У «Моргана» не было настоящих иллюминаторов, таких, через которые можно смотреть. Ну естественно — это ведь военный корабль, спроектированный так, чтобы выдерживать ядерные взрывы, толчки на сверхсветовых скоростях и интенсивные удары энергетических лучей. Но во время путешествия домой все поняли, что им хотелось бы видеть мир–легенду, а не просто его проекцию, пускай и в отличном разрешении. Поэтому, когда армада вышла из червоточины у звезды L-класса, бывшей сенсорной станции оликсов, пользуясь передышкой, произвели небольшую реконструкцию. Теперь над гладким корпусом возвышалась полусфера прозрачного пузыря — как будто на теле корабля вздулся огромный волдырь.
Кандара дождалась, когда схлынет первый поток «туристов», насытившихся видом жуткого льдисто–голубого гиганта, и только тогда решилась взглянуть сама. Обсервационный салон выглядел по–спартански в сравнении с остальными помещениями звездолета с их текстурированными поверхностями. Можно было даже усомниться, что ты находишься внутри корабля. Купол был оптически безупречен, абсолютно невидим — если только мерцание звезды не падало на него под острым углом, создавая ничтожно малый дифракционный ореол. Все нормальные чувства говорили, что ты стоишь на фюзеляже, открытая всему космосу.
Корабли армады и «приписанные» к ним ковчеги оликсов двигались по орбите одинокого ледяного гиганта звезды — тысячи световых точек образовывали тонкое кольцо в миллионе километров над холодным облачным ландшафтом. Кандара смотрела на мутные медленные ураганы кристаллов аммония, заторможенно кружащие высоко–высоко над ее головой, иногда озаряемые вспышками молний. Только сейчас она начала осознавать масштаб. Некоторые из этих вихрей размером превосходили Южную Америку, а значит, вращались они не так уж и лениво. Что же касается энергии каждой молнии…
Она услышала приближающиеся шаги: кто–то намеренно давал знать о своем присутствии. Кто–то, кто знал, что к ней не стоит подкрадываться.
— Привет, Юрий.
Она почти не видела своих коллег-Святых во время обратного путешествия по червоточине; и не то чтобы они тоже искали ее общества. Долгожданный отдых друг от друга…
Благодаря медленному течению времени на «Моргане» дорога заняла всего неделю. Большую часть ее Кандара провела со взводом Деллиана — славными ребятами, которые впервые в жизни начали по–настоящему расслабляться. Как и она, они не знали, что, черт возьми, им теперь делать, а значит, стали для нее родственными душами.
— Прекрасный вид. — Юрий встал рядом с ней.
— Не совсем, но я впервые за десять тысяч лет увидела наружный мир. Перед полетом мы так долго торчали на станции Круз, а потом вся визуальная информация подавалась датчиками на нейронный интерфейс. Этот смотровой купол — анахронизм; сенсоры обеспечивают гораздо лучший обзор с более высоким разрешением. Но, Мария, это же настоящее. Это успокаивает меня.
— Да, такое количество кораблей расставляет всё по своим местам, верно?
Кандара кивнула, переведя взгляд на растянутую петлю светящихся точек, надежно захлестнувшую ледяной гигант. Ближайшая была и самой большой: само «Спасение жизни». И Кандара испытывала по этому поводу смешанные чувства.
— Да. Вот мы и снова на парковочной орбите рядом с этим ублюдком. Так и не освободились от него, а?
— Необходимый шаг в путешествии. Я разговаривал с Иммануээлем и Иреллой. Возникли некоторые споры о том, что нам делать дальше.
— Я думала, все уже решено. Мы же возвращаемся на Землю, не так ли?
— Так. До того как армада ушла, комплексы отправили туда несколько кораблей с червоточинами. И еще несколько летит сейчас к заселенным первоначально звездам.
— Где–то в твоих словах явно прячется «но», Юрий.
— Комплексные люди составили опись всех приведенных сюда кораблей–ковчегов и кораблей Гостеприимства. На них шесть тысяч четыреста двадцать три инопланетные расы в различных видах стазиса.
— В различных видах?
— Да. Один, например, это невылупившиеся яйца — миллионы яиц. Из–за эллиптической орбиты их год составлял сорок пять земных лет; таким образом каждое поколение жило около тридцати лет, а с наступлением зимы умирало, предварительно отложив яйца. Все, что нужно было сделать оликсам, — это явиться с началом зимы и забрать эти яйца.
