери в слезах бросилась отцу в ноги. Обещала выйти за любого, кого он сам для неё выберет. Только не за графа де Флёри. Но тот был непреклонен. Разорвать помолвку? Немыслимо! Это значит выказать неуважение такому именитому роду, как Жоли де Флёри. Для подобного поступка нужны веские основания. Как на это посмотрят в обществе? И всё же что-то заставило отца передумать. Мольбы дочери это были или чересчур уж покровительственное и высокомерное отношение будущих родственников, задевающее его гордость? Как бы то ни было, а вскоре помолвка была разорвана. Тихо, без излишней шумихи вокруг этого события. Как и в своё время вопрос с пробегом Валери из пансиона. Это ещё раз доказывало, что дочь господин де Монтебур любил, баловал и капризам её всячески потакал. Да и достойный претендент на руку Валери нашёлся быстро.

Пока мужчины договаривались о времени и месте поединка, Кате сообщили, что ей следует срочно явиться к госпоже де Помпадур. Поэтому девушка вынуждена была оставить противников одних. А потом, на фоне собственных переживаний, даже забыла о них на какое-то время.

Возвращалась в пансион маркиза в превосходном расположении духа. Намекала, что некое важное дело, касающееся Катрин, решилось положительно. Но, дескать, пока она не хочет ничего рассказывать. Поэтому Катя, услышав, что та сразу по приезду пригласила к себе Флоретта, ринулась к двери покоев госпожи – подслушивать. Увы, местные нравы уже наложили на неё свой отпечаток.

Флоретт говорил негромко. Катя толком ничего не могла разобрать. А вот маркиза, очевидно, ходила по комнате, потому что её голос раздавался то громче, то тише. В целом её слова Катя смогла разобрать вполне отчётливо.

- По случаю женитьбы вам даруется титул барона. Согласитесь, лучше, чем ничего, правда? – говорила Помпадур. - В приданое вашей будущей супруге король согласен дать сто тысяч, как воспитаннице пансиона. Вы же, помимо титула, получаете земли и ренту двадцать тысяч ливров в год. Вас устроит? Вы ведь мечтали о том, чтобы стать дворянином. Что ещё? А, место при дворе вам обеспечено. Должность придворного лекаря.

В следующее мгновение Катерина с пылающими щеками убегала от апартаментов владелицы Оленьего парка, потому что на лестнице послышались чьи-то голоса. Но и того, что услышала, её было достаточно. Девушку переполняла радость.

Она ждала Эркюля долго. До наступления темноты. И ликование постепенно сменялось тревогой. Он всё не приходил. Маркиза тоже не вызывала горничную к себе. Может быть, месье Флоретт отказался от предложения королевской фаворитки? Но ведь он тогда, в Консьержери, назвал Катю своей женой! Она не ослышалась! Устав ждать и мучиться догадками, Катрин направилась к его комнатам. Лучше узнать правду сейчас, чем провести в неведении и сомнениях очередную бессонную ночь.

В кабинете доктора не было. Катерина решила его дождаться. Села на стул и уставилась на дверь. Вскоре снаружи раздались знакомые шаги. Девушка понялась. А Эркюль, войдя, сперва застыл. Не ожидал её увидеть.

- Вы здесь, Катрин? – спокойно произнёс Флоретт. – А я вас искал.

- Искали? – переспросила недоверчиво Катя. – Я прождала вас весь вечер! И вот решила прийти сама.

- Вы меня ждали? - он, похоже, был в недоумении.

Катя смешалась, поняв, что выдала себя.

- Ну…- протянула она. – Мне казалось, что её сиятельство хотела что-то мне сообщить. Но сначала она решила поговорить с вами. Я думала, есть какие-то новости относительно…

Девушка совсем стушевалась, не зная, как выразить свою мысль. В любом случае выходило как-то жалко.

- Да… - Флоретт совершенно не придал значения её смущению. – Я, признаюсь, затем вас и искал. Но непредвиденные обстоятельства задержали. Полин стало хуже. Нужно скорректировать её лечение.

- Как она? – с беспокойством спросила Катя.

Эркюль небрежно махнул рукой.

- Сейчас всё нормально. Присядьте, Катрин, а то стоим с вами, как на королевском приёме.

Девушка снова опустилась на стул, на котором сидела пару минут назад.

