Деллиан знал, что нет таких примет, по которым можно определить, что ты находишься в замедленном времени, и все–таки назойливый, раздражающий инстинкт все твердил и твердил ему, что со вселенной что–то не так. Путешествие армады по червоточине должно занять четыре года реального времени — ну, в зависимости от того, что считать реальным. Но для «Моргана» оно продлится всего четыре дня. Вот разум и продолжал искать признаки нестыковки.
— Больше похоже на знамения, чем на признаки, — посмеялась над ним Ирелла в первую ночь. — А знамения — выдумка. Время всегда постоянно для наблюдателя, Дел. Просто забудь.
Но он, конечно, не мог. Все параноидальные предчувствия, все инстинкты, развитые во время боевых тренировок, были постоянно начеку. А постоянная бдительность весьма утомительна. А он к тому же упорно отказывался от использования желез, чтобы избавиться от лезущей в голову ерунды химическим путем, на что Ирелла в очередной раз закатила глаза.
И вот осталась всего пара часов. Беспокойство подняло его очень рано. Нужно ведь быть наготове. Потому что если они хоть немного ошиблись с этим искусственным временем…
«Ир права. Я идиот».
Длинные, уходящие вдаль стеллажи на скудно освещенной седьмой палубе, где отдыхали когорты, напоминали Деллиану какой–то мрачный склад. Шагая по одному из проходов, он чувствовал, как вибрирует под ногами пол: это работали всякие вспомогательные механизмы.
После последней тренировочной симуляции его когорта отдыхала два дня. Он почти жалел, что и сам не может отключиться, пока они летят к звездной системе анклава, но потом понял, что почти все на борту пребывают в таком же возбужденном состоянии. Все эти последние инструктажи, устраиваемые комплексными людьми, все данные, извлеченные непосредственно из мозга захваченных квинт, — и в перерывах между собраниями много, много лихорадочного страстного секса.
— Ну ты же понимаешь, что это не секс «прощай–грусть»? — сказала Ирелла ночью, когда они лежали, прижавшись друг к другу. — В смысле мы оба нервничаем из–за Последнего Удара; это естественно. Но это же не решающий бой.
— Э? — Вот и все, что он смог выдавить из себя в сумраке каюты, текстурированной под лесную хижину в поместье Иммерль — ту самую, которую он занимал в год их выпуска.
— Нам так много надо сделать после того, как мы освободим «Спасение жизни» и всех остальных людей в анклаве, — горячо сказала она ему.
— Да. Для начала нужно доставить их домой.
— Возможно. Но комплексные люди справятся с этим и без нас. Если мы собираемся покончить с угрозой, мы должны уничтожить самого Бога у Конца Времен.
Он перекатился на кровати и удивленно уставился на нее.
— Святые! Что?
— Он все еще там, Дел, скрывается в будущем. Ничто не помешает ему отправить послание уцелевшим оликсам, снова и снова возобновляя крестовый поход. Ничто — кроме нас. Мы можем остановить его.
— Мы?
— Кто–то же должен. И я не вижу, чтобы этим занимались неаны, а ты?
— Но… как?
Тогда–то она и рассказала ему о тахионном детекторе, который комплексные люди построили для нее. И когда она закончила, он не знал, смеяться ему или плакать.
— Но, если мы уничтожим сейчас звезду, родину бога, — медленно проговорил он, чувствуя, что разум его, как всегда, отстает от ее на световые годы, — значит, он не отправит послание оликсам. Никто не вторгнется на Землю, исхода не случится. Мы не родимся.
— Парадокс. Знаю. Удивительно, сколько теорий существует на этот счет, правда? Но не волнуйся. Если темпоральная петля раскручена машиной времени, создавшей альтернативную вселенную, то мы, разорвав цикл, стабилизируем нашу временную линию. И просто продолжим двигаться дальше, но в этой реальности Бог у Конца Времен не отправил сообщение оликсам, так что дальнейшего раскола нет, как нет и альтернативной Земли, которую снова постигнет та же участь. По крайней мере, так постулируют Иммануээль и другие комплексные люди.
Ее страстность пугала его. И в ужас приводила мысль о том, что они собираются начать собственный маниакальный крестовый поход. Он посвятил всю жизнь Последнему Удару, зная, что потом — если он выживет — они с Ир смогут прожить обычную спокойную жизнь на новой планете или, может, даже на самой Земле. А теперь — вот это.
«С Последним Ударом для Иреллы ничего не закончится. Святые, она никогда не остановится, пока не увидит, что последний оликс в галактике мертв и их бог уничтожен».
Он сел и обхватил голову руками, чувствуя то же оцепенение и отчаяние, которые обрушились на него, когда он услышал о смерти Релло.
Рука Иреллы легла ему на плечи; она обняла его.
— Что–то не так?
— Не так? — рявкнул он. — Гребаные святые, Ир, почему ты никогда не останавливаешься? Почему не подумаешь о том, что может хотеть кто–то другой?
— Но, убив божественную сущность до ее рождения, мы будем в безопасности, Дел.
— Ты уверена? Потому что я — нет, Ир. Я слишком туп, чтобы рассчитать квантовые временные линии и понять, какая реальность реальна. И не пытайся объяснять, только не сегодня, ладно?
— Я просто хотела, чтобы ты завтра знал, что я всегда буду рядом, пытаясь придумать ответы, — кротко сказала она.
Он кивнул, боясь посмотреть ей в глаза.
— Конечно. Ну, я все равно это знал. Ты — единственное, что стабильно в моем мире.
— Это моя реплика, Дел. Это я опираюсь на тебя.
После этого он, естественно, толком не спал. Утром он сделал все возможное, чтобы загладить свою вину перед ней; они вместе позавтракали вкуснейшими яйцами по–бенедиктински и расстались — со множеством объятий, поцелуев и демонстрацией неохоты вперемешку с радостью от того, что все завершается. Только вот он ничуть не радовался. До смерти бояться битвы — это одно; а вот пребывать в отчаянии от того, что за этим последует, — совсем другое.
«Ох, святые, я весь — одна сплошная лажа».
Он остановился у той секции стеллажей, где размещалась его когорта. Они получили новые корпуса, разработанные комплексными людьми. Упрямо продолжая отказываться от использования нейронного интерфейса — тем паче сегодня утром, — он активировал когорту через инфопочку. Бывшие мунки теперь стали похожи на большие приплюснутые черные яйца, только из фарфора, инкрустированного тонкими серебряными иероглифами. Сделавшись меньше размерами, они отчего–то выглядели куда смертоноснее прежнего.
Включив приводные системы, когорта поднялась из люлек и двинулась вперед. Деллиан протянул руку и нежно провел пальцем по изогнутому носу ближайшего «яйца». Когорта закружилась вокруг него, ласково тычась носами, точно щенки, и он на миг вернулся в те времена, когда они были просто мунками, спали вместе с ним в общежитии поместья, успокаивая, согревая и обожая. И понимая его так, как он понимал их, — когда знание было чистым инстинктом.
Даже сейчас они считывали его печаль; он видел это — по углам, под которыми они зависали, по мягкому давлению, когда они игриво терлись об него, по легкой дрожи прохладных корпусов, когда он гладил их, чувствуя под руками короткую серо–коричневую шерстку. Он даже мысленно слышал знакомое мягкое гудение, которое они обычно издавали.
— Спасибо, ребята, — пробормотал он. — Мы пройдем через это, да? — Он выпрямился и в последний раз похлопал каждого по «спине». — Ну ладно, давайте… — он усмехнулся, — вперед и с песней.
Чуть дальше на стойке ожила экзоброня когорты. Еще одно новшество, любезно предоставленное Иммануээлем и его друзьями. Комплексы клялись, что не моделировали экзоброню по типу адских гончих, но Деллиан был абсолютно уверен, что они просто скрывают смущение от того, что «заигрались в войнушку». В конце концов, оликсов не испугать кибернетическими тварями из людской мифологии. Но, Святые, любое живое существо наверняка сочло бы это угрожающим.
Церберы получились размером вдвое больше человека, весом в добрую четверть тонны, с четырьмя стандартными земными конечностями и двумя цепкими хвостами — чтобы прокладывать себе путь по узким туннелям корабля–ковчега, если там нельзя пролететь; имелась даже клиновидная голова на короткой шее, содержащая сенсоры и оружие, в то время как обшивка была пронизана энергетическими отражающими волокнами и усилителями атомных связей, что делало носителей брони способными пережить прямое попадание ядерной бомбы.
Яйцевидные тела когорты легли в специальные углубления в экзоброне, и подобные лепесткам щитки плотно сомкнулись над ними. Конечности принялись сгибаться и разгибаться, проходя процедуру проверки; выдвигались и прятались многочисленные оружейные стволы. Кибернетические церберы приземлились и выстроились нетерпеливой стаей, их самонастраивающиеся лапы скребли гладкий пол.
— Отлично, — улыбнулся им Деллиан. Его собственный неуклюжий бронескафандр ждал дальше на стойке. Он направился к нему, и тут в конце прохода появились Джанк и Ксанте.
— Святые, я думал, мы будем первыми, — воскликнул Джанк.
— Вот поэтому некоторые из нас — простые члены взвода, а кое–кто — взводный, — сообщил им Деллиан.
Все трое громко рассмеялись — и крепко обнялись. Это так много значило для них сегодня. Конечно, он чувствовал громадное напряжение, когда вел взвод там, на Ваяне, но тут… тут анклав оликсов!
Следующим пришел Урет, потом Фалар и Маллот. Каждый активировал свои когорты. Шум неуклонно нарастал. Деллиана только радовала суета вокруг; он сосредоточился на рутине, следя, чтобы все провели проверку снаряжения. Его собственный бронескафандр нуждался в замене заднего левого визуального датчика — ультрафиолетовые рецепторы давали показатели ниже оптимальных; а Ксанте требовалась новая подающая трубка для магнитного импульсника. Всё их снаряжение разрабатывалось с многочисленными режимами резервирования и было готово к любым повреждениям, какие только можно получить в бою, но Деллиан не собирался никому позволять выступать с неполной рабочей мощностью.
Перед тем как ребята надели скафандры, он собрал всех в круг, и они постояли так, обняв друг друга за плечи.
«Нам нужна эта близость. Возможно, мы в последний раз видим друг друга во плоти».
— Все мотивирующие речи мы оставили на Джулоссе, — сказал он. — Кроме того, я в курсе, что всегда выступаю дерьмово. Но мы готовились к этому всю свою жизнь. Святые, мы и родились–то именно для этого! Так что я знаю, что мы будем прикрывать спины друг другу и выкладываться по полной, особенно для тех бедных ублюдков, которых мы пришли освободить. Все, что я хочу сказать, — я счастлив, парни, что иду на это дело вместе с вами.
Руки крепче сжали плечи соседей, и у Деллиана перехватило горло. Он смахнул подступившие к глазам слезы, даже не пытаясь скрыть их. Он хотел, чтобы ребята увидели, как много они для него значат. Оглядевшись, он понял, что пробрало не его одного. И от этого на сердце стало теплее.
Его скафандр с открытыми грудными сегментами стоял перед нишей для хранения и обслуживания. Деллиан все еще чувствовал себя не слишком уверенно, управляя искусственными руками и ногами, бывшими намного длиннее его собственных конечностей и снабженными к тому же тремя суставами, а значит, и дополнительными локтями и коленями. За конечности отвечали двигательные реакции человеческого организма, обеспечивая ходьбу, бег, подтягивание, подъем, а экстраполирующий интегральный гендес гарантировал идеальную координацию движений.
Эксплуатационная дистанционка выдвинула для него небольшую лесенку, Деллиан забрался наверх и, неуклюже извиваясь, залез внутрь скафандра. Сунул ноги в «штанины» с губчатой подкладкой, напоминающей на ощупь промасленную кожу, и прочно уселся на амортизирующую подушку. Затем наступил неприятный момент подсоединения трубок для удаления отходов, сопровождающийся, как обычно, глубокомысленными гримасами. И наконец, он просунул руки в рукава. Скафандр активировал первый уровень, и мягкая подкладка обрела упругость, прижавшись к коже и крепко стиснув руки и ноги. Отдельного шлема не было — шею и голову полностью закрывал верх торса, что значительно снижало уязвимость. Верхняя секция опускалась и запиралась, вызывая короткое, но неприятное ощущение того, что ты оказался внутри средневековой «железной девы».
На оптике теснились графики и выгрузки с камер; инфопочка подтвердила полную интеграцию. Системные данные окрасились зеленым. Быстрая двойная проверка ультрафиолетовых рецепторов — и он инициировал полное удержание, что позволяло ему управлять движениями скафандра при помощи собственной физической силы. Итак… обзор прицельных ручных станков, бег на месте, разворот, нырок, наклон — танец дурацкий, но без него никак. От клаустрофобии, охватившей его секунду назад, он уже избавился и, невесомый, грациозно поплыл по проходу.
Все дисплеи оставались зелеными.
Он проверил свой взвод, заканчивающий разминочную гимнастику, подтвердил телеметрию и слабо улыбнулся, отметив, что когорты каждого держатся на расстоянии, словно не вполне верят тому, что видят.
Деллиан активировал иконку связи:
— Элличи, Тиллиана, проверка. Переключение на множественное резервное соединение.
— Мы слышим тебя, Дел, — откликнулась Элличи. — Усиленное шифрование, как общее, так и направленное, плюс множественные завихрения запутывания. Готовьтесь. Час до выхода из червоточины.
«Если все будет нормально», — мысленно добавил он.
— Спасибо, тактик. — Он поднял руки, словно благословляя кого–то. — Так, взвод, давайте–ка спустимся в арсенал и вооружимся. Даю двадцать минут.
