Сын Люцифера

День 71-й СТРАХ

И настал семьдесят первый день.

И сказал Люцифер:

— Убеждения и вера большинства людей легко ломаются при первом же жёстком столкновении с действительностью. Сразу же разбиваются вдребезги.

— Так Вы атеист?

— Да! — Забрин с досадой покосился на своего соседа. Элегантного, хорошо одетого мужчину лет сорока. Вот привязался! Он собирался почитать эти полчаса в метро, а не болтать неизвестно с кем о всякой ерунде. Абсолютно для него, к тому же, неинтересной! — Я только не понимаю, почему Вас это так удивляет?

— Ну, как почему! — засмеялся мужчина. — Сейчас атеизм — большая редкость. Все кругом верующими стали. Посты соблюдают, в церковь ходят…

— Да чушь всё это! — Забрин злобно захлопнул книгу (А-а!.. чёрт!) и повернулся лицом к своему собеседнику. Тот мягко и доброжелательно ему улыбнулся. — Лицемерие сплошное. Столько мы не верили-не верили, а тут вдруг поверили все сразу! Вот прямо сидит там где-то в облаках дедушка с бородой и всё решает!.. Ага! Как же!..

— Ну хорошо, пусть не дедушка в облаках, — слегка подмигнул ему его сосед. — Но что-то ведь всё-таки есть?.. Высшее?.. Или Вы считаете, что вообще ничего нет?

— Нет, ну что-то, конечно, есть, — нехотя вынужден был признать Забрин. — Какой-то высший разум. Инопланетяне какие-нибудь наверняка есть. Почему бы им не быть?.. Ну, не знаю, короче! — раздражённо бросил он. — Я вообще об этом не думаю!

— А почему? — вежливо осведомился мужчина. Лицо его было совершенно безмятежно. Он словно не замечал резкостей своего оппонента.

Забрину стало неловко за свою вспышку.

— А чего об этом думать? — тоном ниже буркнул он. — Вот прилетят на Землю — тогда и думать буду!

— Понятно, — мужчина задумчиво посмотрел на Забрина и медленно произнёс. — Значит, в бога Вы не верите, а в инопланетян верите?

— Да! — с вызовом ответил Забрин, заподозрив некую скрытую насмешку в этом невинном на первый взгляд вопросе. — Ну, и что?

— Ничего, — пожал плечами мужчина. — Только странно это как-то…

— А по-моему, как раз наоборот! — в свою очередь насмешливо посмотрел на своего собеседника Забрин. — Научно-технический прогресс!.. Телевизоры-компьютеры!.. Инопланетяне хорошо укладываются в эту картину, а бог — нет. Инопланетяне, при всём их техническом совершенстве, ясны и понятны, это просто гости из будущего, это — мы завтра; а бог, с его чудесами, — это нонсенс! Это фактическое отрицание всех основ современной цивилизации, всего, что мы видим вокруг. Мы привыкли верить в логику, в причинно-следственную связь, в то, что всё можно в конечном итоге объяснить. Логически.

И когда нас пытаются убедить, что это не так… — Забрин хмыкнул. — Согласитесь, что это трудно принять…

Да и с какой стати!? — начал постепенно горячиться он. Оппоненту всё же удалось задеть его за живое. Он уже не жалел, что дал вовлечь себя в этот диспут. — Почему я должен верить какому-то человеку в рясе? Чтоон знает такого, чего не знаю я? Откуда?! Или пусть тогда представит доказательства!

— Ну, какие же могут быть "доказательства" существования бога!? — ласково усмехнулся мужчина. — Равно, кстати, как и дьявола! Всегда всё можно на инопланетян списать… Никаких доказательств тут нет и быть не может… Впрочем, не важно! Так Вы считаете, что бога нет?

— Нет! — категорически подтвердил Забрин. — В том виде, как учит церковь — нет. Высший разум, может, и есть, но он вряд ли вообще вмешивается в земные дела. Это нечто абстрактное.

