Сын Люцифера

День 140-й ПРОБУЖДЕНИЕ

И настал сто сороковой день.

И сказал Люцифер:

— Никогда не связывайся со слабыми. Не трать на них время и силы.

… Он прикасался к ней, гладил, ласкал; и она не отстранялась, она была нежна и покорна; и тело её … кожа её!..

Милькин долго лежал в темноте с закрытыми глазами и вспоминал, вспоминал… восстанавливал во всех, мельчайших самых подробностях этот сказочный, чудесный сон. Снова и снова! По губам его блуждала дурацкая какая-то блаженненькая улыбочка.

Господи, в его-то возрасте!.. А хотя!.. Возраст здесь как раз совсем не при чём. Да! Хм… Но странно всё-таки устроен человек… Точнее жизнь человеческая, — Милькин вздохнул разочарованно и пошевелился. Он уже понял, что снова заснуть, как он втайне надеялся, больше не удастся. Э-хе-хе! Н-да… Ну, да ладно… –

Н-да… Жизнь человеческая… Ничего не ценишь в юности. Думаешь, что всё ещё впереди! Мало ли их ещё будет, этих встреч! Этих любовей. Это ведь только начало… Ан выясняется, что это-то и было — главное! То самое! Она-то и была — твоя единственная. А все же последующие, остальные… Как!.. Как звёзды рядом с Солнцем… Как!.. Как!!.. Тьфу! — Милькин с досадой плюнул, проклиная своё косноязычие. О которое так некстати запнулось его прекрасное, поэтически-лирическое, возвышенное настроение. — Даже слов-то человеческих не знаю! "Как!.. Как!.." Чуть что, сразу и закакал. "Тово!.. Етова!.." Простейшее!..

А откуда у меня слова?! — он ожесточённо заворочался. Жена рядом что-то негромко пробормотала во сне, но Милькин не обратил на это ни малейшего внимания. Спит… корова! — Когда я книжку-то в последний раз в руках держал? Хорошую, настоящую… Классику… Газеты да ящик. Да жена-дура. Откуда "словам"-то взяться? — он никогда прежде даже в мыслях не называл свою жену дурой, а сейчас ему стало неловко. –

Ну, не дура, — торопливо поправился он и покосился невольно на безмятежно посапывающую рядом супружницу, — обычная домохозяйка. Так скажем… А!.. хрен редьки не слаще! — тут же обречёно махнул рукой Милькин, решив уж не жалеть ни себя, ни жены. — "Дура"… "обычная домохозяйка"… Какие там ещё есть синонимы? Серое, примитивное, ограниченное создание, короче! Страстная поклонница тупых слезливых сериалов и мелодрам. (Супруга его мыльные оперы действительно очень любила и старалась не пропускать ни одной серии.) Как я на ней женился? Зачем? — ему опять вспомнилась та, приснившаяся ему неожиданно сегодня, трепетная, романтическая девушка… Из юности. Его первая… да нет, не любовь даже, а… увлечение?.. или нет, любовь всё-таки, наверное. Только он поздно это понял. Слишком поздно. Вся жизнь у него на это ушла. Чтобы понять… А теперь чего уж!.. Поезд ушёл. Теперь — только во снах. Да и то… Жди вот, когда она снова приснится!.. Может, ещё лет этак через 20. Как сейчас… Не снилась же никогда до этого… И так ярко!..

Мысли Милькина опять потекли в прежнем, приятном, блаженном направлении. Картины сна вновь всплыли перед глазами… Как живые…

Чёрт! — неожиданно для себя решил вдруг он. — А что, если мне каждую ночь пытаться прокручивать в голове сегодняшний мой сон?!.. Во всех подробностях… Нет, даже не так!! — Милькин от возбуждения аж привстал слегка на постели. Идея его захватила. — Буду представлять по частям, кусками!.. Весь-то не вспомнить… так, сразу… не восстановить… А частями… Вот нога её… На ощупь… Щиколотка… выше… колено… Вот руки!.. Вот… И если я так ежедневно буду её вспоминать, то она наверняка мне и сниться в конце концов начнёт. Постоянно. Естественно, если у меня голова всё время этим будет забита!.. Да ещё и перед сном к тому же я её вспоминать ведь стану, и засыпать с этой мыслью!.. Будет-будет, короче! Сниться. Да наверняка!.. Да и всё равно приятно… Даже представлять… — он опять начал вспоминать… свой сон… о-о-о!.. бо-оги!.. — Главное, не забыть её! Её тело. И сон этот сегодняшний не забыть. А там уж!.. Попробуем, в общем. Посмотрим!! Что из этого получится. Хуже-то не будет… Уж.

Следующий день был выходным. Суббота. Милькин занимался обычными повседневными делами: чего-то там двигал-приколачивал, чинил, отвечал на телефонные звонки, звонил сам, ел-пил, разговаривал с женой, помогал ей с уборкой и пр. и пр. Но всё это как-то машинально, на автомате. Воспоминания о сне не шли у него из головы. Не исчезали и не растворялись бесследно в текучке и суете, не уносились в никуда безжалостным и беспощадным вихрем повседневности. ("Довлеет дневи злоба его".) Нет! Они тлели и тлели на самом дне души, эти воспоминания, под громадным ворохом бесчисленных мелких бытовых хлопот; и к вечеру, когда ворох этот рассеялся и истаял, вспыхнули неожиданно с новой силой.

