Это был второй длительный период Каллума вне забвения бака, и Каллума удивляло, как быстро он пролетел. Режим работы экипажа был достаточно прост: два человека несут вахту три месяца, потом всех выводят из анабиоза, чтобы провести месяц вместе, потом к дежурству приступает другая пара.
Он думал, что первая вахта — с Джессикой — будет трудной. В голове все еще оставались сомнения — и не только потому, что она была инопланетянкой (или, наверное, лучше было бы сказать, что ее происхождение было инопланетным), но и потому, что он раньше ни о чем не догадывался. Сколько времени они работали вместе на Аките, сколько раз заходили куда–нибудь выпить вечерком после работы: пара бинаров, мягко посмеивающаяся над причудами недавно принявшей их Утопии. Не было никаких признаков, никаких намеков на то, что она не вполне человек. Сколько он всего навидался в жизни — и всегда считал, что неплохо разбирается в людях. Так что винить стоило только себя — что неизбежно зажгло в душе искру эгоистичного гнева.
Конечно, если рассуждать логически, у него не было причин подозревать ее. Ее создали, чтобы помогать людям, — реальная версия посланного на Землю ангела. Последнее тому доказательство — то, что она здесь, поддерживает эту безумно глупую миссию. Поэтому он со своими сомнениями выглядит еще более жалким. Наверное, он отреагировал слишком остро, пытаясь компенсировать это чрезмерной вежливостью и слишком громким смехом от ее шуток, зайдя так далеко, что после десяти проведенных вместе дней она спросила:
— Ты в порядке?
Он смутился, пристыженный, и попытался увести разговор в другую сторону, ответив:
— Просто вспомнил слова Кандары о том, что неаны — отколовшаяся группа оликсов.
— Меня это тоже задело, — призналась она. — Но есть и контраргумент: почему мы тогда не знаем местоположения анклава?
— Вашей группе неанских металюдей много чего не сказали. Что на самом деле представляет из себя ваша раса, где вы обитаете… Соображения безопасности.
— Логично. Но на твоем месте меня бы больше беспокоило другое предположение Кандары.
— Какое?
— Что я не властна над своей судьбой. Что в меня вложены подсознательные приказы предать вас или еще что похуже.
— Спасибо. Ты меня очень успокоила.
— Но, с другой стороны, что я могу в данный момент сделать, чтобы было еще хуже?
— Э…
— Вот–вот.
Каллуму пришлось признать, что этот раунд остался за ней. Так что оставшаяся часть их вахты прошла гладко.
Потом, шесть месяцев спустя, когда на дежурство заступили они с Юрием, Каллум приготовился к неделям угрюмого игнорирования и короткого бурчания при встречах. Но оказалось, что Юрий для этого слишком профессионален. Хотя, конечно, был он не из разговорчивых.
— Я тут поразмыслил кое о чем, сказанном Джессикой, — признался как–то Каллум за завтраком во время второй их совместной недели.
— О чем?
— Будь она неаной, своего рода двойным агентом, как она могла бы повредить миссии.
— Так. И?
— Ну, не думаю, чтобы у нее имелись какие–то тайные планы.
Юрий закатил глаза, не переставая жевать сырник.
— Рад, что мы с этим разобрались.
— Но это заставило меня задуматься, что вообще может произойти. Ну, знаешь, наихудшие варианты развития событий и все такое.
— Угу. Ну?
— Теперь мы знаем больше о «Спасении жизни»; даже я более–менее разобрался в его мыслительных процедурах. Ну, по крайней мере в основных.
Это потребовало много времени и еще больше уговоров Джессики, но в конце концов он научился извлекать определенную долю смысла из импульсов, поступающих в его мозг из клеточного узла. Единое сознание «Спасения жизни» было на удивление спокойным. Каллум всегда полагал, что любое существо, достаточно фанатичное для того, чтобы затеять насильственное завоевание, будет психически ненормальным, — мнение, навязанное человеческой точкой зрения. Земная история изобиловала подобными примерами, начиная с таких личностей, как Гитлер и Пол Пот, и заканчивая демократическими принципами, так сильно навредившими так называемым демократическим нациям с девятнадцатого века и далее. То, что единое сознание оказалось твердо, методично и последовательно в своих целях и убеждениях, жутко нервировало. По сути, эта холодная решимость пугала его больше, чем он ожидал.
— Оно не видит нас, Каллум, — сказал Юрий успокаивающим тоном. — Джессика позаботилась об этом. Визуальные подпрограммы для ангара просто стирают наших ползунчиков из его восприятия.
То, что Юрий точно знал, что сказать, навело Каллума на мысль, что мысли старого шефа безопасности текли в том же направлении.
