Тайны Оленьего парка

Глава XIV Высокопоставленная сводница

Поиском Полин никто, кроме служанок, не занимался. А вот исчезновение Валери де Монтебур стало без преувеличения ударом для маркизы. Снова приехал тот господин, которого Катрин уже видела. Допрашивал слуг и преподавателей. От самих воспитанниц на этот раз всё утаили, дабы не вносить в их ряды панику и избежать лишних пересудов. Всем было строго, под страхом увольнения, велено молчать. По официальной версии Валери решила вернуться домой.

И конечно, оставить подобное безнаказанным было немыслимо. Кто-то же виновен в происходящем! Маркиза опасалась, что весть о странностях, творящихся в пансионе, дойдёт до его величества. И он потребует объяснений. В конце концов, они взяли на себя ответственность за жизнь и благополучие этих девушек. Одно дело с молчаливого согласия родителей делать из них любовниц короля, а затем жён аристократов, а другое – быть виновными в их смертях, не приведи Господь. Именно поэтому во время очередного визита высокомерного господина в парике, проводившего так называемые «беседы», уже более смело было высказано предположение, что виновен во всём местный доктор. Все, включая педагогов, горничных и дворовых слуг, обсуждали между собой, что поскольку месье Флоретт неожиданно, без объективной причины, покинул пансион, его и заподозрили в причастности. Катрин слышала, что даже сама маркиза, якобы, не отрицала эту версию.

Девушка не знала, что делать. В душе бурно негодовала из-за творящейся здесь несправедливости, а вслух не могла ничего сказать в защиту Эркюля. Боялась. Да и кто её послушает? В его невиновности она не усомнилась ни на секунду. Главным для неё было понять, почему он так внезапно уехал. Верхом, без багажа. Вещи его только на следующий день забрал слуга. Катя ведь слышала, что накануне Флоретт с маркизой о чём-то спорили. Быть может, причина его отъезда в этом?

Сидя в кухне и болтая с Ноеллой, девушка пыталась ненавязчиво разузнать, не в курсе ли чего пожилая женщина. Как она успела заметить, кухарка не болтлива, но многое знает обо всех здесь.

- Как думаете, имеет ли месье Флоретт какое-то отношение к происходящему? – спросила горничная.

- Не знаю, детка, - повела плечами Ноелла. – Очень хочется верить, что нет. Не плохой он человек, наш доктор. Будем надеяться, что наши господа во всём разберутся, найдут беглянок и накажут виновного.

- Думаете, девушки сбежали?

- А куда ж им деться? Наверняка сбежали. И кто-то им помог. Взбаламутили всех, мерзавки. Одна Полин чего стоит, оторва.

На счёт Полин Катя была согласна. Но другие вряд ли похожи на таких, кто очертя голову бросается в приключения. Домашние, толком не знавшие жизни, разве могут они решиться на столь дерзкий поступок – сбежать от самого короля? Да и, если верить словам охраны, никто ничего подозрительного ночью не видел и не слышал. Впрочем, так было и в прежние разы, когда исчезали воспитанницы.

- А доктор… - Катя вернулась к интересующей её теме. – Почему вы думаете, что он не мог? Вы же сами сказали, что человек не плохой. Может он им помогал вырваться из этой грязи? Все же понимают, какая участь их тут ждала.

Ноелла Пифо засмеялась.

- Да не самая страшная участь, дорогуша, - заявила она с полуулыбкой. – Некоторые только об этом и мечтают. А месье Флоретт… не стал бы он ничем подобным заниматься. Он этим местом очень дорожил. Да и слишком умён. Нет, ерунда какая-то.

- Если бы дорожил, разве бросил бы всё вот так неожиданно? – резонно заметила Катя. - А что вы вообще о нём знаете? Вот откуда он родом? Сколько ему лет?

- Сколько лет? Тридцать восемь.

Катя обмерла. Тридцать восемь! Она так надеялась, что ему тридцать. В крайнем случае, тридцать пять. А он на целых двадцать лет старше неё!

- Откуда родом… Да вроде бы откуда-то из Прованса. Но я могу ошибаться. Никогда не слышала о нём ничего интересного. Поэтому мне тебя нечем порадовать.

Конечно, от Ноеллы не укрылось, что Катя преследовала свои собственные интересы, расспрашивая о Флоретте. Но она удержалась от насмешек и нравоучений.