Он двинулся к порталу в дальнем конце прохода, втайне довольный тем, что выглядит как настоящий крутой демон — тем паче что сопровождала его рьяная свора адских псов.
Этим утром «Морган» ощутимо тревожил Иреллу. Корабельные помещения были большими — специально чтобы дать людям пространство. Обычно сложно было сказать, сколько вокруг тебя человек, сотня или ни одного. Но сейчас, шагая по извилистому коридору, она знала, что осталась одна. Если ты — часть экипажа «Моргана», то ты либо член взвода, либо сидишь в одной из тактических командных кают. Никаких исключений — кроме нее. Даже Александре находилось сейчас, в преддверии конца червоточины, с Элличи и Тиллианой.
Расставание с Делом тоже не улучшило ее настроения. Она думала, что поступила правильно, рассказав ему все о тахионном детекторе, перспективе уничтожить Бога у Конца Времен в этой эре, об интригующей сложности квантовой темпоральной теории. Но все пошло не так, как ей представлялось: он не увлекся, не загорелся энтузиазмом. И, конечно, не восхитился ее предприимчивостью и решимостью, на что она втайне надеялась.
«Эгоистичная идиотка», — выругала она себя.
Ему предстояло сражение куда страшней и серьезней, чем в прошлый раз, — и это если они вообще пройдут через врата и попадут в анклав. И меньше всего ему сейчас нужны неопределенности и сложности.
«Но это же был мой прощальный подарок! Дурак!»
Он улыбался и был ласков этим утром во время завтрака, к которому едва притронулся. Конечно, она уловила тревогу, омрачавшую его мысли. И потребовалось все ее самообладание, чтобы не давить на него по этому поводу: «Что ты думаешь? Что ты чувствуешь?» Ему это не нужно, хватит с него ее диких амбиций. Так что, может, она и помогла.
— Да черт возьми! — выкрикнула она в пустоту коридора. — Причем тут ты?
«Мне нужно к тактикам. Я могу пойти к тактикам. Я способна на выбор. Много разных выборов!
Но мой выбор привел нас сюда».
Когда она вошла в столовую тридцать третьей палубы, силы покинули ее. Тут было приятно тепло, воздух благоухал кофе и корицей. За окнами просыпался весенним утром бульвар Сен–Жермен. Корзины с яркими цветами украшали фасады других баров и кафе, дорога блестела после освежающего ночного дождя, мимо проезжали радостно улыбающиеся велосипедисты.
Ирелла поймала в стекле свое отражение. Сгорбленные плечи, выглядящие при ее росте просто жалко; лицо несчастного, сломленного человека. Она сердито уставилась на себя:
— Соберись. Ты нужна ему.
Пищевые принтеры выдали ей парочку круассанов, и она сварила себе кофе. Колумбийский: черный, крепкий, горький. Сжав бока чашки обеими руками, она откинулась на спинку стула, полуприкрыла глаза и запела:
— Когда Земля возродится,
Возьмите меня туда.
Не буду в пути томиться,
Пускай пролетают года.
Возьмите меня на Землю,
Откуда мы родом все,
Возьмите меня на Землю,
Где жизнь цветет по весне,
Где…
— Не возражаешь, если я присоединюсь?
Ирелла взвизгнула и дернулась всем телом, выплеснув кофе на стол и собственные штаны.
— Святые! Я не знала, что тут есть еще кто–то.
И не кто–то, а оне!
— Извини, не хотело тебя напугать. — Кенельм торопливо подхватило горсть салфеток и принялось промокать сырые брюки Иреллы. Стало только хуже.
— Дай сюда.
Нахмурившись, Ирелла начала нормально вытираться. Смущенное Кенельм занялось лужей на столе.
— Я никогда раньше не слышало этой песни. Теперь смутилась Ирелла:
— Она из тех времен, когда мы были еще детьми.
Ничего, сойдет и такое объяснение; ни к чему рассказывать о большой фазе музыкальной терапии в ее лечении. Стихосложение занимало разум и отвлекало от проблем, из–за которых она оказалась взаперти.
— Хорошо. — Кенельм с потерянным видом застыло у стола. Оне было в простой сине–зеленой тунике, которую по ошибке легко можно было принять за форму.
Кое–кому трудно привыкнуть к потере статуса.
Ирелла сдалась:
— Садись уж. День будет долгим.
— Спасибо.
Дистанционка подобрала комок мокрых салфеток, и оне опустилось на стул — через один от Иреллы.
— Я ждало этого две тысячи лет, но знаю, что на мостике меня будут опасаться.
— Вот ты говоришь — «на мостике», а я говорю — в комфортном главном зале консультативного совета. Иногда мне кажется, что наши баснословные ресурсы толкнули нас на ложный путь. Может, нам следовало придерживаться тех структур, что существовали у наших предков. Вы знали, что отправляетесь на войну на старых военно–морских линкорах.
— Вы тоже знали, что ваши шансы выжить не слишком велики, — возразило оне. — Те дни чересчур романтизированы.
— Наверное, ты право.
— Другая эпоха, другие требования. Большинство сражений ведут гендесы.
— Но окончательное решение все равно принимают люди, и это обнадеживает, — настаивала Ирелла. — Когда встречаешься лицом к лицу с врагом, нужно верить в свои силы — но не грешить высокомерием.
— Мне кажется, засада у Ваяна излечила нас от высокомерия, — заметило Кенельм.
— Да. Но я беспокоюсь о Деле.
— Это естественно. И это хорошо.
— Правда? Возможно, перед его уходом я сказала кое–что не то. Мне следовало быть более… чуткой.
— Ох, пожалуйста. Никогда не видело более гармоничной пары, чем вы двое. Как будто вы мунки друг друга. Знаешь, вы, когда разговариваете, в половине случаев даже не заканчиваете предложения. Вам это не нужно.
Ирелла нахмурилась:
— Неужели?
— Ну да. Это забавно и мило. Нам, остальным, остается только наверстывать.
— О.
— Один разум, два тела. Или квинта без трех.
— Не говори так.
— Извини. Скверная шутка.
— Какой она была? — внезапно спросила Ирелла. — Я имею в виду Эмилью. Поверить не могу, что ты знало ее. Она для меня история, а не кто–то, с кем можно запросто пообщаться.
— Честно говоря, я с трудом вспоминаю столь далекое прошлое. Иногда мне кажется, что моя жизнь до Джулосса была сном. Но… она была усталой, вот что засело у меня в голове. Дело не в недосыпе, нет, просто она вымоталась. Исход не работал просто как концепция, и она вложила всё, что имела, чтобы он случился. И восемь тысяч лет наблюдала, как он терпит неудачу. Представляешь? Восемь тысяч лет, век за веком, видеть, как угасает надежда. Мы отправили в галактику столько кораблей Удара и кораблей поколений, а в ответ получили лишь тишину. Но она выдержала это, хотя и попала в ловушку собственного представления.
— Поэтому она и собрала вашу группу?
— Да. Она понимала, что мы неизбежно изменимся, но наша собственная жесткая духовная стабильность это затрудняла.
— Так ты на самом деле мятежник?
— Да. — Кенельм криво улыбнулось. — Можно сказать и так. По–своему. Я ничего не имею против тебя, Ирелла. Просто ты хотела перемен — так много и так быстро. Это было рискованно.
— И все же мы здесь. С армадой комплексов, готовые к Последнему Удару. Первые люди, зашедшие так далеко.
— Да. Фантастическое достижение. Но задумывалась ли ты когда–нибудь, что бы случилось, если бы что–то пошло не так? Ты поставила под удар целую человеческую цивилизацию. Однажды ты спросила, что дало мне право уводить «Морган» от Удара. А это ведь очень скромная реорганизация по сравнению с твоей затеей.
— Но ведь сработало!
— Мы получили шанс. Но — сработало? Надеюсь, так и будет, потому что не думаю, что последует еще одна человеческая атака на анклав. За десять тысяч лет эта — единственная.
— Не знаю. — Ирелла бездумно поигрывала кофейной чашкой. — Если стратегия вашей группы сработала, там, во тьме космоса, много людей — и они в безопасности. Но не могут же они прятаться вечно. Это не в нашей природе. Как вы уже выяснили.
— Туше.
— Если мы потерпим неудачу, найдутся другие. Корабли Фабрики дадут оставшимся передышку для перегруппировки.
— Возможно, — сказало Кенельм. — Но, как бы то ни было, я считаю, что лучшего шанса у нас не будет. — Оне недоверчиво ухмыльнулось. — Проклятая нейтронная звезда!
— Да. — Ирелла заказала принтерам новую порцию кофе и круассанов. — Десять минут.
Никакая сила воли не смогла изгнать нервную дрожь из ее голоса.
— Давай посмотрим.
Через интерфейс Ирелла активировала в окнах кафе тактические дисплеи. Уютный мираж бульвара Сен–Жермен сменился яркими схемами. Часть данных поступала напрямую в сознание.
Червоточина представлялась белым туннелем с едва заметными неоднородностями стен — как будто они неслись сквозь глаз урагана и лишь эти дефекты позволяли отслеживать продвижение. Ведущий корабль — Энсли — медленно вращался на лету. За ним шли семь специализированных кораблей с генераторами отрицательной энергии, в чью задачу входило взять на себя контроль над червоточиной сразу по прибытии в систему врат. Дальше двигались больше тысячи боевых кораблей и ракетоносцев — чтобы защищать терминал червоточины. Ведь армаде нужно будет уйти после завершения Последнего Удара, а значит, червоточина подвергнется яростным атакам оликсов.
Дальше следовала остальная армада, с кораблями класса «Моргана» в центре. Как и прежде, нейтронная звезда находилась в хвосте — зловещим присутствием, словно бы надвигающимся на армаду.
Ирелла щелкнула по иконке Энсли.
— Добро пожаловать на борт, — тут же откликнулся он, и она вспыхнула от ощущения скорости, просочившегося по каналу связи в ее нейронный интерфейс; то было пьянящее возбуждение кружения, чистая радость ныряющего зимородка, скрывающая более глубокое чувство: сдерживаемая мощь феноменального оружия дарила ему изысканную уверенность.
Впереди уже виднелся конец червоточины — черное, неуклонно расширяющееся пятнышко в белизне туннеля. Энсли перестал вращаться, и скорость его, кажется, увеличилась.
— Тридцать секунд, — радостно заявил он.
— Что бы ни случилось, — сказала Ирелла, — я рада, что мы встретились.
— Встреча была коротка, крошка, зато ну и врезали же мы этой вселенной!
Энсли вылетел из червоточины. Ирелла решила, что должен раздаться грохот, что–то вроде сверхзвукового хлопка, хотя, наверное, когда прокалываешь ткань реальности, чтобы вернуться в нее, можно ожидать и вспышки Большого взрыва. И — ничего. Полное отсутствие звука, как в вакууме. Но свет…
— О святые, — прошептала она.
Впереди висела огромная звезда белого спектра, опоясанная великолепным кольцом, мерцающим, точно дитя, рожденное от столкновения двух алмазных миров. Но за ним раскинулось истинное величие родины оликсов — галактическое ядро, занимающее половину космоса.
Внешние сенсоры Энсли уже обнаружили спектральные врата — до них было около двух с половиной а. е.
— По крайней мере, они не по ту сторону звезды, — сказала Ирелла.
— Все равно туда еще надо добраться, — парировал Энсли. — Вот веселуха будет!
Через секунду после Энсли терминала достигли гранулы–генераторы, производящие собственную отрицательную энергию, взаимодействующую с существующей структурой, удерживающей червоточину открытой. Так же, как и у сенсорной станции, они установили контроль над структурой экзотической материи, чтобы, даже если оликсы отключат свои генераторы, терминал не закрылся.
Энсли шел с таким ускорением, что сам засиял звездой, встретившись с солнечным ветром. Больше пяти миллиардов воспринимающих «листьев» сорвались с его корпуса, насыщая пространство, чтобы обеспечить беспрецедентное разрешение. Семь кораблей Решения уже приближались к Энсли на восьми g. Он инициировал отрицательный импульс, и частица сверхплотной материи превратилась в чистую энергию, разделившуюся на семь лучей. И семь кораблей Решения взорвались, обернувшись недолговечными огненными памятниками великолепному насилию.
Часть избыточной энергии отрицательного импульса преобразовалась во всенаправленный радиовзрыв.
— Привет, ублюдки! — проорал Энсли на всю систему оликсов. — Люди приехали. Извините, что опоздали. Но вот мы здесь, так что давайте веселиться!
Как только «листва» активировалась, тактический дисплей Иреллы начал расширяться.
— О, черт, — охнула она. — Ты это видишь?
— Меньшего мы и не ожидали, — спокойно ответил Иммануээль.
Теперь «листья» воспринимали сферу пространства диаметром в миллион километров, центром которой служил терминал червоточины. В этой зоне находилось восемьсот семьдесят три корабля Решения. И все они уже двигались. Сотни ближайших к червоточине рвались туда, а восемьдесят, выстроившись в боевом порядке, ринулись за Энсли.
