Вновь отправиться на рынок Кате удалось лишь спустя неделю. Для этого пришлось буквально по пятам ходить за мадемуазель Дюминиль и уговаривать её. Тогда Катрин впервые побывала в комнате экономки. Оказалось, что это просто удивительное для пансиона место. Там царил идеальный порядок, даже скорее аскеза. Совершенно ничего лишнего, словно в монастырской келье. Что ж, это было в характере спокойной и строгой Элисон.
Едва успели подъехать к Ле-Аль, как Катя тут же направилась к Флоретту. Но открыла ей незнакомая пожилая женщина. Очевидно, это и была служанка.
- Здравствуйте. Я Катрин Делон, горничная из пансиона Олений парк. Мне нужен месье Флоретт.
- Его нет, детка, - вздохнула старушка.
- А где он? Где его искать? Мне очень нужно увидеть его.
- Мне не велено этого говорить!
Катя достала кошелек и принялась отчитывать монеты. За плату служанка, расплакавшись и беспрестанно сморкаясь, рассказала, что господин арестован.
- Увели нашего доктора жандармы, - причитала она. - Погубят же! Погубят!
Катя опрометью бросилась к карете.
- Вы знаете, где сейчас можно найти мадам де Помпадур? – налетела она на кучера. – Наверняка знаете. Вы ей всё докладываете: когда и куда я езжу. Везите к ней. Это срочно!
Тот хоть и недовольно закряхтел, но всё же послушался. Видимо вид у Катерины был весьма убедительный.
- Скорее всего, нужно ехать в Бельвю. Это загородный дворец её сиятельства недалеко от Парижа, на левом берегу Сены, по дороге в Версаль, - пробурчал он.
Весь путь до дворца Катя сидела напряжённая, как струна, по привычке крепко сцепив на коленях пальцы. Воображение рисовало ужасные картины пыток Эркюля. В этом варварском времени наверняка тоже умели выбивать признания. И методы были, может быть, гораздо изощреннее, чем в двадцать первом веке. Катя подумала, что даже не спросила у служанки, когда именно арестовали месье Флоретта. Что если он уже неделю в заключении? Хотя даже знай она об этом раньше, чем могла бы помочь?
Погружённая в свои мысли, опомнилась Катрин, когда карета уже ехала по центральной аллее дворцового парка. Сердце заколотилось, кажется, в несколько раз чаще обычного. Ведь маркиза, увидев её, может страшно рассердиться!
Дворец Бельвю был совсем небольшим и находился на возвышении, которое тянется от Сен-Клу к Мёдону. При этом он являл собой чрезвычайно красивое строение и понравился Катерине гораздо больше легендарного Версаля. У маркизы, бесспорно, был утончённый вкус, и это чувствовалось во всём, что её окружало. Точнее чем она сама себя окружала, благодаря средствам из государственного бюджета Франции.
Сейчас любоваться красотами поместья маркизы Помпадур у Кати не было особого желания. Глаза наполнились слезами, но она старалась держать себя в руках.
У входа стояла карета с гербами. Стало быть, хозяйка либо только возвратилась, либо куда-то собиралась ехать. На лужайке перед дворцом резвились маленькая девочка лет пяти и белая пушистая собака. За обеими присматривала гувернантка – молодая женщина в бледно-синем платье.
Увидев спускающуюся по ступеням Жанну-Антуанетту, Катрин устремилась к ней. Та и бровью не повела при виде горничной. Ни толики удивления не выказала.
- Ваше сиятельство, - Катя всё же догадалась присесть в реверансе, хоть и была невероятно взволнована. – Месье Флоретт арестован!
Госпожа Помпадур на секунду застыла, но быстро опомнилась.
- Ну что ж. Стало быть, поедем свататься, - сказала она и знаком призвала Катрин садиться в её экипаж.
Как видно, Помпадур была легка на подъём и умела быстро менять свои планы.
- А ты - в пансион! – махнула она кучеру.
Сама молодая женщина как раз собиралась сесть в экипаж, но её неожиданно окликнули.
- Матушка, смотрите! – радостно закричала девочка. – Бишон Бабу умеет приносить мячик!
Задорная болонка поднялась на задние лапы и покружилась, демонстрируя, какая она молодец.