Катя же с самого утра уговаривала Элисон отправить её в Париж за продуктами. Ссылалась на то, что кухарка занята, да и голова у неё побаливает. Другие девушки все при делах. А ей самой разрешено пару дней заниматься лёгкой работой, с которой она быстро справлялась. Наконец мадемуазель Дюминиль сдалась.

Вообще огромным плюсом её положения горничной было то, что она имела возможность покидать пределы особняка и парка. Получив разрешение Элисон, Катя в мгновение ока собралась, схватила корзинки для покупок и помчалась к кучеру. Ему было велено не спускать с девушки глаз и везде сопровождать. По пути в город Катерина только и думала, как избавиться от этой охраны. Ей нужно было найти Флоретта. Она плохо помнила, где находилась та дверь, из которой он появился при их первой встрече. Но она найдёт! Обязательно найдёт! Его нужно предупредить!

На рынке кучер едва поспевал за ней. Всё бормотал, чтоб торопилась, что экипаж без присмотра оставили, напоминал, чем в минувший раз всё закончилось.

Знаменитый парижский рынок Ле-Аль действительно был местом не самым приятным. Одни запахи чего стоили. Оказавшись здесь в первый день попаданства, Катя совершенно ничего о нём не знала. А ведь рынок был знаменит благодаря, в частности, писателям. Основанный ещё в XI веке, располагался он на окраине. Но со временем город настолько разросся, что теперь Ле-Аль находился в самом сердце столицы. Чуть позже это место с лёгкой руки Эмиля Золя получит название «Чрево Парижа». Именно здесь родился герой романа Патрика Зюскинда «Парфюмер». А буквально в двух шагах находился Нотр-Дам-де-Пари.

Ле-Аль был продуктовым рынком. Здесь имелось всё, необходимое для того, чтобы порадовать обычного парижанина - мясо, рыба, сыры, вина. Но особенно славился рынок зловонием и горами нечистот. Кроме того, это место буквально кишело лихими людьми. Грубияны-мясники, заходящиеся в ругани торговки, грабители и воры, попрошайки и калеки – вот каков был основной контингент рынка Ле-Аль.

Как раз мальчишку-беспризорника поймала Катя и принялась у него выпытывать, не знает ли тот доктора Флоретта.

- Дашь монетку? Скажу, - ухмыльнулся паренёк.

Катя спешно достала из кошелька несколько денье[1]. Даже по сторонам не смотрела, видит ли кто. Забылось уже, как в минувшую поездку деньгами светила. Парнишка, получив плату, исчез. Растерянная горничная постояла какое-то время на месте. Мальчишка не возвращался. Выходит, обманул. Девушка, не слушая причитаний кучера, побрела между людьми, высматривая в толпе кого-нибудь, у кого бы ещё спросить о докторе. Одновременно с этим пыталась вспомнить, куда она тогда бежала, между каких домов пряталась. Сейчас они казались все одинаково серые, невзрачные. Отчаялась уже. Поняла, что придётся возвращаться ни с чем. Ещё и кучер никак не отставал, всё тянул к карете.

- Так и быть, идём, - сдалась девушка.

Только повернула назад, как кто-то осторожно коснулся её локтя.

- Зачем вы меня искали?

Катя обернулась и задохнулась от волнения и счастья. Он! Такой же холёный и ухоженный, как в Оленьем парке. Только костюм скромнее. Этот знакомый до боли аромат и голос! Девушка словно дара речи лишилась. Стояла, пытаясь произнести хоть слово, будто рыба, выброшенная на берег.

Эркюль велел кучеру ждать у кареты, после чего повернулся к Кате.

- Ступайте за мной, - бросил коротко и скрылся в толпе.

Горничная поспешила следом, боясь потерять из виду его высокую широкоплечую фигуру. Вскоре они вышли из людского потока и стали петлять какими-то переулками. А потом оказались возле узенькой двери. Кажется, именно отсюда он тогда и появился! Катя, конечно же, не помнила маршрут, которым убегала от преследователей, но появление незнакомца врезалось в память навсегда.

- Входите, - доктор пропустил её вперёд, потом вошёл сам.

Сбросил плащ, снял шляпу.

- Да говорите, наконец! Что случилось? – нетерпеливо спросил он.