Корабли армады вырывались из червоточины; ударные крейсеры устанавливали защитный периметр вокруг генераторов, уничтожая системы оликсов и ближайшие звездолеты. Корабли Решения выпускали ракеты и гравитонные лучи, которым противостояли ядерные барьеры и снаряды антиматерии ударных крейсеров. Сверхвысокая радиация сотен взрывов создала смертоносную энергетическую бурю вокруг терминала червоточины, превращая все незащищенные объекты в субатомные частицы, вливающиеся в радиационный поток. Колоссальная перегрузка нарушила даже работу воспринимающих «листьев». Волны ракет катились одна за другой сквозь хаос. Крейсеры обороны гибли, но корабли армады все летели и летели из червоточины, сразу закрывая бреши в защитном кордоне, а эскадрильи тяжелых боевых крейсеров проносились по накаленной до предела арене, чтобы нанести удар по приближающимся кораблям Решения. Управляемые субаспектами комплексов, бронированные крейсеры были чрезвычайно маневренны. После того как первые двадцать стычек закончились уничтожением кораблей Решения, уцелевшие звездолеты оликсов начали прибегать к тактике уклонения. Плотно сомкнутый строй боевых крейсеров произвел залп, и волны каплевидных каллумитов устремились вперед, оставляя за собой недолговечные черные инверсионные следы, поглощая плазму, сквозь которую пролетали. В считаные секунды ускорение их достигло немыслимых тысяч g. Ближайшие корабли Решения не успели даже среагировать, а первые ракеты уже пропороли их фюзеляжи. Те корабли, что находились дальше, вышли из–под удара, наблюдая, как каллумиты пролетают мимо; их колоссальная скорость быстро вывела ракеты за пределы кольца судов оликсов, охранявших терминал червоточины. Некоторые корабли Решения использовали подавляющие излучатели, убивающие спутанность каллумитов, обнажая чувствительную структуру маленьких ракет, мгновенно становящихся уязвимыми, не защищенными ни от трения сверхскоростной межзвездной пыли, ни от обычных рентгеновских лазеров.
— Это хорошо, — сказал Иммануээль, когда они потеряли восемнадцать каллумитов. — Мы разобрались в их технологии подавления. И модифицируем соответствующим образом вторую фазу стратегии развертывания.
Ирелла смотрела, как больше пятисот каллумитов исчезают в недрах звездной системы. Проследить за ними не могла даже сенсорная «листва» — лишь их собственные внутренние коммуникационные каналы связывали их с тактической сетью армады.
После минуты полета, в течение которой он уничтожил девятнадцать кораблей Решения, Энсли увеличил ускорение до двухсот восьмидесяти g и развернулся по огромной параболе, направляясь теперь прямо к терминалу червоточины, навстречу ста семидесяти преследовавшим его кораблям Решения. Ирелла, хотя и знала, что должно произойти, поймала себя на том, что сидит, вцепившись в подлокотники кресла.
За двадцать пять секунд до столкновения с противником Энсли инициировал еще один отрицательный импульс. На этот раз вся энергия ушла на чудовищный электромагнитный разряд, временно ослепивший множество следящих за ним датчиков, на пару секунд лишив врага важнейших данных.
— Ох, святые, — простонала Ирелла.
Она видела вектор курса несущегося обратно Энсли; он собирался пролететь мимо конца червоточины, с пространственным разносом в какие–то две тысячи километров, на ужасающей скорости.
Если у него не получится…
Энсли развернул щит сверхплотной материи. В этот момент он находился в семнадцати тысячах километров от строя кораблей Решения и быстро приближался к ним. В пятнадцати тысячах километров он активировал свой щит.
Весил щит примерно столько же, сколько луна средних размеров. В сложенном состоянии это был диск диаметром тридцать метров и толщиной один сантиметр. Когда щит развернулся на скорости ноль девяносто пять световой, диаметр его стал восемьдесят тысяч километров, а толщина — сто микрон. Усиленное квантовое равновесие гарантировало, что все композиционные атомы находятся в одном и том же состоянии — что и объединяло их.
У кораблей Решения не было времени отклониться от курса; они врезались в то, что по сути своей было двумерной луной, со скоростью сближения, превышающей девятьсот километров в секунду. Щит послушно распределял и поглощал удары. Неудержимая инерция сметала с пути раскаленные обломки, так что по поверхности потекли релятивистские реки, каскадами срываясь с краев.
Через пять секунд после последнего столкновения Энсли вновь сложил щит.
Ирелла невольно вскрикнула, видя, как это немыслимое полотнище несется на смертельной скорости к терминалу червоточины. Щит заслонил все галактическое ядро, притушил пылающую звезду, затмил даже сверкающее кольцо. На каком–то животном уровне мышления Ирелла пребывала в твердой уверенности, что такого просто не может быть.
А потом щит исчез, так же быстро, как появился, и Энсли пролетел мимо конца червоточины. Еще три секунды — и щит развернулся снова. Десятки приближавшихся кораблей Решения разлетелись вдребезги; гравитонные лучи и удары антивещества не могли повредить искусственную структуру щита.
— Я же говорил, что сработает, — усмехнулся Энсли. — Като и впрямь знают, как управлять материей. — Он снова убрал щит и выполнил очередной маневр на трехстах g, возвращаясь к терминалу червоточины. — А вы, парни, готовы? — спросил он комплексных людей.
— Подтверждаю, — отозвался Иммануээль. — Приступаем к третьей фазе.
Генераторы, удерживающие червоточину открытой, начали разгон до двухсот пятидесяти g, направляясь к вратам. Крейсеры армады, окружившие червоточину, не отставали. Энсли вернулся на свою передовую позицию. Очередная порция выпущенных каллумитов выстроилась защитным «зонтом» для перехвата идущих в атаку кораблей оликсов.
— Десять часов, чтобы добраться до врат, — сказала Ирелла. — За это время многое может пойти не так.
— Только не для нас, — ответило Кенельм. — Наш способ атаки вынудит оликсов отвлечь от нас все ресурсы.
— Эта часть всегда вызывала у меня сомнения, — призналась Ирелла. — Если бы я защищала анклав, то бросила бы всё, что у меня есть, на то, чтобы помешать противнику добраться до врат. Если мы убьем анклав — все будет кончено. Они не посчитаются с потерями.
— Не согласно. Если мы уничтожим их червоточины, у галактики будут тысячелетия, прежде чем оликсы вновь смогут отправиться в свои грязные крестовые походы. Это даст шанс эволюционирующим расам выйти к звездам, а неанам — первыми наладить контакт с новичками.
— Да, — пробормотала Ирелла. — Насчет этого… Я не так уж уверена, что быть объектом тонких манипуляций неан — обязательно наилучший вариант для кого–либо.
— Но это шанс — что на данный момент куда больше, чем получает большинство рас. Кроме того, мы говорим о ближайшей тактике. Единые сознания оликсов еще должны решить, насколько сильно они хотят сохранить сеть червоточин. Я полагаю: довольно сильно.
— Святые, надеюсь. Чем больше я просматриваю данные с сенсоров, тем больше кажутся их ресурсы.
Она перевела взгляд с тактических дисплеев на напряженное лицо Кенельм.
— Они активно ведут свой крестовый поход вот уже пару миллионов лет, — сказало оне. — Даже если они остановились или притормозили — называй как хочешь, — у них было достаточно времени, чтобы подготовиться к нападению. Потому что они чертовски хорошо понимали, что в конце концов кто–нибудь непременно придет сюда, чтобы бросить им вызов.
— Теперь это не имеет значения. Если мы победим, галактика освободится от них. Если проиграем, то… нам это будет уже безразлично, поскольку нас не будет.
— Странный ты фаталист.
— Да, я знаю.
Ирелла оглянулась на мерцающие в окнах дисплеи. Гигантская флотилия каллумитов, мчащаяся в систему врат, находилась в четверти миллиона километров от цели. Строй растянулся: сорок процентов ракет летело прямо к вратам, оставшиеся нацелились на кольцо, развернувшись веером, чтобы накрыть все промышленные станции. Сенсоры показывали тысячи кораблей оликсов, несущихся навстречу захватчикам через всю систему. Большинство двигалось к червоточине, остальные шли на перехват каллумитов.
— Приумножение, — объявил Иммануээль.
Визуальных подсказок было слишком мало, даже от сенсорной «листвы» Энсли, так что Ирелле оставалось полагаться на тактическую сеть армады. Порталы в корпусах каллумитов расширились до полукилометра в диаметре — и из каждого вылетели еще сотни ракет. Это напоминало вспышку фейерверка, только наоборот: черные пятна вместо слепящих огней. Новички разогнались до тысячи g — и через пять минут тоже расширились, выпустив еще одну партию каллумитов.
— Задействовано полмиллиона активных порталов, — сообщил Иммануээль десять минут спустя. — Это по меньшей мере займет их корабли. Через двадцать четыре часа мы получим полный доступ к системе.
Несмотря на десятки тысяч кораблей и тысячи промышленных станций кольца, оликсы, казалось, не знали, куда направлять свои силы. Как и предсказывала Ирелла, почти все корабли в радиусе а. е. от врат кинулись защищать их, а оставшиеся рассеялись, пытаясь разобраться с распространением каллумитов.
Важным фактором являлась скорость сближения. Корабли Решения просто не могли разогнаться настолько, чтобы поймать ракеты. Им приходилось идти на перехват на встречнопересекающихся курсах, с высочайшей точностью используя подавление запутывания. Тактика армады была достаточно проста. Если корабль Решения шел на перехват, каллумиты совершали маневр, нанося удар. Когда противников разделяло десять тысяч километров, портал в корпусе каллумита расширялся, и боевой крейсер, находящийся рядом с двойником портала, открывал огонь гравитонными лучами или сверхмощными рентгеновскими лазерами. Промахи не имели значения; корабль Решения уносился от системы врат с такой скоростью, что ему потребовалось бы слишком много времени, чтобы затормозить и вернуться к кольцу или еще куда–то, где он мог бы пригодиться. То же самое относилось и к каллумиту, ставшему жертвой подавления и разорванного солнечным ветром. Он отвлекал корабль Решения от защиты стратегических объектов, так что цель достигалась.
Несмотря на масштаб сил армады и важность достижения врат, Ирелла продолжала следить за семью тысячами каллумитов, направляющихся к звезде. Маневр был не из очевидных; вектор курса мог привести их и к кольцу по ту сторону звезды. Но в плане атаки они имели решающее значение. Ракетам потребуется три часа, чтобы достичь короны, и к этому времени оликсы могут и догадаться, какова их истинная цель. Но через три часа будет уже поздно.
Три эскадрильи кораблей Решения и Избавления вперемешку атаковали проносящийся по системе терминал червоточины. Тактически они столкнулись с той же проблемой, что и корабли, пытавшиеся остановить каллумиты. Скорость сближения давала им единственный шанс, и армада видела их приближение, вычерчивая траектории с поразительной точностью. Множащиеся каллумиты при поддержке боевых крейсеров разобрались с двумя эскадрильями, а щит Энсли уничтожил третью.
Восемьдесят семь кораблей Решения огибали колоссальную звезду на высоте в тридцать миллионов километров над экватором и титаническим черным энергетическим кольцом, стремительно вращающимся над краем короны, притягивая гигантские протуберанцы. Теперь цель группы из семи тысяч каллумитов стала очевидна, и оликсы наконец–то отреагировали на налет. Все корабли в радиусе пятидесяти миллионов километров помчались навстречу угрозе с полным ускорением в девяносто g. Даже если бы каллумиты пробили тысячу дыр в силовом поясе, это не оказало бы большого влияния на столь громадную структуру, но оликсы явно не хотели рисковать.
— Слишком мало, слишком поздно, — удовлетворенно пробормотала Ирелла.
Корабли Решения были, конечно, хороши, и к этому моменту оликсы усовершенствовали свои методы, объединяя звездолеты по три и триангулируя эффект подавления запутанности. Они начали уничтожать каллумиты по краю строя, но армаде нужен был только один.
В пятнадцати миллионах километров над звездой этот каллумит перестал ускоряться. Портал в его фюзеляже расширился, и из него выскользнул Энсли, выпустив восемь ракет с квантово–модифицированными боеголовками по силовому кольцу.
— Восемь? — удивилась Ирелла.
— Нам нужна абсолютная уверенность, — ответил Энсли и нырнул обратно в портал, чтобы вновь возглавить строй летящих к терминалу червоточины кораблей.
Первые две ка–эм ракеты взорвались прямо на силовом обруче — и кольцо распалось так быстро, что шестерке оставшихся просто не досталось мишени.
Ирелла уже видела это раньше, но и сейчас с благоговейным ужасом смотрела, как силовое кольцо разбивается вдребезги, гибнет, разбрасывая несчетное множество осколков — сверкающих кинжалов размером с земную Луну.
По всей системе врат червоточины оликсов умирали, отрезая хозяев от их галактической империи сенсорных станций.
— Мы это сделали! — в восторге воскликнула Ирелла. — Им потребуются века, чтобы построить еще одно силовое кольцо, а до тех пор они будут заперты в этой системе!
Кенельм осторожно кивнуло:
— Стало безопаснее. Но там, снаружи, еще тысячи станций оликсов, а посмотри, что мы создали, используя лишь доступные «Моргану» ресурсы.
— Нет. — Ирелла покачала головой. — Мы вырвались из их хватки. Теперь они рассеются, как сделали мы. Монокультура разрушена.
«А я позабочусь о том, чтобы их бог не начал всё сначала, отправив еще одно послание».
— Врата всё еще целы.
Ирелла вытащила из тактической сети последние сенсорные данные. Да, гибель энергетического кольца никак не отразилась на сфере врат.
— Мы были вполне уверены, что уничтожение силового обруча не скажется на вратах; они наверняка подпитываются изнутри. Так что гипотеза комплексов верна. Там должна быть еще одна звезда.
— Значит, это была двойная звезда?
— Да. Что может быть… проблемой.
— Новая?
— Если мы ударим по звезде анклава нашей нейтронной звездой, рухнет сама граница анклава. И мы вернемся в систему двойной звезды, в которой одна звезда становится новой. Что, вероятно, спровоцирует и вторую.
— И в итоге мы получим сверхновую?