— Поня-ятно!.. — протянул мужчина, с каким-то странным интересом разглядывая Забрина. Тому даже не по себе как-то стало. — Поня-ятно… Но взялась же она откуда-то?

— Кто?

— Ну, идея бога!.. Персонифицированного, я имею в виду. Не абстрактного.

— А-а!.. — пренебрежительно отмахнулся Забрин. — Дикари… пляски у костра… суеверия… первобытные страхи… Идолы!.. Всё же это общеизвестно. Ясно откуда!

— Так-так!.. — мужчина по-прежнему не сводил с Забрина внимательных глаз. — Телевизоры-компьютеры, значит, с одной стороны, и глупые суеверия и страхи — с другой? И Вы, конечно, считаете, что это несовместимо?

— Что? — не понял Забрин.

— Ладно, Артур Леонидович, к сожалению, мне пора выходить. Всего хорошего!

Забрин не успел даже удивиться, откуда это собеседник знает его имя-отчество, как тот уже встал и вышел. Дверь вагона тут же захлопнулась, и поезд тронулся. Забрин так и остался сидеть с открытым ртом, провожая глазами медленно уплывающую станцию.

В придачу ко всему он испытывал ещё и чувства человека, которого внезапно оборвали на полуслове.

На экране медленно поплыли бесконечные километры титров, и Забрин выключил видеомагнитофон. Фильм произвёл на него сильнейшее впечатление. Вообще-то фильмы ужасов никогда на него не действовали, но этот!.. Этот произвёл именно тот эффект, который и должен был, по-видимому, оказать на зрителя такого рода фильм по замыслу автора.

Забрин стеснялся признаться себе, но ему было попросту страшно. На душе остался после просмотра какой-то тяжелейший осадок, который не исчезал и не рассеивался. Чувство чего-то липкого, мрачного и неприятного. Забрин бы сейчас даже в тёмную комнату войти не решился. Н-нет уж!.. Ув— вольте!..

И, главное, сюжет-то простенький совсем, ничего особенного! С генами там чего-то… мутациями какими-то… Ну, в общем, обычная лабуда — видели мы уже всё это сто раз, перевидели! И тем не менее… Сделано как-то всё очень жёстко! Реалистично! Как в жизни. Без всех этих дешёвых трюков и фокусов-покусов: потоков искусственной крови, отрезанных голов и прочих поднадоевших уже порядком спецэффектов. Без всех этих киношных выкрутасов.

Смотришь и думаешь: а ведь и правда!.. Действительно так могло быть! Почему бы и нет? Авария… больница… единственный шанс спасти её… пересадили ей чужеродную клетку!.. Собственно, не думаешь даже, а в подсознании где-то эта мысль возникает. Подспудно, так сказать. Против твоей воли. Ощущение! Чего-то зловещего. Таящегося под тонким флёром реальности. Что мир совсем не такой, каким он кажется… Ч-чёрт!.. Чёрт! чёрт! чёрт!

И прогнать его потом решительно невозможно. Это ощущение. Ни с помощью логики, здравого смысла… — никак! Это как настроение. Если оно плохое, то сколько ни тверди ему: улучшайся! лучше оно от этого всё равно не станет.

Забрин лежал на кровати, напряжённо прислушивался к царящей вокруг него оглушительной тишине и боялся пошевелиться. Да-да! Именно боялся! Боялся произвести хоть какой-нибудь шум и обнаружить себя.

Была уже глубокая ночь, он был один в тёмной, пустой квартире, и ему внезапно стало казаться, что где-то там, в глубине её, в одной из комнат или в коридоре, притаилось нечто страшное. И оно тоже прислушивается сейчас и ждёт. Ждёт, пока он пошевелится наконец и тем самым себя выдаст. И тогда!..