А Катя поражённо крутила головой, осматривая помещение, в котором оказалась. Какая-то коморка, а не жилище. Места совсем мало, из мебели только самое необходимое – стол, пара стульев, шкаф, лежанка, которую назвать кроватью язык не повернётся. На одном из стульев дремала чёрная кошка. Стол был весь завален книгами и разного рода склянками. Среди беспорядка Катя увидела знакомый чемоданчик из красного дерева.

- Не обращайте внимания, - бросил Флоретт, проследив за её взглядом. - Служанка скоро придёт, всё вымоет.

- Служанка? – Катя насторожилась. – Какая-то она у вас совсем не хозяйственная. Или вы её не для уборки держите?

- Господи, Катрин! Ей шестьдесят! Знаете, ваши высказывания иногда поражают своей… ммм… наивностью, - заметил Флоретт, принявшись перебирать и складывать стопками книги.

- Вы хотели сказать - глупостью?

- И это тоже.

Катя была вынуждена признать, что он прав. Она действительно в последнее время будто деградировала. А под влиянием ревности совсем теряет здравый смысл.

- Вы здесь живёте? - спросила она примирительно.

- Не совсем. А что? По-моему отличная конура, как для пуделя, - усмехнулся Флоретт.

Катя нахмурились. В носу закололо, глаза наполнились слезами.

- Простите меня, - она умоляюще посмотрела на Эркюля.

Ей безумно хотелось броситься к нему, целовать, прижать к себе, защищая от грозящей ему опасности. Она готова была упасть на колени, чтобы он простил и забыл эту глупую злую фразу.

- Вы что, искали меня за этим? - вздохнул он.

- О, нет! Я пришла по важному делу. Ситуация серьёзная. Вы знали, что в Оленьем парке исчезают воспитанницы?

- Слышал, конечно. Только я был уверен, что это такой спектакль. И что их просто отправляют домой или выдают замуж. Мне никто не отчитывался, куда на самом деле деваются девушки.

- В ночь вашего отъезда исчезли ещё две. Вас считают причастным! – выпалила Катя.

Доктор остолбенел. Отступил к лежанке и растерянно сел на неё.

- Только этого не хватало, - вымолвил он.

- Вам нужно уехать, - посоветовала Катрин.

- Куда? - губы его скривились в горькой усмешке.

- Домой. В Прованс. Или откуда там вы родом.

- Чтобы на меня всё это уж наверняка повесили? Если сбежал, значит, точно виновен.

Катя присела на стул, сложила на коленях руки.

- Почему вы уехали? Вы бросили Лулу! Кто теперь будет заниматься её лечением? – в голосе её ясно слышался неприкрытый упрёк.

- Я прописал Луизе мумиё. Элисон следит за этим, - пробормотал Флоретт.

- И маркизу бросили, - вдруг добавила Катя.

- Вы вопиюще неэтичны.

- Все мы не без изъяна, - философски изрекла девушка.

Ей хотелось упрекнуть его в том, что он бросил её саму. Но какое она имела право? Вот и сказала про маркизу. А имела в виду себя…

Какое-то время Эркюль размышлял, потом поднялся.

- Ладно, я разберусь. Спасибо что предупредили. А теперь ступайте, вам лучше уйти.

Он спохватился, очевидно, вспомнив тот случай, познакомивший их. Потянулся к плащу.

- Я проведу вас до кареты.

- Но... месье Флоретт, - попыталась воспротивиться Катя.

Ей хотелось столько всего ему сказать! Да просто спросить, как он здесь, не держит ли на неё зла.

- Ещё раз прошу, простите меня, я столько глупостей наговорила! – торопливо, запинаясь, протараторила девушка. - Не знаю, что на меня нашло.

- Перестаньте постоянно извиняться. Я из-за этого себя неловко чувствую.

- Почему вы уехали? Вы так и не ответили. И как вы здесь?

- Нормально, - не очень вежливо отрезал он. - Я хороший врач. Не пропаду.

Говорить о том, что заставило его так спешно покинуть пансион, доктор упорно не желал. Но Катя настроилась во что бы то ни стало это выяснить. Быть может, от этого зависела его свобода и жизнь! Но только она хотела задать очередной вопрос, как раздался резкий, требовательный стук в дверь.

- Доктор! Доктор! – кричали снаружи.

- Простите, Катрин, - он ринулся к двери, открыл.

В комнату ввалился мужчина, по виду простой горожанин. Он поддерживал едва стоявшую на ногах молодую женщину.