— С высокой вероятностью — да. И если это произойдет, радиация уничтожит всё в радиусе пятидесяти световых лет. Так что нам нужно защитить терминал червоточины. Сейчас это единственный способ для любого из нас выбраться отсюда живым.
— Что ж, будем надеяться, мы сможем попасть в анклав.
Теперь, когда оликсы узнали, что каллумиты могут выступать в роли троянских коней, пропуская через свои порталы корабли армады, их тактика изменилась. Корабли Избавления и Решения, двигавшиеся на перехват направлявшихся к кольцу ракет, резко развернулись, устремившись к каллумитам, летящим в сторону врат, а тысячи кораблей, пассивно охранявших врата, присоединились к атаке.
Каллумиты начали все быстрей и быстрей исчезать с тактического дисплея.
Ирелла нахмурилась:
— Как они это делают?
— Столкновения, — пояснил Иммануээль. — Единые сознания кораблей жертвуют собой. Корабли Решения выстроились прямо напротив каллумитов. Таким образом эффект подавления неизбежно достигает цели, но и корабли Решения не успевают уйти с дороги.
— Но у нас тут сто двадцать тысяч каллумитов, летящих к вратам! И мы! А у них…
— Двадцать восемь тысяч кораблей в пределах досягаемости, — сообщил Иммануээль.
— Святые! И они все собираются покончить с собой? Они и вправду фанатики, да?
— Нашим каллумитам придется сбросить скорость. Уменьшение скорости сближения даст силам оликсов тактическое преимущество.
— Но численное преимущество по–прежнему за нами, так?
— Для штурма врат — да. Мы можем произвести еще два залпа, но кораблей у них в конечном счете больше. Нам надо попасть в анклав прежде, чем они прибудут.
Залпы армада произвела, когда каллумитам оставалось двадцать миллионов километров до врат. Это пространство стало «полем смерти» кораблей Решения. Идущие на сниженной скорости ракеты сделались куда более восприимчивыми к эффекту подавления. Сотни, тысячи каллумитов исчезали с тактического дисплея. Но оставшиеся расширили порталы, и в них ворвались новые тысячи каллумитов. Слишком много, чтобы оликсы могли их остановить.
Незадолго до начала четвертой фазы Ирелла активировала иконку Деллиана.
— Как у вас там внизу?
— Скучно, и броня чешется.
— Ох, бедняжка. Но, по крайней мере, все идет по плану.
— Если все идет по плану, почему я должен преть в этой броне целый день, дожидаясь, когда мы доберемся до врат?
— Вот несчастье, подумать только. Если бы все пошло не по плану, червоточина схлопнулась бы, «Морган» отбросило бы назад, куда–нибудь в пространство–время поблизости от звезды врат, и десять тысяч кораблей Решения накинулись бы на нас. Так что смирись со своим роскошным уютным одеяльцем, мистер.
— Странные у тебя представления о роскоши.
Ирелла ухмыльнулась:
— Вовсе нет. Круассаны нынче утром были совершенно неправильного золотистого оттенка; так что вот: я разделяю твои страдания.
— О великие святые!
— Боевые крейсеры выходят к вратам через две минуты.
— Да, я слежу за тактическими данными. На вид всё в порядке.
— Число потерь достигло максимума от прогнозируемого, что мне не нравится, но — да. Мы пока держимся.
— Ты ведь собираешься наблюдать за взводом? Когда мы войдем, я имею в виду.
— Наблюдать, да. Но и только.
— Знаю. Тиллиана и Элличи лучшие. Просто ты мой ангел–хранитель, вот и всё. Ты это знаешь.
— Я присмотрю за тобой.
Тысячи каллумитов гасили скорость, окружая эфемерные врата, над которыми дрейфовали семь крепостей–станций оликсов и которые заслонял последний щит из девяти тысяч кораблей Решения. Все каллумиты расширили свои порталы, и из них принялись вылетать тяжелые крейсеры армады.
Бой продолжался два часа. Пространство вокруг врат заполнилось обломками и энергетическими выбросами и порой сверкало едва ли не ярче звезды, преломляя фотохимически активные взрывы в недолговечных асимметричных волнах. Но к тому времени, как орбиты Энсли и терминала червоточины совпали, в радиусе десяти миллионов километров от ворот не осталось ни одного оликса. Хотя десятки тысяч кораблей Решения торопились к вратам со всей системы.
— Они бросили всё, — сказала Ирелла. — Большинство станций кольца охраняются хорошо если десятком кораблей.
— Трудно будет защищать врата, когда мы пройдем внутрь, — заключило Кенельм. — Если пройдем.
— Защитникам нужно будет только немного прикрыть нас — чтобы мы успели запустить четвертую фазу.
— Наши сенсорные зонды сообщают, что граница открыта, — сказал Иммануээль. — Интерфейс представляет собой простой образец отрицательной энергии, который вроде бы не должен причинить вред.
Ирелла рассматривала мерцающий шар с величайшим недоверием.
— Мне это кажется маловероятным. Значит, на другой стороне должно быть что–то, что нападет на нас, когда мы войдем.
— Да, но не сразу. Внутри анклава время течет медленнее. Возможно, они только–только заметили наше присутствие. По их срокам потребуется несколько дней, если не больше, чтобы собрать флотилию и приготовиться к обороне.
— Как только мы войдем внутрь, мы окажемся в том же временном потоке и о «днях» можно будет забыть.
— Да, но пока у нас есть преимущество.
Ирелла бросила взгляд на приближающиеся орды кораблей Решения. Цифры внушали тревогу.
— Мы должны защитить терминал червоточины. Это же наш единственный выход отсюда.
— Принято, — отозвался Иммануээль. — Как только нейтронная звезда выйдет, мы тут же изымем терминал из системы. Оликсам как минимум придется разделить силы. Мы полагаем, что большинство войдет в анклав, преследуя нас.
— Хорошо. Так когда же мы войдем?
— Прямо сейчас, — заявил Энсли.
Ирелла почувствовала, как бешено забилось ее сердце. Пробиться к вратам было нелегко, но она была уверена и в боевых кораблях, и в тактике. А сейчас они воистину делали шаг в неизвестность.
При помощи нейронного интерфейса она собрала как можно больше тактических данных в режиме реального времени. Линейные крейсеры занимали позиции перед вратами, крупные гранулы выходили из червоточины. Едва они появлялись, медная оболочка отгибалась, обнажая орудийные платформы. Воздвигаемый защитный слой утолщался.
— Увидимся на той стороне, — бросил Энсли.
Ей хотелось крикнуть: «Подожди, нет, будь осторожен!» — просто что–нибудь, что могло бы помочь, что дало бы ему понять, что она беспокоится о нем. Но большой белый корабль плавно набрал скорость и легко скользнул сквозь мерцающую поверхность. Секундой позже за ним проследовал поток боевых кораблей армады. Терминал червоточины, поманеврировав, занял позицию всего в двух километрах от эфирной поверхности врат. Еще тысячи тяжелых крейсеров вырвались из червоточины и тут же нырнули в анклав.
— Есть ответ? — тревожно спросила Ирелла.
— Никакого, — ответил Иммануээль. — У меня нет контакта ни с одним из прошедших через врата аспектов моего комплекса. В сущности, та группа, что осталась снаружи, сейчас в меньшинстве. Наш интеллект сократился. Необычное обстоятельство. И оно приводит меня в замешательство. Быть разделенным на две сознательные сущности неестественно.
Ирелла переглянулась с Кенельм. Признание Иммануээля отчего–то деморализовало.
Большая часть армады уже вошла в анклав. Ну, по крайней мере, во врата, сказала себе Ирелла.
«Ох, святые, а что, если это самая хитроумная ловушка во вселенной? Что, если все расы, которым удалось вырваться из тисков вторжения, заманиваются сюда? Что, если…»
«Морган» ускорил ход — и через несколько секунд нос его ткнулся в зыбкий фотонный пузырь врат. Ирелла не могла вмешаться. Не могла уже ничего остановить, даже если бы использовала все доступные ей средства сети.
— О, черт!
Она зажмурилась, чтобы хоть как–то отгородиться от мучительной огненной смерти, которая вот–вот разорвет «Морган» в клочья.
И ничего.
Ирелла открыла глаза, огляделась. Тактические дисплеи быстро заполнялись: «Морган» восстанавливал контакт с армадой и… Энсли. Да!
Но с визуальным изображением определенно было что–то не так. В окнах кафе бешено кружились разноцветные облака. Корабль словно погрузился в атмосферу газового гиганта. Что, конечно, было не так. Ирелла просто не могла разобраться в перспективе — чтобы с чего–то начать.
— Великие святые, это туманность, — охнула она.
— О, значит, ты это сделала? — подал голос Энсли.
Ирелла облегченно вздохнула:
— Мы это сделали. Ну, и какие местные разведданные у тебя есть для нас?
— Даже моя сенсорная «листва» плохо видит сквозь этот мрак. Сейчас датчики рассеиваются, так что мы должны получить более внятную картинку, хотя это и нелегко. Хорошая новость заключается в том, что тут не так уж и много кораблей и ни один из них не находится близко к нам. Звезду окружают два энергетических обруча и еще несколько колец поверх них — полагаю, это генераторы экзотической материи, создавшие это место. Здесь есть только одна планета, газовый гигант; это тот участок туманности, который выглядит так, словно там пожар. Вижу огромный заряженный ионный хвост и тысячи маленьких лун на полярной орбите — это, наверное, корабли–ковчеги. Скоро мы, надеюсь, получим хоть сколько–нибудь приличное разрешение.
— И у оликсов нет тут никакой флотилии? — недоверчиво спросила Ирелла. Ей это казалось просто невозможным.
— Это одна большая плотная туманность, крошка. Здесь может прятаться что угодно, особенно если оно не движется с ускорением. Я засек какие–то странные… мерцания.
— Мерцания?
— Точки света, которые то появляются, то исчезают. Совершенно бессистемно.
— Столкновение ионизирующего излучения с частицами туманности?
— Не знаю.
— Они представляют потенциальную угрозу?
— Тоже не знаю. Еще какие–нибудь тупые вопросы?
Ирелла плотно сжала губы; ей было совсем не смешно.
— Мы отправим три линейных крейсера к ближайшему мерцанию, чтобы его исследовать, — решил Иммануээль. — Но остальная армада двинется дальше. Силы оликсов вскоре нагонят нас. Берем курс на газовый гигант. Этого достаточно — пока наша база знаний об анклаве расширяется.
Дрон–передатчик, снабженный тремя небольшими движками, от каждого из которых тянулись крохотные льдисто–голубые побеги электростатических разрядов, медленно поднялся в воздух на высоту человеческого роста, потом осторожно обогнул пещеру.
— Хватит, — сказал Юрий. — Работает.
В его сознании сомнения боролись с желанием.
Чтобы со всем этим покончить. Чтобы все закончилось.
Но он на собственном горьком опыте научился тому, что бросаться очертя голову во враждебную среду к добру никогда не приводит.
— Чувак, — пробурчал Алик, — первый полет братьев Райт и тот длился дольше[9].
— Ну, честно говоря, у них и пляж был побольше, — сообщил Каллум. — А мы с тех пор чуток набрались опыта полетов.
— Уверена, братья очень бы гордились всеми вами, — сказала Джессика. — Но сейчас в анклаве очень много человеческих кораблей. И они начинают удаляться от точки входа. Так что мы должны это сделать.
Юрий бросил взгляд на три других дрона, лежащих на неровном каменном полу.
— Сколько надо послать?
Каллум недоуменно посмотрел на него:
— Ну… всех, естественно. Второго шанса у нас не будет.
— Одного, — отрезала Кандара. — Мы выпустим одного. И как только он окажется снаружи, пошлем остальных.
— Мы отправим всех, — заявил Юрий, игнорируя удивленное выражение лица Каллума. — Сегодня не тот день, чтобы валять дурака.
— Яйца, — напомнила Кандара. — Корзина. Одна.
— Я согласен с Юрием, — сказал Алик. — Нам нужно выйти наружу и крикнуть. Господи, именно для этого мы здесь.
— Чертов тестостерон, — проворчала Кандара.
— Джессика, как далеко эти корабли? — спросил Юрий. Мысленным взором он видел то, что воспринимало полное сознание: огромный рой незваных гостей, аккуратным строем текущий сквозь туманность. Кораблей было несколько видов, и оликсы медленно классифицировали их.
— Они идут конусом за тем белым кораблем, из–за которого так нервничает полный разум. Похоже, они держат курс к газовому гиганту. Они направляются к нам!
— Время прибытия?
— По прикидкам полного сознания, пара часов.
— Часов? — переспросил Каллум. — Нам потребовалось несколько дней, чтобы добраться сюда по прибытии в анклав.
— Это боевые звездолеты, — сказала Джессика. — Я не шутила, когда сказала, что они быстрые.
— И немало их сенсоров будет направлено в нашу сторону, — добавил Алик.
— Ну ладно, — завершил Юрий. — К делу.
— Сперва нексус, — сказала Кандара. — Запасной вариант. Всегда должен быть запасной вариант.
Знаю!
— Да. Алик, ты сможешь пилотировать их?
— Конечно.
Алик поерзал на каменном выступе и закрыл глаза. Пять пауков–ползунчиков поднялись, «разминая» ноги.
— В туннеле никого из обслуживающих созданий, — доложила Джессика. — И Странная Квинта все еще блокирует восприятие нейростраты в районе ангара. Путь чист.
Дроны выстроились гуськом и покинули пещеру.
— Сколько? — коротко спросил Юрий.