Что будет "тогда", представить себе было уже абсолютно невозможно. Это было уже далеко за гранью всякого человеческого воображения и разумения. При одной только мысли об этом охватывал самый настоящий, чисто первобытный дикий, животный ужас, который заполнял немедленно всё твоё существо. Полностью!.. До краёв! Смывал всё!.. Кроме этого ужаса в душе не оставалось уже больше ничего. Никаких "представлений". Хотелось просто выть и визжать от нестерпимого страха.

Как в гоголевском "Вие". Вот сейчас панночка переступит круг — и тогда!.. А что будет "тогда"? Что она, собственно, уж такого особого делает? Чего не сделает самый обычный бандит. Растерзает? Так ведь это и собака растерзать может. Домашний бультерьер. Но нет!! Пусть лучше сто бандитов! Сто бультерьеров!! Это всё-таки живые существа! Живые!!! Божьи создания. А это!.. Нежить. От одной только мысли, что оно прикоснётся к тебе сейчас, умереть можно.

Время шло. Надо было раздеваться, ложиться спать, идти умываться, вообще вставать наконец! но Забрин никак не решался. Он словно в маленького ребёнка превратился! Которому пригрозили, что вот сейчас придёт "бука". И он, оцепенев, ждёт его теперь и прислушивается пугливо к каждому шороху. Даже плакать боится!

Так же точно и Забрин. Он лежал на неразобранной кровати, прислушивался к малейшему шороху и даже глаза закрывать боялся. Откроешь потом, а ОНО уже здесь, рядом, у самой кровати стоит! И ру-у-ки тя-я-я-янет!..

Когда Забрин открыл глаза, в комнате по-прежнему ярко горел свет. За окном тоже было уже совсем светло. Весело чирикали птички, гудели, проезжая, машины, слышался привычный утренний шум. День вступал в свои права.

Забрин встал, потушил свет и пошёл умываться. Судя по всему, он так и заснул в конце концов, лёжа на кровати, прямо в одежде, не раздеваясь.

Уже чистя зубы и умываясь, Забрин вдруг вспомнил свой сон.

Ему приснился кошмар. Какое-то бессмысленно-бредовое продолжение этого проклятого фильма. Бредовым, впрочем, оно было только с точки зрения логики и здравого смысла. Впечатление же оно производило не менее сильное, чем сам фильм. По крайней мере, во сне. Тот же серый, липкий, холодный, беспросветный ужас. Зло везде! За каждым углом, в каждом прохожем. От него невозможно не спрятаться, не скрыться. Что бы ты ни делал — ты погиб. Бесповоротно. Чёрт бы всё побрал!!!

С этого дня жизнь Забрина превратилась в сущую пытку. В сплошной ад. Как только начинало темнеть, в душу его заползал страх. Гнетущий и беспричинный. От которого нельзя было никоим образом избавиться. Словно по вечерам у него отныне поднималась температура.

В квартире Забрина, во всех без исключения комнатах, на кухне, в ванной, в туалете, с наступлением сумерек и до утра теперь постоянно горел яркий свет, в спальне непрерывно работал телевизор — но всё это было бесполезно. Страх не исчезал. Он лишь отступал неохотно под напором света. Затаивался на время. Прятался за окнами, в темноте. И ждал своего часа. Когда лампочка какая-нибудь перегорит. Телевизор сломается. Что-нибудь да случится!

Времени впереди у него было много. Целая вечность. Вся Забринская жизнь.

Через пару недель Забрин понял, что ещё немного, и он просто с ума сойдёт! Уже с утра он с ужасом начинал ждать наступления вечера.

К этому моменту он уже окончательно осознал, что заболевание его явно приняло хронический характер, и что само по себе оно не пройдёт. Надо лечиться. Срочно что-то делать. Но что?! Что делать?!! Как лечиться!? Как!!?? А? Ну, как!!!???

Прошла ещё неделя. Ситуация только ухудшилась. Причём значительно.

