Сын Люцифера

День 136-й РАЙ — 2

И настал сто тридцать шестой день.

И спросил у Люцифера Его Сын:

— Сказано в Библии: "Если имею дар пророчества и знаю все тайны и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто".

Так ли это?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Нет. Ты сам — и есть любовь.

Здравствуйте!

Сегодня мы поговорим о некоторых достижениях современной науки: космологии, синергетики…

Нынешний век — это век развлечений. Мир шоу! Телевидение с его бесконечными сериалами, мыльными операми; Интернет… Современный человек, по сути, отвыкает думать. В массе своей он абсолютно невежественен и нелюбопытен. Работа, семья. Всё! Это и есть его небольшой, уютный, замкнутый мирок. Вне его, этого мирка, человек фактически ничем не интересуется. Да, собственно, и не способен интересоваться, поскольку он даже и читать-то постепенно отвык совсем. Эта умственная пища для него уже слишком тяжела. Лишь лёгкая, необременительная, соответствующим образом приготовленная и поданная информация — этакий информационный гамбургер-чисбургер: немножко забавных фактиков, обильно сдобренных разного рода острыми соусами и специями — домыслами, скандальными сенсационными гипотезами, свидетельствами "очевидцев", мнениями "специалистов" и пр. и пр. — и всё это желательно в какой-нибудь научно-популярной программке в те часы, когда больше смотреть нечего — вот тот максимум, который он ещё способен кое-как усвоить и переварить. Болтая одновременно с женой и потягивая пивко. И это — предел. Большего от него требовать уже невозможно.

Современный человек фактически — это дикарь с компьютером, телевизором и телефоном. Как работают все эти чудеса техники — он абсолютно не понимает. Поэтому, с одной стороны, и свято верит во всесилие и всемогущество науки (как в нечто высшее, для него совершенно непостижимое!.. да и вообще! она же телевизор изобрела! и телефон! наука); а с другой — как и любой дикарь, он полон всякого рода самыми тёмными и дремучими предрассудками и суевериями, охотно и безоговорочно верит в любые чудеса. Ну, а почему бы ему в них и не верить? В те же чудеса? Вот же они, эти чудеса! Тот же компьютер, например… как он работает, понять вообще невозможно! Сам печатает, сам отвечает… Спрашивает даже чего-то… Немыслимо! Шайтан!

Если есть компьютер, то почему же не может существовать того же оборотня? Или вампира? Чем оборотень удивительнее компьютера? И то и другое непостижимо в принципе. Оборотень даже проще. Поскольку интуитивно он понятен. На уровне здравого смысла. Ну, превращается человек в волка (или там, в лису). В полнолуние, Что тут такого? Шерстью обрастает, на ногах и руках когти вырастают, клыки во рту… Ну, и что? Всё ясно. А вот компьютер!..

Короче говоря, в голове нынешнего обывателя царят сейчас полные путаница и неразбериха. Кавардак. И это доставляет ему определённый дискомфорт. С одной стороны — жажда чего-то духовного, высшего, изначально присущая любому человеческому существу; а с другой — твердая и безоглядная вера во всемогущество и всезнание науки, разума, холодной логики. Это высшее и духовное полностью отрицающих и даже высмеивающих:

“Нет никакого Бога! Ничего высшего. Человек — царь природы! Если не знаем сегодня — узнаем завтра! Всё со временем обязательно получит свое объяснение. Всё познаваемо. Всё!! «И на Марсе будут яблони цвести»”.

Э-хе-хе!.. На Марсе-то, может, и будут. И даже вишни. А то и груши. А Солнце мы вообще, может, со временем погасим. Если вздумается… Но что это меняет? Что такое Марс? Равно как и Солнце, равно как и вся наша Солнечная система. Что!? И даже вся наша Галактика!? И даже вся наша Вселенная!!??? Что!!!???.. Даже не капля в море. Даже не песчинка в пустыне.

Давайте поговорим немного об устройстве мира. Космоса, Вселенной. Впрочем, начнём лучше с самого начала. С азов. Со школьной программы. Поэтому что большинство не знают даже и этого. А если и знали когда-то, то наверняка уже давно забыли. Итак, начнём.

Если вы посмотрите на ночное небо, то увидите массу звёздочек. Наше Солнце — это всего лишь одна из таких звёздочек, причём сравнительно весьма небольшая. И не очень горячая, кстати сказать. Вокруг Солнца вращаются — на разном расстоянии, естественно! — планеты: Меркурий, Венера, Земля, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун и Плутон. Это и есть наша Солнечная система.

Далее. Согласно современным представлениям, быстрее всего в природе движется свет. Скорость света составляет примерно 300 тысяч км/см. Это максимально возможная в природе скорость. Скажем, чтобы преодолеть расстояние от Солнца до Земли, свету требуется 8 минут. Это означает, что, если Солнце взорвётся, то узнаем мы об этом только через 8 минут. А до этого Солнышко так и будет мирно светить на нашем небе. Ведь то, что мы видим сейчас, в данный момент, это фактически то Солнце, каким оно было 8 минут назад. А сейчас его, может, уже вообще нет. Но узнаём мы об этом, повторяю, лишь через 8 минут, и никак не раньше.

Итак, расстояние от Земли до Солнца свет проходит за 8 минут. А расстояние до ближайшей к Солнцу соседней звезды — несколько световых лет. Световой год — это расстояние, которое свет проходит за год. Представляете, что это за расстояние, если за 1 секунду он проходит 300000 км! Световой год, или парсек, — это стандартная единица расстояния в астрономии. В километрах мерить неудобно из-за огромных пространств, слишком много нулей будет — поэтому в световых годах.

Значит, мы поняли, что Солнце — просто одна из звёзд. Звёзд — миллиарды и миллиарды. Но разбросаны они в пространстве не равномерно, а под действием сил притяжения, гравитации, образуют скопления — галактики. В одной галактике — миллионы или даже миллиарды, триллионы звёзд! Скажем, в нашей родной галактике, Млечный Путь, их около 200 миллиардов. Галактик же — тоже миллиарды. Размеры одной только галактики исчисляются зачастую сотнями тысяч световых лет. Галактик же, повторяю, миллиарды! Между ними совсем уж невообразимые, совершенно чудовищные расстояния.

И вот в одной из бесчисленного множества галактик, среди сотен миллиардов её звёзд находится где-то наше крохотное Сердце. А вокруг него вращается совсем уж микроскопическая, невидимая почти пылиночка — наша Земля. На которой мы и живём. И которую уже чуть ли не "покорили". Правда, любая цунами… По космическим масштабам даже не дуновение ветерка, даже не вдох какой-нибудь там инфузории! Это к вопросу о "всемогуществе" человеческого разума. Пока мы, при всём своём "всемогуществе", даже и на Луну-то неизвестно ещё, летали ли? А от Земли до Луны расстояние, по космическим, опять же, меркам… Если до Солнца-то всего 8 минут. Конечно, можно утешаться и думать, что со временем мы!.. Думать-то оно можно, но вот что будет на самом деле… "Со временем…" И когда именно? Через миллионы лет? Через миллиарды? Помните знаменитую притчу Ходжи Несреддина. "Со временем либо шах умрёт, либо осёл сдохнет". Или про лягушку, которая мечтала стать волом? Дулась, дулась!.. Пока не лопнула. Мы всего лишь микро-микро-микро-… скопическая частичка Космоса, Природы. И не более того. И весь наш хвалёный разум — тоже всего лишь её часть. Часть Природы. Она нам его дала. И если Природа по каким-то своим причинам вздумала поставить ему пределы — всё! Выше головы не прыгнешь. Непостигаемо! В принципе. Закон Природы.

Словом, следует отдавать себе отчёт, что помимо чисто физических барьеров или ограничений, скажем, той же скорости света или гравитации, вполне возможно, есть ещё и вещи, непостижимые для нас просто в принципе. По определению. Ни при каком уровне развития цивилизации. Ни через миллион лет, ни через миллиард! Да-да. Как ни обидно это сознавать. Может быть и такое. Всё в руках Божиих. Точнее, в руках Мироздания. Частью которого мы и являемся. Которое же нас и создало. Вместе со всеми нашими обидами и самомнениями. Зачем-то мы ему пока нужны. Именно такие. Пока. А что будет завтра — бог весть. Возможно вымрем за ненадобностью. Выполнив свои функции. Как динозавры.

Ладно. Продолжим нашу лекцию. Так насчёт гравитации. И полётов в космос. Все тела притягиваются между собой. Это и есть гравитация. Камень падает — это его Земля притягивает. Гравитация! Если вы подпрыгните — вы опять упадёте на Землю. Потому что сила притяжения Земли вас удержит. Не отпустит. Однако если вы начнете подпрыгивать вдруг все выше и выше, всё с большей и большей начальной скоростью, то неизбежно наступит момент, когда, Земля вас удержать уже не сможет. Скорость ваша станет в конце концов настолько велика, что вы преодолеете силу притяжения планеты и улетите в открытый космос. Именно так взлетает ракета. Развивает при старте скорость, достаточно высокую, чтобы преодолеть силу притяжения Земли. (Вторую космическую. Первая космическая — это, чтобы просто крутиться на орбите.)

А теперь представьте, что вы стартуете не с Земли, а с другой планеты или даже звезды. Ну, словом, с другого космического тела. Ясно, что чем больше, чем массивнее это тело, тем большую скорость вам придётся развить, чтобы от него оторваться. Преодолеть его силу тяготения, его гравитационное поле. Если тело совсем массивное, то может оказаться так, что и скорости света не хватит, чтобы от него улететь. А поскольку большей скорости в природе не бывает, то всё! Гравитационная ловушка. Чёрная дыра. Всё, что попадает в радиус её действия, приближается к ней слишком близко — неизбежно туда затягивается. И выбраться оттуда уже невозможно. В принципе! Какую бы энергию вы не затратили. Всё! Закон природы.

Такие объекты, чёрные дыры, существуют в действительности. Обычно в центре Галактик. Масса их — до нескольких тысяч и даже миллионов звёзд. Миллионов Солнц! Они — как гигантские воронки, затягивающие материю. Питающиеся звёздами. Внутри чёрной дыры не существует ни времени, ни пространства. В обычном понимании. Время там останавливается.

Теперь вы, надеюсь, осознали примерно, что такое Вселенная, с её миллиардами и миллиардами звёзд, галактик, зловещими чёрными дырами, миллиардами световых лет!.. и что такое человек — жалкая букашечка и пылиночка, затерявшаяся где-то на её необозримых ледяных просторах, бесстрастных и равнодушных… так вот теперь, когда вы поняли хотя бы приблизительно, что такое человек и что такое Космос, и я полагаю, что, если у вас есть хоть капля разума и здравого смысла, то самоуверенности у вас, наверное, несколько поубавилось — это я насчёт “царя природы” и ”всесилия и всемогущества человека” — так вот теперь я вам сообщу следующую ошеломляющую новость.