Чем ближе подступала ночь, тем сильнее охватывало Милькина неведомое ему ранее, вернее, давным-давно (да с юношеских, почитай, времён!) позабытое уже то радостное возбуждение-волнение-нетерпение, которое овладевает человеком перед долгожданным любовным свиданием. С любимой. На котором… возможно!.. наконец-то!.. о-о, чёрт!!! да неужели и правда?!.. а вдруг??!!.. И сердце замирает и млеет в сладостной истоме от одной только мысли, и на душе так сладко-сладко-сладко!..

Когда беспокойно ворочающаяся рядом и время от времени шумно вздыхающая отчего-то жена, наконец, затихла и начала мерно посапывать (за этот вечер Милькин её почти возненавидел: да когда же ты в конце концов уляжешься-то!..), он смог приступить наконец-то к выполнению своего заветного, вожделенного и трепетно лелеемого плана. О котором он целый день только и мечтал! Лишь о нём одном и думал! Им одним жил!

Он лёг на спину, закрыл глаза и попытался максимально, предельно расслабиться. И затем!.. Вызвать в памяти… её! Воскресить, вернуть из небытия свой чудный, милый, милый сон!.. Сновиденье…

И, против всех его ожиданий и тайных опасений, всё ему удалось, практически сразу и довольно легко! Потому возможно, что он ведь и впрямь весь день почти только об этом сне и думал. Да плюс ещё эти его взвинченное, истерическое прямо-таки состояние!.. В котором он почитай с самого момента своего пробуждения пребывал… Ну, в общем, как бы то ни было.

Знакомый до боли, такой далёкий и такой близкий одновременно сладостный, пленительный, дразнящий образ выплыл вдруг будто из какого-то серого тумана, соткался словно из неких полубликов-полутеней и вновь маняще-призывно заколыхался перед ним. Она!! Губы её улыбались и, кажется, что-то шептали, говорили… Нечто, несомненно, ласковое, нежное!.. но слов не было слышно. И глаза её почему-то были опущены… Но вот она уже медленно-медленно поднимает их… и!..

Милькин резко, рывком приподнялся на кровати и тут же вновь обессилено рухнул на подушку. Он часто и прерывисто дышал. Сердце колотилось неистово и, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. В горле пересохло. Голова пылала.

Он полежал немного, с отвращением прислушиваясь к негромкому похрапыванию лежащей рядом с ним рыхловатой уже, неумной, вздорной, крикливой и давно по сути физически безразличной ему женщины, ставшей, каким-то злым и непостижимым капризом судьбы, его женой. (Как я на ней женился?.. Почему!? Зачем!? — в очередной, который уже раз, с тяжёлым, тоскливым недоумением безнадёжно вопросил он сам себя), затем откинул одеяло, нащупал босыми ногами в темноте тапочки, нехотя встал и медленно поплёлся на кухню. Ему хотелось пить.

Он явственно ощущал сквозь тонкое, невесомое почти платье её плоть, её горячее тело… упругую ягодицу… он жадно гладит и несильно сжимает её… ещё и ещё!.. но ему хочется уже большего, и рука его медленно, осторожно, будто украдкой, скользит вниз… ниже… ниже… ещё ниже… уже колено… но проклятое платье всё никак не кончается и не кончается… да что же это, чёрт возьми! ну, когда же наконец!!.. О-о!.. вот!..

Толчок!! Он опять просыпается.

Он ласково, тихо целует её, её полураскрытые, зовущие губы, он обнимает её за талию и привлекает к себе; и она доверчиво и покорно прижимается к нему, вся!.. всем телом!.. и нестерпимая, непереносимая нежность захлёстывает ему сердце, и он!..

Вспышка!! Подушка. Смятая простыня. Кровать. Постылая спальня и постылая жена рядом. Пробуждение…

Его вытянутые, дрожащие пальцы тянутся, тянутся, тянутся к её груди, она следит смеющимися глазами за ним, за его ладонью, но не отстраняется… вот он касается наконец, и!!..

Пробуждение!

Его рука уже под платьем, горячая раскрытая ладонь страстно и жадно прижимается к ёё телу, к её бедру… изнутри… выше… выше… выше… (Господи, я умру сейчас!! — отчаянно думает во сне задыхающийся буквально от дикого, безумного желания Милькин.) … уже гладкая ткань её коротких трусиков!!..

А-а!!!.. д-дьявол!! Пробуждение!!!!!

Сегодня! — снова и снова, в сотый, в тысячный уж, верно, раз повторяет себе Милькин, нервно шагая по комнате из угла в угол. ("Да что с тобой!?" — опять удивлённо спрашивает его жена, но он вновь только досадливо отмахивается: "Ничего! Отстань. Дела".) — Сегодня! Сегодня всё свершится. Всё получится.

Что сегодня ночью "всё получится". Милькин практически не сомневается. Собственно, уже вчера ночью всё получилось. И если бы не его дурацкая, чисто мальчишеская поспешность… Всё испортившая… Ну, да ладно! Ничего. Может, оно даже к лучшему. Что не сразу. Что удовольствие растянется. Ничего-ничего! Зато уж сегодня-то!.. Да-да! Точно. Наверняка!!