Лечиться Забрин так и не начал. Самая мысль о том, что он, взрослый здоровенный мужик придёт к врачу в кабинет и станет там плакаться и рассказывать, как он по ночам в туалет ходить боится, ему глубоко претила. Да и вообще! На учёт ещё, чего доброго, поставят. Как потенциального психа. А толку всё равно никакого не будет. Никакого! Это он знал про себя абсолютно точно.

Поскольку характер его кошмаров с некоторых пор кардинальным образом изменился. Теперь это были отнюдь не беспочвенные смутные страхи, не имеющие под собой по сути никаких реальных оснований. Кроме разве что чисто психологических.

Теперь основания появились. Самые что ни на есть реальные и объективные.

Теперь Забрин стал слышать шорох. Негромкий, но вместе с тем совершенно отчётливый. Какой-то сухой шелест. Будто в соседней комнате ползает какая-то огромная змея. Ш-ш-ш… ш-ш-ш…

Он сидел, обмирая от ужаса; прислушивался и ожидал каждую секунду, что вот сейчас эта змея заползёт к нему в комнату!.. панночка переступит круг…

Когда это только началось, Забрин решил было, что он окончательно свихнулся, и что это просто следующая стадия его невроза. Что никакого шороха, естественно, нет, и всё это ему только мерещится. Но когда он попробовал записать этот шорох на магнитофон… Господи-боже!

Индикаторы неопровержимо свидетельствовали, что звук есть, он реален! и что запись идёт — а на кассете, между тем, ничего не было. Полная тишина! Гробовая. Лента была пуста. Это была уже самая настоящая чертовщина.

Забрин пробовал несколько раз — и всегда с одинаковым результатом. Зашкаливающие в красное столбики светодиодов при записи — и ничего в итоге. Чистая лента. Кто-то словно откровенно насмехался над ним, над всеми его жалкими потугами поймать в сети дьявола.

(Интересно, а панночка бы на видео получилась?.. Или сам Вий?.. Если бы Хома Брут вздумал бы их записать? — неожиданно пришло Забрину в голову, и он затравленно хихикнул. — Тоже вряд ли, наверное…)

Но, по крайней мере, он нисколько не сомневался теперь, что всё это реально, ничего ему не мерещится! Что-то действительно происходит вокруг него. На самом деле! Что-то мистическое и иррациональное. Чему, судя по всему, нет и быть не может никакого разумного объяснения.

А неразумных Забрин не знал. Да и не верил в них никогда до последнего времени. Он же был всегда по жизни атеистом и скептиком.

Впрочем, какой тут же, на хуй, атеизм! Когда черти чуть ли не в открытую в соседней комнате по паркету разгуливают. Змеи, блядь, ползают!..

Во всяком случае, ясно было одно. Никакой врач тут не поможет. Никакой психотерапевт. И вообще тут медицина бессильна. Равно как и любая другая наука. Это дело явно проходит совсем по другому ведомству.

Да вот только по какому? Святой водой, что ль, в самом деле, комнаты начать кропить? Бесов изгонять.

Бесов не бесов, а если это продлится, я точно с ума сойду! — содрогаясь и почти обезумев от дикого ужаса, думал каждую ночь Забрин, чутко прислушиваясь, как невидимая змея где-то там, за дверью переползает настойчиво и неутомимо с места на место. И словно всё чего-то ищет… ищет… Ищет… ищет… Чего?! Или кого?.. А? Кого?! К-к-к-ко-го?!.. Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… Ш-ш-ш…

Может, тоже линию перед дверью мелом провести?.. Заколдованную. Как Хома Брут?.. Только он ведь заклинания какие-то тайные знал. От ведьм и прочей нечисти. А я?!..

На следующий день Забрин тем не менее специально сходил в магазин и купил мел. Обычный, школьный белый мел. И этой же ночью провёл перед дверью в своей комнате черту. Вплотную, почти под самой дверью. Это было глупо, он знал, но ничего не мог с собой поделать. Эта дурацкая черта давала ему хоть какое-то ощущение уверенности и безопасности.

И той же ночью Забрину первый раз явилась панночка. Ровно в полночь дверь вдруг распахнулась, и на пороге возникла она. Она была точно такой, какой её себе Забрин и представлял.