Всё то, про что я вам только что с таким воодушевлением рассказывал: звёзды, чёрные дыры, галактики и миллиарды и миллиарды световых лет — всё это лишь ничтожная, исчезающе малая! бесконечно малая часть Вселенной!! Это даже не песчинка на морском берегу, не тля в центре Галактики! Это — вообще ничто! По сравнению со всей Вселенной. А Вселенных этих в свою очередь — не падайте со стула — тоже бесчисленное множество!!! Бесконечное! Бесконечное множество Вселенных! И они рождаются и рождаются непрерывно! Ежесекундно. Каждое мгновенье! Непрерывно!! Каждое мгновенье рождается бесконечное множество новых Вселенных! Со всеми своими миллиардами и миллиардами световых лет пространства, с материей, со звёздами и галактиками, которые вскоре там неизбежно появляются.

Ну, как теперь? Насчёт нашего хвалёного “всемогущества”? Пусть даже и потенциального. Мы — вообще ничто. Храбрые покорители Марса. Бесконечно малая часть бесконечно малого. Даже нет! Слов просто таких в человеческом языке не существует.

Но — по-порядку! Как возник мир? Вселенная? До недавнего времени в науке господствовала теория Большого взрыва.

Была бесконечно малая и бесконечно плотная точка, и вдруг она взорвалась. Породив всю материю, самоорганизовавшуюся затем в звёзды, галактики и пр. Которые до сих пор по инерции разлетаются от этой нулевой точки в разные стороны. Удаляясь друг от друга. Произошло всё это, этот Большой взрыв, где-то 15 миллиардов лет назад. Это и есть возраст нашей вселенной. А радиус вселенной — максимум 15 миллиардов световых лет, соответственно. Много, конечно, очень много, но всё-таки представимо. Хотя бы чисто умозрительно. Всё-таки не бесконечность. (Сразу же возникает, кстати, масса вопросов. А кто взорвал эту точку? А что там дальше? На расстоянии, скажем, 16 миллиардов световых лет? Двадцати? Ста?.. Но дело не в этом. Сейчас вы всё поймёте!)

Хорошо. Но так было до последнего времени. Последние открытия в космологии заставили пересмотреть эту теорию. Вернее, уточнить её. Модифицировать.

Согласно современным представлениям, дело обстоит так. Есть первичный высокоэнергетический физический вакуум, своего рода питательный раствор, первооснова всего. (Что ЭТО такое? Откуда берётся ОН? — об этом учёные думать даже и не пытаются. Это как раз пример вещи, абсолютно непостигаемой. О которой даже думать бессмысленно. Теряет смысл сам вопрос “откуда?”.) В этом первичном вакууме постоянно возникают случайные квантовые флуктуации (колебания) его характеристик, иногда они приводят в некоторых локальных областях (l ~ 10’— 33 см) к перестройке физического вакуума (происходит фазовый переход), и эти области начинают стремительно расширяться. Так и возникает наша (и не только наша) Вселенная.

В целом механизм образования и начала раздувания микропузырьков (протовселенных) ясен, однако существует ещё, разумеется, масса неуточнённых теоретических деталей. Само раздувание (или, как иначе говорят, “инфляция”) происходит невообразимо быстро: за время от 10’-48 с до 10’-35 с масштабный фактор новорождённой Вселенной (упрощённо говоря, радиус) “раздувается” по разным оценкам до 10’10’4 см или даже до 10’10’12 см! Для сравнения, 15 млрд. световых лет это приблизительно 10’28 см. Соотношение размеров, как видите, наблюдаемой нами части Вселенной ко всей Вселенной в целом гораздо больше, чем соотношение макрообъектов и квантовых объектов, т. е. чем размеров, образно говоря, всей огромной железной болванки и одного-единственного её атома (Fe).

Между прочим, вполне правомочен в этой ситуации вопрос: насколько обосновано переносить свойства наблюдаемой нами ничтожно малой части Вселенной на всю Вселенную в целом?

Вполне возможно, что все они носят "локальный" "флуктуционный" характер, а в других частях Вселенной они другие. Но это ладно!

Ещё пара слов буквально, и закончим с физикой. Итак, вкратце дело сейчас в космологии обстоит так.

Ещё в 1975 г. Б. Картер выдвинул гипотезу "ансамбля миров", которая заключается в том, что наша Вселенная не одна, что должно быть множество других вселенных с различными свойствами. В инфляционной космологии эта гипотеза нашла лишь своё физическое обоснование.

Вообще, если говорить о "параллельных Вселенных", можно выделить четыре уровня "параллельности". Первый уровень — области за нашим космическим горизонтом (дальше 15 млрд. световых лет). Этот уровень фактически предполагает собой проблему соразмерности. Второй уровень — другие пост-инфляционные пузыри, т. е. другие вселенные. Эти вселенные являются физическим "вместилищем" для актуализации двух других уровней. Третий уровень — "Многомировая интерпретация квантовой физики". Четвёртый уровень — "Иные математические структуры". Многомировая интерпретация квантовой механики известна ещё с 30-х годов прошлого века и связана с проблемой редукции волновой функции. Однако только в теории хаотической инфляции она "приобрела" (в лице иных вселенных) те объекты, волновые функции которых складываются. Эти вселенные в самом общем случае обладают различными физическими свойствами, у них должны быть другие физические взаимодействия и постоянные, другие частицы и т. д. Все эти физические отличия дополняются отличными от наших математическими структурами.

Вероятно, это последний абзац поняли не все, но не суть важно. Будем считать, что он для более подготовленных. В плане физики прежде всего, я имею в виду. А то мы и так слишком уже задержались на разного рода научных проблемах и гипотезах. Так что в рамках лекции пускаться сейчас ещё и в более подробные обсуждения проблем параллельных вселенных, наверное, нецелесообразно. Да и время поджимает.

Для чего с всё это вам рассказал? Чтобы все поняли и осознали, уяснили себе, насколько сложен и многообразен мир, безграничен, бесконечен и необъятен! И какова истинная цена всех эти наивнейших и глупейших заявлений о каком-то там якобы “превосходстве человека над природой” (а сами-то мы кто? разве не часть природы?). Порождённых всего лишь дремучим невежеством и недостатком образования у лиц, их озвучивающих. Полагающих простодушно, что есть где-то в тайных, сверхсекретных институтах и лабораториях тайные, опять же, сверхсекретные, сверхумные люди, учёные, яйцеголовые! И уж они-то!..

Вздор!! Нет никаких сверхумных людей. Нет и быть не может. Перед лицом Природы все мы дураки. Дети. И над ней не может быть превосходства. Как не может быть превосходства над самим собой. Часть не может превосходить целое. Мы — порождение Природы. Её часть. И не более того.

И вот ещё что в заключение. Последнее время мы всё больше и больше осознаём, насколько мало мы знаем ещё всё-таки об окружающем нас мире. Об его устройстве. Не много, а именно мало! Мы, похоже, ещё только в самом начале пути. И это касается не только космологии.

Одним из величайших открытий последнего времени является открытие в 70-х годах 20-ого века явления, получившего название самоорганизации материи. Это понятие означает экспериментально открытую способность материи в определённых условиях осуществлять созидательные процессы, повышающей упорядоченность развивающейся системы. Создавать, проще говоря, порядок из хаоса. Иными словами, в мире существуют процессы, в которых возникают качественно новые объекты и состояния. Это совершенно принципиальный вывод! До этого было по сути непонятно, как в мире рождается новое и рождается ли оно вообще? Или всё задано и предрешено изначально, заранее, ещё при рождении Вселенной? А "новое" — лишь бесконечные перепевы старого. Так вот, выяснилось, что это всё же не так. Новое действительно существует.

Наука, занимающаяся исследованием процессов самоорганизации, а также процессов образования, поддержания и распада структур в различных системах, получила название синергетики. Название это ещё не устоявшееся, просто одно из возможных, иногда эту новую науку именуют просто как "Х-науку". Тем не менее мы в дальнейшем для удобства будем называть её именно синергетикой.

Так вот, синергетика, как я уже сказал, занимается проблемами развития сложных систем. В их развитии различают два этапа. Первый — стационарный, на всём его протяжении не происходят никакие принципиальные качественные изменения в состоянии системы. Эволюционные процессы жёстко детерминированы, будущие состояния предсказуемы, если выявлена общая тенденция развития.

Но под влиянием внешних воздействий, или в результате развития внутренних противоречий, стационарное состояние рано или поздно заканчивается, в развитии системы наступает новый этап, характеризуемый нарушением внутреннего равновесия и потерей устойчивости. Из такого кризисного состояния необходим выход в одно из возможных, качественно новых устойчивых состояний. Параметры системы, при которых возникает кризис, называют критической точкой развития. Последующий кризисный этап развития завершается переходом системы в качественно новое состояние одним из двух способов: либо деструктивным путём, разрушающим упорядоченную систему, либо конструктивным путём перехода в устойчивое состояние с более высоким уровнем организации, чем в предшествующем стационарном состоянии.

Итак, на кризисном этапе развития системы заканчивается однозначный эволюционный путь, характерный для её предыдущего стационарного этапа, и возникает несколько ветвей потенциально возможных продолжений развития после выхода из кризиса. "Выбор” одной из таких ветвей определяется воздействием на систему одной из возникающих в этот период времени флуктуаций, случайностей.

Однако тут возникает масса вопросов. Давно было замечено, что в природе наблюдаются процессы нарастания со временем сложности и упорядоченности развивающихся открытых неравновесных систем. Один из подобных примеров — возникновения на определённом этапе развития биосферы многоклеточных организмов, а в дальнейшем и человека, разумного начала. Такие наблюдения рождают представления о направленном развитии высоорганизованных открытых систем. Процесс развития у таких систем — историческая эволюция, время от времени прерываемая кризисными этапами с выходом в качественно новые состояния с более высоким уровнем сложности и организованности, чем на предшествовавшем стационарном этапе.

Признаки направленного исторического развития отличаются у многих высоорганизованных систем, составляющих разномасштабную иерархию структур мегамира. Достаточно уверенно можно в этом случае говорить о развитии биосферы Земли, Солнечной системы. Сегодня космологи не подвергают сомнению утверждение, что вещественная Вселенная также является высоорганизованной развивающейся системой.