- Это чудесно, моя милая Фан-Фан, - улыбнулась маркиза. – Когда я вернусь, мы обязательно вместе поиграем с Бабу.
- До свидания, матушка, - помахала девочка и снова принялась резвиться в компании собаки.
Катя не знала, что у маркизы есть дочь[1]. Девочка была очень похожа на мать – такая же светловолосая, с аккуратным носиком и пухлыми губками.
- Только не думай, это не я его туда упрятала, - с ноткой раздражения сказала Жанна-Антуанетта, когда карета тронулась с места. - Все поиски ни к чему не привели. И других подозреваемых нет.
- Но в ту ночь он уехал один. Верхом. Я слышала конский топот, - проговорила Катрин. – И Валери ведь не пропала.
- А остальные девушки? У него в комнате нашли чепец одной из воспитанниц.
- Тогда бы он не прятался в Париже, а покинул страну, - предположила Катя.
- Думаешь, это так просто? Иногда и в Париже можно надёжно спрятаться. Если бы не ты, его бы, наверное, долго искали.
- Это я выдала месье Флоретта?! - в ужасе воскликнула горничная, округлив глаза.
- Да, своей поездкой к нему. Слежка установлена за всеми, кто выезжает из пансиона. И это не моя инициатива, поверь.
Катя не могла спросить, что за ссора вышла между маркизой и доктором. Тогда бы Помпадур поняла, что она подслушивала. Больше этой темы не касались. И, тем не менее, по пути маркиза всё время о чём-то говорила. Рассказывала, какие ткани выбрала для платьев Катрин, и что будет в моде нынешней осенью. А девушка не могла сосредоточиться на словах госпожи. Мысли упорно возвращались к беде, постигшей Флоретта. Теперь она корила себя. Кажется, мадам Помпадур на самом деле просто хотела отвлечь её от грустных дум. Видя, что это не удаётся, она вдруг извлекла из-под сидения лукошко, подняла салфетку, которой оно было накрыто, и пододвинула его Катрин.
- Перекуси. Ты, наверное, голодна. С утра ведь ничего не ела?
Катя кивнула. Она действительно сегодня и не позавтракала толком. Но, несмотря на это, сейчас аппетита не было из-за переживаний. А в лукошке у маркизы лежали ароматно пахнущие ватрушки.
- Я люблю поесть в дороге, - заметила Помпадур и сама взяла одну.
Отказываться было бы невежливо, и Катя тоже потянулась к лепёшке. Девушка была уверена, что они направляются в Бастилию. Но как оказалось, ошибалась. Прибыли они в самый центр Парижа, на остров Сите. Катерина поняла, где находится, увидев из окна кареты собор Парижской Богоматери. Сначала даже от сердца отлегло. Но затем Помпадур пояснила, что здание, у которого они остановились, это тюрьма Консьержери. Услышав название, Катя похолодела. От одного слова бросало в дрожь. Она когда-то читала, что в тюрьме Консьержери содержалась перед казнью королева Мария-Антуанетта[2]. И что там имелись пыточные…
К слову, в Консьержери в разное время содержалось много известных узников, о которых наша героиня не знала. Например, Робеспьер, Эмиль Золя, Мата Хари. А ещё отравительница маркиза де Бренвилье[3] именно здесь была подвергнута пытке водой, после чего обезглавлена на Гревской площади.
Время уже близилось к вечеру. Катя понятия не имела, когда и чем для неё закончится этот день. Все мысли были устремлены к Эркюлю. Она напряжённо всматривалась в серую громадину, нависающую над ней. Где-то здесь сейчас находится он. Девушка ощутила, как сжалось сердце и стало труднее дышать. Позволит ли ей маркиза увидеть месье Флоретта? Разрешены ли вообще свидания с ним? Хотя её сиятельству, пожалуй, уж точно разрешены.
Между тем Помпадур послала кучера сообщить о своём прибытии коменданту тюрьмы. Вскоре тот выбежал сам встречать высокопоставленную гостью.
Катя машинально следовала за госпожой, не слыша и не видя ничего вокруг. Лишь когда, преодолев череду коридоров, остановились у массивной двери, она осмотрелась вокруг. Каменные стены, серые гулкие помещения, пропитанные запахом сырости. Не удивительно, ведь совсем рядом Сена.