Молодая девушка в длинной белой ночной рубашке и с распущенными чёрными как смоль волосами.

И она была прекрасна. Ослепительно прекрасна! Прекрасно в ней было всё. Каждая черта её лица, каждая линия её мраморного тела. Всё! Она смотрела на Забрина, и взгляд её, казалось, проникая ему прямо в душу.

— Можно мне войти? — несмело спросила она и улыбнулась. И от этой её улыбки Забрина бросило сначала в жар, потом в холод, и голова закружилась, и что-то сладкое-сладкое и вместе с тем щемящее подкатилось к самому сердцу. Он вскочил с кровати и теперь молчал, не в силах вымолвить ни слова. Он и хотел, чтобы она вошла, и в то же время панически, до дрожи боялся этого. Он понимал прекрасно рассудком, что это ведьма, это смерть, гибель! что нельзя её пускать!.. — но эта смерть была так обольстительна, так чарующе прекрасна!

— Ты?.. Ты?.. — задыхаясь, начал он.

— Нет-нет! — тихо покачала головой она, словно угадав его страхи и его мысли. — Я хочу лишь остаться с тобой. Мне разрешили это.

— Кто? — с трудом выдавил из себя Забрин.

— Не надо, милый, — ласково попросила она и снова улыбнулась. — Не спрашивай этого.

— Кто? — упрямо повторил Забрин. — Бог или Сатана?

Панночка исчезла. Ещё мгновение назад она стояла тут, и вот — уже никого не было.

На следующую ночь всё повторилось.

Панночка молча глядела на Забрина, и под её взглядом таяло сердце. Хотелось позвать её — и будь, что будет! Но Забрин был начеку.

— Так кто? — грозно вопросил он, и ведьма исчезла.

Но весь этот день Забрину было не по себе. У него появилось странное чувство, что что-то идёт не так. Прощальный, полный печали взгляд панночки, её шепчущие какой-то непонятный укор уста неотступно стояли у него перед глазами. Он ждал и боялся третьей ночи.

Чего я боюсь? — спрашивал он себя снова и снова. — Я же теперь всё знаю. Задам ей опять тот же самый вопрос — и она исчезнет!

Но ему было отчего-то не по себе. Нет, страха он не испытывал. Он не сомневался ни секунды, что она действительно исчезнет. Просто он и сам не знал, а хочет ли он этого? Хочет, чтобы она исчезла? Он почему-то был уверен, что это уже навсегда, и больше она не появится. Никогда. Он с честью выдержит третье испытание, и на этом всё и закончится. Бес от него отступится.

Она исчезнет, — вдруг пришло ему в голову, — а что останется? Телевизор и водка? Что у меня вообще есть в жизни?

— Это последний раз, милый, — негромко пропела-прозвенела панночка своими мелодичным, как серебряный колокольчик, голоском, с невыразимой грустью глядя на совершенно потерянного Забрина. Глаза её были полны слёз. Губы дрожали. — Больше я не приду. Прощай.

Она как-то жалко, по-детски улыбнулась Забрину, потом медленно опустила глаза и посмотрела долгим, долгим взглядом на проведённую у её ног жирную белую черту. Усмехнулась грустно, грустно; спокойно и небрежно переступила через черту и лишь потом — исчезла.

Совершенно потрясённый Забрин некоторое время стоял, остолбенев, безмолвно хватая ртом воздух.

Так эта черта её не сдерживала?! Тогда что же всё это значит!!??

С этого момента всё кончилось. Не было больше ни шорохов, ни кошмаров — ничего! Страхи исчезли. Жизнь Забрина снова вернулась в своё привычное русло. Вошла в обычную колею.

Только всё это его почти не радовало. Панночка не шла у него из головы. Он возвращался к ней в мыслях постоянно, снова и снова, вёл с ней нескончаемые диалоги, в чём-то горячо убеждал, что-то страстно доказывал.