- Господин доктор, моя жена рожает! Прямо на рынке началось. В толчее придавили. А ей ещё ходить два месяца! Сделайте что-нибудь.

Кате пришлось уйти, чтобы не отвлекать его.

Едва она успела выйти из экипажа у центрального входа в пансион, как ей сообщили, что мадам де Помпадур велела девушке по возвращении тотчас явиться к ней. Под рёбрами неприятно похолодело. Что-то в этом требовании было для Кати неприятное, о чём буквально кричал внутренний голос. Но делать было нечего, и она пошла.

- Где вы так долго были, Катрин? - спросила Жанна-Антуанетта, как только Катя склонилась перед ней в неловком реверансе.

Яркой отличительной особенностью Помпадур было то, что от неё всегда изумительно пахло. Стоило ей появиться, как повсюду разносился шлейф чуть терпкого, нежного, очень женственного аромата. И всё, к чему она прикасалась, после источало едва уловимое тонкое благоухание. В Катиной реальности про неё бы сказали – роскошная, ухоженная, дорогая женщина.

- В Париже на рынке, ваше сиятельство, - сдавленно ответила горничная, тушуясь под взглядом госпожи.

- Кучер сказал, вы говорили с Флореттом. О чём?

Девушка ощутила подступившую от волнения к горлу тошноту.

- Мы... я... случайно встретила доктора... и...

- Что вы там лепечете? – резкий тон выдавал раздражение маркизы. - Вы его искали. Зачем? Откуда вы вообще знали, где его искать?

Катя молчала, опустив голову. А Помпадур хмурила свои красивые брови и выжидающе глядела на девушку.

- Не стойте, как статуя! Говорите! - потребовала она, топнув ножкой в изящной туфельке.

- Я не знаю, что сказать, - виновато призналась Катя.

- Зачем вы искали с ним встречи? Вы что, любовники?

- О, нет! Нет, конечно, - поспешила ответить горничная.

Неужели ревнует? Ну какая Катя ей соперница! Девушка бросила беглый взгляд в зеркало – скучное серое платье, волос под чепцом и не видать толком. Но при этом выразительные брови, большие, ярко голубые глаза, красивый рисунок губ. А ведь хороша! Собственное отражение воодушевило её. Мягкая юношеская свежесть против искусственного румянца на бледной коже и уже обозначившихся морщинок Жанны-Антуанетты. Нет уж, Катерина - не серая мышь! И далеко не дурнушка. Вот и бесится её сиятельство.

- Иначе учти, его величество не простит, - говорила между тем маркиза.

Кому не простит? Чего не простит? Катя не понимала. Ей? Флоретту? Вспомнился жуткий рассказ Ноеллы о случае, имевшем здесь место когда-то давно…

- Я клянусь, что ничего между нами нет, - девушка вспыхнула.

- Но ты бы хотела, чтобы было? – вдруг смягчилась маркиза и посмотрела, хитро прищурившись.

Катя молчала, вся съёжившись.

- А теперь послушай, девочка, - сказала Помпадур, не дождавшись ответа. – Я не привыкла ходить в должницах и высоко ценю оказанную мне помощь. Ты честная, исполнительная, не говоришь за спиной гадостей.

Горничная во все глаза смотрела на госпожу. Неужели за ней тоже следят? Ужас в том, что как раз гадости-то она говорила! Катерина похолодела, вспомнив, как сравнила короля с конём.

- Поэтому я тебе помогу, - продолжала маркиза. - Хочешь, я ему скажу, чтобы он на тебе женился? Правда учти, он достойного титула не имеет. Всего лишь шевалье. Но в постели великолепен. Всё, что нужно женщине, делает. Ну, ты меня понимаешь. Да и человек он хороший. Даму никогда не обидит.

- Вы говорите о нём как о... как о... – она не договорила, потому что на ум пришло опять же сравнение с жеребцом, а Его так обзывать у неё язык никогда не повернётся.

Катя выпрямилась. Её охватило возмущение.

- Как вы можете так относиться к людям? – в запале воскликнула девушка. - Хотите - жените, хотите, выгоняете вон, хотите - лишаете жизни. Играете судьбами, будто в шахматы. Это жестоко!

Маркиза глядела на неё, как на забавную зверушку. Без злости, с интересом. Катя понимала, что всерьёз её не воспринимают, считают глупенькой. И тем лучше. Иначе бы уже, наверное, заставили исчезнуть.