Нексус нейростраты, идентифицированный Джессикой, размещался в одном из ведущих от ангара коридоров, так что ползунчикам придется сперва отправиться туда. В общей сложности до помещения с нексусом было около двух километров.
— Столько, сколько потребуется, — процедил Алик сквозь стиснутые зубы, не открывая глаз.
Каллум вскинул руку, как бы останавливая Юрия:
— Давайте просто сохранять спокойствие, ладно?
Он чуть не сказал: «Я-то спокоен». Но взял себя в руки и промолчал. Единственным его утешением было то, что другие напряжены не меньше.
Всего пара часов, и все закончится — так или иначе.
— Полное сознание что–то делает, — сообщила Джессика.
— Что? — одновременно спросили Юрий и Кандара.
— Какое–то оружие. — Джессика нахмурилась. — Не оружие. Нет. Анклав — оружие. Не понимаю. Оно думает, что может остановить флот.
— Мы должны предупредить их, — сказал Каллум. Три оставшихся дрона–передатчика поднялись.
— Подожди! — воскликнул Юрий. — Ничто из того, что мы можем сказать, ничего не изменит. Если на них нападут, они, черт возьми, и сами об этом узнают, так? Нам нужно сосредоточиться на том, чтобы сообщить им, где мы. И чтобы у нас был хоть какой–то на это шанс, нам надо отрубить нексус. Алик, сколько еще?
— Спроси еще раз, ублюдок, и, клянусь, я приведу их назад и сожгу дотла твою гребаную задницу!
Юрий пожал плечами, глянул на Каллума, закрыл глаза и попросил Бориса вывести тактическую карту. Тонкие паутинки, тянущиеся от спин пауков–ползунчиков, обеспечивали высококачественное изображение того, что видели дроны. А они уже приближались к ангару.
Резкое потрясение, которое испытало полное сознание, нарушило концентрацию. Юрий попытался сосредоточиться на потоке чужих мыслей, но увидел только какой–то… сгусток? Что–то двигалось сквозь туманность анклава. Только вместо того, чтобы разгонять завитки разноцветного газа, пятно словно бы всасывало в себя пряди.
— Что за хрень?
— Черт возьми! — воскликнула Джессика.
Юрий даже не знал, чему удивляться больше: тревоге полного сознания или ругани неаны.
— Что это за штука?
— Звезда.
— Что?
— Это нейтронная звезда! Вторгшиеся в анклав принесли с собой нейтронную звезду. Они собираются нанести ею удар по звезде анклава.
— Невозможно, — выдохнул Каллум. — Это же будет… Полный ад!
— Что будет? — с трудом сдерживаясь, поинтересовался Юрий.
— Новая, — ответила Джессика. — Если повезет.
— Повезет?
— Технически это умный ход, — сказал Каллум. — Уничтожить энергетические кольца на пути к звезде, что погубит анклав. Так что нас выбросит обратно в прежнее пространство–время.
— Ох, Матерь Мария, — вздохнула Кандара. — Мы окажемся прямо возле звезды врат.
— «Возле» — понятие относительное, — сказал Каллум. — Но да, это двойная система. И если звезда такого размера станет новой…
— Это спровоцирует и другую, — сообразил Юрий.
— Мы можем оказаться в центре сверхновой.
— Но эти, которые вторглись, должны это знать, верно? — сказал Алик. — Они наверняка наметили путь к отступлению.
— Конечно, — ответила Джессика. — Корабли вторжения движутся сюда, а здесь находятся корабли–ковчеги. Так что у них должна быть стратегия.
— Отлично, — заключил Юрий. — Так давайте поможем им. Алик?
Алик злобно зыркнул на него и тут же снова зажмурился. Его глянцевая, пластмассовая на вид кожа даже немного сморщилась от напряжения. Юрий проверил данные и убедился, что пауки–дроны покидают ангар, двигаясь по коридору, который приведет их в камеру нексуса. Двое суетливо бежали по полу, остальные почти так же быстро перемещались среди переплетения труб, тянущихся по стенам и потолку. Юрий не мог не признать, что Алик прекрасно справляется с пилотированием ползунчиков.
Он проверил сенсорные кластеры в ангаре, потом коридор, куда удалилась Странная Квинта, — там ничего не двигалось.
— Ну, идем? — спросил Каллум. Он мелко дрожал, словно собираясь начать гонку.
— Вторжение займет несколько часов, — сказал Юрий. — А Алик выведет ползунчиков на место уже через несколько минут. Так что не будем все портить из–за того, что не можем чуть–чуть обождать.
Каллум издал стон разочарования, проигнорированный Юрием.
— Полное сознание сплачивается, — предупредила Джессика.
Попытавшись разобраться в потоке чужих мыслей, Юрий ощутил только давление. Полное сознание каким–то образом сжимало, уплотняло анклав — и процесс этот поглощал феноменальное количество энергии, создавая опасную нагрузку на силовые кольца звезды. Ничего из этого Юрий не понимал. Так что…
«Сосредоточься на том, чего можно достичь».
Дроны–ползунчики наконец добрались до огромной пещеры, набитой всяческими механизмами, живыми трубами и гигантскими резервуарами размером с городской квартал: мрачное напоминание о временах земных нефтеперерабатывающих заводов, дополненное темными лужами, протекающими стыками и слоистым неряшливым туманом. Все пять пауков быстро взобрались на странную кривую колонну из стекла и карбона, огибая наросты свежей зеленой листвы, спаянной с плотно упакованными внутренними волокнами.
— Так, я на месте, — сообщил Алик. — Могу ослепить нейрострату этой секции, как только скажете.
— Каллум, Кандара, — сказал Юрий. — Приступайте.
Дроны слаженно двинулись к выходу из пещеры; воздух, возмущаемый крохотными голубыми струйками их выхлопов, чуть колебался, но дроны двигались практически бесшумно. Влетев в туннель, они устремились к ангару. В огромном пустом пространстве дроны буквально затерялись. А через несколько секунд они уже оказались у открытого входа.
И остановились, просто зависнув в воздухе, максимально приглушив ионные выбросы.
— Какого хрена? — воскликнул Юрий.
— Ох, черт, — простонал Каллум. — Они врезались в мембрану. Та затвердела.
— Но мы же легко пролетели сквозь нее, — запротестовал Алик. — Как и все транспортные корабли; влетели и вылетели.
— Это было, когда ангар использовался, — сказал Каллум. — Тогда единое сознание оставило мембрану неплотной. А теперь она затвердела, предотвращая утечку атмосферы. Значит, дронам не пройти. Ни дронам — ничему.
— И что нам делать? Нам же нужно вывести передатчики наружу.
Юрий взглянул на Кандару. Судя по ее лицу, она уже знала, что он собирается сказать.
— Мы пойдем в ангар и ликвидируем генератор мембраны. Физически.
Ни один из кораблей оликсов в анклаве не летел на перехват армады. Некоторые в самом начале попытались, но потом из врат появилась нейтронная звезда, и оликсы поспешно изменили курс.
— Как думаешь, они ждут подкрепления? — спросила Ирелла.
— Мы не уверены в их тактике, — сказал Иммануээль. — Похоже. Никто не последовал за нами во врата. Это странно, с учетом того количества кораблей, которые находятся в наружной системе. Возможно, в анклаве есть еще не замеченные нами корабли Решения.
— Но они должны знать, что Энсли расправится с силовыми кольцами точно так же, как он сделал в системе врат. Если они хотят остановить нас, то должны были быстро организовать сопротивление. Если только… — Нет, конечно же, нет. — А что, если они смирились с проигрышем?
— Насколько мы разбираемся в характере оликсов, это весьма маловероятно.
— Да. — Она вновь, на сей раз почти без содрогания, посмотрела на нейтронную звезду. Генераторы клетки выполнили последние корректировки курса и отключились, дав возможность звезде самостоятельно пролететь конечный участок траектории. При ее нынешней скорости нейтронной звезде потребуется два дня, чтобы достичь звезды анклава. — Я всегда считала, что тащить сюда нейтронную звезду было перебором, но теперь, когда я увидела, что соорудили тут оликсы, мне кажется, что вы приняли правильное решение.
— Это наша гарантия — на тот случай, если Энсли потерпит неудачу. Удар уничтожит звезду и анклав. И, каким бы ни был исход для нас, оликсы уже никогда не восстанут.
— Что ж, давайте просто надеяться, что мы сможем достичь большего.
— Тридцать минут до точки замедления, — объявило Александре. — Десантным кораблям — боевая готовность.
Ирелла активировала иконку взвода:
— Удачи, ребята. Да пребудут с вами Святые.
Ей ответил радостный нестройный хор. Едва получив доступ к сенсорам десантного корабля, она поняла, насколько бессмысленной была визуальная обратная связь. Темные, громоздкие механизмы в промышленного вида тисках висели в галерее, набитой таким количеством запутанных, переплетенных кабелей, что казалось, их произвел на свет гигантский, страдающий диареей паук. Ничего человеческого видно не было; установить хоть какую–то эмоциональную связь не представлялось возможным. И не смогла она в последний раз увидеть лица парней.
«Но я их помню. Остальное неважно».
Ирелла переключилась на внешние камеры «Моргана», наблюдая, как десантные корабли вылетают из своих труб — массивные черные клинья со сдвоенными жалами, торчащими из носов, такие отчетливые на фоне размытых радужных спиралей туманности. Корабли набирали скорость, чтобы выстроиться кольцом в тысяче километров от «Моргана».
Именно тогда она и увидела мерцание — загорающиеся и гаснущие огоньки, словно «Морган» летел среди разбросанных в пространстве микрозвезд.
— Эй, мы еще не выяснили, что это за штуки? — спросила она. — Они словно прыщи на континууме анклава, этакие дефекты, искажающие свет.
Последовала долгая пауза, потом раздался голос Иммануээля:
— Идет выяснение.
— Что?
— Подтверждение интеграции аспекта.
— Иммануээль?
Ирелла повернулась к Кенельм, которое хмурилось, явно озадаченное не меньше нее. Сеть «Моргана» начала анализ защищенных каналов связи армады.
— Энсли, ты поддерживаешь контакт с Иммануээлем?
— Частичный. Какой–то сбой. Оликсы создают помехи. Веду анализ.
Ирелла проверила дисплей тактического статуса:
— Ну вот. У меня проблема с доступом к твоей «листве».
Огни кафе замигали, потом успокоились. Ирелла озадаченно уставилась на светящиеся полосы. Часть ее тактического дисплея застыла, потом цифры и графики пустились вскачь, превращаясь в бессмысленные размытые пятна.
— Какого черта? Они запустили в нашу сеть вирус?
— Энсли?
— Святые!
— Гендес «Моргана» не отзывается, — встревоженно сказало Кенельм. — За эту секцию корабля отвечает отдельная установка. Похоже, сетевые узлы вышли из строя. Осуществлен вброс большого объема данных, вот протоколы безопасности и активировались, изолировав каждый физический сектор сети.
— Святые! Как они это сделали? Как занесли вирус в наши системы? Комплексы ведь полностью перестроили «Морган».
Взгляд, который оне бросило на нее, сказал все, что Ирелла хотела знать. Они разом подумали об одном и том же — о проникновении агентов оликсов.
«И я знаю одного человека, который был с нами очень долго, так долго, что даже записей о нем не существует. Только картинка в книге…»
Она воспользовалась интерфейсом, проверяя, где можно взять личное оружие. Палубой ниже.
«Значит, придется импровизировать?»
В кафе много столовых приборов.
«Спокойствие. У меня нет доказательств. Пока нет».
— Я не знаю, — сказало Кенельм. — Но гендес вычислит и уничтожит любой вирус.
— Верно, — кивнула Ирелла, надеясь, что оне не сумеет прочитать ее мысли и сомнения. — Энсли, мы думаем, что «Морган» заражен.
Иконка Энсли оставалась неизменной, но ответа не последовало. Ирелла воспользовалась субсетью палубы, чтобы получать сигналы от любых внешних датчиков корпуса, до которых возможно дотянуться. Обзор получился ограниченный, но несколько десантных кораблей, занимающих позицию в тысяче километров от «Моргана», она все же увидела. На вид с ними все было в порядке. Вдалеке маячила белая точка Энсли. Ирелла разглядела даже завихрения газа, потревоженного его прорывом сквозь туманность. Сразу за кораблем завитки застыли в неподвижности, но внешняя «листва» как будто все еще колебалась. Трудно было сказать наверняка. А странные, искажающие свет точки вокруг Энсли множились и множились; их было уже столько, что они мешали обзору.
— Ох, святые! — Ирелла навела фокус. Мерцание в строях армады участилось и сделалось ярче. — Это не сетевой вирус. Это они что–то делают с нами.
— Что?
— Не знаю. Похоже на… Ох, дерьмо! Тиллиана?
Ответа не последовало.
Ирелла поспешно активировала значок общей связи. Внутренние системы корабля должны были быть защищены от любого радиоэлектронного воздействия.
— Кто–нибудь? Это Ирелла. Кто–нибудь на «Моргане» меня слышит?
Дисплеи сообщили, что каналы открыты, но никто по–прежнему не отзывался.
— Что происходит? — спросило Кенельм.
— Это мерцание, которое мы видим, — линзовый эффект от «прыщей» на континууме анклава, — сказала Ирелла. — Оликсы что–то меняют. Думаю, они замедляют время вокруг армады.
«Но почему это влияет на нашу внутреннюю сеть?»
— Вот черт.
Ирелла проверила нейтронную звезду и обнаружила, что ее окружают отблески искаженного света. Здесь, однако, огоньки выглядели перекошенными и нечеткими, они дрожали, как мучающиеся живые существа. И туманность вокруг них флуоресцировала гораздо ярче.