Между тем необходимость объяснить существование направленного развития сложных систем создаёт определённые трудности. Да и не "определённые" даже, а очень и очень значительные! Сама по себе самоорганизация при подходящих условиях случайным образом осуществляет единичный акт перехода системы в состояние с более высоким уровнем организованности, чем в исходном положении. Но направленный процесс развития состоит из последовательности взаимосвязанных одиночных актов усложнения. Сомнительна возможность объяснить согласованное существование таких одиночных актов случайностью. Необходимое согласование последовательных актов самоорганизации возможно только при условии существования информации о будущих состояниях развивающейся системы. И такая информация должна содержаться в самой системе. Вне равновесия материя прозревает, она "знает", "куда и как ей двигаться! Из хаоса рождается порядок.

Замечу в заключение, что любой земной организм, в частности, человек, является высоорганизованной открытой неравновесной системой. И к нему, значит, в полной мере применимы всё вышеприведённые рассуждения. В частности, о существовании нескольких ветвей потенциально возможных продолжений развития после выхода из кризиса. Иными словами, помимо обычного, летального выхода, смерти, достижения полного равновесия с окружающей средой, должны существовать (и наверняка существуют!) и другие, конструктивные. Переходы в качественно новые состояния с более высоким уровнем организации. Что это за состояния? Почему мы их не наблюдаем в реальности?

Вопросов много. Возможно потому, впрочем, что мы слишком уж обычные, слишком духовно бедные, духовной энергии в нас слишком уж мало, поэтому и флуктуации, грозовые разряды первичного всепорождающего вакуума мы не вызываем. Не притягиваем его молнии. Нам не удаётся заинтересовать собой Вселенную, Мироздание, сдвинуть основы, поколебать равновесие! А в состоянии равновесия материя слепа. Чтобы она прозрела, равновесие должно быть нарушено. Развивайтесь, совершенствуйтесь! — и тогда вы сможете это сделать, и — "станете как боги"!

Спасибо за внимание.

Афонский вышел на улицу, достал сигарету и с наслаждением закурил. Постоял немного, глубоко затягиваясь (чёрт! два часа не курил, как-никак!), и лишь затем пошёл, не торопясь, по направлению к своему дому. Идти тут было недалеко, минут 10–15. В горку, правда. Но зато погода в этот майский вечер была просто прекрасная. Тепло, тихо… Зелень кругом. Листочек ни один не шелохнется! Воздух чи-истый!.. "Лепота-а!.." — как говаривал в таких случаях один известный герой одного известного кинофильма.

Лекция произвела на Афонского ошеломляющее впечатление. Он был как пьяный. Даже шатался, кажется, слегка.

Звёзды, галактики, чёрные дыры!.. Необъятные ледяные просторы… Миллиарды и миллиарды световых лет!.. Да какие там миллиарды! Триллионы!.. Триллионы триллионов!! Триллионы в триллионной степени!!!.. Другие вселенные, параллельные миры!.. Бесконечности бесконечностей!! Другая материя, иная математика!.. Немыслимо! Невероятно!!.. Дух просто захватывало, сердце сладко ныло и голова шла кругом.

Афонский не был специалистом и не всё до конца понял. Только самую суть. Но и этого ему хватило с лихвой! И тем сильнее было то смутное и непередаваемое, восторжено-ребяческое прямо ощущение чего-то поистине грандиозного, манящего, грозного и непостижимого, которое переполняло буквально ему сейчас душу.

Придя домой, Афонский наскоро поужинал, отмахнулся от жены, оставил её одну досматривать какой-то очередной убогий сериальчик ("Голова болит!"), а сам отправился спать. Ему хотелось подольше охранить в себе это восхитительное и незнакомое ему прежде, светлое и чуть-чуть грустное одновременно чувство сопричастности к чему-то высшему, вечному… К каким-то неведомым безднам. Он как-то сразу понял, интуитивно, что болтовня с женой, телевизор… Нет, это всё и до завтра подождёт. А сейчас — спать, спать! Одному хоть немножко побыть. Наедине с Космосом. В темноте полежать. С открытыми глазами.

Афонский лёг на кровать и тут же провалился будто в какую-то пропасть. Он даже не был уверен до конца, что это: спит ли он или грезит наяву? Он ведь вроде бы даже и глаза-то не закрывал! Лёг в темноте и сразу же — ухнул.

Он носился с какой-то невероятной, неимоверной, неподчиняющейся никаким физическим ограничениям и законам скоростью по межзвёздным, межгалактическим пространствам; пролетал, замирая от ужаса, сквозь жерла звёзд, сквозь недра их, сквозь чудовищно-раскалённые их ядра; пронизывал галактики, звёздные миры, скопления; мчался всё быстрее, быстрее, быстрее! так, что в голове нарастал какой-то непрерывный ноющий звон, а звёзды и галактика сливались в некую одну, сплошную, безумную, чудовищную светящуюся полосу; мчался со скоростью, в миллионы, в миллиарды раз превышающую скорость света! — а конца и края, предела пространству всё не было и не было. Его не было вообще! Не существовало. Бесконечность. Беспредельность. Можешь хоть ещё в миллионы и миллиарды раз быстрее лететь, ещё хоть миллиарды лет — а его всё равно никогда не будет. Конца. Никогда. Звёзды и галактики всё так же равнодушно и холодно будут мерцать, сменяя друг друга. Всё новые и новые… Новые и новые… Новые и новые… Миллиарды… Миллиарды миллиардов… Миллиарды миллиардов миллиардов…

Афонский вздрогнул и широко раскрыл глаза. Чёрт!! Полежал некоторое время в темноте (жена мирно посапывала рядом, по всей видимости, была уже глубокая ночь), отрешённо глядя перед собой — потом вновь смежил буквально на секунду веки — и вновь тотчас же куда-то рухнул.

Вообще теперь в какие-то иные измерения. Иные миры. Иные вселенные. Такие же почти в точности, как наша, но — другие. Где и сам Афонский был чуточку другой, и всё вокруг него. Семья, друзья… Миров было много, очень много, бесконечно много! — и Афонских было тоже очень-очень-очень-очень много. Очень-очень-очень-очень-очень-очень-очень. С разными-разными-разными-разными-разными-разными-разными судьбами. С разными-разными-разными-разными-разными-разными-разными друзьями. С разными-разными-разными-разными-разными-разными-разными жёнами. С разными-разными…

Афонский дёрнулся и проснулся. Теперь уже окончательно. За окном светало.

Ну, и ну! — ошеломлённо покрутил он головой, отгоняя наваждения. Ему было почему-то страшно. Жутко.

Страшно было даже думать, даже подозревать только, даже просто догадываться! что вся окружающая нас реальность, время, материя, законы природы; всё это, кажущееся таким вечным и незыблемым, от сотворения мира данным, единственно возможным!.. И что же? Всё это — лишь обманчивые, неверные блики на свинцовой поверхности какого-то совсем уж немыслимого и невообразимого, непостижимого и всеобъемлющего океана… этого?.. как его?.. "первичного высокоэнергетического вакуума"?.. Квантовая флуктуация?.. "Фазовый переход"?!

Афонский снова потряс головой. Он вспомнил все эти вселенные, звёзды, бесконечности, параллельные миры… Ну его на фиг! Не человеческого ума это дело. Правильно этот лектор говорил. Не дано человеку. Масштабы не те. Лучше вообще об этом не думать. А то и впрямь тронуться можно. Отъехать. В параллельные миры. Ненароком.

Афонский вновь содрогнулся, зябко поёжился и потянулся за сигаретами. И — замер.

Что-то было не так. В душе прозвенел какой-то тревожный звоночек. Пока ещё негромко, но очень, тем не менее, отчётливо. Дзи-и-инь!

Ещё не отошедший до конца от всех этих ужасов и бесконечностей Афонский быстро и настороженно огляделся.

Да нет, вроде… Потом встал и медленно подошёл к окну. Окно было распахнуто. Прохладный, утренний, лениво-ласковый и какой-то одновременно пронзительно! неестественно-свежий ветерок чуть заметно колыхал портьеры. Лёгкие и пёстрые. Афонский помедлил мгновенье, задержал отчего-то дыханье — и резким рывком раздёрнул их.

И — застыл, отшатнувшись; потрясённый, ошеломлённый!.. в восхищении и ужасе.

Из окна открывался великолепнейший вид на огромное, незнакомое, утонувшее в диких, девственных лесах, озеро. Дом стоял на самом его берегу. Беловатые клочья тумана над зеркально-ровной в этот ранний утренний час поверхностью воды ещё не рассеялись. Озеро словно спало ещё. Дремало. Только готовилось просыпаться. Чу! Резко закричала первая птица где-то в глубине леса. Вспорхнул вроде ветерок. Будто вздохнул во сне кто-то огромный. И опять всё тихо. Горизонт над озером алел, розовел, наливался светом, но солнце ещё не выглянуло, не брызнуло во все стороны яркими, спящими лучами. Картина была потрясающая!

Но ещё более потрясающим было другое. Это был не его дом!!! Не его квартира!! Он же в Москве живёт. В обычной высотке! В гари и пыли. Какое ещё озеро??!! Какой лес?! Какие птицы!? Где он!!?? Что это вообще такое?! Как он здесь оказался!!!???

Может, я не проснулся ещё, — было первой мыслью совершенно ошалевшего Афонского. — Может, ещё грежу наяву? По параллельным мирам всё ещё летаю?

Он крепко-крепко зажмурился, досчитал про себя до десяти и лишь потом осторожно открыл глаза. Ничего не изменилось. Абсолютно! Да он в глубине души уже и не надеялся на это. Слишком уж всё вокруг было реальным. Зримым. Вещественным. Осязаемым и обоняемым. Он же даже ветерок свежий на своём лице по-прежнему чувствовал. Кожей! Когда с закрытыми глазами стоял. Запахи воды обонял! Озера! Леса! Пение птиц, просыпающихся постепенно, отчётливо слышал. Они же никуда не делись. Не исчезли.

Все эти ощущения, звуки, запахи.

Афонский постоял немного. С наслаждением вдыхая полной грудью свежий, острый, бодрящий, не городской совсем, не московский воздух, и неторопливо повернулся к кровати. Он уже знал, что он там увидит. Спящая на кровати женщина была ему незнакома. Это была не его жена!

— Да что с тобой сегодня!? — женщина… жена… Катя, кажется?.. да Катя! — удивлённо и радостно, восхищённо почти, смотрела на мужа. — Ты прямо!..

— Тише, тише!.. — бесцеремонно прервал её тот, ласково, но твёрдо разворачивая к себе спиной, обхватывая руками, стискивая груди и крепко прижимая к себе податливое обнажённое и гладкое женское тело. Ему уже хотелось опять. — Тише!