Он долго-долго-долго… медленно-медленно-медленно раздевает… раздевает… раздевает её… словно боясь спугнуть, упустить своё счастье!.. движения плавные, заторможенные… как в замедленной до предела видеосъёмке: платье… лифчик… тру… так! осторожно, осторожно! главное, не торопиться!.. трусики… и вот она уже перед ним стоит вся обнажённая, полностью!.. во всей страшной силе своей божественной, женской красоты, и желание, неистовое, непобедимое, чисто животное переполняет его!! но он чудовищным, нечеловеческим каким-то усилием всё ещё сдерживает себя, своё нетерпение (никаких резких движений! ни в коем случае!!) — всё так же медленно и плавно, шепча что-то безмерно ласковое, какие-то страстные, безумные слова и признания, укладывает её на кровать, раздвигает её ноги и, срываясь уже в чёрную, бездонную пропасть, замирая от непереносимого вожделения и чувствуя, что всё! он сейчас умрёт, взорвётся от восторга!! вхо-о-одит!.. наконе-е-ец!.. в нё-ё-ё-е!.. А-А-А-А-А!!!!

Стоп! Щелчок. КОНЕЦ ИГРЫ.

Милькин в полном ошеломлении следил машинально взглядом, как какой-то, чем-то, кажется, смутно знакомый ему ("Где же я его видел?..") мужчина отсоединяет от рук его какие-то датчики, снимает с головы у него какую-то непонятную штуку… шлем, что ли?..

Чёрт! — резко дёрнулся он и чуть не застонал от пронзившей его боли. — Так это была игра! Просто игра!

Ну, конечно же. Он всё вспомнил. Как пришёл в этот проклятый игровой салон, как владелец предложил ему эту, блядь, "новинку". "Ваши сексуальные грёзы", кажется. Так она, вроде бы, называлась. "Вы испытаете непередаваемые ощущения!.. Всё будет, как в жизни!.. Полная иллюзия!.. Виртуальная реальность!.."

Вот он, блин, и "испытал"!.. "Непередаваемые ощущения"! Всё действительно было, "как в жизни". Чёрт бы всё это побрал!!! И что теперь?! Где она?! Где??!!.. Это что, конец??!! Больше я что, никогда?!..

— Вам понравилось, Валентин Петрович? — хозяин с ласковой, странной какой-то полуулыбочкой смотрел Милькину прямо в глаза. Казалось, он понимал прекрасно, что творилось сейчас у того в душе.

Милькин глубоко вздохнул, сжал до боли кулаки и попытался успокоиться. Ладно!

— Я хочу купить эту игру! — твёрдо объявил он, тоже глядя в упор на своего собеседника.

— Купи-ить?.. — неопределённо протянул тот и слегка покачал головой. — Это невозможно.

— Всё возможно, — металлическим голосом отчеканил окончательно пришедший в себя Милькин. Теперь он точно знал, что делать. — Вопрос цены. Это же просто товар. Сколько?

— Но… — мужчина недоуменно вроде развёл руками, но глаза его при этом отчего-то насмешливо, издевательски почти щурились. Что, дескать, зацепило? Понравились, видно? "Непередаваемые ощущенья"?.. Да пошёл ты!! Не твоё собачье дело! Объявляй цену и проваливай. Ну?!

— Ну?! — вслух с ненавистью почти произнёс Милькин. — Так сколько?

— Но… — с явным сожалением в голосе повторил хозяин салона. Улыбочка его стала совсем сладенькой. Паточно-приторной просто. Как у какого-то Кащея из детского фильма. Заманивающего в сети и готовящегося совершить свою очередную пакость. (Ну, поломайся-поломайся ещё! — с холодной злобой подумал Милькин. Ему было сейчас не до всех этих дурацких неизбежных ритуалов купли-продажи. — Понабивай цену.) — Это же не просто обычная компьютерная игра, Валентин Петрович!.. Понимаете… Это не просто программа… Тут нужно специальное оборудование…

— Весь ваш этот салон! — Милькин решительно выбрался наконец из дебрей того чудовищного кресла, с нависающими сверху какими-то непонятными блестящими штуковинами, живо напоминающими о бормашине, в котором он всё это время полулежал; встал и окинул небрежным взглядом небольшое, достаточно скромное помещение "салона": парочка компьютеров… шлем… кресло это зубоврачебное… — Я хочу его у вас купить. Немедленно! Прямо сейчас! Назовите просто свою цену, и всё. Просто цену!

— Куда это ты собрался? — жена, подбоченившись, стояла в дверях и с подозрением смотрела на Милькина. Голос её слегка вибрировал и подрагивал, и звучал властно, но вместе с тем в нём уже явственно слышались отдельные пока ещё надрывно-истерические нотки. Как и всегда бывало, когда она готовилась закатить муженьку один из тех своих фирменных скандалов, которых тот так панически боялся. Потому что неизменно в них проигрывал. С треском и безоговорочно. Получая в результате лишь очередную порцию унижений и ещё ниже падая в собственных глазах ("Ничтожество!.. Подкаблучник!.. Тряпка!.. С женой собственной справиться не может!..") Да и вообще!.. Крики все эти, слёзы!.. Бабьи… Бабские… Когда не знаешь даже, как себя вести и хочешь страстно только одного: чтобы всё это побыстрее закончилось! Как угодно! Чем угодно!! Лишь бы только от тебя наконец отстали!!!.. Оставили в покое!!