— Мне нужно поговорить с Тиллианой и Элличи. Надо добраться до их тактической командной каюты.
Кенельм неохотно кивнуло:
— Да.
— Это на двадцать пятой палубе. Пошли.
Они вместе вышли из столовой. На ходу Ирелла попыталась изучить диаграмму корабельной сети.
— Не понимаю, — пожаловалась она. — Протоколы безопасности блокируют входные сигналы с некоторых палуб, где скорость передачи данных запредельно высока, в то время как некоторые из них мертвы.
Они добрались до портального хаба. Ирелла в смятении огляделась. Края каждого портала светились красным, а середины почернели и выглядели абсолютно непроницаемыми. Она никогда не видела их в таком состоянии.
— Хреново, — сказало Кенельм.
— Точно.
Интерфейс вывел схему палуб «Моргана». Ирелла представляла планировку отсека жизнеобеспечения, но только в общих чертах.
Вот что происходит, если постоянно пользуешься порталами.
Секция обеспечения имела три основные шахты технического обслуживания, проходящие через все палубы; в них скрывались трубы, воздуховоды, кабели, а также винтовые лестницы, вьющиеся вдоль стен, и центральная колонна, по которой ездили вверх и вниз дистанционки.
Ирелла с Кенельм направились к ближайшей шахте. Через интерфейс Ирелла проверила, можно ли как–нибудь соединиться с передатчиком на корпусе. Оказалось, что можно; нужно только направить энергию аварийного элемента питания к резервному модулю и воспользоваться альтернативными кабелями передачи данных для обеспечения надежной связи.
Ирелла остановилась, сосредоточившись на настройке.
До процедур управления передатчиком она добралась, но оказалось, что к навигационным данным он доступа не имеет, так что воспользоваться прямым лучом невозможно, потому что она понятия не имеет, где находится сейчас десантный корабль Деллиана по отношению к «Моргану». Так что пришлось довольствоваться общей трансляцией.
«Я помогу тебе. Я буду твоим ангелом–хранителем, в котором ты так нуждаешься».
— Вызываю взводного Деллиана. Говорит Ирелла с «Моргана». Ты слышишь?
Ответа не было. Она загрузила избирательные фильтры и приказала устройству расширить спектр приема — получив в награду шквал помех. Тогда она отключила ограничители, повышая мощность передатчика — настолько, насколько осмелилась.
— Это Ирелла с «Моргана». У нас проблемы со связью. Думаю, оликсы меняют временной поток. Кто–нибудь слышит меня?
По–прежнему ничего. Она повторила вызов еще несколько раз — безрезультатно. Туманность, гигантское ионизирующее поле, должно быть, блокировала сигнал. Поэтому Ирелла поставила сообщение на повтор и загрузила программу мониторинга, оценивая выходную мощность приемника.
— Ни до кого не достучаться, — сказала она уныло.
Кенельм рядом не оказалось.
Ирелла нахмурилась и огляделась:
— Кенельм?
Нет, оне нигде не было видно. Ирелла велела своей инфопочке дать пеленг, но инфопочка Кенельм не ответила.
Это же невозможно. Инфопочки способны напрямую связываться друг с другом на расстоянии до километра. А оне было тут секунду назад.
Все недоверие, которое она испытывала к Кенельм, накрыло ее адреналиновой волной. Иреллу бросило в жар, сердцебиение участилось. Рефлекс «бей или беги» заставил ее принять что–то вроде боевой стойки, в сознании всплыла какая–то мешанина полузабытых приемов. Ирелла резко развернулась, напряженно обшаривая взглядом помещение.
Ярко освещенный коридор плавно изгибался впереди и сзади, совершенно пустой. Безобидный — и все же вдруг ставший невероятно зловещим.
И не было ничего, что она могла бы использовать в качестве оружия. В голове промелькнула мысль, не сбегать ли обратно в столовую, чтобы вооружиться чем–нибудь.
«О да, вилочкой для торта; это очень поможет. Святые!»
Впереди, в трех метрах от нее, располагался перпендикулярный коридору проход. Согласно схеме корабля, вел он к одной из опорных шахт. Ирелла двинулась к нему — напряженная, сосредоточенная на том, что может скрываться там, лихорадочно прокручивая в голове всевозможные кошмарные сценарии. Рой монстров, прущих из дверей шахты. Охотничьи сферы, несущиеся по коридору со сверхзвуковой скоростью, преследующие ее. Кокон Дела, свисающий с потолка, как какая–нибудь гнилая паучья еда.
«Прекрати».
Она заглянула в проход — всего на миг — и тут же нырнула обратно, на тот случай, если кто–нибудь вздумает в нее выстрелить.
«Ну да, системы наведения ведь такие медленные. Давай же, соберись».
Однако и от увиденного мельком она содрогнулась и взвизгнула. Маленькими шажками выдвинулась на середину прохода, лицом к двери опорной шахты, до которой было метров тридцать.
В пяти метрах от нее, в коридоре, вниз лицом лежало Кенельм. Ирелла знала, что это Кенельм; оне было в сине–зеленой тунике. Но оне было мертво уже давно. Ирелла видела голову — с иссохшими, сморщенными лохмотьями кожи на черепе, гнившими так долго, что от них уже мало что осталось. Тело окружало расползшееся омерзительное пятно, только органические жидкости давным–давно высохли.
Но…
Эти раздутые ноги, эта разлагающаяся, отвратно–зеленая плоть…
Ирелла стояла и смотрела, окаменевшая от потрясения и непонимания.
«Оликсы не замедлили время, — догадалась она наконец. — Они его ускорили. Но как это убило Кенельм?»
Это не имело смысла. Если бы Кенельм вошло в зону с ускоренным потоком времени, оне бы просто стало жить на такой скорости. Точно так же, как жил в замедленном потоке «Морган», когда они летели по червоточине.
Она снова уставилась на тело. Распухшие ноги сморщивались, плоть темнела, а пергаментная кожа на голове исчезала, превращаясь в ничто, и клочья волос падали на пол.
— Разная скорость, — прошептала Ирелла. — Градиент.
Зона быстрого течения времени не имела четкой границы. Время разгонялось на участке в нескольких метрах от того места, где стояла Ирелла, — с обычного темпа до такого, при котором человеческий труп разлагается за пару минут. Инфопочка сказала, что такой распад должен занять годы.
Великие Святые! Ирелла невольно сделала шаг назад. Этот градиент, каким бы коротким он ни был, смертелен для любого живого существа. Вступи в него — и все части твоего тела будут жить с разной скоростью. Кровообращение станет невозможным, нервные импульсы потекут от быстрых участков к медленным, перегружая аксоны до полного выгорания, и синапсы мозга откажут, не справившись с мыслями.
Ирелла сглотнула подкативший к горлу комок желчи. Начальная инерция будет поддерживать движение по градиенту. Но… когда ты начнешь падать, часть тебя будет мертва уже год, в то время как остальное…
Она упала на колени, захлебываясь рвотой. Но даже сейчас Ирелла не могла отвести глаз от трупа.
Значит, вот что произошло с «Морганом». Оликсы перемешали временной поток, сделав его сегментированным. Одни участки стали быстрыми, другие — медленными; именно поэтому поток сетевых данных в некоторых секторах увеличился, а в других замедлился настолько, что даже не регистрировался. То же самое случилось и со всеми аспектами комплекса. Дело не в прямом сбое связи; просто они оказались разделены во времени. Оставшись в одиночестве.
Кратковременное разделение всего–то на два сознания, когда его аспекты влетели в анклав, привело Иммануээля в сильное смятение. А теперь каждый из его аспектов одинок. И все аспекты комплексных людей будут разъединены. Разрозненная армада… Разбитая.
Ирелла судорожно вздохнула, выплевывая последние горькие капли. Потом медленно попятилась от прохода, в ужасе от судьбы, поджидающей любую ничего не подозревающую душу, пересекающую невидимую границу. И резко остановилась. Она понятия не имела, где могут начаться другие искаженные временные потоки.
«Думай. Должен быть какой–то способ обнаружить их».
Сначала — обзор сбоев в сети. Конечно, коридор, ведущий к вспомогательной шахте, не имел никакого оперативного соединения со всей секцией. Используя это как основу, Ирелла начала вычерчивать другие пустые области секции жизнеобеспечения. Картинка складывалась. И была она обнадеживающе простой. «Морган» разделился на слои — медленные, обычные, быстрые. Сравнение скорости передачи данных при обрушении сети показало различие потоков, но только приблизительно. Ирелла получила представление о территории, на которой время изменилось, но сказать, где именно проходят границы, не представлялось возможным.
«Что же может их выдать?»
Ирелла переключила оптику в инфракрасный режим, задав максимальную чувствительность. Очищенный воздух, нагретый до температуры ровно двадцать один градус по Цельсию, вырывался из расположенных вдоль пола вентиляционных отверстий и всасывался такими же отверстиями под потолком, чтобы пройти через фильтры. Это течение было медленным, едва заметным. Но и малейших температурных различий достаточно, чтобы распознать циркуляцию.
Ирелла вгляделась в проход. За трупом Кенельм воздух клубился, как сверхзвуковой облачный покров газового гиганта. Она уважительно кивнула и отступила чуть дальше.
Зона обычного времени, в которой она находилась, похоже, занимала четыре палубы и больше половины секции жизнеобеспечения. Сюда, кажется, входили все жилые помещения: личные каюты экипажа, несколько комнат отдыха и столовых, спортзал, медицинский отсек и помещения со вспомогательным оборудованием. Питание от основных корабельных генераторов не поступало; все работало от местных резервных квантовых батарей. Быстрый расчет показал, что палубы, на которых она застряла, способны поддерживать жизнь одного человека, обеспечивая его продовольствием, в течение следующих трехсот семидесяти двух лет — при условии бесперебойной работы оборудования. Тут отсутствовали инициаторы, которые могли бы произвести запасные части, если что–то серьезное выйдет из строя. Затем Ирелла поняла, что у нее нет возможности перемещаться между палубами. Порталы закрыты, а до служебных шахт, где есть лестницы, ей не добраться.
— О великие святые!
Ирелла вернулась в столовую. Без сети бульвар Сен–Жермен зациклился, обрекая счастливых стильных парижан на одну и ту же утреннюю прогулку каждые семь минут. Подумать только, какая ирония — сидеть во временном пузыре, наблюдая этот замкнутый цикл! Ирелла поспешно отключила окна.
И что теперь?
Она не была уверена, что аспекты корпуса по отдельности достаточно умны, чтобы решить проблему. Они еще на нейтронной звезде освоили технологию управления временными потоками, создавая свои домены, но в случае с колоссальным анклавом им пришлось бы снова объединиться, чтобы противостоять ему. Очевидным — и, по сути, единственным — решением было уничтожить энергетические кольца вокруг звезды. Без них анклав непременно падет. Но «контрастные» временные потоки, точно чума, пресекли любые действия людей, не говоря уже о полете к звезде и атаке на кольца.
Значит…
Значит, нужно каким–то образом воссоединить «Морган», устранить разницу в потоках времени. И когда корабль вновь станет единым целым, можно будет начинать сопротивляться.
В секции жизнеобеспечения имелась собственная регулирующая время установка, необходимая во время полета по червоточине.
«Если я смогу включить ее, это защитит нас от темпоральных искажений оликсов».
Но, конечно, Ирелла не могла включить блок, потому что сеть «Моргана» не работала, — а если бы и могла, это всего лишь защитило бы секцию жизнеобеспечения от атаки.
«Мне нужен весь корабль, объединение всего, что находится внутри корпуса».
Она представила себе корабль, окруженный защитной оболочкой, отражающей искажения, и в голове ее возникла идея. На фундаментальном уровне внутренний континуум анклава ничем не отличается от червоточины. Оба они — не что иное, как плод манипуляции с пространством–временем посредством сложноорганизованной экзотической материи. Проводники отрицательной энергии «Моргана» также направляли эту псевдоматерию, позволяя кораблю лететь вдоль червоточины. По всему фюзеляжу располагались сотни таких проводников. Если бы можно было активировать их и перенастроить их функцию на отклонение временных искажений, весь «Морган» вновь оказался бы в одной часовой зоне.
Но тут опять возникала извечная проблема «курица или яйцо». Нужно обеспечить корабль единым потоком времени, чтобы активировать проводники — что даст кораблю единый поток времени.
— Ненавижу парадоксы, — заявила она пустой столовой.
Все проводники на корпусе должны быть активированы одновременно. Это возможно только в том случае, если субсеть каждой секции будет знать, когда их включать. Но для этого нужно как минимум загрузить инструкцию в каждую местную субсеть. Попытка перемещаться между временными потоками равнозначна смертному приговору.
— Для людей! — торжествующе выкрикнула Ирелла.
И тут же отправила сигнал своему киборгу.
— Ох, гребаные святые.
Бесполезно; киборг хранился на складе сорок шестой палубы, в трех временных зонах отсюда. Абсолютно вне досягаемости. Поэтому она провела инвентаризацию всех дистанционок палубы тридцать три. Доступными оказались больше дюжины маленьких уборщиков и даже три небольших ремонтника, плюс…
— ДА!
Она бросилась было бегом, но все–таки сдержалась, перейдя на разумный темп, пользуясь оптикой интерфейса, чтобы отслеживать любые признаки еще не нанесенной на виртуальную карту границы. Неиспользуемая каюта располагалась через пять дверей от той, что делили они с Деллианом.
Резонно.