Измученная вконец, но счастливая Катя, сладко дремала на груди, время от времени глубоко вздыхая спросонья и плотно прижимаясь к мужу. Афонский лежал на спине, смотрел в потолок и лениво думал. Думать не хотелось. Хотелось спать. Мысли были вялые и тягучие. Но он почему-то знал, что спать нельзя. Почему — ему это было пока неизвестно, но знал он это совершенно точно.

Поэтому он лежал сейчас, боролся со сном и прислушивался к своим ощущениям. Как ни странно, никакого особого шока, удивления какого-то сверхъестественного он не испытывал. Словно тот, кто его сюда перенёс, в этот мир, позаботился и об этом. Чтобы не слишком травмировать его психику. Да, он в другом мире. Это ясно. Ну, пусть будет параллельном. Как в лекции рассказывалось. (Чему тут удивляться? Их же миллионы! Миллиарды! Да вообще бесконечность!) Надолго? Неизвестно. Навсегда? Может быть. Может, да, а может, нет. Да какая разница? Живи и радуйся жизни. Пока дают.

Вот так примерно. Вот так примерно он мыслил.

И ещё он знал, что нельзя спать. Что заснёшь — так что-то случится. Может, из мира этого выпадёшь; может, ещё что. Нет, опасности никакой он не чувствовал, просто лучше пока не спать. Довериться интуиции. Зачем? Это что, так трудно, не спать? Ну, и обождём пока. А там уже видно будет. Засну, если невмоготу уж совсем станет. А пока мне и здесь хорошо.

Итак, Афонский лежал на спине и лениво размышлял.

А ведь я жене своей изменил! — неожиданно сообразил он и усмехнулся. Раньше эта мысль ему как-то не приходила в голову. Не до того было. —

Ну, да! Формально-то, может, и нет — другой мир, трали-вали! — но реально — да. Без малейших колебаний, кстати.

Почему? — он честно подумал. — Да потому что уверен, что это не вскроется, — тут же чистосердечно признался он сам себе. — Это главная причина. Я и не изменял-то ей до сих пор именно поэтому. Проблем просто лишних не хотел. Воплей всех этих и склок. Дискомфорта. А так-то мне на неё наплевать глубоко.

Люблю?.. — Афонский опять прислушался к себе. — Да какой там “люблю”! — мысленно махнул он рукой и широко зевнул. — Та-ак!.. "Баба, как баба, и что её ради радеть!" — он опять зевнул. — "Разницы нет никакой между Машкой и Дашкой, если, конечно, и ту и другую раздеть". Ну, живём, хлеб жуём. Вроде, не лаемся особо — и на том спасибо. А чего ещё?.. "Люблю"! — он саркастически хмыкнул. — Трахать! Точнее, раньше любил… Сейчас-то, конечно… — Афонский ласково погладил лежащую рядом женщину. Новую жену. Свеженькую. Не надоевшую ещё до чёртиков. Та что-то сонно пробормотала и слабо пошевелилась. — Ещё раз, что ль, выебать? — цинично подумал Афонский, лаская слегка горячую, мягкую и упругую одновременно плоть и опуская руку всё ниже и ниже. Грудь… живот… Женщина заворочалась. — Точно! — после мгновенных колебаний решился наконец он, по-хозяйски уверенно переворачивая свою новую жену на спину и властно раздвигая ей ноги. — Пока дают!..

Следующий день запомнился Афонскому надолго. Он его часто потом вспоминал. Как он бесцельно бродил по дому, потом по берегу того озера, потом опять по дому, занимался любовью с Катей и снова бродил. Смотрел, прикасался ко всему руками, кажется, даже обнюхивал. Вещи в доме, деревья на берегу. В озере несколько раз искупался. Он жадно, неистово наслаждался этим новым миром, и всё никак не мог насладиться. Предчувствие расставания уже томило его. Вот он и пытался как можно больше вобрать в себя, запомнить, запечатлеть. Сохранить. Надолго! Навсегда. На всю оставшуюся жизнь. Этот воздух, это солнце, эту воду, пахнущий деревом замечательный, весёлый дом, пахнущую солнцем и счастьем замечательную весёлую Катю.

Э-эх!.. От мысли, что всё это скоро кончится, и он опять вернётся (перенесётся!) в пыльную, серую, воняющую гарью и бензином Москву, ему хотелось выть. Грустно на душе было неимоверно! И хорошо, и грустно. Как перед расставанием. Хорошо, что сейчас ещё вы — рядом, но грустно, что уже — вот-вот!.. И хочется продлить, продлить подольше это состояние! Но продлить — нельзя. Время, время! Чемоданы уже упакованы, вещи собраны. Слова все сказаны. И ничего уже не изменишь…

Впрочем, слова-то как раз никакие сказаны пока не были. Оживлённая и сияющая Катя с некоторым недоумением посматривала иногда на такого странного сегодня мужа. Нового какого-то. Необычного. Потерянно слонявшегося целый день по дому с какой-то печальной, рассеянной полуулыбкой. Посматривала, но вопросов — не задавала. Возможно, боялась спугнуть нечто новое, немненно появившееся вдруг в их отношениях. Что-то такое светлое, тёплое и хорошее. Поэтому, вероятно, ни о чём и не спрашивала. Так и не спросила ничего до самого конца.

Пока притомившийся и подуставший порядком от бессонной ночи и бесконечных хождений Афонский не присел на минутку отдохнуть в огромное, уютное и, главное, покойное такое кожаное кресло — и не задремал.

И тут же, как от толчка, резко выпрямился и широко раскрыл глаза, дико озираясь. Но было уже поздно. Он был уже в другом мире!

Этот второй мир Афонский помнил уже плохо. Тоже, кажется, какой-то дом где-то на природе. А может, квартира. Не вспомнить уже теперь. Ну, жена — это уж вообще!.. Сколько их у него было за это время! Этих “жён”. Всех и не упомнишь. Да и чего её вспоминать? Жена как жена. Ну, неглупая вроде, по-своему, как и все они. Симпатичная, вроде. Стонала, кажется, так забавно, словно вскрикивая. "О-ой!.. О-ой!.." Или это не она стонала, это другая…

А-а-а!.. — досадливо махал рукой Афонский в те редкие минуты, когда на него накатывали отчего-то вдруг все эти ностальгические, сентиментальные воспоминания. — Она, не она… Да какая разница?! Где она сейчас? Под другим мужем так же точно вскрикивает. Под настоящим. Под другим "мной".

Вот на эти темы Афонский старался не думать. По возможности. Про… другие свои… ипостаси, что ли. Или как это — лучше назвать?.. Про всех этих своих бесчисленных двойников. Копий!.. Впрочем, нет, не копий, пожалуй, и не двойников — тут ещё неизвестно, кто чей двойник! Я — их или они… — короче!! Ну, на фиг! Сам чёрт тут ногу сломит. До лампочки, конечно, но всё равно, как-то стрёмно. Как будто всё вокруг — нереальное. Декорации. Портьеры. А что за ними?

Вообще все эти мысли приходили Афонскому в голову обычно перед сном. Перед тем, как заснуть и отправиться в другой мир. Ибо меры менялись теперь у Афонского постоянно. Стоило лишь задремать буквально на секунду, и — оп! просыпался он уже в новом. Он уже давно потерял им счёт. И удивляться давно перестал. Это поначалу он прибывал в каком-то диком шоке. А потом прикинул: "По миру в день… В год — 365. За десять лет — где-то три с половиной тысячи. Всего-то! А их — миллиарды и миллиарды! Триллионы!!". И эта нехитрая арифметика его успокоила.

Вообще успокоился Афонский не удивление быстро. Возможно, и потому ещё, что происходящее слишком уж выходило за рамки здравого смысла. Настолько, что здесь даже и удивляться-то не приходилось. Удивление в данном случае — просто не то слово. Единственным способом психологической адаптации — хоть какой-то! — было просто принять происходящее как должное и стараться в нём жить. Существовать! Без всяких попыток какого-либо логического объяснения и осмысления. Чтобы не свихнуться окончательно. Потом, позже!.. Возможно… со временем!.. А пока — лучше не думать.

Афонский так и поступил. Старался не думать. Жить — и всё. Наслаждаться своими новыми возможностями. Новыми женщинами, новыми ситуациями. Постоянной сменой декораций, короче говоря. А хотя, с другой стороны, чем всё это отличалось по большому счёту, скажем, от обычных путешествий? Да ничем! Новый гостиничный номер. С чуть иной, новой обстановкой, новым климатом за окном, и новой партнёршей, как частью интерьера. Только и всего.

Одно и то же всё! — иногда сардонически усмехался про себя Афонский, когда всё же изредка обо всём этом думал. Осмеливался думать. — Ничто не ново под Луной. Хоть наш мир, хоть параллельный, хоть, блядь, перпендикулярный! — водка да бабы, в сущности. А больше ничего и нет. Суета сует, в общем. И всяческая суета. Dixi. Я сказал!

А может, это и не параллельные миры никакие? — порой даже закрадывались ему в голову крамольные мысли. — Может, я в рамках Земли, так сказать, путешествую?

Но, во-первых, по большому счёту ничего это ровным счётом не меняло. В рамках ли Земли, не в рамках ли, как-то он в другом месте-то каждый раз оказывался? Физически! Переносился? Трансформировался?.. трансплантировался?.. тьфу ты, чёрт! короче, оказывался!.. да-да, именно! как-то он в другом месте оказывался? Ну, не параллельные миры — значит, телекинез. Хрен редьки не слаще.

Да и нет! Телекинез — значит, для него кто-то — места всё время новые подготавливал? Кто?!.. И бабы все эти — ну, жёны — актрисы они все, что ли? Да ну, бред! Совсем уж ахинея. Бритва Ойямы, кажется? Или кого там?.. Афонский краем уха что-то такое слышал. Минимум — чудес. Никаких — сверхчудес, если можно обойтись без них. Максимально простое объяснение! Так вот, “максимально простое”, как это ни удивительно — были в данном случае именно параллельные миры. Как лектор этот тогда рассказывал.

Да, собственно, не только "объяснения". Не только голая логика. Не только все эти "бритвы" и "принципы". Факты тоже были. Мелкие, бытовые. Не наши. Не из нашего мира.

Афонский вспомнил с удовольствием необыкновенно вкусные чёрные икринки величиной с яблоко в одном из… миров?.. да миров, миров, чего уж там! и облизнулся: "Да-а уж!.. Икринки, это вам!.. Специально, что ли, их для меня изготовили? Кто? И зачем? И как!?.. Это бы и все такую икру лопали. Короче! Ясно всё, чего там. Параллельные-перпендикулярные. Как лектор этот… тогда в клубе".