— Да, оно не видит ничего постороннего, — согласился Каллум, — потому что в данный момент наблюдение автономно. Проблем нет, вот ковчег их и не ищет. Но если он действительно начнет искать, как думаешь, долго ли продержатся те глюки, которые мы внедрили в местные подпрограммы?
— И «Спасение» займется поисками всерьез, — заключил Юрий.
— Чертовски верно, приятель. Как только мы включим передатчики Сигнала, вся звездная система оликсов узнает, что люди каким–то образом добрались до анклава. И разорвут «Спасение жизни» в клочья, только чтобы найти нас.
— Оставаться здесь, на «Спасении», и, возможно, призвать ударные силы будущих людей было всего лишь второстепенным аспектом нашей миссии. Главное для нас — передать Сигнал, чтобы люди узнали, где находится анклав. Ты знал это, когда мы начинали. Так что мы должны смириться с неизбежным. Когда Сигнал уйдет в эфир, его уже никто не остановит.
— Я согласен с этим, чувак. Но это не значит, что мы не можем принять некоторые меры предосторожности.
Юрий отхлебнул чаю из своей огромной кружки.
— Например?
Следующие десять недель они бодро обстреливали друг друга самыми дикими идеями, разрабатывая концепции выживания, пока не пришли к чему–то, что можно было предложить остальным перед следующей сменой вахтенных.
Джессика всегда пробуждалась безукоризненно, поднимаясь из бака так, словно проспала всего пару часов. Алику и Кандаре требовалось куда больше времени, чтобы прийти в себя, и Каллум, помогая им выбраться из баков, с глубоким сочувствием воспринимал их раздраженное недовольство. Его собственному телу тоже требовалось немало времени на восстановление, когда заканчивался его срок анабиоза.
По уже установившейся традиции через двадцать четыре часа после общего пробуждения они собрались за столом на большую китайскую трапезу. Каллум даже заставил принтеры соорудить им контейнеры из термофольги, чтобы все выглядело так, будто они заказали еду навынос.
— Бункер? — спросил Алик, пытаясь палочками выловить из риса креветку.
— Запасное убежище, — пояснил Каллум. — Когда мы отправим Сигнал, они начнут охоту на нас. Тут не так уж много мест, где мы можем оказаться. И они непременно это вычислят.
— Вычислят или обыщут весь ковчег, — сказал Юрий. — Каллум прав. Мы должны быть готовы покинуть корабль.
— И что? — спросила Кандара. — «Еретик–мститель» дает нам хоть какие–то возможности.
— Ограниченные возможности, — поправил Юрий. — После того как мы вылетим из червоточины, наша первоочередная задача — послать Сигнал; только после этого мы можем думать о проникновении в анклав. Они сразу поймут, что мы здесь, — и спустят ищеек. Если мы попытаемся бежать в реальном космосе, нам просто некуда будет податься; мы же в тысячах световых лет от Солнца.
— Если мы попробуем улететь, корабли Избавления все равно нас поймают, — заметила Джессика. — Скорость у них выше нашей, и, полагаю, это еще не самые мощные местные боевые корабли. Далеко не самые мощные.
— Думаю, ты права, — мрачно согласился Юрий.
— Мы первоначально предполагали, что если сумеем добраться до звезды анклава незамеченными, то сможем оставаться невидимыми для единого сознания и после того, как отправим Сигнал, — сказал Каллум. — Теперь, когда мы чуть лучше разбираемся в работе «Спасения жизни», я так не считаю. По крайней мере, нам нужна какая–то обманка.
Джессика подцепила палочками немного жареной лапши и задумчиво уставилась на Каллума.
— Мы могли бы захватить другой транспортный корабль. Только в этом ангаре их двадцать семь — разной степени исправности. Но большинство пригодны к полету. Корабль может начать героическую борьбу за свободу и трагически погибнуть от ядерного взрыва.
— Звучит рискованно, — сказал Юрий. — Тебе придется запустить нейровирус в его сознание.
— Соко доказал, что мы на это способны.
— Да, верно, — сказал Алик. — Но вот какая штука. Он находился внутри транспортного корабля, соединившись напрямую с его нервными волокнами. А как ты сейчас собираешься проникнуть на один из них?
— План нуждается в доработке, — признала она. — Но я все равно от него не отказываюсь.
— Ладно, — сказал Юрий. — Это запасной вариант номер два. Но мне кажется, нам следует начать с анализа предложения Каллума.
— Мы либо делаем, либо нет, — заявила Кандара. — Чего тут анализировать?
— Место, — ответил ей Каллум. — Я уже несколько недель осваиваю местные процедуры восприятия единого сознания.
Кандара ухмыльнулась:
— У каждого должно быть какое–то хобби.