Впрочем, убеждал-то он, по сути, самого себя. И доказывал самому себе. Что поступил тогда правильно, прогнав её. Убеждал и доказывал, поскольку вовсе не был теперь в этом так уверен.

А если она действительно хотела просто остаться со мной? — всё чаще и чаще приходило ему теперь в голову, и от этих мыслей хотелось плакать. — А вдруг это правда?! Вдруг ей действительно разрешили? Там, наверху. Чего я к ней пристал как банный лист: Бог!.. Дьвол!.. Да какая разница! К тебе счастья случайно заглянуло, а ты у него документы стал проверять!.. Мудак несчастный.

Радуйся теперь, как всё удачно получилось! Как ты ловко от него ускользнул. Живи и дальше своей серой, никчёмной жизнью.

Только не смогу ведь я теперь снова так жить! — тут же тоскливо вздыхал Забрин. — Я теперь как тот бедный псарь Микита, на котором она ездила верхом. И который оказался потом не в силах этого забыть. Так и сгорел весь. Сам собою. Пришли — а от него только горстка пепла да пустое ведро осталось. Кучка золы, — Забрину становилось ещё тоскливей и беспросветней. — Вот и я так же. На мне она тоже верхом эти три ночи ездила. И я уже этого никогда не забуду. Так, наверное, душа и сгорит. Истлеет… — он снова вздыхал. —

А если забуду — то грош мне цена! Значит, у меня души-то никакой нет. Гореть нечему.

— О!.. Какая встреча!

Забрин вздрогнул и повернул голову. Рядом с ним опять сидел тот самый давешний мужчина, с которым он спорил об атеизме примерно с месяц назад. Неужели всего только месяц с тех пор прошёл!?.. Кажется, что целая эпоха! Целый век.

— Да, здравствуйте, — пробормотал Забрин и отвернулся. Разговаривать не хотелось.

— Что-то Вы грустный сегодня, Артур Леонидович, — снова раздался сбоку знакомый насмешливый голос, и Забрина вдруг словно током ударило.

А ведь я так до сих пор и не знаю, откуда ему моё имя-отчество известно! — сообразил внезапно он и похолодел.

У него будто пелена с глаз упала.

Всё происходившее с ним за этот месяц выстроилось мгновенно в одну единую стройную цепочку. Этот тип и странный разговор с ним в метро про суеверия и первобытные страхи, потом тот чёртов фильм, шорох этот кошмарный, панночка и теперь снова тот же самый тип. Опять, якобы по чистой случайности, рядом с ним оказавшийся. И знающий, неизвестно откуда, его имя-отчество. С самого начала, между прочим! С первой же встречи.

Круг замкнулся.

Забрин смотрел во все глаза на своего соседа и не знал, что сказать.

Может, я всё это сам себе напридумывал? — неуверенно подумал он. — Ну, какая тут может быть связь? Между разговором в метро и панночкой?

— А почему, кстати, Артур Леонидович, Вы её прогнали?! — неожиданно услышал он обращённый к себе вопрос и сначала даже не понял ничего. А когда понял, почувствовал, что волосы у него на голове шевелятся.

— Как?.. Что?.. Вы?.. — залепетал бессвязно он, инстинктивно в страхе отодвигаясь.

— Инопланетянин, — с любезной улыбкой закончил за него мужчина. — Вы же ведь верите в инопланетян, Артур Леонидович?

— Инопланетянин?.. — как эхо повторил вслед за ним Забрин, полуоткрыв рот и тараща в болезненном изумлении глаза. Он находился в состоянии, близком к шоковому.

"Разреши мне войти!" — настойчиво прозвенел в его мозгу серебряный колокольчик, и он разом опомнился.

Какая разница, кто это! Инопланетянин… бог… дьявол!.. Всё это неважно. Она!.. Только она! Может, её ещё можно вернуть!?.. Всё исправить!!??

— Так это Вы её послали? — затаив дыхание, поинтересовался он. — Панночку?