- Забыл уже, как это правильно делается. И вообще как выбрать подходящий момент, - теперь и Эркюль выглядел растерянным. – Не хочу тянуть время. Поэтому спрошу просто. Вы выйдете за меня, Катрин?

Катя вспыхнула. Не соображала, как себя вести и куда деваться от смущения. Вроде и знала, и ждала этого, но всё же его слова застали её врасплох. Удары пульса стали просто оглушающими. Она совсем осела, откинувшись на спинку стула, и издала какой-то слабый полувздох-полустон. Но тут же опомнилась. Девичья гордость взыграла. Не следовало так открыто демонстрировать свою радость. Решит ещё, что она совсем себя не ценит, раз его предложение воспринимает, будто нищенка, которой дарована щедрая милость.

- А что, хорошее приданое за меня дают? – с неуместной игривостью вдруг спросила Катрин.

Решила пошутить. Но, как видно, неудачно. Кажется, он воспринял это за укол и намёк, что женится ради приданого. Эркюль посмотрел на неё как-то иначе, по-другому. Как будто она ему совсем чужая. Катя перестала улыбаться.

- Я пошутила! – выпалила она. – Я согласна!

А он всё смотрел. Долго, холодно, отчуждённо. Катрин умоляюще заглянула ему в глаза, чувствуя себя сейчас совершенно несчастной. Как она могла сказать такую глупость! И неужели он не понимал, что она в растерянности? Неужели не сжалится?

Ещё недавно Флоретт бы не колебался ни секунды. Ведь для него открывались широчайшие перспективы, о которых он и мечтать не смел. Но теперь, после того, как люди, которых он лечил, вышли в его защиту... Принимая предложение короля, он навсегда лишится возможности свободно заниматься врачеванием. А для Эркюля это было делом всей жизни.

Флоретт скрестил руки на груди и молчал. Она тоже молчала. Так они какое-то время безмолвно глядели друг на друга.

Эркюль не мог не заметить, что Катрин стала совсем другая, новая в этом роскошном платье. Такая беззащитная, хрупкая, манкая. Взгляд невольно то и дело цеплялся за слишком уж откровенное декольте. На что рассчитывала Помпадур, вынуждая его жениться на этой девчонке? Хотела откупиться? Заставить молчать? Он бы и сам был не против взять её в жены. Но не так. Когда тебя заставляют, даже самое желанное вызывает невольное отторжение.

На самом деле доктор понимал, что просто врёт себе. Он отвернулся, чтобы не видеть этих огромных блестящих глаз. А она вдруг встала и неожиданно твердо произнесла:

- Это всё зашло уже слишком далеко. Не так я хотела выйти замуж. Думаю, я достойна того, чтобы супруг меня любил, а не женился из-под палки, словно на какой-то прокаженной. Нам лучше не видеться с вами больше никогда.

И поспешила к выходу.

Говорят: с глаз долой - из сердца вон. Если она не будет видеть его, то забудет. Когда его нет рядом, ей легче.

Собиравшийся что-то сказать, Флоретт так и остался стоять, глядя ей вслед.

На следующий день Эркюль выехал к раненному графу де Флёри. Тот сам потребовал, чтобы лечил его именно доктор Флоретт. Об этом Катя узнала от маркизы Помпадур. Жанна-Антуанетта вызвала её, чтобы швея сняла с девушки мерки для подвенечного платья.

Как только мерки были сняты, Катя, едва сдерживая слёзы, пролепетала, что всё испортила и, кажется, никакой свадьбы не будет.

- Ну что опять? – маркиза совсем не аристократично фыркнула. – Вы испытываете моё терпение, Катрин!

Перепуганная такой реакцией госпожи, Катя пересказала свой вчерашний разговор с Флореттом.

- О, так это пустяки, - смягчилась Помпадур. – Не переживайте, он остынет и всё будет, как мы задумали. Эркюль не глупец, чтобы отказываться от столь заманчивого предложения.

Катерина же считала иначе. Невольно она его задела за живое. Может быть даже, сама не желая, угадала его истинные мотивы.

- Если бы ты была ему совершенно неинтересна, он бы так не реагировал, - убеждала её тем временем Жанна-Антуанетта. – Должно быть, опять о своей покойной супруге вспомнил. Бывает с ним такое. Может в себе замкнуться, и сколько ни бейся, не впускает в свою душу. Но ты умница. Постепенно найдёшь к нему подход.

Маркиза оказалась права. И спустя месяц состоялось венчание в Сен-Жермен-дю-Пре - самой старой церкви Парижа.