Да… Так было всегда, сколько Милькин себя помнил. Их с Людой помнил… Их отношения… Чуть ли не с самого первого дня их брака… Их совместной жизни…

Да… Так было… Всегда… До самого последнего времени. До того момента, как у него появилась эта игра, и он перестал бояться остаться один. И истерик своей благоверной он больше теперь почему-то тоже не боялся. Равно как и её самой. Она вдруг разом, в одночасье потеряла над ним всякую власть. Милькин даже не мог понять теперь, как это так получилось, что эта недалёкая, ограниченная… ну, разве что смазливенькая пока ещё бабёнка, фактически полностью его себе подчинила?!.. И помыкала им бессовестно все эти годы. Не имея по сути никаких иных реальных рычагов воздействия, кроме как своих дурацких истерик, скандалов и воплей. (Деньги-то все и средства были у него, у Милькина!) Как он мог такое позволить и допустить? "Нервы" у неё!.. Да пусть катится, куда хочет, со своими нервами!! У него тоже в конце концов "нервы"! Бредни эти слушать её!.. Бессмысленные. Баб, что ль, кругом мало? Фифочка!

С секунду он молча разглядывал стоящую перед ним и почти пританцовывающую уже от нетерпенья, дрожащую всю в предвкушении очередной громогласной свары женщину, такую холёную и уверенную в себе, свою драгоценную супружницу, потом медленно протянул:

— Ну-у?!

— Я спрашиваю: куда это ты опять на ночь глядя собрался!!?? — визгливо закричала его дрожайшая половина, чуть ли не с кулаками наскакивая на неподвижно застывшего мужа. — Если ты думаешь!..

— Тише! — спокойно перебил её Милькин, требовательно поднимая вверх раскрытую ладонь правой руки. — Тише.

Жена его осеклась на полуслове, с недоверием глядя во все глаза на своего ручного, забитого и безответного обычно супруга. Это ещё что за новости?! Что-то явно было сегодня не так.

— Так вот, Люда! — вздохнул Милькин.

Все нехитрые мысли жены были буквально написаны у неё на лице. На лбу! Аршинными буквами. Он словно раскрытую книгу читал.

Господи, обычная баба! Овца безмозглая. Чего я с ней все эти годы сюсюкался да цацкался? Дурака валял! Распустил только! Что она и сама теперь, курица бедная, не знает, что с собой делать. Если петух её не петухом, а мямлей и рохлей оказался. В демократию с курами играть вздумал! "Живите, как хотите!" В истеричку, вон, уже почти превратилась с таким-то, с позволения сказать, петушком. Плётки ей, вот и всё! Для её же пользы. Сразу вылечит! От всех её дамских немочей и болезней. "Ах-ох!.. " Как рукой всё тотчас снимет! Как шёлковая сразу станет. Когда ей место её законное наконец-то на насесте укажут. Хозяин появится. Настоящий!

— Так вот, Люда!.. — снова вздохнул Милькин и слабо усмехнулся про себя. Как всё-то, оказывается, просто! Ему было легко на душе, как никогда. И чуть-чуть отчего-то грустно… Совсем, впрочем, чуть-чуть! Так, еле-еле…

— Нельзя! — охранник, молодой рослый парень в камуфляже смотрел грозно и неприступно.

— Да я учился просто здесь, понимаете! Посмотреть просто хочу… — в третий раз принялся объяснять несколько обескураженный Милькин. Честно говоря, он совсем не ожидал, что с попаданием в свой бывший родной институт могут возникнуть хоть какие-то проблемы. И потому сейчас несколько подрастерялся. Господи, вот прямо святыня!

Да денег же ему просто надо дать! — наконец с опозданием сообразил-таки он и чуть не рассмеялся с облегчением над собственной глупостью. — Тьфу ты! Чего я резину тяну?! "Учился!.. не учился!" Ему-то что? Денег давай!

Милькин уже полез было за бумажником, но в последний момент вдруг передумал и остановился. Успеется! Озорная мысль пришла неожиданно ему в голову. Он молча развернулся, успев с удовлетворением заметить тень тайного разочарования, мгновенно промелькнувшую во взоре бдительного институтского Цербера, вышел из проходной, повернул налево и, дойдя до конца здания, быстро нырнул в маленькие неприметные ворота. Ага!.. вот… Служебный вход был, к счастью, открыт. Как и почти всегда, впрочем. Как обычно. Ничегошеньки-то со времён его учёбы не изменилось!

Милькин довольно ухмыльнулся, сочтя это хорошим знаком. Всё получится! Он словно вновь вдруг почувствовал себя непутёвым мальчишкой-третьекурсником, забывшим где-то в очередной раз свой многострадальный, видавший виды, истрёпанный студенческий и пробирающимся потому сейчас в институт украдкой, с чёрного входа.