Мысль о лекторе почему-то приходила Афонскому в голову последнее время всё чаще и чаще. Как будто та лекция и все последующие события как-то были между собой связаны. Чушь, конечно! Но, с другой-то стороны… Сами посудите: только лекцию прослушал — и вот, пожалуйста. Вот они, параллельные миры! Никогда он до этого ни о чём подобном и слыхом не слыхивал. А тут, только услышал — и р-раз! Что это? Совпадение? Бред! А если не совпадение — то что? Может, я просто с ума сошёл? — порой со страхом думал Афонский и даже содрогался весь внутренне от этой кошмарной мысли, настолько она была ужасна. Во всей своей наготе и реальности. — Лежу сейчас в дурдоме, к койке привязанный, с идиотской улыбкой, пузыри пускаю и под себя хожу. По параллельным мирам летаю.

Но нет, нет! — Афонский вскакивал обычно в такие минуты и начинал судорожно ощупывать себя, окружающие предметы… всё кругом! Подбегал зачем-то к зеркалу, всматривался себе в глаза, высовывал язык. Словом, совершал целую массу глупостей, пока наконец не успокаивался. Вернее, не махал обречённо рукой: "А-а!.. высовывай, не высовывай — всё равно ничего не узнаешь и не разберёшь. Может, блядь, и дурдом. Поживём — увидим!"

Господи! — Афонский лежал и нервно курил сигарету за сигаретой. — Господи!

Он замер на секунду и прислушался. Нира… (Афонский давным-давно уже привык к незначительным фонетическим различиям в именах — обычно в одну-две буквы, не больше — и почти перестал их замечать. Кира… Нира… не всё ли равно!)… Нира возилась на кухне, и что-то тихонько напевала. Голос у неё был необыкновенный. И — красивый! Всё в ней было красивым! Всё! И голос, и… Всё!! "Она прекрасна с головы до ног", — вспомнился вдруг ему какой-то старый, почти забытый стих. Из какого-то старого, почти забытого мира. Его мира. Родного. Его собственного.

Интересно, а здесь ведь тоже наверняка свои Гёте и Шекспиры есть, во всех этих мирах, — мелькнула внезапно шальная мысль. — Надо бы хоть почитать что-нибудь. Интересно же… Что ж это я до сих пор как-то… Не сообразил, — он ткнул в пепельницу не докуренную и до половины сигарету. И тут же машинально почти достал из пачки новую и вновь щёлкнул зажигалкой. — Чёрт! — бормотал он, глубоко затягиваясь. — Чёрт, чёрт! А ведь я, похоже, влюбился. Что же теперь делать-то? А? Что-что-что-что-что-что?! Что!!?? Делать?! Будем?!

Мысль, что через несколько часов — ну, сутки-двое от силы, больше он без сна не выдержит — всё кончится, он уедет дальше, путешествовать по всё новым мирам — теперь ему абсолютно ненужным! — а она останется здесь — и уже никогда!.. — мысль эта была непереносима.

Да не может этого просто быть! — Афонский чуть не застонал от боли. — Я умру тогда.

Будущее представлялось ему теперь каким-то совершенно беспросветным и ужасным, как сама смерть. Да это и была фактически смерть. Переход в другой мир. Не соприкасающийся никак с этим. Разницы-то никакой. Может, смерть это и есть такой же вот точно переход? Почему бы и нет? Впрочем, сейчас Афонскому было не до всех этих философствований. Он мучительно искал выхода и не находил его. Выхода попросту не было. И быть не могло. Смерть!! Какой тут может быть "выход"?

— Ты меня любишь? — Афонский гладил рукой обнажённое тело женщины. Сердце буквально изныло, таяло от нежности, горло сжималось. Хотелось сказать что-то такое!.. такое!.. но слов не было. ТАКИХ слов у него — не было. И потому нежность переполняла, жгла изнутри, как густая, медленно закипающая смола, но огонь то был — сладкий.

Умереть бы сейчас! — в безнадёжной и блаженной одновременно тоске и грусти в который уже раз подумал Афонский, чувствуя, что у него начинает предательски щипать глаза, и ещё мгновенье — и он разрыдается, как мальчишка. — Умереть бы!.. Это, наверное, и есть тот, единственный выход…

Афонский, ещё не веря, с ужасом широко распахнул глаза, приподнялся на мгновенье и тут же обессилено рухнул обратно на подушку. Он был в другом мире!!

Третий уже! — лёжа на спине, на роскошной кровати, Афонский пустыми глазами молча следил за снующей по комнате, весело напевающей что-то незнакомой молодой женщиной, очередной своей "женой". Внутри была выжженная пустыня. — Третий!

Он считал теперь миры, отделяющие его от… от… от НЕЁ! Зачем — он и сам не знал. Чтобы не забыть! Чтобы суметь сказать… объяснить… Богу?.. Дьяволу?.. чего он хочет: перенесите меня назад, за три мира отсюда! Мне — туда! У него было такое ощущение, что он стоит на огромном, бесконечном эскалаторе, и тот уносит, уносит, уносит его… Всё дальше и дальше… дальше и дальше… Ещё немного — и всё затеряется в какой-то туманной дымке. Навсегда! Навек! И тогда уже — не вернуть ничего. И он — всё забудет и собьётся со счёта. "То ли 85, то ли 86…"

Пора спрыгивать! — яростно подумал он и прикрыл глаза, словно от нестерпимой муки. — Немедленно!! Сейчас! Время!

Афонский ясно ощущал в себе угрюмую и холодную решимость. Он решил умереть. Твёрдо решил. И решимость эта не ослабевала в нём, а наоборот, с каждым часом только крепла. С каждым новым миром. Зачем? Да просто потому, что это единственный шанс что-то изменить. Нарушить естественный ход событий. Остановить запущенный кем-то безжалостный механизм. Сломать эскалатор. Подставить ножку судьбе.

Что будет дальше — Афонский и сам не знал. Разумеется, не знал. И не мог знать. Но — вдруг? Вдруг!!? Вдруг это вернёт его, например, в его старый, настоящий мир? И он встретит там того лектора. Найдёт его!! Даже если ради этого ему придётся перевернуть вверх дном всю Москву, всю Землю! Но он найдёт его!! Отыщет. И, может быть, он?!.. Может, он чего-то знает… Ведь не зря же… не могло это быть простым совпадением, случайностью. Та лекция — и потом все эти его путешествия во времени, блядь, в пространстве! Не бывает таких случайностей. Да!.. Так вот… Лектор… Может, лектор этот поможет… Может, ещё что… Ведь в этом мире свои законы наверняка. В смысле, в этих мирах… В этом мире миров. Что здесь со мной будет, если я умру? Не знаю!! Не знаю! не знаю! не знаю!!! Из бреда своего выпаду. Куда??!! В сумасшедшем мире очнусь? Привязанным к кровати и весь в собственном дерьме?.. Да плевать!! Пле-е-вв-а-а-ать!!! Что угодно!.. Но если есть хоть какой-то шанс!.. Хоть самый призрачный… А нет — значит, я и в сумасшедшем доме… Ещё раз! Теперь уж — по-настоящему. Навсегда. В реальности!

Он лежал в ледяном поту, с вылезшими из орбит глазами, отчаянно хватая ртом воздух. Воздуха не хватало. Он помнил всё. Прекрасно помнил, во всех подробностях.

Как он выходит на балкон своей квартиры в том, пятом мире; двадцатый этаж, высоко, далеко внизу какое-то жесткое покрытие, то ли асфальт, то ли… ну, не важно! И не со страхом вовсе, не с трепетом, а с неимоверным облегчением перекидывает он своё, ставшее вдруг словно невесомым тело, через перила. С облегчением — потому что жить больше, уезжать от неё, от её мира куда-то всё дальше и дальше по этому проклятому эскалатору, он уже не мог. Сил просто не было! На стенку хотелось бросаться. Выть! От бессилия. От полной невозможности хоть что-то изменить.

Но он… смог. Он… изменил. И он это помнил.

И ещё он кое-что помнил.

Ужас нечеловеческий полёта, разинутый в бесконечном крике рот и безумное ожидание удара!.. И сердце, кажется, разорвётся вот сейчас в груди!.. и удар!!! об этот чёртов асфальт!! И чудовищная, заполняющая всё его существо, до краёв! ослепительная вспышка боли в мозгу. И… затем…

Афонский судорожным, спазматическим движением мышц проглотил наконец застрявший в горле ком.

Он вспомнил то, непередаваемое совершенно, чёрное, кромешное, беспросветное и безысходное отчаяние и безнадёжность, которые им потом овладели. Сразу после удара. Когда он понял, что он — умер. И что — всё! Он — вне мира живых. Выброшен из него. Он — мёртвый! Отрезанный ломоть. Словно он теперь — из какой-то тёмной материи, которая ненаблюдаема и вообще не контактирует никак с нашей, обычной. (Про тёмную материю Афонский тоже на той лекции, помнится, впервые услышал. Или нет?.. Лектор тот, вроде, что-то такое рассказывал… Опять лектор!!) Люди радуются, грустят, смеются, плачут, отчаиваются, страдают, кричат от боли, от мук, от страха! но они — живые. А он — мёртвый. И между ними, между ним и людьми всеми остальными отныне — непреодолимая стена. И это уже не игра, не рисовка, не кокетство — случилось что-то действительно необратимое. Ледяное! Вернуться назад — невозможно. Как-то исхитрится, вывернуться, передумать, обмануть судьбу — невозможно. И нет надежды! Ни в будущем, ни в настоящем. Это у живых она всегда есть. А у мёртвых её нет. Никогда. Всё! Рубеж. Та самая последняя, роковая черта, о которой все столько говорят, но в которую никто, ни один живой так до конца в глубине души и не верит. Ни один человек! Покуда он жив!

И вот он только что её всё-таки преступил.

Так я же умер! — растерянно, похолодевшими вдруг губами беззвучно прошептал Афонский и в ужасе повёл глазами по сторонам. Вроде что-то знакомое?.. — но это отметил лишь какой-то далёкий, малюсенький совсем краешек его сознания. Пискнул неуверенно и робко и сразу же умолк. Как перепуганный мышонок при виде кота. Мысли Афонского хлынули стремительным потоком и сразу же всё смыли. Затопили всё. Все краешки и уголки сознания. До самого горизонта. И образовавшийся океан волновался и бил в черепную коробку Афонского грозным прибоем.