- Умерь свой пыл. Ты слишком преувеличиваешь мои возможности.

Катерина молчала, глядя на ту, которую раньше почти боготворила.

- Ну, хорошо, - подытожила Помпадур. – Я вижу, ты на самом деле влюблена в него по уши. Я устрою ваш брак. Правда. Я же твоя должница. Только имей в виду, что вряд ли тебе удастся тягаться с его женой.

- С кем? – Катя чуть дара речи не лишилась.

- С супругой. Покойной. Он её очень любил. Ему тогда было около тридцати, а ей двадцать. Её звали Элен. Она погибла. И девочка тоже. Сейчас бы его дочери было уже десять лет. Подробностей их смерти я не знаю. Он об этом не говорит. Сказал только, что вдовец. Остальное я сама узнала. Причём с большим трудом. Так что ты помалкивай о том, что теперь знаешь. Флоретт очень переживал гибель своей семьи. Даже чуть не спился. Однажды так отравился вином, что сам почти отдал Богу душу. Его выходил один старый лекарь, которого он считает теперь своим вторым отцом. С тех пор Эркюль и глотка вина в рот не берёт. Поклялся посвятить себя медицине, спасению бедняков. Думает, я не в курсе того, что он ездит в Париж и лечит нищих бесплатно.

Катя слушала и не верила своим ушам. Сколь многого она не знала об Эркюле Флоретте! С одной стороны - это многое объясняет. А с другой – вызывает новые вопросы. И со всем этим нужно свыкнуться, обдумать.

- Только учти, - Жанна-Антуанетта подняла палец вверх. - Я устрою вам свадьбу, если окажется, что он непричастен к творящимся здесь преступлениям. А я уверена, что речь идёт именно о преступлениях.

- Но ваше сиятельство! - не сдержалась Катя. - Вы же прекрасно знаете, что непричастен!

- Откуда я могу это знать? Ни в чём нельзя быть уверенной. Что если я поручусь за него перед королем, а окажется, что он виновен?

Вечером Катя лежала прямо в платье поверх покрывала, обняв маленькую плюшевую подушку, и думала, какой жалкой она стала за столь короткое время. То ли этот суровый мир, в котором каждый норовит подмять под себя, использовать другого, сделал её такой. То ли всепоглощающее чувство к Флоретту. Она уже не могла понять. Кажется, с каждым днём, даровавшим ей возможность побыть рядом с Эркюлем, она влюблялась всё сильнее. Хотя куда уж сильнее? Она и так готова была душу продать за его одобряющий взгляд или улыбку. Разве нормально это - так любить? С Катей никогда раньше подобного не случалось. И ладно бы она так заболела из-за юного красавца, какого-нибудь романтичного принца. Но это был человек всего на пять лет младше её отца.

Девушка чувствовала себя униженной после возвращения из апартаментов маркизы. Та говорила с ней свысока, покровительственно. Почему она считает себя вправе обесценивать чужие чувства? В руках этой всемогущей женщины были их с Эркюлем судьбы. Она могла казнить или миловать.

Катя не понимала, повезло ей или наоборот было несчастьем столько близкое нахождение рядом с сильными мира сего. Временами посещала странная мысль взять и рассказать обо всём королю. Он ведь здесь главный. Везде, не только в пансионе. Вот пусть и решает, что с ней делать дальше. Но потом она одёргивала себя. Нужны ли Людовику её проблемы? Он даже слушать не станет. Возможно, лишь удивится, дескать, «о, кукла, ты ещё и разговариваешь»?

Катя чувствовала вину перед родителями. За то, что попала сюда, за то, что позволила делать с собой, что вздумается, за то, что так сильно полюбила... От этих мыслей безрадостно усмехнулась. Этак недалеко и до депрессии или помешательства. В книжках вон попаданки жизнерадостные, всё у них получается, всех жизни учат. А она что-то совсем расклеилась. Может потому что реальный восемнадцатый век совсем не такой, о каком она читала?

Катя встала и решила прямо сейчас пойти на конюшню к Бронзитте. И ещё пусть маркиза выдаст её за месье Флоретта. Жить нужно на полную катушку, а не трястись от страха каждый раз, боясь сделать неверный шаг.

[1] Денье - французская средневековая разменная монета, которая была в обращении во всей Западной Европе. Во времена правления Людовика XVI (1774—1792) серебряный денье перестали выпускать.