- Подожди здесь, - бросила ей маркиза и вошла внутрь.
Комендант тактично удалился. Снаружи остались только стражник и Катрин. О чём говорили внутри, расслышать было невозможно. Видимо, беседовали слишком тихо. Катя забеспокоилась, потому что маркиза, по её ощущениям, долго не выходила. На самом деле могло пройти всего пять-десять минут. Время для взволнованной девушки тянулось чересчур медленно.
Наконец произошло то, чего Катя одновременно ждала и боялась. Помпадур покинула камеру. По лицу её трудно было что-либо понять. По крайней мере, удручённой Жанна-Антуанетта не выглядела. Скорее озадаченной.
Катрин хотела было попросить у госпожи разрешения войти, но та опередила девушку.
- Можете поговорить, если желаешь. Я пока побеседую с комендантом. Проводите меня, – последняя фраза была адресована солдату.
Тот дождался, пока горничная войдёт, и запер камеру.
Эркюль стоял у грубо сколоченного стола, опершись на него бедром и скрестив на груди руки. Очевидно, ждал её. Одет он был максимально просто – чёрные кюлоты и светлая полотняная рубаха с завязками у горла, которые сейчас свободно лежали у него на груди, а в вырезе виднелась тёмная поросль. Катя несмело переминалась у двери, не решаясь сделать больше ни шагу.
- Здравствуйте, Катрин, - сказал Флоретт сдержанно. – Проходите.
Убранство его комнаты нельзя было назвать совсем уж жалким. Вполне добротная кровать, даже лучше, чем в той его коморке, пара стульев, полки, большой письменный стол, на котором лежало несколько книг. В углу за ширмой, скорее всего, находилось отхожее место. Небольшое окошко, судя по звукам снаружи, выходило на реку.
- Месье Флоретт, простите меня, - начала девушка.
При этих словах он не очень-то вежливо закатил глаза, и она вспомнила его просьбу престать постоянно извиняться.
- Если бы не я, вас бы не нашли, - торопливо пролепетала Катрин и совсем поникла.
- Бросьте. Я и не думал скрываться.
- Что же теперь с вами будет? Говорят, в вашей комнате при обыске обнаружили вещь одной из пропавших воспитанниц.
- В моей комнате не может быть никаких вещей, принадлежащих воспитанницам, - спокойно заметил доктор. - Разве только рисунки Луизы.
- Значит, эту вещь вам подбросили.
- Выходит так, - согласился Флоретт.
Катя вздохнула, не зная, о чём говорить. Его прямой взгляд, словно он ожидал от неё ещё чего-то, сбил девушку с толку. Она замолчала. А он, видимо, не дождавшись, решил начать разговор сам. Тем более что время их общения было ограничено.
- Послушайте, Катрин, вы, что серьёзно хотите за меня замуж? – спросил Эркюль прямо.
Она оцепенела и, не отдавая себе в том отчёта, изо всех сил впилась пальцами в отделку платья. Расценив её реакцию, как утвердительный ответ, мужчина продолжал:
- Зачем вам это? Поймите, со мной вы не увидите той жизни, о которой мечтают девушки вашего возраста. Ни балов и приёмов, ни выездов на охоту и путешествий я вам не смогу обеспечить. Я всё время работаю. Даже по ночам меня часто вызывают к пациентам. Моя цель - открыть в Париже нормальную современную больницу, какие я видел в Италии, Фландрии. Для этого на самом деле мне и нужны были средства от работы в пансионе, а также обещанный титул. Если вся эта история всё-таки станет достоянием общественности, то о моей мечте придётся забыть. А жаль. Наша медицина очень отстаёт от мировой. Как, впрочем, и судебная система. Поэтому не хочу вас расстраивать, но существует большая вероятность, что я вообще отсюда не выйду. А если выйду, то совершенно другим человеком.
Катя испуганно уставилась на него. Он что, допускает, что его могут казнить или покалечить? Ещё и об уровне медицины рассуждает… Тут бы думать о том, чтобы выжить! Правду говорят, что все одарённые в чём-то люди – мечтатели, совершенно не приспособленные к реальной жизни.