Афонский вспомнил дальше. Как он чудом, невероятной, немыслимой удачей какой-то! вернулся в мир живых. Будто выдержал он какое-то смертное испытание. Сам того не зная. Выдержал! Прошёл! Взял препятствие. И ему разрешили вернуться. И продолжить скачки. Или нет! Не так, конечно. Какие там ещё "скачки"! Просто Афонский подсознательно пытался перевести свои ощущения на обычный человеческий язык, подыскивая подходящие образы и сравнения. "Скачки"!.. Какие там ещё скачки!.. А хотя… пусть будут скачки. Он взял препятствие! взял! Но будут и другие. Это — не последнее. А теперь он знал, что такое смерть. Он заглянул в её глаза. И не увидел там ничего. Пустота! Хаос. Холод и мрак. Тьма. Без-надёжность. И ничего больше. И решится ли он теперь, во второй раз, если понадобится?..

Афонский поёжился. От словно пахнувшего на него вдруг невесть откуда порыва ледяного ветра и понял, что нет! Не решится. Никогда. Ни ради чего и ни ради кого. Ни за что на свете!

И в тот же самый миг он неожиданно увидел ЕЁ. ЕЁ! Эта была ОНА! Да, ОНА! Он вернулся в тот мир!!! В тот самый. Пятый по счёту. От своей — смерти.

— Ты любишь меня?

— Да, конечно, милый! — она светло улыбнулась, глядя прямо в глаза Афонскому.

Но тому было мало этого. Он хотел знать о ней… о них? о них двоих — всё. Как они жили, были ли счастливы, действительно ли любили друг друга? Каждая чёрточка, любой стришок, её касающийся, даже самый пустой, незначительный — всё было ему безумно интересно. Естественно! Ведь он любил её! Но как спросишь? Ведь для неё он был её мужем, с которым они вместе прожили чёрт знает уже сколько лет. Как выспрашивать? О чём? Ведь он сам должен всё знать. Не скажешь же: я из другого мира прилетел? Бред! А между тем, говорить что-то надо было. И выспрашивать, и говорить — про себя рассказывать. Хоть что-то! Афонский чувствовал в этом мучительную потребность. Он страстно хотел как-то объясниться, хотел, чтобы она любила именно его, а не какого-то там своего мифического "мужа". Его, Афонского! Сейчас же он ощущал себя чуть ли не обманщиком, самозванцем, человеком, выдающего себя за другого.

Но это же я сам, просто из параллельного мира! — поначалу не совсем уверенно пытался было убедить он сам себя, но вскоре оставил эту бесполезную затею. Слишком уж это всё было сложно и абстрактно. Слишком отстранёно-умозрительно. "Я сам, но из другого мира". Я сам — это и есть я сам! Вот и всё. Вот этот вот, нынешний! И я хочу, чтобы меня любили. МЕНЯ!! Именно меня! А не какую-то там мою непонятливую ипостась. Меня! И точка.

Была и ещё одна причина, по которой Афонский хотел непременно объясниться и как можно скорее. Более того, именно эта-то причина и была, возможно, самая главная. Основная. Афонский боялся. Боялся, что опять исчезнет из этого мира и теперь уже окончательно. Он и сам не знал, что он будет в этом случае делать, как жить дальше, без НЕЁ, но сейчас он старался обо всём этом не думать, гнал от себя все эти мысли. Просто он постоянно ощущал себя так, словно каждая минута — последняя. Перед расставанием. Возможно навсегда.

Он ласкал ЕЁ, гладил, целовал, смотрел и не мог насмотреться. Будто хотел навек запечатлеть в себе, в душе ЕЁ образ. Чтобы!.. А что "чтобы"? Чтобы унести его потом с собой, в свой мир? Но что это за мир — без НЕЁ?!

Афонского хватило почти на трое суток. Потом он, конечно же, не выдержал. И — заснул. Кажется, не секундочку только смежил веки, на одну только секундочку!..

Он с холодной безнадёжностью оглядывался вокруг, чувствуя, как всё внутри будто завязывается в какой-то один огромный тугой узел. Нервы, сердце, душа. Всё! Всё внутри. Весь он.

Да. Сомнений не было. Это был другой мир. Более того. Не просто другой! Это был его родной мир. Тот самый, в котором он родился, в котором вырос. И с которого и началось его путешествие по мирам. А теперь это путешествие закончилось.

— Лекция у вас тут было недавно, — Афонский протянул директору клуба несколько крупных купюр. — Я хотел бы с лектором поговорить. Как мне его найти?

— Очень интересно! Ну и что Вы от меня-то хотите? — знакомый лектор, тот самый, смотрел на Афонского как-то странно. То ли насмешливо, то ли… Чёрт его знает! Афонский и сам не мог пока понять, как. Но не так как-то. Не так, как должен смотреть человек на явного психа, только что рассказавшего ему дикую совершенно и фантастическую историю. Про какие-то там путешествия по чужим мирам, свою встреченную там великую любовь и тому подобную ахинею.

И этот его тон внушил вдруг Афонскому какую-то безумную, отчаянную надежду! У него даже дыхание захватило, в горле пересохло! А вдруг?! Вдруг??!!

— Вы можете мне помочь? — севшим внезапно голосом глухо спросил он напрямик и почувствовал, что сердце у него захолонуло.

Мужчина, не отвечал. Он изучающе смотрел на замершего, застывшего в напряжённом ожидании собеседника и еле заметно усмехался чему-то.

— Помо-очь?.. — протянул он после длинной, показавшейся Афонскому бесконечной, паузы. — А Вы готовы за это платить, Пётр Петрович?

— Платить? — даже растерялся на секунду Афонский. Мысль об оплате ему до этого даже как-то в голову не приходила. Причём тут деньги?.. Да что угодно!! — Да я!.. — горячо начал было он и вдруг осёкся. Он понял неожиданно, что речь идёт вовсе не о деньгах. Отнюдь! –

Так Вы?.. — Афонский с ужасом в упор уставился на сидящее перед ним… "существо". Но колебание его было коротким. —

Да, готов! — уже через мгновение твёрдо сказал он. — Чем угодно! Всем.

— Браво, браво, Пётр Петрович! — совсем уже насмешливо покивал собеседник. — "Всем", это хорошо. Это существенно меняет дело.

— Так Вы можете? — упрямо повторил Афонский, с вызовом глядя в глаза своему страшному визави.

— При одном маленьком условии…

Нет-нет, это ещё не то, что Вы думаете, Пётр Петрович! — весело расхохотался мужчина, видя, как напрягся бедный Афонский. — Это ещё не плата. Плата мне от Вас, пожалуй, вообще никакая не нужна будет, уважаемый Пётр Петрович! (У Афонского округлились от удивления глаза.) Я тут подумал!.. Ну, какая может быть тут плата?! Я уважаю Ваши чувства! Это такая редкость! Особенно в наше время. Нет, платы я с Вас, пожалуй, никакой не возьму, — в голосе собеседника свозила уже откровенная издёвка. Афонскому даже не по себе как-то стало. Но лишь на мгновенье. "ОНА! — тут же напомнил он себе. — ОНА!"

— Так значит, Вы меня можете отправить в тот мир? Я правильно Вас понял? — нарочито-грубовато спросил он, стараясь, чтобы голос его звучал уверенно и не дрожал. А это было непросто. Эмоции, чувства бурлили в Афонском, переполняли, захлёстывали его! Тут смешалось всё. И сомнения и жаркая, страстная надежда!.. И страх тёмного, сверхъестественного. ("Кто это сейчас передо мной сидит? А?.. Во что это я ввязываюсь?") И жажда, неистовая жажда любви! (Мысль, что он сможет опять увидеть ЕЁ, вернуться к ней, действовала на Афонского как наркотик! Сразу делала его безвольным и лишало способности к какому бы то ни было сопротивлению. Противиться этому искушению он был не в силах.) И!.. Да много ещё чего. Афонский и сам не мог сейчас разобраться в своих чувствах. Но одно он знал твёрдо: если есть хоть малейшая, хоть самая ничтожная возможность, вероятность, шанс! вернуться туда, к ней, в её мир! то он вернётся! Любой ценой. Любой! ЛЮБОЙ!!!

— Так можете Вы отправить меня в тот мир? — повторил он свой вопрос, видя, что собеседник не торопится с ответом, и пауза опять затягивается.

"К НЕЙ!" — чуть было не добавил ещё он, но вместо этого сказал зачем-то:

— Из уважения, как Вы изволили выразиться, к моим чувствам.

Господи, что я несу? — одновременно с ужасом подумал Афонский. — Зачем я его дразню? Обидится ещё, чего доброго! Это же моя единственная надежда!

Мужчина, однако, и не думал обижаться. Он вздохнул и, сочувственно как-то глядя на Афонского, ласково покивал:

— Могу, Пётр Петрович, могу! (Афонский почувствовал, что голова у него кружится, а сам он проваливается стремительно во внезапно разверзшуюся под ногами бездну.) Но кое-что от Вас всё-таки потребуется. (Афонский замер) Не плата, нет! — тут же успокоил его собеседник. — Всего лишь — договориться там, в том мире, с самим собой.

— Как это? — не понял Афонский.

— Ну, как-как! — мужчина укоризненно посмотрел на Афонского, будто огорчённый его непонятливостью. — Это же параллельный мир, как Вы уже, надеюсь, поняли. (Афонский машинально кивнул.) Там тоже ведь Вы есть, в том мире… Ну, муж этой… женщины.

(До Афонского наконец дошло. Чёрт! А ведь правда! Это я чего-то совсем из вида упустил, — смятенно сообразил он. — В смысле, я и есть муж… Только другой, параллельный. А-а!.. чёрт!)

Так вот, — мужчина помолчал, проницательно глядя на собеседника, словно давая тому время всё это до конца додумать, и затем лишь, после паузы продолжил. — Так вот, Вы должны уговорить его поменяться с Вами местами. Чтоб он в этот мир согласился переселиться. На Ваше место. Тогда сами Вы, соответственно, там сможете остаться. Вместо него. С той… женщиной… Вы меня поняли, Пётр Петрович?!

— Я понял Вас, — медленно ответил Афонский, обдумывая услышанное. Уговорить сам себя… Хм!.. а почему бы и нет? Попробовать, конечно, можно. Тем более, что выбора-то всё равно нет. — А если я не уговорю? — спросил он на всякий случай, хотя заранее уже знал ответ.

Мужчина, не отвечая, лишь молча пожал плечами.

— Поня-ятно… — Афонский задумчиво пожевал губами. — Н-да… поня-ятно… Скажите, а вот просто так, без всех этих Ваших хитрых условий Вы сделать не можете? Вам обязательно надо какой-то эксперимент надо мной поставить? Как над подопытной свинкой?