Вестибюль… Да, всё тот же… С ума сойти! Время словно повернуло вспять. Или остановилось. Те же доски объявлений с белеющими на них там и сям, приколотыми небрежно кнопками листками бумаги; те же, непонятно зачем здесь стоящие столы и стулья… да всё то же! Чёрт! Даже студенты, кажется, те же самые. Как статисты в театре. Но это, конечно, была иллюзия. Студенты, разумеется, были другие. Новое, блин, поколение…

Милькин, с любопытством оглядываясь, двинулся к лестнице. И лестница была та же самая! Точно такая, какой он её помнил. Огромная, мраморная!.. Милькин мысленно покачал головой и стал неторопливо подниматься.

Так… третий этаж, кажется?.. Или всё-таки четвёртый?.. Ну, не важно. Найдём! Не третий, так четвёртый… Не четвёртый, так третий. Найдём! Главное, чтоб она… А, вот! Точно. Третий! Я ж говорил!.. Всё правильно я помню, значит… Ага!

— Девушка! — обратился он к пробегавшей мимо куда-то с озабоченным видом молодой особе женского пола, по виду то ли студентке, то ли аспирантке. — Простите, это кафедра кибернетики? (Вывески почему-то не было. Собственно, её, кажется, и раньше никогда не было. Подпольная такая кафедра всегда была. Тайная. Глубоко законспирированная.)

— Да, — студентка-аспирантка на секунду приостановилась, с любопытством глядя на хорошо одетого, интересного незнакомого мужчину.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил её Милькин и отвернулся.

Так-так-так!.. Ну-те-с? Зайдём? — Милькин с приятным удивлением обнаружил вдруг, что он чуть ли не волнуется! Какое-то радостное возбуждение испытывает. Да несомненно! Гм… Ну, надо же!.. Как мальчик прямо! Одна-ако!.. Гормончики-то играют ещё!

Он решительно толкнул дверь и вошёл.

Н-да… Помещеньеце-то… Не ахти!.. Коридорчик какой-то… Обшарпанный… Двери… двери… Блин, давно не был, уж всё забыл!.. А это что?.. А-ага!.. Расписание дежурств сотрудников. Ну-ка, ну-ка!.. Ч-чёрт!! — Милькин почувствовал, что его бросило в жар и непроизвольно вытер вспотевший сразу лоб. — Чёрт! Она!.. Томилина А.И. Точно она. О-охренеть!.. Значит, она действительно всё ещё здесь работает. Как осталась после института, так все эти годы и… Ч-ч-чёрт!

Он ещё раз перечитал висевший на стене график. Теперь уже внимательно и не спеша. Изучающе.

Так-так! Когда она последний раз дежурила?.. Я-ясно… Всё ясно.

Он помедлил ещё немного в нерешительности у стенда. Может, всё-таки спросить? Как, мол, найти Томилину?.. А.И.?.. Но нет! Сплетни пойдут. Могут пойти… Кафедра — это ж осиное гнездо наверняка. Как и любой маленький коллектив. Коллективчик… Тем более бабский по преимуществу.

Он вновь пробежался беглым взглядом по фамилиям.

Ну, да! Бабы большей частью. Как и везде. "Кибернетики"!.. Нет уж! Не будем. Пока, по крайней мере. Компрометировать. Подождём-с.

Блядь, час уже торчу! — Милькин опять взглянул на часы и раздражённо пожевал губами. — Может, всё-таки спросить? А вдруг она сегодня вообще не работает! Или ушла уже… У них же тут наверняка режим полусвободный. Учебное заведение… Мыслители, блядь!

И в этот момент он увидел её. Сердце у него замерло. Стукнуло и остановилось. Она!! Это была она. Вне всяких сомнений! Она и не изменилась почти. За все эти годы. Так ему, по крайней мере, стало казаться. Уже через мгновенье… Как только он окончательно узнал её, уверился, что это действительно она. Аллочка Краснова. (Это потом уже она стала Томилиной.) Всё такая же!.. Красивая… Самая красивая!.. Неотразимая…

Женщина уже почти подходила между тем к двери кафедры.

— Алла! — опомнился наконец. Милькин и резко подался вперёд, оттолкнувшись от подоконника, прислонившись к которому он всё это время, весь этот час так практически неподвижно и простоял (боялся всё прозевать её!). Женщина вздрогнула и остановилась, с недоумением глядя на быстро приближающегося к ней незнакомого (хотя… хотя!) мужчину.

— Привет! — Милькин широко улыбнулся, жадно и откровенно разглядывая свою бывшую сокурсницу. (Господи, сколько же он мечтал втайне об этой встрече! Сколько лет!) — Не узнаёшь?

— Знаешь, а ведь ты мне всегда очень нравилась. С первого курса. Я в тебя был, можно сказать… влюблён.

— Почему же ты!.. молчал? Все шесть лет?!" — "Потому что я был дурак!

— Я самый счастливый человек на свете! — восторженно думал, пел, кричал в душе! через месяц пьяный от безумных, ярчайших, феерических впечатлений! Милькин, возвращаясь с их первого с Аллочкой любовного свидания. Настоящего! Подлинного!! Когда наконец-то!.. наяву!.. всё, о чём он мечтал, грезил!.. воображал себе сотни раз!!