К тому времени стало совсем холодно. Днём часто лил дождь или поднимался острый злой ветер, сбивавший листву с деревьев. Катя, бледная, чуть дрожащая от волнения, была божественно прекрасна в нежно-розовом атласном платье с приталенным лифом и стекающей до пола юбкой-колоколом. Эркюль же, как обычно, выглядел сдержанно и строго в своём чёрном бархатном костюме без лишних украшений.

Сердце девушки трепетало, когда она стояла рядом с любимым мужчиной у алтаря. А в момент произношения клятвы и вовсе замерло на несколько секунд.

К слову, на робкое признание Кати, что у неё проблемы с документами, Помпадур лишь махнула рукой. Для неё это были легко решаемые мелочи.

Обошлись без пышной церемонии и многолюдного празднества. Скромное венчание в церкви, после которого новоиспечённые барон и баронесса де Виктуар отправились на бал-маскарад к герцогу Жоли де Флёри. Тот был чрезвычайно благодарен доктору за очередное спасение жизни своего непутёвого младшего отпрыска и желал как-нибудь отблагодарить. Однако Эркюля, который должен был приступить к своим обязанностям придворного врача только через несколько недель, в самый разгар бала срочно вызвали во дворец. Среди гостей пронёсся шёпот, что на короля совершено покушение[1]. И хоть праздник продолжался, мало у кого было желание веселиться. Все жаждали подробностей.

Только двух человек, присутствовавших на нём, не интересовало ничего вокруг. Валери, несколько дней назад ставшая графиней дю Шарм де Сильвен, танцевала с очаровательным незнакомцем в черном. Когда взбудораженные новостью гости разбились на кучки и разошлись по комнатам, они оказались наедине. Молодой человек в чёрной полумаске привлек Валери к себе и попытался поцеловать.

- Постойте, Арман, - молодая графиня мягко приложила пальчики к его губам.

Он тут же поймал её руку, коснулся ладони устами.

- Нам нельзя. Я верная супруга своему мужу. И никогда не стану ему изменять.

- Но вы же не любите его! - граф в отчаянии сорвал с себя маску.

Она ведь всё равно его узнала.

- Не люблю, - спокойно согласилась Валери. - Но он оказался хорошим человеком. Я ценю его и не стану причинять боль, пороча его доброе имя. Простите, Арман, всё могло быть иначе.

Он глядел на неё взглядом побитой собаки.

- Мы уезжаем из Парижа. Муж хочет наследника. И считает, что жить за городом для меня будет полезнее, - добавила графиня дю Шарм.

Как и граф де Флёри, Катя среди великолепия костюмированного бала чувствовала себя ужасно одинокой. В день собственной свадьбы она ехала домой в обществе одной лишь только служанки. Сейчас как никогда были понятны слова Эркюля о том, что он всегда работает, у него совсем нет свободного времени, и она должна быть к этому готова. А она оказалась не готова... Ей было обидно. В душе стало пусто, накрыла апатия. Супруг передал со слугой записку, что пробудет во дворце до утра или даже дольше. И что его величество действительно ранен, но его жизни ничего не угрожает. Наверное, маркиза так боится за жизнь Людовика, что требует от Эркюля дежурить у его постели. Бедный доктор сам себе не принадлежит. А Катя вот уже двенадцать часов как его жена, но он ещё ни разу не поцеловал её, не говоря уже о чём-то большем.

٭٭٭

Приехав в их особняк на улице Эльзевиров, Катя, вместо того, чтобы отдыхать после полного волнений дня, прошлась по всем комнатам, любуясь отделкой, мебелью, люстрами, фресками. Необычным аксессуаром выглядели шкуры диких животных на полу в кабинете теперь уже барона де Виктуар де Амори-Туржон. Катя никак не могла запомнить весь этот перечень имён. В гостиной пылал камин, на тёмных дубовых стенах висели головы оленя и кабана. В спальне интимно мерцали огнями свечи, а пышная кровать под балдахином показалась девушке просто огромной. На низком столике слугами были заботливо приготовлены вино и фрукты.

Шли часы, но ничего не происходило. Катя совершенно погрязла в состояние тоски и никому ненужности. Она была совсем одна в целом мире. У неё здесь не было друзей, лишь знакомые, которых нисколько не интересовало, что у неё на душе.