— Так Вы всё-таки согласны, Пётр Петрович, или нет? — вместо ответа добродушно осведомился его обаятельный и учтивый собеседник. — Что-то я Вас не пойму.

— Всё Вы понимаете! — горько усмехнулся Афонский и опустил глаза. — А куда мне деваться? Конечно, согласен…

Афонский долго готовился к этой встрече, обдумывал в малейших подробностях каждый свой жест, каждое слово! а всё равно, когда он оказался вдруг лицом к лицу с самим собой!.. С двойником с этим, из параллельного мира… Из ЕЁ мира!.. С ЕЁ настоящим мужем… Афонский смотрел на него… на самого себя, во все глаза и… Это невозможно было выразить словами. Это чувство. Казалось, что!.. Впрочем, медлить было нечего. Надо было начинать. И немедленно! Время! Время, время, время!.. Время!!

— Привет!.. — раскрыл было рот Афонский и осёкся. Все его тщательно продуманные и отрепетированные домашние заготовки показались ему внезапно совершенно дурацкой и по сути своей абсурдной абсолютно и пустой затеей.

Кого я обмануть собираюсь? — сообразил неожиданно он. — Самого себя?

— Н-да… — покашлял неуверенно Афонский, лихорадочно размышляя.

Так что делать-то? Что?! Правду?.. Сказать всё?.. Как есть. Без утайки. Как перед Господом Богом. Мы же одинаковые. Двойники. У нас тайн никаких друг от друга нет и быть не может. Даже самых сокровенных. Самых постыдных. Это я всё равно, что с душой своей сейчас разговариваю. С самим собой. Надо перво-наперво, чтобы и он это понял. Уяснил истинное положение дел. Тогда мы договоримся. Наверняка. Главное, чтобы он мне поверил! Это сейчас главное.

— Вот что! — решил он взять сразу быка за рога. — Я тебе сейчас кое-что расскажу, а ты слушай меня внимательно и не перебивай. Хорошо?

— Говори, — двойник пожал плечами, не сводя глаз с Афонского.

Это было настолько дико, что Афонскому захотелось проснуться. Его охватило странное ощущение нереальности происходящего. Это он сам сидел сейчас напротив! Жесты, интонации, даже манера говорить — все были его собственные. Он узнавал их! Чёрт подери! Двойник чувствовал, похоже, примерно то же самое. Так, по крайней мере, показалось почему-то Афонскому. Они словно зеркально мыслили и чувствовали синхронно. В унисон! Параллельно. Правильно! Параллельный же мир. Так всё и должно быть. Именно так.

— Так… — Афонский попытался сосредоточиться, собрать разбегающиеся мысли, но потом махнул рукой. — Слушай… Не знаю даже, с чего начать, — он в затруднении покусал губы.

— Кто ты? — спросил вдруг двойник.

— Кто я!.. — Афонский горько усмехнулся. — Кто я… В этом-то всё и дело…

И тут его будто прорвало. Слова полились сплошным потоком. Их не надо было больше подбирать, обдумывать. Они рождались сами собой.

И Афонский заговорил. Сбивчиво, торопливо, словно боясь, как бы его не перебили. Но собственник и не думал перебивать. Он слушал. Просто молча внимательно слушал. Лишь время от времени вставляя короткие реплики или что-то уточняя. То есть вёл себя именно так, как повёл бы себя на его месте и сам Афонский. Собственно, это же и был он сам. А-а, чёрт!.. Короче!

— Ладно! — начал Афонский. (Будь, что будет!) — Я из параллельного мира. Да-да, не удивляйся! — поспешно добавил он, заметив, как недоверчиво блеснули глаза собеседника. Что-то в них мелькнуло такое!.. А чего ещё ждать, с другой-то стороны? "Я из параллельного мира!" Твою мать!! — Параллельные миры существуют! — твёрдо повторил он, стараясь, чтобы его голос звучал максимально убедительно. — И я из параллельного мира. Я твой двойник. Вернее, я и есть, по сути, ты. Твоё второе «я». А ты это, соответственно, я, — Афонский перевёл дыхание. Собеседник молчал. Тем лучше! — Я понимаю прекрасно, как это дико звучит… параллельный мир, двойник… Но слушай меня…

Последующие два часа Афонский тщательно, во всех подробностях, рассказывал свою жизнь. Со всеми, самыми интимными и сокровенными деталями и мелочами. Такими, в которых он никому бы и под пытками, наверное, не признался. Никому, кроме самого себя. Но напротив как раз и сидел сейчас именно он сам. И стесняться себя было нечего. Главное, чтобы и он, его двойник, это понял и в это поверил.

И тот наконец поверил. К концу второго часа он и впрямь наконец поверил. Афонский это понял по выражению его глаз, по изменившийся чуть позе, по интонациям… По целой массе неуловимых практически постороннему глазу нюансов. Ну, словом, понял. Именно так он сам бы себя повёл, если б поверил. В этой немыслимой ситуации. Сомнений не было. Двойник действительно поверил.

Итак, часть дела сделана. Прелюдия завершена. Присказка рассказана. Пора переходить теперь и к самой сказке. К самому главному. Собственно, ради чего он здесь сейчас и сидит.

— Слушай, дело вот в чём, — Афонский вздохнул. — Я влюбился в твою жену. Не просто влюбился, это женщина моей мечты. ОНА. Та самая, о которой мы всю жизнь мечтаем. Вот она оказалась твоей женой.

— Да? — неопределённо протянул двойник, заинтересованно глядя на Афонского. — И что? Я тоже её люблю.

— Брось! — с отвращением скривился Афонский. — Ну, брось! Ты же сам с собой сейчас разговариваешь, — двойник моргнул. Он, кажется, всё же так и не до конца ещё с этой мыслью свыкся. — Никого мы с тобой не любим, кроме самого себя. Ну, живёшь ты с ней, потому что больше не с кем и лучших вариантов нет, только и всего. А появится завтра кто-то поприличней, покрасивей, помоложе, ты её бросишь с лёгкой совестью.

Ладно, ладно, не с лёгкой! — успокаивающе поднял он вверх ладони. — С муками и переживаниями, — Афонский усмехнулся. — Но ведь бросишь же? Как и я. Что, нет?

Двойник молчал. Потом посмотрел прямо в глаза Афонскому и тоже откровенно совершенно и бесстыдно ухмыльнулся.

— Ну, положим, — произнёс он, хмыкая. — Чего нам, действительно, в прятки играть. Глупо просто. Брошу, конечно. С удовольствием, причём. Поднадоела она мне, признаться. Да и возраст уже… Лучше бы, конечно, помоложе кого-нибудь найти. О чём разговор! Да ведь нету же. Да и хлопотно это всё, к тому же. Ну, ты сам всё прекрасно понимаешь.

Афонский ощутил внезапно нарастающую волну гнева — так говорить о НЕЙ! о его любимой! — но тут же опомнился.

— Вот-вот! — примирительно сказал он. — Именно об этом и речь. Я тебе могу предложить такой вариантик, что!.. Закачаешься. Ну, что у тебя сейчас за жизнь? Живёшь с постылой… бабой, — слово "баба" далось всё же Афонскому с некоторым трудом, — друзья все эти остопиздевшие, родственнички… Житие, короче, а не жизнь! Житуха. Как и у всех. Прозябание. А я тебе предлагаю!.. — и он начал рассказывать, живописать, не жалея красок, про другие, сказочные миры, про ежедневную смену партнёрш, про бесконечное разнообразие обстановок, про весь этот вечный и непрекращающийся праздник. — Представляешь? — по загоревшимся глазам собеседника Афонский чувствовал, что удары его попадают точно в цель и воодушевлялся всё больше. Голос его гремел, речь лилась, образные сравнения, яркие метафоры — всё это буквально сыпалось на зачарованно слушавшего его двойника, как из рога изобилия.

— Ну, хорошо, а тебе-то зачем это надо? — опомнился наконец тот. — Если у тебя всё в таком шоколаде?

— Я же тебе сказал: я люблю её, — устало бросил Афонский и облизал пересохшие губы. — Люблю!

— Что, прямо так вот? — с интересом переспросил двойник.

— Прямо так вот, — хмуро подтвердил Афонский, искоса поглядывая на задумавшегося о чём-то собеседника. Что-то в его поведении Афонскому не нравилось.

— А знаешь, — медленно произнёс наконец двойник, в упор глядя на похолодевшего почему-то Афонского, — я ведь что угодно у тебя могу сейчас попросить, — он усмехнулся каким-то свои мыслям, — потребовать даже! и ты не откажешь. Я же знаю тебя, вижу насквозь, со всеми потрохами. Ради НЕЁ, — он с нажимом подчеркнул последнее слово, — ты на всё пойдёшь. Как я бы пошёл.

— Слушай, чего тебе надо? — довольно раздражённо уже поинтересовался Афонский. — Я ведь тебе дело предлагаю. Обоюдовыгодное, заметь! А ты тут непонятные вещи какие-то начинаешь говорить.

— Почему непонятные? — с явной насмешкой в голосе парировал двойник. — Очень даже понятные…

Где гарантии!? — впился он вдруг глазами в отшатнувшегося даже от неожиданности, застигнутого врасплох Афонского. — Может, ты мне гонишь всё тут? Про другие миры? Ради того, чтобы с ней остаться. С любимой со своей, ненаглядной, — передразнил он онемевшего Афонского. — А поменяемся мы просто с тобой местами — и всё. А откуда я знаю, что там у тебя за жизнь? Может, ты бомж? Или ещё кто. Я здесь в полном порядке, пусть и без великой любви, а там у тебя что? Гарантии где?!

— Ну, какие тут могут быть гарантии?! — срывающимся голосом взвизгнул Афонский. Всё катилось к чёрту! — Сам посуди? Ну, какие?!

— Откуда я знаю, какие, — хладнокровно пожал плечами двойник. — Тебе виднее. Ты же всё это предлагаешь, а не я. А мне вообще-то и здесь хорошо. Не дует.

— Да я клянусь тебе!!..

— Перестань! — собеседник Афонского пренебрежительно поморщился. — Не забудь, ты же сам с собой ведь фактически разговариваешь. "Клянусь"!.. Знаю я цену твоим… клятвам. Перестань!

— Ну, хорошо! — Афонский попытался собраться с мыслями. Надо было срочно что-то — придумывать. Как-то выпутываться. Ч-чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт! — Давай я…

— Мы не договоримся, — спокойно перебил его двойник и рассеяно побарабанил пальцами по столу, тем же самым движением и в том же самом ритме, как это делал всегда сам Афонский. — Если у тебя нет гарантий, мы не договоримся. Пустая трата времени. Слишком хорошо я сам себя знаю. Что бы ты ни говорил, я не поверю. Нет у тебя ни слова, ни чести, ничего… Ну, у меня, у меня! — ухмыльнулся он, видя, как вскинулся было Афонский. — Не дёргайся. "На зерцало", как говорится!..