Он вновь вспомнил, как она!.. как он!.. — и счастливо засмеялся.

Господи!.. Спасибо Тебе! Спасибо Тебе за всё!!

Бог ты мой! Какой же я был идиот все эти годы!! Какой идиот!.. И с женой… и с Аллочкой… Как же всё, оказывается, просто!

Я счастлив, счастлив, счастлив! Если б можно было, я бы воскликнул сейчас вместе с Фаустом: остановись мгновенье, ты прекрасно! Лучше мне уже не будет! Никогда. Лучше просто не может быть!!

Вспышка!!!

КОНЕЦ ИГРЫ.

Милькин с диким, болезненным почти изумлёнием огляделся.

То же, знакомое до тошноты кресло — его собственное теперь! Он же купил это проклятый салон! — те же компьютеры… на столах. Ну, словом, салон, его салон! Он здесь бывает чуть ли не каждый вечер. Играет в свою… игру. Только вот откуда здесь этот… мужик. Старый владелец? Что он здесь делает?!

Милькин дёрнулся, чтобы содрать с головы этот чёртов шлем, но обнаружил вдруг, что руки его накрепко пристёгнуты к поручням кресла. Да что за дьявольщина?! Что происходит??!!

— Тише, тише, Валентин Петрович! — успокаивающе заметил заботливо склонившийся над ним… хозяин этот старый или кто он там!? — Не волнуйтесь! Всё в порядке.

— Кой чёрт "в порядке"!!?? — в ярости взревел Милькин и бешено задёргался, пытаясь вырваться. — Как я здесь оказался?! Что всё это значит?! Отстегните меня немедленно!!

— Секундочку, секундочку, Валентин Петрович! — ласково забормотал мужчина, пытливо вглядываясь в налитые кровью глаза Милькина и не предпринимая никаких попыток освободить его. — Вам надо успокоиться сначала… Если Вас сейчас отстегнуть, Вы можете натворить тут чёрт знает что. Всё мне тут мне переломаете…

— Какой "Вам"?! Это же мой салон!! Я у Вас его купил! — заорал вконец взбешённый Милькин и рванулся изо все сил. Но это не помогло. Путы на руках были прочные.

— В общем, так! — непонятно что делающий здесь бывший хозяин салона преспокойно уселся на стоящий рядом стул, достал из кармана сигареты и не торопясь закурил. — Слушайте меня внимательно, Валентин Петрович!..

Да не может этого быть!! — Милькин сидел в полной прострации за столом и тупо смотрел перед собой. Он всё никак не мог поверить. Услышанное просто не укладывалось у него в голове. — Так всё это тоже была игра?! Тоже виртуальная реальность?! Всё, что он за этот месяц пережил?! Покупка игрового салона, разборки с женой… Аллочка… Не игра кончилась тогда, когда он с Аллочкой, во сне… не вся игра… просто он прошёл первый уровень — и начался второй. Где он покупает салон и… Да бред!! Бред!!! Не может этого быть!.. Что, значит, ничего и не было? Ни Аллочки… в институт он никакой не ездил… на кафедру… в семейных отношениях всё у него по-прежнему, по-прежнему он жалкий, затюканный подкаблучник, и всё это время он просто в кресле просидел, с этим дурацким колпаком на голове? Да даже не "всё это время", не недели, не месяца реально, а всего-то навсего какую-то пару часов — там, в виртуальном мире, в виртуальной реальности время совсем по-другому течёт, по другим законам, быстрее, что ли… мужик этот чёртов ему чего-то там пытался втюхивать, да только не до того ему тогда было, не до всех этих тонкостей и нюансов. Он как оглушенный ведь тогда сидел. В кресле в этом. Он и сейчас-то ещё!..

Милькин порывисто вскочил со стула, словно намериваясь немедленно куда-то бежать (куда??!!), постоял немного и медленно опустился назад.

Так-так-та-ак!.. Это надо всё-таки переварить. Осмыслить… Хорошо. Предположим. Допустим… Можно это как-то проверить? Убедиться?.. А чего убеждаться? Сейчас Людка придёт, и всё ясно будет. Наорёт на меня!.. Нет, подожди, подожди!.. Людка — это ладно, это само собой… А ещё как-нибудь?.. Пока?..

Он вдруг схватил лежащую на столе трубку мобильника и принялся судорожно тыкать пальцем в клавиши.

— Алло!.. Жор?.. Привет… Да, я… Слушай, какое у нас сегодня число?.. А… месяц?.. Ну, ладно, ну, чего ты!.. Да не прикалываюсь я, ну, просто скажи, и всё!.. Точно?.. Да всё, всё, спасибо! Перезвоню попозже.

Тва-ю мать!!.. Твою мать! Это ж надо! Так значит, правда всё? Игра-игрушка?.. Виртуальная, блядь, реальность?.. В бога-душу-мать!! Только и всего?!.. О-охуеть!.. В пизду такие игры!! Убивать за такие "игры" надо! За такие виртуальности.

Милькин снова вспомнил всё с самого начала: сон свой… Аллочку из сна… потом её же живую уже, реальную, с кафедры, и чуть не застонал. Так, значит, ничего этого не было? Ни сна, ни похода в институт, ничего?