Дверь открылась, и она заглянула внутрь. Включился свет. Там на неоттекстурированном параллелепипеде кровати неподвижно сидел андроид Энсли. Интерфейс немедленно подключил ее к нему. Грудная полость андроида содержала огромный нейронный массив, находящийся в режиме ожидания. Ирелла осторожно выбрала программу, которой уже пользовалась раньше, когда внедряла свое сознание в сеть «Моргана». Только на этот раз будет по–другому; на этот раз она не останется подключенной к андроиду.
Процесс усовершенствования до уровня комплекса, до становления чем–то большим, чем ты один, был сложен. Часть времени она с нетерпением ждала его запуска, а остальную часть — боялась, что структура ее личности, ее воспоминания не просто дублируются, но методично удаляются из биологического мозга, поглощаемые массивом андроида. Конечно, глупо было так думать, но это ее — ее собственная! — слабость.
И в итоге, вот она — два разума Иреллы, удерживаемые в идеальной гармонии единой мощнейшей связью. Ирелла отключила связь.
Она открыла глаза и увидела… андроида.
«Слава святым, я — это настоящая я, изначальная».
Уголки губ андроида опустились.
— Извини, — сказала она.
— Я снова стану тобой, — откликнулся он. — Когда все закончится.
— Теперь все зависит от тебя. Может, ты потом и не захочешь.
— Ты знаешь ответ на этот вопрос и знаешь, что просто высказываешь свое беспокойство, чтобы его опровергли, черпая в этом уверенность.
— Да.
— Так что этого не случится. Комплекс явно не для нас.
— Не сейчас. Но мы с тобой разъединены. И с этого момента расхождение будет увеличиваться с каждой секундой. И в секторах быстрого времени ты проживешь годы — возможно, десятилетия. Различия станут… значительными.
— Как только наши аспекты воссоединятся, различий не будет.
— Я не аспект. Я Ирелла.
— Мы — аспекты.
— Нет. Ты — искусственная личность, функционирующая в массиве, никогда не предназначавшемся для тебя.
— И все же вот я. — Андроид поднялся, посмотрел на себя и усмехнулся: — И отличия не только в массиве.
— Ох, святые.
Она тоже невольно ухмыльнулась; и губы ее дернулись точно так же.
«Возможно, мысли обладают собственной запутанностью, больше духовной, чем квантовой?»
— Нам лучше заняться делом, — сказал андроид.
— Да. Думаю, тебе лучше на чем–то поехать. Не уверена, что даже ты способен скоординироваться, проходя через градиент.
— Знаю. Кресло подойдет.
— Да.
Говорить что–то еще не было смысла. Копируя себя, она размышляла о том, как лучше всего добраться до лестницы. Значит, это знал и андроид.
Андроид взял кресло с колесиками и без усилий понес его к проходу. Там, у перекрестка, он сел — лицом к трупу Кенельм. Разложение прогрессировало. Скелет распался на части, поскольку суставы отделились друг от друга, кости осели, туника распласталась по ним. Череп перекатился, пустые глазницы уставились в потолок.
Ирелла ухватилась за спинку кресла и потянула на себя, проверяя, насколько легко оно катится.
— Постарайся не наехать на скелет, — сказал андроид.
Замечание, не достойное ответа.
— Готов?
— Риторический вопрос.
Ирелла собралась и побежала к проходу, толкая перед собой кресло. Сильно толкая. А потом отпустила его — и резко остановилась, замахав руками, ловя равновесие.
«Только бы не упасть вперед».
Кресло с грохотом покатилось дальше, легко пересекло границу, и бешеные воздушные потоки захлестнули его. Вот оно миновало скелет…
И андроид исчез. Так быстро, что даже размытого пятна не осталось.
Ирелла испустила долгий вздох облегчения. Кресло оставалось несколько секунд в том же положении, потом ей показалось, что она заметила какую–то тень, мелькнувшую позади него, — тень, двигавшуюся со скоростью молнии. Затем появилась небольшая колесная платформа с одинокой вертикальной штурвальной колонкой в центре. Платформа пересекла границу. На ней стоял андроид Энсли — и еще четыре таких же андроида, только бесполых и с кожей почти столь же черной, как у Иреллы.
— Что случилось? — спросила она.
Четверо чернокожих андроидов спрыгнули на пол и поспешили прочь по коридору.
— Эй! — возмущенно пролепетала она.
— Мне очень жаль, — сказал андроид Энсли, сходя в платформы.
— Что? Почему?
У нее возникли дурные предчувствия.
На оптике Иреллы замигала ее собственная иконка. Но она не решилась открыть ее, догадываясь, что воспоминания будут плохими.
— Просто скажи. Мы можем изменить временные потоки?
— Полагаю, да. Остальные наши ушли, чтобы начать процесс. Ирелла активировала иконку…
Ощущения были как при пробуждении. Сознание поднималось из туманной тьмы, неся с собой память о том, кем она была и что сделала, чтобы восстановить свою личность. Она самоопределилась — не было ни сомнений, ни биомеханической тревоги за андроида Энсли. Однако его проход через градиент был мучительным. На внутреннюю сеть обрушилась лавина помех, массив в груди бессистемно сбоил. Ей казалось, она теряет рассудок… в некотором смысле так и было. Она сопротивлялась, помещая драгоценные воспоминания в глубокие хранилища, а кресло все ехало и ехало через градиент, и маленьким колесикам требовались долгие томительные дни, чтобы совершить один–единственный оборот. Наконец безумные временные потоки сгладились, и сознание вернулось в полном объеме. Время вновь сделалось целым. Она встала и поспешила к лестнице. Поднялась на двадцать пятую палубу. Палуба состарилась. Огни потускнели, некоторые вообще не горели. От воздухораспределительных решеток черными языками пламени тянулись по стенам полосы пыли. Краски повсюду поблекли — она оказалась в мире тусклой пастели. Пол перед тактической рубкой истерся, из–под тонкого ламината проглядывал металл.
«Сколько же прошло времени?» — гадала она.
В рубке никого не было. Но когда–то там кто–то был. Больше половины комнаты занимала огромная гора мусора — в основном старых подносов с остатками еды, давно высохшими и затвердевшими, но все еще источающими мерзкое зловоние.
«Погоди–ка. Что? У андроида есть обоняние? Зачем?»
Она торопливо закрыла дверь. Тактическая рубка, должно быть, использовалась в качестве свалки. Потом она осознала размер кучи.
«Святые, сколько же подносов там было? Сотни? Нет, больше похоже на тысячи».
Сколько прошло времени?
— Тиллиана? Элличи? Александре?
Нет ответа. Программы управления андроидом были сложными; чтобы разобраться в структуре системы связи, пришлось сосредоточиться. В этом секторе имелась функциональная субсеть, хотя некоторые узлы и бездействовали. Иконка журнала технического обслуживания увеличилась, предоставляя детальную информацию о неполадках. Узлы начали выходить из строя одиннадцать лет назад.
«Одиннадцать лет?»
Она запросила подробности. Изо рта вырвался крик ужаса, взлетела рука, чтобы приглушить его. Раздвоение. Полное раздвоение. Рука — ее рука — была белой, и несколько секунд она не могла понять почему. Потом вспомнила, что она в теле андроида. Странно, как она приспособилась — за считаные минуты. Но шок осознания оказался достаточно силен, чтобы разрушить этот уют. Согласно журналу, узлы первоначально отключились от сети «Моргана» девяносто семь лет назад.
— Ох, святые, нет. Нет, нет, нет!
«Этого не может быть».
Она побежала, открывая каждую попадающуюся на пути дверь. За десятой обнаружилась столовая. Здесь тоже валялось много подносов, посвежее, чем в конференц–зале. Объедки подсохли не все, и запах стоял посильнее. Стеновые панели вокруг пищевых принтеров были сняты. Кто–то чинил машины; две стояли открытыми и частично разобранными. Их сложные комплектующие подключили к оставшемуся принтеру при помощи грубых шлангов и кабелей. Ирелла заглянула в меню принтера: очень скудное, в основном супы и рогалики. Имелось еще некоторое количество фруктовых заправок, а из молочного производиться могло только собственно молоко да сыр. На всем твердом стояли пометки об ошибке; продукт выходил только пастообразный. Резервуары с питательными веществами были практически пусты — в них не осталось и пяти процентов биогенов.
Ирелла, пошатываясь, вышла из столовой. Палубой ниже располагался медотсек; если Тиллиана, Элличи и Александре выжили, они могут быть там. Она спустилась по лестнице, заставляя себя поторапливаться. Дверь госпиталя была открыта — ее механизм не работал. Внутри все пять медицинских отсеков явно подвергались ремонту: крышки сняты, деликатные внутренние системы обнажены, и видно, что в них копались, неумело пытаясь что–то исправить. Тело андроида не обладало программой непроизвольных мышечных сокращений, но Ирелла определенно чувствовала, что ее бьет дрожь.
Вернувшись в коридор, она осмотрела пол и обнаружила бросающиеся в глаза потертости — следы, ведущие к нескольким каютам. В первой было темно и тихо; во второй тоже. Однако, приблизившись к третьей, она услышала оркестровую музыку. Когда дверь открылась, звук стал таким громким, что Ирелла замешкалась на пороге. Текстура стен каюты воспроизводила великолепный туринский оперный театр Реджо — в его первоначальном виде, каким он был в восемнадцатом веке. Зрительный зал был полон мужчин во фраках и женщин в длинных вечерних платьях, в оркестровой яме играли музыканты, по сцене вышагивали актеры в аутентичных костюмах. Подпрограмма определила представление. Опера «Богема». Пуччини.
В первом ряду партера сидела старая женщина в экстравагантном, обшитом кружевом платье, которое ассоциировалось у Иреллы со сварливыми вдовствующими знатными дамами из романов Джейн Остин. Если бы не причудливое одеяние, легко можно было бы представить, что эта старуха шагнула на «Морган» прямо из эпохи неолита. Визуальная подпрограмма определила с вероятностью в сорок три процента, что это Тиллиана. Предельно сосредоточившись, Ирелла и впрямь улавливала черты, которые знала всю свою жизнь, — состарившиеся и истершиеся за девять десятков лет.
Она опустилась на колени рядом с Тиллианой.
— Тилл? Тилл, это ты?
Ошеломленная Тиллиана уставилась на нее и жалобно запричитала:
— Кто ты? Ты не из труппы. Я не текстурировала тебя. Ты оликс? Ты пришла за нами?
— Нет, я не оликс. Я человек, честное слово.
Оркестр перестал играть, и актеры на сцене замерли. Ирелла старалась не обращать внимания на то, что весь зрительный зал смотрит сейчас на нее.
— Так долго, — пробормотала Тиллиана. — Знаю, это кара. Мы страдаем в наказание за то, что пришли в анклав.
Ирелла потянулась к иссохшим, похожим на птичьи лапы рукам Тиллианы, но та их отдернула.
— Нет, Тилл. Я не оликс. Я Ирелла, но я в теле андроида Энсли. Ты помнишь меня? Помнишь андроида? Помнишь, когда мы прибыли к нейтронной звезде, мы думали, какой он смешной и какое это ребячество со стороны Энсли — не носить одежду?
— Энсли? Энсли был прекрасен. Корабль, какой могли построить лишь на самих небесах.
— Да. Да, он прекрасный корабль, лучший корабль. А я, Тиллиана? Ты помнишь меня? Иреллу?
— Я помню Иреллу. Мы потеряли ее, когда пришли в анклав. Мы потеряли всех. Они все застыли снаружи. Окаменели навеки. Оликсы оставили их ждать конца времен, а нас решили наказать. Сделали так, чтобы мы жили все эти миллиарды лет. Потому что мы были в тактической рубке, знаешь ли. Мы так решили. Мы командовали, вот они и обвинили нас. Остались только мы.
Слезы покатились по ее щекам.
— Я не потерялась, Тилл. Я все еще здесь. Оликсы намутили со временем внутри «Моргана». Ты прожила много больше нас. Но я Ирелла. Мы росли вместе в поместье Иммерль. Александре было нашим наставником, помнишь? Александре здесь? Оне в порядке?
— О, нет, дорогуша. Александре мертво, с того самого первого дня.
— Нет! — Она не сдержала крика ужаса. Для массива, силящегося справиться с эмоциональными программами, это был очень сильный удар, и она поняла, что, кажется, пытается зарыдать. Только бесполезно; импульсы уходили в пустоту. Энсли не удосужился снабдить андроида слезными железами. — Как? Как оне умерло?
— Оне попыталось пройти в другую секцию. Мы ничего не поняли. Оне просто упало замертво, но тело так и не разложилось. Оно все еще там. Я так думаю. Я не заглядывала туда много лет.
— А Элличи? Она еще жива?
Тиллиана скорбно кивнула:
— Она еще жива. Но для нее все это оказалось слишком. Она давно уже не в себе. Тяжело это было, знаешь ли. Жизнь — такое бремя, если ее не на что направить. Иногда я думаю, что надо все это заканчивать, но она нуждается в присмотре. А у меня есть мои шоу и моя музыка, сохранившиеся в остатках сети. Возможно, это было ошибкой.
— Нет. Нет–нет. Я здесь. Мы выберемся из этого.
— Не думаю, дорогуша. Не знаю, кто ты на самом деле, но пути из анклава нет. Он вечен.
— Могу я увидеть Элличи? Пожалуйста. Я буду очень благодарна.
— Полагаю, в том нет вреда. — Театр Реджо и фантомные почитатели оперы медленно растаяли, растворившись в нейтральной текстуре стен каюты. — Помоги мне встать, дорогуша; что–то артрит разыгрался. А фармацевтический диспенсер медотсека недавно совсем отказал. Мне его уже не починить. В этой части корабля нет никаких инициаторов.
— Знаю.