- Зря я вам всё это говорю. Не плачьте.
Доктор протянул ей платок. Она почему-то взяла, хоть и вовсе не собиралась заливаться слезами. Во всяком случае, при нём.
- Вы слишком оптимистично описали жизнь замужней дворянки, - невесело усмехнулась девушка. - Балы, охоты... Может быть. Но я за этим не гонюсь. Потому что вместе с этим будут ещё ежегодные беременности и дети, большинство из которых умрёт. И муж, моющийся раз в несколько недель и любящий на этих, упомянутых вами, балах пригубить с десяток бутылочек вина.
- Вы, Катрин, пессимистка, - в свою очередь усмехнулся Эркюль.
- Я реалистка, - возразила она.
- И всё равно я не понимаю, зачем вам всё это. Зачем вам я? Поверьте, со мной до жути скучно. Во власти её светлости подобрать вам гораздо более выгодную партию. Вы очень красивая девушка, так что это будет не трудно.
- Да как же вы не понимаете! Или не хотите понять… Я не дурочка, которая жаждет выйти замуж просто ради самого факта замужества... я… - она запнулась.
Хотела сказать, что любит его, но как может порядочная девушка сама признаваться в любви мужчине ещё и вдвое старше неё? Потом вдруг словно что-то внутри подтолкнуло, и она всё же выпалила:
- Люблю вас.
Он молча глядел, то ли не зная, как правильно реагировать, что сказать, то ли пытался осознать услышанное. Но тут загремела дверь камеры и в проёме возникла вернувшаяся маркиза.
Как Катя и думала, он не хотел на ней жениться. Это было очевидно. Даже пытался мягко отговорить её от подобной затеи. А сам, похоже, всерьёз вообще не воспринял возможность их брака. Говорил, как с упрямым ребёнком, вбившим себе в голову глупость. При том, что сам находится в тюрьме и ничего не знает о своей дальнейшей судьбе. Остаётся только догадываться, какие чувства он испытывает из-за всего происходящего. А тут ещё она подкинула ему проблем с этой женитьбой. Маркиза ведь теперь не успокоится. Сама же пообещала устроить их свадьбу.
Снаружи совсем стемнело. Кучер зажёг каретный фонарь для освещения пути. Когда вышли, оттуда-то из утробы этой мрачной чернеющей каменной крепости раздался до того страшный человеческий вопль, что Катя содрогнулась.
- Скорее едем отсюда, - приказала маркиза, тоже невольно поёжившись.
Должно быть, атмосфера этого места на неё действовала не менее удручающе. Только сев в экипаж, Катерина обнаружила, что так и сжимает в руке его платок. Единственная его вещь, которую она будет хранить. Девушка украдкой поднесла платок к лицу и коснулась губами. Терпкий травяной аромат...
[1] Дочь маркизы де Помпадур Александрину Ле Норман д’Этиоль дома ласково прозвали Фан-Фан. Её устраивали в лучшие учебные заведения королевства, но она не могла долго в них учиться из-за слабого здоровья. Девочка неожиданно умерла в возрасте девяти лет предположительно от аппендицита. Здесь годы её жизни сдвинуты на несколько лет.
[2] Мария-Антуанетта Австрийская - королева Франции и Наварры, супруга короля Франции Людовика XVI с 1770 года. После начала Французской революции была объявлена вдохновительницей контрреволюционных заговоров и интервенции. Осуждена Конвентом и казнена на гильотине.
[3] Мари-Мадлен-Маргарита Дрё д’Обрэ, маркиза де Бренвилье - французская отравительница, с задержания которой началось нашумевшее дело о ядах. Отравила своего отца и братьев, также обвинялась в отравлении бедняков в больницах Парижа, на которых они с любовником якобы испытывали свои яды. Причиной совершённых ею убийств называют её претензии на большое наследство отца и просто патологическую жестокость. Есть также предание, что в детстве она была изнасилована родным братом.
Её громкое дело взбудоражило всю Францию и спровоцировало кампанию поиска отравительниц в высшем свете, в результате которой три десятка женщин были казнены по обвинению в колдовстве и отравлениях. Обезглавлена 17 июля 1676 года.