Ну, хорошо!.. — сделал он попытку успокоиться и собраться с мыслями. — Хорошо… Значит, не было… Пусть не было… Будем считать, что не было… Точно не было! Да не было!! Ну, не было! Ладно. Хорошо… Ничего хорошего, конечно, но ладно, — он всё пытался поймать какую-то, упорно ускользающую мысль. Что-то очень важное! — Что сиё значит?.. Что это меняет??!! — Милькин аж привскочил внезапно на своём стуле. У него даже дыхание захватило! Он наконец-то понял. — Действительно, а что это, собственно, меняет?!! Я же знаю теперь рецепт своего счастья! Точно знаю, что и как надо делать, и что из этого всего получится! Разобраться сначала с женой, поставить её на место в институт потом пойти, Аллочку там встретить!.. В чём проблема-то? Было, не было — да какая разница? Ну, не было, так будет! Прямо сейчас! Я же знаю теперь, что делать?!..

Отчаянная, страстная надежда мелькнула метеором и тут же погасла. Милькин тяжело осел назад, на стул и безнадёжно вздохнул, тоскливо блуждая глазами по комнате.

Да-а!.. Если бы всё было так просто… Знаю-то я знаю, да что толка? Одно дело знать, другое дело… мочь. Я знаю, что и надо-то всего пройти по этой доске над пропастью. Доска широкая, иди себе и иди. Не бойся просто. А как "не бойся", если страшно? И сколько не убеждай себя: "не бойся" — бесполезно. Одно дело, у тебя пропеллер за спиной, как у Карлсона, вот тогда можно гарцевать и пируэты выделывать, хоть вприпрыжку по ней козлом скакать, по этой доске, а другое… Одно дело, когда у меня игра была в тылу, и можно было с женой с позиции силы разговаривать — “да не нравится — мотай!” — а другое… "Мотай"!.. И с чем я останусь?.. И с кем?.. Один?.. Я же этого боюсь в душе. И сколько бы я не пыжился и не пытался "с позиции силы" разговаривать!.. Это же чувствуется сразу. Когда человек действительно силён и когда только корчить из себя что-то пытается. Блефует… Да и не решусь я просто! Как все эти годы не решался. Меня даже и на это не хватит. На то, чтобы корчить из себя что-то пытаться. Начнёт она опять рыдать… Или, наоборот, орать… Ну на фиг!..

Тряпка я… И ведь ей же самой лучше бы было! Если б я наконец настоящим мужиком стал. И ей её место указал. Ей самой сильная рука нужна. Она сама по ней в душе тоскует. Как и любая женщина. Я же это теперь совершенно точно знаю! Но!.. Вот именно, что "но". Это, как вожак в стае. У волков каких-нибудь. До драк у них же там не доходит обычно никогда. Просто порычат друг на друга, посмотрят — и всё ясно. Вот так же и у людей. Не бояться только — и всё. И ты — вожак. Когда у меня игра была…

А кстати!! — Милькин вскочил и опрокинул наконец с грохотом злополучный стул. — А чего ж я, дурак, не попытался опять салон-то этот купить?! Что, собственно, изменилось?! Деньги-то у меня есть по-прежнему, хоть в этой реальности, хоть в той, виртуальной, они же никуда не делись! И уж покупать-продавать я умею, это тебе не с бабами разбираться! Тут-то я!..

Милькин бормотал всё это уже на ходу, лихорадочно тыча ключом в многочисленные хитрые замки на двери своей шикарной квартиры. Чёрт бы её подрал вместе со всеми замками!! Понаделали тут!..

Выскочив пулей из подъезда, он бегом помчался к своей машине.

— Нет тут никакого салона!

— Как нет?!

— Так, нет. Не видите, что ли?

— Да я же днём ещё!..

— Послушайте, гражданин, не мешайте работать!

С этого момента жизнь Милькина как-то стремительно покатилась под гору. Он как-то очень быстро обрюзг, располнел и вообще сдал. Не то, чтобы постарел или, там, со здоровьем какие-то проблемы серьёзные у него начались, а так как-то. Сдал, словом. Сдался! Так вернее будет. Сказать. Смирился. С тем, что всё! Кончено. Каюк. Остаётся теперь только век свой тихо-мирно доживать. Коротать. С истеричной постылой бабой… и вообще! Не рыпаться.

А хотя с другой стороны, чего бога-то гневить! Денег — куры не клюют, дом — полная чаша. Ха-ха. Что ещё надо человеку, чтобы встретить — старость?! Это ещё Абдулла, помнится, глупого Верещагина так поучал. В "Белом солнце пустыни" незабвенном. А тому всё никак дома не сиделось. Приключений всё себе искал. Вот и доискался! Хе-хе-кc… Н-да…

Жена там, правда, должна была ещё присутствовать. "Хорошая". Любимая. В идиллии в этой. Для совсем уж полного ажура. А вот с женой-то у Милькина было как раз не всё ладно. Далеко не всё!

Год назад он её застукал. С хахалем. Чисто случайно, как обычно. Пришёл как-то домой ненароком, чёрт дёрнул!.. а тут!.. Живые картинки. (И правильно! Поделом! Нечего домой не вовремя приходить.) Ну, не важно. Не в этом суть.