Катя не имела привычки без спроса брать чужие вещи. Но уже давно, с тех пор как услышала об этом от маркизы, её гложила мысль о семье Эркюля. Что с ними стало? Он никогда даже словом не обмолвился об этом. Как и вообще о том, что был женат. Подчиняясь некому внутреннему порыву, Катя открыла бюро и стала перебирать содержимое ящиков. В основном там лежали бумаги, документы, какие-то письма. Но вдруг на самом дне одного из ящиков, под всем содержимым девушка нащупала миниатюрный портрет. Она уже видела такие раньше. Их было принято дарить на память и всюду носить с собой. Извлекла портрет в инкрустированной рамке из-под горы бумаг и стала его рассматривать. На нём была изображена девушка-блондинка с утонченной, почти кукольной внешностью. Рассматривала долго, с мазохистской тщательностью, чувствуя, как давит где-то в груди. Значит, он любит её, раз хранит до сих пор портрет…

Катя, пока бродила по дому, даже не заметила, как наступило утро. И сейчас, стоя у открытого бюро, она совершенно не слышала шагов своего супруга.

- Зачем вы это взяли? - сказал он строго, даже, как ей показалось, жёстко.

Забрал из её рук миниатюру, положил на место и закрыл бюро, демонстративно повернув ключ в замочке ящика.

Ошарашенная Катя почувствовала себя котёнком, который в поисках ласки тёрся об ногу человека, а его этой же ногой отшвырнули прочь. Девушка поспешно схватила свой плащ, побежала вниз по лестнице и выскочила за дверь. Она понятия не имела, куда идти. Благо извозчик проезжал мимо и она остановила его. Когда Эркюль выбежал на улицу, её уже и след простыл.

Он искал её весь день и всю ночь. Привлек к поиску слуг. Послал людей в пансион Олений парк. Но они вернулись ни с чем.

При мысли о том, что с ней могло что-то случиться, охватывал леденящий душу ужас. Где-то в груди начинало больно колоть. Невольно вспоминалось нападение на несчастную девушку в подворотне у рынка Ле-Аль.

В поисках молодой супруги Эркюль даже заезжал к графу де Флёри, и тот рассказал, как она пыталась спасти Флоретта, пока тот находился в Консьержери. Как стремилась вызволить доктора из тюрьмы, как умоляла его, Армана, помочь. Как тайно встречалась с королём.

Растерянный и пристыженный, барон ни с чем вернулся домой. Катрин приехала часов в десять утра следующего дня. Ещё более несчастная, чем накануне. Её денег хватило лишь на извозчика и одну ночь в гостинице. Ей больше некуда было деваться. Возвращаться после побега было для Кати невыносимым унижением. Она ненавидела себя и всех вокруг. Поэтому когда муж вошёл к ней в комнату, приготовилась высказать всё, что думает.

Она стояла, скрестив на груди руки. От её позы, взгляда, от всей её фигуры веяло таким холодом, что Эркюль остановился. И вдруг протянул ей бархатный футляр.

- Вот. Это вам.

Катя ожидала вопросов и упрёков, а он её обескуражил своим поступком. Взяла, открыла. На подушечке из алого атласа лежало кольцо. Красивое, изящное, украшенное камнями, названия которых Катрин не знала.

- Это мне? - тупо переспросила она.

- Примерьте, - подсказал барон.

Катя, разглядывающая украшение, опомнилась и взяла кольцо в руку.

- Я помогу. Вы позволите? - спросил он.

И осторожно взял у неё драгоценность. При этом их пальцы как-то интимно соприкоснулись. Катя вздрогнула. Кольцо идеально подошло.

- У меня никогда не было таких красивых и дорогих украшений, - почему-то прошептала девушка.

Глаза у него стали такие, как будто он хотел что-то сказать, но не решался.

Катя, целую ночь представлявшая, как выскажет ему всё, что думает, поняла - сейчас все эти мысли разом вылетели из головы. Она уже не злилась.

- Спасибо, - девушка рассматривала камни.

Неужели бриллианты?

- Я слышала от слуг, что вы меня искали и были у графа де Флёри. Почему у него? Я даже не подумала бы к нему ехать.

- Мне казалось, вас с ним что-то связывает.

У Кати глаза неимоверно расширились и она воскликнула:

- Нет! Что вы! Как вы могли такое продумать!

После этого девушка, наконец, разрыдалась. Всё напряжение и обида хлынули наружу.