— Из этого ангара есть двенадцать выходов. Некоторые — просто туннели, разновидность инженерно–технических каналов; другие — нормальные входные коридоры. И там и там, похоже, есть какие–то отсеки, помещения. Мне бы хотелось послать туда наших дронов–шпионов, посмотреть, не найдется ли чего подходящего.
— А если найдется? — спросила Джессика.
— Начнем создавать резерв оборудования.
— В смысле — ты хочешь перенести содержимое «Еретика–мстителя» в пещеру?
— Нет, — сказал Юрий. — Столько всего нам не понадобится. Воздух «Спасения» пригоден для дыхания, помните? Так что потребуется только основное оборудование и запас еды по крайней мере на пару месяцев. Может, на год.
— Месяцев? — воскликнул Алик. — Ты издеваешься?!
— Нет. Внутри анклава время течет медленно.
— Кто сказал? — резко спросила Кандара и ткнула китайской палочкой в сторону Джессики. — Неаны? Откуда им знать? Если ваши там не были, как они это выяснили? А если они и были здесь, то когда? И кто они после этого?
— «После этого» они раса, способная запустить нейровирус в единое сознание оликсов, — заявил Юрий. — Способная извлечь знания из памяти корабля–ковчега. И даже если они близкая родня оликсов или мятежники, какая, к черту, сейчас разница? Мы же не можем развернуться и отправиться домой. Пока что вся информация, предоставленная Джессикой и ее коллегами, подтверждалась. Мы подписались на эту миссию, а значит, приняли как данность то, что анклав — пузырь замедленного времени.
— Из того, что я извлекла из единого сознания «Спасения», следует, что так и есть, — серьезно сказала Джессика. — Что подтверждает первоначальную информацию.
— Мы с Юрием говорили об этом, — добавил Каллум. — Анклав создавался, чтобы довести оликсов до конца времен, так что время там должно течь медленно. Очень медленно. Год внутри — это века здесь, если не больше. Так должно быть, иначе никак. Даже если перенестись вперед, когда галактика замрет и перестанет зажигать новые звезды, это же миллиарды лет.
— Ты о чем?
— Если человеческая армада не постучится в двери анклава через год или два по тамошнему времени, значит, этого не произойдет никогда, — пояснил Юрий. — Снаружи пройдут тысячи лет.
— Так что же нам делать? — требовательно спросил Алик. — Если они никогда не придут?
— Пожалуйста, ты всегда знал, что такое возможно. Но мы это не рассматриваем, да? Не позволяем этому отвлекать нас. Мы продолжаем нашу миссию, стараемся прожить как можно дольше. Потом…
Юрий пожал плечами и закинул в рот кусок курицы в кисло–сладком соусе.
— Присоединимся в виде коконов к остальной человеческой расе и выясним, что предназначил нам этот их инопланетный бог, — сказал Каллум.
— Или исчезнем в великолепной вспышке, — зловеще предрекла Кандара.
Юрий ухмыльнулся Алику:
— Видишь, сколько вариантов? А ты беспокоился, что полет будет скучным.
Алик прикрыл глаза:
— О гос–споди.
Каллум пилотировал одного из шпионов–ползунчиков. Вел он уверенно, хотя протекала операция ужасающе медленно. Скопление выпученных глазок маленького паукообразного дрона давало довольно странное изображение. Непонятно было, почему Джессика не использовала линзы попроще, но, когда Каллум как–то раз поинтересовался этим, она пробормотала что–то насчет достоверности и избегания расхождений.
Дрон осторожно пробирался по широкому проходу, вырубленному в скале. Идеально гладкая поверхность пола потускнела с годами. Стены и потолок представляли собой беспорядочное переплетение деревянных труб (некоторые обхватом превосходили ствол старого дуба), опутанных стеблями в палец толщиной, образующими загадочный серо–коричневый гобелен. Листвы было немного, а биолюминесцентные полосы, протянутые вдоль коры, располагались на изрядном расстоянии друг от друга, так что большие участки терялись в тени. На полу под растрескавшимися трубами скапливались лужицы густой липкой жидкости, которые ползунчик под руководством Каллума старательно обходил.
В полукилометре от ангара пол начал подниматься. В паре больших труб обнаружились вентиляционные клапаны, которые Каллум сперва принял за корявые наросты на коре. Когда же он остановил шпиона возле одного из них, то увидел, что луковицеобразная нашлепка медленно расширяется и сжимается, выдыхая влажный воздух. Кору рядом с клапаном покрывала пушистая сине–зеленая дрянь, нечто среднее между плесенью и папоротником.