Просто это явилось неким рубежом. Роковой чертой. Жена, естественно, перепугалась было поначалу (ну, первый-то раз, как-никак!), рыдала и каялась; он, разумеется великодушно простил. А куда деваться? Надо было либо выгонять её к чертям собачим, разводиться, либо… "прощать". А развода он боялся. Одному что ли, на старости лет оставаться? Сорок лет уже почти, не мальчик. Да и!.. Всё равно ведь и другая такая же точно сучка наверняка окажется. Стервь. Ничем не лучше. Все они одинаковые. Как с одного конвейера сошедшие. На одних песенках и сериалах воспитанные. Клоны. Продукт эпохи. Ширпотреб. К этой хоть привык уже… Не говоря уж о том, что вообще развод… сам по себе!.. Хлопоты все эти!.. Быт весь, годами налаженный, сразу под откос… А чего ради? По большому-то счёту ему было ведь всё равно. Есть у его благоверной кто-то или нет. Как женщина она была ему давно уже глубоко безразлична. Да даже лучше, что есть, если честно. К нему поменьше приставать будет. Со своими бабьими благоглупостями. Приступами нежности… Климаксическими.

Впрочем, до конца разобраться со своими чувствами. Милькин и сам не мог. С одной стороны, все эти вполне ясные и понятные доводы и резоны рассудка: что лучше, мол, и прочее!.. а с другой, мысль, что его, его! Людка и с кем-то сейчас!.. Вот прямо в этот самый момент!!.. Чёрт!!!

Но однако изменить уж всё равно было ничего нельзя. Даже если б он вдруг и захотел. Супруга его очень хорошо всё для себя быстренько уяснила и сделала надлежащие выводы. Что в случае чего её и опять "простят". Так что!..

Не особенно только впрок ей, кажется, эта новая жизнь свободной художницы шла! — со злорадством отмечал иногда Милькин. —

Совсем она стала последнее время какая-то издёрганная вся, нервная… Плакала что-то то и дело. Коньячок, вон, в тумбочки появился… Хахали правда, это, может, у неё лакают?.. А-а-а!.. Чёрт с ней! И с хахалями её, и с коньячком. И с ней самой! Да гори оно все огнём!! Пусть делает, что хочет. Лишь бы к нему не приставала. И не напрягала. Всё равно все бабы шлюхи. Дуры и шлюхи. Потаскушки.

Аллочку Милькин вспоминал порой, но так как-то… чисто абстрактно, что ли… умозрительно. Отвлечённо. Смутно. И чем дальше, тем реже. Он уже смирился с мыслью, что никогда в этой жизни… Всё! Прошлогодний снег. Бог уж с ней, с Аллочкой! Обычное юношеское увлечение.

Хотя, вроде, вот же он, институт! Никуда ведь не делся. И кафедра. Ну, съезди, как тогда, в игре в той! Что мешает-то? Чем отличается реальный мир от виртуального? Всё ведь то же!

Но нет! В реальном это невозможно. Невозможно — и всё. Не-воз-мож-но. На Луну проще слетать. На Марс.

Но иногда вспыхивала в голове Милькина одна безумная догадка, которой он и боялся, и в которую страстно верил одновременно. Хотел верить!

А вдруг??!! Вдруг всё это — тоже игра?! Тоже виртуальная реальность? Следующий, третий уровень? Который всё длится, длится и никак не кончится? Поскольку что-то он, Милькин, не так делает. Ведь исчез же куда-то тот проклятый салон?! С которого всё и началось? Исчез?.. С концами! Не мог же он испариться бесследно? (Милькин даже в частное детективное агентство тогда грешным делом обратился. Бесполезно! Никаких следов.) Так не бывает!.. В жизни. В нашей, обычной, реальной. А в той, игровой… в виртуальной. Там — пожалуйста! Так может?.. Может, ещё, чёрт возьми, всё и вернётся?! На круги своя. И Аллочка, и мечты, и… силы нерастраченные?!.. Очнётся он опять в кресле том!.. Волшебном… стоматологическом!?..

Надо вот только уровень этот чёртов пройти! Третий. Последний. Во что бы ни стало. Закончить наконец игру!!

Но как? Как? Что я не так делаю?!.. — думал он мучительно в такие минуты и метался в страшной, смертной тоске по своей пустой роскошной квартире. — Цель! Должна быть какая-то цель, которую я должен обязательно достичь. Найти! Угадать… Наверняка должна! Непременно! Как всегда во всех этих играх компьютерных бывает.

Так где она, эта, цель? Где?.. Ну где-е-е?! Где-е-е-е-е-е??!!.. Где?

__________

И спросил у Люцифера Его Сын:

— За что всё-таки были изгнаны люди из Рая? Неужели только за то, что ослушались Господа? Ну, узнали они, что такое добро и зло. Почему Бог всё же не оставил их в Раю? Зачем было обязательно изгонять?

Получается, что змей искусил не только Еву, но и самого Господа? Посеяв Ему в сердце вражду к людям?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— "И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно. И выслал его Господь Бог из сада Едемского". Бытие 3:22–23.

Страх! Как бы люди тоже не стали богами. Вот — истинная причина.