- Я ненавижу вас! И короля! И эту вашу Помпадур! Она растоптала всё хорошее, все мои мечты! Я любила вас! Я за вас жизнь бы, не раздумывая, отдала! А теперь я вас даже уважать не могу! Вы женились на мне ради титула и места при дворе! - она ударила его в грудь.

А он вдруг молча прижал её к себе. Прижал с такой силой, что она едва не задохнулась. И держал так, не давая вырваться, пока она не притихла, поражённая ощущением того, как может быть хорошо и надёжно в его объятиях. Доктор опустился в кресло, усадил жену к себе на колени и стал покачивать, мягко поглаживая по волосам и спине. Девушка уткнулась лицом ему в шею. Они сидели так долго. Не могли ни говорить, ни смотреть друг на друга. Просто замерли и слушали дыхание в унисон и биение сердец.

Эркюль очнулся первым. Хотел поцеловать, наклонился к её лицу, но обнаружил, что она, убаюканная им, заснула. Барон улыбнулся и осторожно переложил Катрин в кресло, не желая тревожить сон юной супруги. Откуда-то снаружи доносился приглушённый шум обычной жизни, долетали звуки голосов слуг, чей-то смех, звон посуды.

Проснувшись, Катя осмотрелась. В щель между шторами было видно, что снаружи начинало темнеть. И снова она в полном одиночестве… Девушка поднялась, поправила платье. Вспомнила свою истерику и ей стало невероятно стыдно. Не встретить бы только Эркюля. И желательно как можно дольше. Пусть его вызовут к пациенту на пару дней. Она не знала, как ему в глаза смотреть после такого. И ей требовалось время, чтобы свыкнуться со своей новой ролью. Метнула взгляд на кольцо, украшавшее теперь её руку. Оно было поистине шикарным. Даже представить страшно, сколько такое стоит! Пару долгих минут любовалась подарком, выставив перед собой руку. А потом, стараясь не шуметь, дабы не привлечь внимание слуг, которые наверняка тут же донесут господину, что она проснулась, девушка направилась к двери. Но раздавшийся за спиной голос заставил её в буквальном смысле подпрыгнуть от неожиданности.

- Вижу, вам на самом деле нравится кольцо. Ну и славно.

Катрин оглянулась. Эркюль сидел за столом, перед ним лежали книги, бумага и стояла чернильница. Выходит, всё время, пока она спала, он тут работал. А кресло было отвёрнуто от стола, поэтому она и не заметила его, проснувшись. И пока рассматривала украшение, он, значит, наблюдал за ней. Её щёки покрылись румянцем смущения.

- Теперь, Катрин, послушайте меня, - тем временем говорил Эркюль непривычно сурово. - Вы же понимаете, что я тоже живой человек, а не подушка для вымещения злости или слёз?

Она, не мигая, кивнула. В глубине души понимала, что слишком долго она испытывала его терпение. И никогда он ничего не требовал взамен. Никакой благодарности.

- Так вот. Как бы там ни было, вы теперь моя... жена. И сегодня я жду вас в своей спальне. Эту ночь мы проведём вместе. И все последующие ночи будем проводить вместе, по крайней мере, до тех пор, пока вы не родите мне сына или дочь. Потом уж как захотите. Можете считать меня тираном. Да, я хочу титул, земли, место при дворе и наследника.

Вечером в назначенное время она сидела на его постели, облачённая в белую кружевную сорочку. Неужели он считал, что для неё это какая-то тяготящая обязанность?

Войдя, Эркюль увидел её, но ничего не сказал. Отвернулся и принялся раздеваться. Но, то ли нервничал, то ли ещё что-то, а едва не порвал брошью у горла ворот рубашки. Чертыхнулся. Никак не выходило самому отстегнуть.

Не иначе уверен был, что она ослушается и не придёт. Из гордости, например, или посчитает такое обращение оскорбительным. А она сидела, не дыша от радости и едва сдерживая довольную улыбку. Cердце её сладко замирало в предвкушении.

Наблюдала за ним, чуть покусывая губы. Французские мужчины, которых она видела хотя бы частично обнаженными, казались ей ужасно заросшими. Особенность нации такая что ли? Или просто она не привыкла, ведь в её времени люди стараются всеми возможными способами избавиться от волос на теле.