— Панночку?.. — удивлённо поднял брови мужчина. — Это из "Вия", кажется?.. А почему Вы решили, что это была панночка? Артур Леонидович? Что за странная фантазия! Вы же, вроде, ни во что это не верите? Ни в каких панночек?

— А!.. а!.. — смертельно побледнел Забрин. — А разве?.. А кто же это тогда был?..

— Это было Ваше счастье, Артур Леонидович! — широко ухмыльнулся мужчина. — Оно постучалось к Вам, а Вы его прогнали. Не решились впустить. Струсили! Испугались! Вернее, дали себя запугать. Всего за какой-то месяц Вы превратились из свободного человека в суеверного дикаря, и от всех Ваших убеждений не осталось и следа, — мужчина замолчал. Забрин не нашёлся, что ответить. — А счастье не даётся даром, Артур Леонидович! — после паузы продолжил мужчина. — За него надо бороться и рисковать! Жизнью и судьбой. Вы отказались от борьбы, предпочли не рисковать. Выбрали покой. Что ж, это Ваше дело. Возможно, Вы и правы. Ещё же Пушкин писал: "На свете счастья нет, а есть покой и воля".

— Вы лжёте, — еле слышно прошептал Забрин, чувствуя, как в душе его лопаются со звоном какие-то туго натянутые струны. ("Разреши-разреши— разреши!.." Дзинь-дзинь-дзинь!..) — Вы лжёте! — ещё тише с безнадежной тоской повторил он. — Это была ведьма. А Вы дьявол. Это была ловушка.

— Да! — насмешливо подтвердил мужчина. — Это была ловушка. И Вы её счастливо избежали. Поздравляю!

("Разреши мне войти!.. Разреши мне!.. Разреши!.. Разреши!..")

— Её можно вернуть? — глухо спросил Забрин.

— Кого? Эту Вашу панночку?

— Да. Дайте мне ещё одну попытку!! Ещё один шанс! Последний!! — взмолился Забрин и даже вперёд весь подался в страстном желании убедить во что бы то ни стало своего собеседника. — Я позову её!!! Кто бы она ни была. Фея, ведьма — не важно! Пусть я погибну, но я позову её!! И будь, что будет! — он замолчал и замер весь в ожидании.

— Нет, — с сожалением покачал головой мужчина. — Увы! Больше попыток Вам не полагается. Вы использовали все свои шансы. Третий и был последним.

— Тогда зачем Вы вообще сюда явились? — поинтересовался Забрин, с ненавистью глядя на своего чудовищного соседа. — Специально, чтобы мне это сообщить?

— Нет, — мужчина пристально, словно гипнотизируя, смотрел Забрину прямо в глаза. — Не только. Чтобы Вам помочь, Артур Леонидович! Вылечить.

— Как? — с горечью усмехнулся уже было Забрин и тут же всё понял.

— Не-е-ет! — отчаянно закричал в его голове какой-то невидимый голос. — Не надо!! Я не хочу её забывать! Не-ет!!! ("Разреши-разреши-разреши-разреши-ра!.." Динь-динь-динь-динь-ди!..….)

— Станция… — услышал Забрин и встал.

Чёрт! Весь месяц башка болит и чувствую себя хреново, — вяло подумал он, направляясь к выходу. — Пить меньше надо. Да и вообще, спортом, что ли, заняться?.. А то совсем я чего-то раскис…

Он с отвращением оглядел переполненную, до отказа забитую людьми станцию, уныло вздохнул и, сутулясь двинулся к эскалатору.

Подошедший вместе с ним к двери вагона элегантный мужчина лет сорока проводил Забрина долгим внимательным взглядом, потом повернулся и пошёл и сел назад, на своё место.

— Осторожно, двери закрывается! — равнодушно объявил диктор, и поезд тронулся.

__________

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Что будет дальше с тем человеком?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Ничего. Он спокойно доживёт свою жизнь. Как и все.