— Подожди, подожди!.. — как снег побледнел Афонский, медленно приподнимаясь со стула. — Подожди!.. Откуда ты?.. Не может же у вас быть свой Гоголь? свой "Ревизор"?! Слово в слово чтоб…

Мир замер. Воздух сгустился и задрожал как желе, мерцая какими-то то ли вспышками, то ли огоньками. Потом всё вокруг стало вдруг каким-то размытым, расплывчатым, словно нереальным, и начало постепенно, прямо на глазах таять, таять, таять… Яркая вспышка!!! Афонский ослеп на некоторое время, а когда он снова обрёл способность видеть, не было больше вокруг ничего прежнего. Ни параллельного мира, ни двойника.

Он сидел в каком-то кресле, напротив в другом кресле сидел, развалившись небрежно, тот самый… лектор… мужчина… или кто он там и курил, иронически посматривая на щурившегося близоруко Афонского.

— Что это значит?! Где я? Почему?!.. — Афонский порывисто вскочил с кресла, чуть не опрокинув его. Он был совершенно ошарашен.

— Сядьте, сядьте, Пётр Петрович, — мужчина успокаивающе помахал рукой. — Сядьте.

— Но… — Афонский, помедлив немного, нерешительно опустился назад в кресло, всё ещё озираясь по сторонам, словно надеясь, что всё вот-вот опять вернётся, появится. ЕЁ мир, двойник этот чёртов… Но ничего вокруг не менялось. И меняться, похоже, не собиралось.

— Удивлены, Петр Петрович? — мужчина чуть заметно усмехнулся.

— Да, признаться… — Афонский не знал даже, с чего начать и что, собственно, говорить. Он ждал объяснений. Что за дьявольщина!!? Да что случилось!?

— Да ничего не случилось, Пётр Петрович, — мужчина вздохнул, сочувственно глядя на собеседника и словно забыв про свою сигарету. — В том-то всё и дело, что ничего не случилось. Всё вернулось на круги своя. Всего лишь. И правильно, Пётр Петрович. "Imponit finem sapiens et rebus honestis". "Разумный человек ставит себе предел даже и в добрых делах".

— Какой "предел"? — беспомощно повторил Афонский. — Я ничего не понимаю. И что всё-таки случилось? Куда всё делось?

— Что "всё"? — мужчина вспомнил наконец про сигарету и глубоко затянулся.

— Ну, как "что"?.. Ну, параллельный мир весь этот?.. Двойник мой?.. Всё! Где оно?!

— Нет никакого параллельного мира, Пётр Петрович! Нет никакого двойника! — мужчина грустно смотрел на меняющегося в лице Афонского. — Нет и никогда не было. Всё это лишь плод Вашего воображения и не более того.

— Как нет? — с трудом двигая непослушными губами, тихо пробормотал Афонский, не отводя глаз от лица своего визави, словно надеясь прочесть там разгадку, найти ответы на все вопросы. — Как нет, если я сам по ним путешествовал, и сам…

— Сами, сами! — мужчина выпустил несколько аккуратных колечек сизого дымка и сейчас следил рассеяно, как они, медленно поднимаясь к потолку, колышутся, расползаются и теряют постепенно очертания. — Сами по ним путешествовали, сами их и создавали. С моей помощью, естественно, — он мягко улыбнулся.

— А как же Ваша лекция? — Афонский ещё ничего не понимал и не верил, не хотел верить! но страшное предчувствие уже охватывало его. — Про параллельные миры, что это, мол, современная физика вполне допускает!..

— То, что "допускает", ещё не означает, что!.. — мужчина последний раз затянулся и затушил сигарету. — Впрочем, не важно. Лекция просто дала Вашей фантазии, вашему воображению нужное направление. Толчок. А дальше уж Вы сами.

— Что значит, "я сам"?! — Афонский ощущал себя так, будто его сейчас грубо обманывали. Непонятно даже зачем, с какой целью? Пытались уличить в том, чего он никогда не делал. Да и не мог сделать! Как он сам мог создать параллельные миры?! Да ему даже в голову такое не могло придти! Ума бы просто не хватило, мозгов. Он же не Господь Бог, в конце концов. Всего лишь человек. Какие там ещё "миры"! — Никогда я об этом даже и не думал! — горячо начал он. — Мне даже в голову такое не могло придти, уверяю Вас! Это какое-то недоразумение…

— Да нет, не недоразумение, Пётр Петрович, — мужчина поводил рукой по ручке кресла, словно смахивая какие-то невидимые пылинки. — Во-первых, что значит "миры"? — он улыбнулся Афонскому какой-то чуть виноватой улыбкой. — В сущности, мирки, а не миры. Новая партнёрша, новая обстановка, ну, и природа вокруг. Вот и весь Ваш "мир". Что Вы там, собственно, видели такого, чего не могло породить Ваше воображение?

Афонский завороженно слушал, затаив дыхание и чувствуя какую-то разливающуюся по всему телу противную ватную слабость.

— Да ничего! Вы творили себе то, о чём подсознательно всю жизнь мечтали: постоянные новые партнёрши, комфорт, лёгкие отношения, никаких обязательств. Ну, и немного экзотики. Параллельные, непересекающиеся друг с другом миры — это Ваш идеал! Каждая новая партнёрша — новый мир.

— Но подождите! — прохрипел Афонский. — Но ОНА! Как же ОНА?!

— Да, на некотором этапе, когда Вы слегка подустали от всего этого бесконечного разнообразия, насытились уже им, Ваши фантазии вышли на следующий уровень. Вам захотелось чего-нибудь свеженького. Большой Любви! И вы создали себе ЕЁ. Причём обставили всё очень романтически: нашли, потеряли и снова принялись искать. Ну, в духе волшебных сказок и мелодрам. И это был грозный симптом, почти диагноз: почему Вы просто не остались с ней? А сразу стали сами создавать себе препятствия, а потом героически преодолевать их? А, Пётр Петрович?

— Что значит: я сам!!?? — завопил Афонский, опять вскакивая с кресла. — Меня в другие миры от неё унесло! И я пытался вернуться любой ценой, Вы это знаете!

— Перестаньте, Пётр Петрович, — пренебрежительно отмахнулся мужчина и поморщился, — перестаньте! Не валяйте дурака. Никто Вас от неё не "уносил". Сами Вы унеслись. Вы полностью контролировали весь процесс. Ваше подсознание контролировало. Я лишь исполнял Ваши неосознанные желания, только и всего. Вы хотели уйти.

— Не хотел…

— Хотели! — твёрдо, с нажимом повторил мужчина. — Хотели. Вы боялись остаться. Поэтому Вы и с собой не могли договориться. Ну, с этим своим двойником. Вы всё время подыскивали сами для себя оправдания. "Люблю, мол, хочу остаться, но не могу!" Двойника, дескать, переубедить не удастся. Естественно, не удаётся, нельзя же переспорить самого себя! А в конечном итоге Вы не выдержали и сами всё разрушили. Разоблачили сами себя. Уличив в нестыковке. Когда конфликт сознания с подсознанием достиг предела. Зашёл в тупик. Когда Вы почувствовали, что дальнейший их спор превращается в фарс и наступает момент принятия какого-то ответственного, волевого, истинно мужского решения.

— Чушь всё это! — безжизненным голосом сказал Афонский. В ушах стоял непрекращающийся звон. Казалось, лопались одновременно сотни, тысячи невидимых струн. — Слишком всё сложно. Я не верю в это.

Мужчина молча пожал плечами.

— Я хочу вернуться к НЕЙ, — с тоскою простонал Афонский. — Хочу.

— Возвращайтесь, — снова пожал плечами собеседник.

— Но как?! — Афонский чуть не плакал. На душе лежала какая-то огромная свинцовая плита, в тысячи, миллионы тонн весом!

— Очень просто. Пожелайте это! Искренно! Ну?.. Вот видите, — мужчина встал. Афонский тоже машинально поднялся. — Прощайте, Пётр Петрович.

— А что будет со мной? — Афонский сглотнул.

— Да ничего! Вернётесь в свой мир и будете жить, как жили. Путешествий, правда, больше не будет в другие миры. Ну, да хорошего, как говорится, понемножку. Да оно и к лучшему. Нет ведь их на самом деле, никаких миров!

— А ОНА?!

— Да не нужна вам никакая ОНА, успокойтесь и не забивайте себе голову всей этой чепухой! Вы боитесь любви, как и большинство мужчин. Предпочитаете о ней просто тихо мечтать. Ну, и мечтайте себе и дальше, на здоровье. Всего хорошего! — с этими словами мужчина исчез.

Всё опять ослепительно мигнуло. Афонский непроизвольно зажмурился, а когда открыл глаза, то обнаружил себя снова в своём старом мире, в своей старой квартире, раздетым и лежащим под одеялом на кровати. Будто он только что проснулся после долгого сна. Будто и не было ничего. Ничего и никого. Круг замкнулся.

Он распахнул окно и влез на подоконник. Тёплый летний ветерок нежно и ласково овевал лицо и словно успокаивал и убаюкивал. Шептал нежно, как прекрасен, чуден этот мир. Как хорошо всё кругом. И хотелось и стоять так, и стоять!.. дыша полной грудью. И хотелось жить! Не надо было — умирать. Надо было — и всё!

Он не испытывал ни сомнений, ни колебаний. Ни сожалений. Ничего! Одна только голая решимость. Надо!!

Нет! — негромко сказал Афонский в пространство, будто продолжая свой бесконечный спор со своим невидимым оппонентом. — Нет! Я люблю ЕЁ. Люблю! Что бы Вы там ни говорили. Я это знаю. А Вы — лжёте. И я Вам сейчас это докажу. Я отправлюсь сейчас за НЕЙ. В ад или в другой мир — не важно! Но я отправлюсь!! Несмотря ни на что. Как уже отправлялся один раз. Нет! Круг ещё не замкнут.

Он постоял мгновение, потом прикрыл глаза, глубоко вздохнул и решительно шагнул вниз.

__________

И спросил у Люцифера Его сын:

— Что стало с тем человеком?

И ответил Люцифер Своему Сыну:

— Он разбился.

И сказал Люциферу Его Сын:

— Мне жаль его

И вновь ответил Люцифер Своему Сыну:

— Так устроен мир. Делай, что должен, и не жди награды. Её не будет.