Наконец сжалилась, спрыгнула с кровати, подбежала и принялась аккуратно помогать расстегнуть брошь. Он так и застыл. Глядел молча. А она расстегнула его рубашку и вдруг бросилась торопливо целовать везде, куда могла дотянуться - лицо, шею, грудь, плечи. Быстро, жадно, чуть не задыхаясь. Словно его в любой момент отнимут. Хотелось пить его огромными глотками, насытиться им вдоволь, надышаться.

Он подхватил её на руки и понес к ложу. Словно в женских романах! Катя счастливо вздохнула. Наконец-то! Как же долго она этого ждала!

Грудь её вздымались от взволнованного дыхания. Катя глядела на мужа и видела, как затуманился его взор, направленный на неё. Всё ещё не верилось до конца, что теперь он - её мужчина!

Когда рука его, поборов ночную сорочку, легла ей между ног, Катрин невольно всхлипнула и сама поймала губами его уста. Пальцы Эркюля ласкали умело, а поцелуй стал бесконечно глубоким и откровенным. Затем он ловким движением лишил её одеяния из невесомого батиста, обхватил правую грудь, пропуская между пальцами сосок, склонился к левой, приник губами. Девушка, одной рукой зарывшись в его волосы, другой пыталась ласкать мужа в ответ.

Это было больше, чем страсть, больше, чем нежность. Это было признание друг другу в том, что не всегда получается высказать словами. Катерина задыхалась в горячечном безумии. Целовала с упоением, страстно, уже ничего не страшась. А когда, охваченная крупной дрожью, билась в его объятиях, он заглушал её стоны своими поцелуями.

- Ты каким-то совершенно непонятным для меня образом возникла в моей жизни и заполнила её собой, - говорил Эркюль тихо и ласково, когда они потом лежали в объятьях друг друга. - Однажды со мной уже такое было. Я был уверен, что это никогда не повторится. Видимо, жизнь меня всё-таки любит, если подарила тебя. Пообещай, что никогда не исчезнешь.

Катя зажмурилась. Как же она могла такое пообещать! Уткнулась лицом ему в грудь и промолчала.

А ещё она не могла спать. Его руки постоянно, даже в полудрёме, были на её теле. От этого сердце заходилось в рваном стуке, дыхание сбивалось. А он в который раз за ночь опрокидывал её на спину и нависал сверху. Она была до умопомрачения счастлива!

На следующий день Катя ощущала каждую мышцу, как после хорошей скачки верхом. Всю следующую неделю Эркюль никуда не уезжал. Это было какое-то безумие! Катерина сходила с ума от одного его присутствия или прикосновения. Тело моментально откликалось на его ласки. Девушку начинало пугать это её состояние. Быть может с ней что-то не так? Что если она сходит с ума? Он работал в кабинете, готовил лекарства, что-то записывал или читал книги. А она только и думала о близости с ним. Ей постоянно этого хотелось. И самое ужасное, что Эркюль, кажется, всё понимал. Пусть уж так. По крайней мере, он из-за этого над ней не смеялся. И подобное поведение супруги его, по всей видимости, нисколько не тяготило. Скорее наоборот. Просто по натуре и в силу жизненного опыта он был более сдержан. Катю смущало, что она ходит за ним по пятам. А поделать с собой ничего не могла. Почему-то ей не приходило в голову, что это притяжение абсолютно взаимное.

Тучи сгустились совершенно внезапно. Однажды утром явился посыльный от Каржавина. Раздражённая Катя взяла его записку. Он уже писал ей признания в любви, но она не отвечала. Вот и сейчас, наверное, снова романтическое послание. Но в записке оказалось сообщение совсем иного рода: «Король обнаружил исчезновение документов и ведёт расследование. Вам лучше исчезнуть. Мы поможем сделать паспорт на русское имя, выделим средства на первое время. Вы должны уехать в Россию. Ваш супруг может ехать с вами. Все подробности узнаете в посольстве. Записку уничтожьте!»

Катя понимала, что Эркюль не поедет за ней в холодную, чуждую и непонятную ему Россию. Только получив всё, к чему стремился, тут же этого лишиться? Нет, он на такое ни за что не пойдёт.

[1] На самом деле покушение на Людовика XV произошло несколько позже. Когда 5 января 1757 Людовик XV выходил из своего дворца в Трианоне, чтобы сесть в карету, Робер-Франсуа Дамьен прорвался между гвардейцами и, набросившись на короля, ранил его перочинным ножом в правый бок. Злоумышленник был тут же схвачен. Ранение короля оказалось лёгким. Дамьена ждала смертная казнь через четвертование.