— Звучит… странно. Как они вообще изобрели радио за тридцать лет?
— Природа, оказывается, весьма аккуратна. Очевидно, яичный желток — это своего рода химическая память, отпечаток взрослого мозга. В процессе роста эмбрионы впитывают его. Так что, вылупившись, они просто перебираются в построенные их предками здания, обладая всеми знаниями насчет того, как все работает. Разбираются они и в науке — и продолжают исследования.
— Ладно, соглашусь: это аккуратно.
— Есть там и раса хладнокровных, которую оликсы буквально заморозили в жидком азоте при экстремальном давлении. Еще одни…
— Спасибо, Юрий, я не нуждаюсь в кратком описании всех шести тысяч видов. О чем же спор?
— Нужно решить, куда их всех отправить.
— Ага.
— Звездолетам потребуется десять тысяч лет, чтобы достичь Земли, так что время принять решение у нас, очевидно, есть.
— Теперь поняла. Нам нужно оценить каждую расу и определить, кого мы хотим видеть своими соседями. О, догадываюсь, такой уровень технологий нам тоже доступен?
— Верно. Некоторые могут быть настроены враждебно. Нужно проявить осторожность. В таком случае мы не выведем их из стазиса, пока не восстановим человеческое общество.
— Потому что и у них было бы десять тысяч лет на то, чтобы развить собственные технологии…
— Да.
— Что ж, в этом есть смысл. В конце концов, еще сотня лет — и человечество, вероятно, сумело бы справиться с оликсами. И кто же будет проводить все эти вычисления и оценки?
Юрий скромно пожал плечами:
— Иммануээль полагает, что этим не должны заниматься только комплексы. Соберется совет, в него войдут оживленные люди с разных ковчегов и из разных эпох. Ирелла, конечно. И Джессика вполне способна привнести новую достойную точку зрения.
— Совет? Кажется, ты говоришь о бюрократии?
— Я нахожу это весьма обнадеживающим. Даже комплексы, столкнувшись с проблемой, инстинктивно создают комитет.
— И ты, конечно, тоже поучаствуешь?
— Меня попросили. Как–никак, я жизнь положил на службу безопасности. Как и ты.
— Что? О нет. Нет. На это я не подписывалась. Я свою роль уже сыграла.
— И тем заработала себе репутацию святой Кандары. Знаешь же, ни один план сражения не выдерживает контакта с врагом. Кроме того, чем вообще ты собиралась заниматься следующие десять тысяч лет?
— Это время я планировала провести в домене с исключительно медленным течением времени.
Губы Юрия дрогнули, сложившись в улыбку.
— Святой Каллум уже согласился.
— Матерь Мария, ты меня удивил. А Ирелла? Ты сказал, она тоже в комитете?
— Да. — Юрий бросил на нее проницательный взгляд. — А что? Ты ей не доверяешь?
— Естественно, доверяю.
— Вот такие инстинкты и нужны нам в комитете.
— Это не инстинкт, это…
— Предубеждение?
— Да пошел ты. Но ты заметил, что все, что предсказывает Ирелла, неизбежно случается?
— Потому что она умна.
— Как и комплексные люди.
— Они в некотором роде благоговеют перед ней, что меня немного тревожит. Было бы хорошо, если бы среди нас был кто–то вроде тебя, чтобы служить ей противовесом.
— Ох, Мария.
— Отлично. Первая встреча — через два дня. Ознакомься пока со списком видов.
— Ты полагаешь, я выучу все шесть тысяч четыреста рас за сорок восемь часов?
— Они предварительно сгруппированы по категориям. Но, полагаю, первый десяток сессий мы проведем, обсуждая, что делать с теми, кого мы не желаем видеть в соседней звездной системе.
— Конечно.
— Потом мы должны решить, какую человеческую культуру мы хотим создать, когда вернемся на Землю. С той мощью, что дают нам технологии комплексов, должны быть какие–то ограничения на индивидуальное пользование.
Кандара уставилась на него, не рискуя заговорить и, как всегда, размышляя, насколько эффективно работает ее железа.
— Верно, — фыркнула она наконец.
— Ну подумай, кому еще можно это доверить? Мы же, как–никак, Святые.