Еще через пару сотен метров проход раздваивался. Каллум направил дрона в туннель поуже. Тот опять разветвился, а потом вывел на перекресток пяти туннелей, один из которых шел вертикально вверх и был почти полностью забит трубами, свившимися совсем уже непристойно. Ползунчик двинулся дальше, вновь выбрав самый узкий проход, и нашел в древесной паутине щель, как раз такую, чтобы в нее мог протиснуться человек. Внутри было темно.
Каллум остановил дрона и сосредоточился на хаосе мыслей единого сознания. Фильтрация и интерпретация тут были больше искусством, чем наукой. Но в конце концов ему показалось, что он различил узкий туннель, у которого ждал ползунчик. Что бы ни скрывалось там, в щели, оно казалось естественной паузой в восприятии единого сознания.
— Что думаешь? — спросил он Джессику. — Ловушка или настоящий разрыв?
— Давай посмотрю, — ответила она.
Прошел почти час, прежде чем она заговорила снова:
— Там какая–то активность. Внутри идут трубки, и я чувствую давление. Но поток очень слаб. Все импульсы — часть автономного процесса. Предполагаю, там какой–то запас жидкости.
— Бак?
— Бак, камера, резервуар — что угодно. Место для хранения.
— И никакой вооруженной квинты, поджидающей внутри?
— С вероятностью девяносто восемь процентов: нет. Думаю, там чисто.
Каллум вздохнул, снова сосредоточился на дроне–шпионе — и направил его в щель. На первый взгляд, это была естественная трещина в астероиде, существовавшая еще до того, как оликсы превратили его в корабль–ковчег. Неровности стен создали расщелину, протянувшуюся больше чем на полсотни метров, причем ширина ее варьировалась от двадцати метров до считаных миллиметров. На стенах возле входа теснились шелковистые пятиметровые сферы, крепящиеся с помощью прочных волокон, оплетающих шары, точно сети. Вокруг вились трубки, медленно перекачивая жидкости. Каллум подумал, что шары эти похожи на яйца, отложенные какой–нибудь бестией вдвое крупнее тираннозавра — и в десять раз страшнее.
Кроме яиц–резервуаров, в пещере ничего не было.
— Это место противоречит всему, что мы знаем о составе астероида, — сказала Кандара. — Я повидала их достаточно, чтобы знать, что они бывают двух типов — либо цельные и твердые, либо смерзшаяся груда обломков. В них нет никаких пещер. Это часть планетарной геологии: полости в скалах образуются, когда вода размывает известняк. А единственное, чего не найти в космических породах, это известняка, поскольку он — осадочный. Ну и, конечно, там нет воды, тем более свободно текущей.
— Обелиски, которые, по словам Феритона, он видел в четвертом отсеке, были сделаны из осадочных пород, — заметил Алик.
— Четвертого отсека не существует, — возразил Юрий. — Это была симуляция.
— И все же здесь у нас настоящая пещера. Мне почему–то не кажется, что оликсы сотворили ее для эстетического удовольствия. Это может иметь большое значение.
— Меня абсолютно не волнуют процессы образования астероидов, — сказал Каллум. — У нас тут пещера, внутри которой восприятие минимально. Конец истории.
— Но почему она здесь?
— Понятия не имею. Подними этот вопрос на следующей лекции по философии геологии. Мы нашли укрытие.
— Мы нашли первое возможное место для укрытия, — поправил Юрий. — Хотя я согласен, место неплохое. Давайте продолжим осмотр.
Через три дня все согласились, что лучше пещеры Каллума им не найти. В радиусе километра от ангара имелись и другие полости, но они были либо меньше, либо забиты биологическими конструкциями корабля–ковчега.
— Ну и как нам добраться туда? — спросил Алик.
— Визуальные накладки подпрограмм восприятия прикроют нас в ангаре, — ответила Джессика. — Это займет какое–то время, но я смогу растянуть их на всю дорогу к пещере.
— А физически? — спросил Юрий. — Как мы доставим туда припасы?
— Троянский конь. Применим инициатор, чтобы собрать дрона в виде одного из местных существ среднего размера, и используем его внутреннюю полость в качестве грузового трюма. И мало–помалу перенесем вещи.
— Хотелось бы сперва установить в проходе наши датчики, — сказала Кандара. — Такие же, какие мы понатыкали вокруг ангара; они проследят за любым из существ «Спасения» и за перемещением квинт. Меньше всего нам нужно, чтобы наш «носильщик» неожиданно наткнулся на нечто, способное к анализу. Доставку мы будем осуществлять только при условии абсолютно свободного прохода, согласны?
— Да, мэм, — рявкнул Каллум.
— Что ж, решено, — подытожил Юрий. — Этим и займемся. Начнем со списка пожеланий. И, Кандара, — только оружие личной самообороны.
— Ох, Матерь Мария, умеешь же ты испортить вечеринку.