Ирелла помогла Тиллиане подняться на ноги. Это оказалось несложно; старушка была такой худой. Ирелла удивилась и даже встревожилась, поняв, как мало она весит. Выпрямившись, Тиллиана продолжала сжимать руку андроида в поисках поддержки. И к тому времени как они добрались до каюты Элличи, все дряхлое тело непрерывно дрожало от напряжения.
— Зайди, — сказала Тиллиана. — Я немного устала. А она порой так утомительна.
Дверь открылась. За ней оказалась тускло освещенная комната. Текстуры Ирелла не опознала: тут не было ни известного классического дома, ни какого–нибудь исторического вида за окном. Стены, обитые чем–то бархатистым, серебристо–серым — как и пол, и даже потолок, за исключением нескольких встроенных полос, излучающих рассеянный свет. Тут имелся унитаз — тоже обтянутый мягким, внутри и снаружи, и маленькая ниша с раковиной, словно бы выдолбленная в стене.
Кроме этого, в комнате стояла только кровать — чуть приподнятая над полом прямоугольная плита, тоже, конечно, с толстой упругой обивкой. На ней лежала Элличи, одетая в ужасно грязный тонкий комбинезон. Ирелла узнала его — это был скин–слой скафандра, предназначенный для поддержания стабильной температуры тела и удаления отходов. Колени Элличи были подтянуты к животу, руки суетливо рисовали что–то на «матрасе», но она не смотрела на них: глаза ни на чем не фокусировались.
— О нет, — простонала Ирелла. Видеть всегда энергичную подругу в таком состоянии было невыносимо. Она всегда считала, что они будут вместе еще много–много лет, оставаясь прежними благодаря способности восстанавливать и омолаживать свои тела. Возможно, со временем, вернувшись на отвоеванную Землю, они бы и разошлись в разные стороны. Но успели бы к этому подготовиться. А это… это самое жестокое оружие из всех, которые оликсы применяли когда–либо против людей. Так внезапно…
— Мы всё исправим, — прошептала она. — Я починю «Морган». Медотсек вновь заработает. Тебя вылечат.
Физически — возможно. Но она, пожалуй, как никто другой понимала, как глубоки бывают душевные травмы. Элличи и Тиллиана, те, которых она знала, теперь ушли навсегда.
Ирелла молча попятилась из комнаты, и дверь закрылась.
— Мне так жаль, — сказала Тиллиана. — Для нее это оказалось слишком. Ожидание, пустота. Они сломали ее.
— Я понимаю. — Ирелла повернулась к старой подруге. — А другие тактические посты, другие взводы? Ты не связывалась с кем–то из них?
— Нет. Границы времени перекрыли все входы и выходы из этой части корабля.
— Ясно. Подожди еще немного, ладно? Я сделаю то, для чего пришла сюда.
— О. А для чего?
— Чтобы все исправить. Это может занять какое–то время, но я вернусь, обещаю.
Она помогла Тиллиане вернуться в ее каюту, потом извлекла из изношенной подсети дисплей состояния. Получив хорошие новости и плохие новости. В силовых ячейках достаточно производственной мощности и приличный запас. Проводники отрицательной энергии на фюзеляже функциональны: надо только дать им оперативные инструкции.
Чего ей по–прежнему не хватало, так это действующего инициатора. На двадцать второй палубе их было три, но туда субсеть не дотягивалась. Там текло другое время. Ирелла провела инвентаризацию дистанционок и обнаружила три грузовые тележки. Две из них работали.
Минуту спустя она уже была в другой шахте — сидела на тележке, прицепившейся к центральной колонне. Переключив оптику в инфракрасный режим, под своими болтающимися ногами Ирелла увидела восходящие клубы воздуха, катящиеся вроде бы с меньшей относительно других скоростью. Она приказала тележке разогнаться до максимума, чтобы быстрее преодолеть градиент.
На этот раз все оказалось не так уж плохо. Она даже не поняла, находится ли двадцать вторая палуба в медленном или быстром потоке.
Лампы в режиме ожидания источали тускло–зеленый свет. И с воздухом было что–то не так; он пах затхлостью. Вентиляционные решетки, похоже, вообще не перекачивали воздух. Тоже режим ожидания?
Она подключилась к субсети и просмотрела журналы. Узлы были изолированы от сети шестьдесят три года. Значит, тут время шло медленнее, чем в секции, где застряли Тиллиана и Элличи, но быстрее по сравнению с той, из которой пришла Ирелла. И здешний градиент тоже убил бы любое биологическое тело, которое попыталось бы пересечь границу.
Изучая журналы, она увидела, что субсеть ждала год, в течение которого никакое оборудование не потребляло энергии. Атмосфера не менялась — за неимением углекислого газа, от которого нужно избавиться; двери не открывались, не регистрировалось никакое движение. Управляющая программа перевела все в режим бездействия и ждала дальнейших инструкций.
Что ж, Ирелла их предоставила.
Когда она подошла к инженерному отсеку, он уже был ярко освещен, и из вентиляционных решеток вырывались тугие потоки свежего воздуха. Три цилиндрических инициатора завершали внутренние проверки. Ирелла подключилась к их управляющим массивам, загрузила чертеж андроида и занялась его модификацией. Некоторых видов сырья просто не было в наличии, так что она проконтролировала замены. Оставалось только… сгладить излишнее пристрастие Энсли к анатомическим подробностям. Кроме того, если это ее первый неуверенный шаг к возвышению до комплекса, у новых андроидов не должно быть профиля Энсли.
Покончив с дизайном, она активировала инициаторы. Процесс изготовления занял восемь часов. Один из инициаторов засбоил на середине процедуры — когда Ирелла открыла крышку цилиндра, то обнаружила внутри нечто похожее на обуглившийся труп, — но оставшаяся пара продолжала работать.
Через пять дней у нее было тридцать андроидов. Странное это было ощущение, когда каждый из ее новых аспектов входил в эксплуатацию и начинал разделять ее мыслительные процессы. Она чувствовала, как ее сознание расширяется по мере того, как разум приобретает дополнительные «вычислительные мощности» — не совсем, конечно, эквивалент повышения интеллекта, но определенно помогает решать проблемы, в частности количественно определить паттерны отрицательной энергии, которую должны будут направить проводники «Моргана». С этим решением — пускай только теоретическим — она приступила к форматированию процедур загрузки. Новые андроиды также были оснащены квантовыми логическими часами, достаточно точными, чтобы можно было синхронизировать активацию проводников в разных временных потоках.
Двадцать андроидов она разослала по всему кораблю с двумя основными заданиями. Первое состояло в том, чтобы установить контакт с любыми другими выжившими тактическими группами. Второе — найти работающие инициаторы, которые могут произвести еще больше Ирелл. Гладкий конус «Моргана» длиной в пять километров обладал сейчас, по ее прикидкам, по меньшей мере двумя с половиной сотнями разных временных потоков. Хорошо хоть андроиды не нуждались в скафандрах, чтобы перемещаться по заполненным вакуумом отсекам, так что они должны были равномерно распределиться по кораблю.
Двое продолжили производить новые аспекты на инициаторах. Восемь проводили аспект–андроид Энсли на ту палубу, где жили Тиллиана с Элличи, и четверо остались там, оказывая товарищескую и практическую помощь двум подругам Иреллы. Другая четверка с андроидом Энсли вернулась туда, где ждала настоящая Ирелла…
…Она пошатнулась, словно под порывом ветра, и чуть не упала на колени, пережив столько за считаные секунды.
— Гребаные святые, — простонала она. А перед глазами стояли Элличи и Тиллиана — ее умные, веселые подруги, превращенные годами в тени тех удивительных людей, которыми они были.
Сморгнув с глаз липкую влагу, она увидела собственное скорбное выражение на лице андроида Энсли. Остатки принесенного им знания плескались в ее голове, как штормовые волны, бьющиеся о скалистый берег.
— А проводники?
— Мы активируем их через три минуты, — сказал андроид Энсли.
Ну, конечно. Это воспоминание она тоже получила; просто нужно было сосредоточиться. Если те первые двадцать андроидов, которых она отправила обыскать корабль, обнаружили еще инициаторы, то сейчас по всему «Моргану» разбросано больше тысячи ее аспектов, и все готовы загрузить оперативные инструкции в систему проводников и перенаправить резервные источники энергии. Если нет, то те двое, которых она оставила на двадцать второй палубе, к этому времени произвели около двухсот андроидов, что вполне достаточно для того, чтобы активировать все проводники. Все теперь зависит от согласованности действий, регулируемых квантовыми логическими часами.
По мере погружения в ситуацию она все четче осознавала, что ее внимание изо всех сил старается справиться с шестью аспектами на тридцать третьей палубе, соединенными в одну личность. И дело не в том, что восприятие шести разных пар глаз и других органов чувств разом приводило ее в замешательство. Просто она не могла нормально обработать мысли своих находящихся в единстве аспектов. Ее мозг не был создан для этого, хотя процедуры комплекса делали все возможное, чтобы сгладить чувства и объединить мысли.
— Я думаю, Иммануээль и прочие изменили нейроструктуру своих биологических тел, — сказала она вслух. — А у меня только голова раскалывается, несмотря на всю фильтрацию.
— Держись там, — откликнулся аспект–андроид Энсли. Остальные четыре аспекта выразили поддержку и сочувствие, уменьшив свой вклад в общую личность.
Она начала беспокоиться о том, как справится, если «Морган» действительно освободится от временных потоков и сотни аспектов присоединятся к ее личности.
Есть вещи и похуже.
И она не была вполне уверена, где возникла эта мысль — в ее органическом мозгу или в той мультиаспектной личности, до которой она усовершенствовалась.
«Но я приму ее. Потому что она — моя».
Обратный отсчет на оптике показал, что осталось девяносто секунд. Она получила доступ к камерам корпуса — как раз вовремя, чтобы увидеть, как проводники отрицательной энергии поднимаются из своих углублений в блестящем медном фюзеляже «Моргана». Она смотрела на изящный изгиб и угрожающие острия и не могла думать ни о чем, кроме как об ушах морокса, напавшего на Дела после того, как их флаер потерпел крушение на Джулоссе. Эта форма порождала слишком много эмоций.
Осталось двадцать секунд. Аспекты загружали схему форматирования в местные управляющие программы. И тут в ее голове возникло осознание, исходящее от множественной личности, — мягкий ментальный толчок слабого биологического мозга. Поднимались зубцы не только их секции фюзеляжа. Камеры показали, что ощетинился весь «Морган».
— Святые, — выдохнула она. — Сработало. Я сработала.
Обратный отсчет достиг нуля. По палубе пробежала дрожь, оптику заполонили иконки, детализирующие статус узла. Процедуры восстановления активировались. Ее личность расширялась с феноменальной скоростью по мере реинтеграции сети, вознося Иреллу к семнадцати сотням аспектов. Уровень комплекса! Она была разбросана по всему кораблю: в каютах, в инженерных отсеках, в ангарах, в тесных пространствах между резервуарами, в машинных модулях, в безвоздушных камерах. Она прижималась к корпусу, она цеплялась за балки. Все ее аспекты взаимодействовали с массивами и энергетическими системами, контролировали схемы проводников, сканировали туманность, готовили оружие. Она видела, что проводники расходуют почти всю мощность, генерируемую «Морганом», чтобы стабилизировать временные потоки. Они работали на пределе, просто чтобы разогнаться. Что же до лучевого оружия… Она приказала отключить его. Им нельзя сражаться — по крайней мере, если они действительно хотят избавиться от темпоральной мешанины.
Тридцать семь Ирелл ухаживали за древними тактиками, пережившими десятилетия горестного заточения на своих изолированных палубах, и еще пятнадцать пытались успокоить тех, кто находился в нормальных или замедленных временных потоках и даже не успел заметить, что что–то не так.
В оперативном отношении «Морган» работал примерно на семидесяти процентах мощности, при том что для восстановления подключения оборудования, бездействовавшего десятки лет, требовалось время, а некоторые аппараты оказались так изношены, что нуждались в полной замене. Но это был военный корабль, и создавался он так, чтобы продолжать функционировать и сражаться даже при сильных повреждениях.
— Статус армады! — затребовала Ирелла.
Главный тактический дисплей обновлялся по мере того, как в сеть включались восстановившиеся датчики. Теперь она отчего–то могла спокойно анализировать информацию — она, та Ирелла, которая трепетала при мысли об активном участии в планировании самого Последнего Удара.
«Вероятно, потому, что только один аспект страдает от гормонального стресса, в то время как остальные тысяча семьсот — чистые аналитики. А что, нормальный баланс!»
Армаду осаждали фотонные искажения, каждый корабль стал центром мерцающего циклона микрозвезд.
— Взводы, — вздохнула она с облегчением, увидев десантные корабли, все так же удерживающие позицию в тысяче километров от «Моргана». К ним мерцание не пристало. «Слишком незначительны». Эта мысль разозлила ее. «Ничего–ничего, просто подождите чуток».
Ее коммуникатор разрывался от вызовов всех взводных — включая Деллиана. Всем отчаянно хотелось знать, что происходит. И она разговаривала с ними со всеми одновременно, приказывая возвращаться на «Морган», где они будут в безопасности, защищенные от хаотичных временных потоков.
А еще она следила за эскадрильей из восьмидесяти кораблей Решения, легко и быстро расправляющейся с кораблями армады. Из оставшихся позади врат вылетали новые корабли, присоединяясь к избиению. Никто не мог дать им отпор; боевые корабли комплексов оказались парализованы искаженными временными потоками. Они гибли от гравитонных импульсов, ядерных ракет, энергетических лучей, взрываясь яркими вихрями раскаленного пара. Облака эти росли, как дикое скопление разномастных корявых опухолей, поскольку время разрушения разных частей варьировалось.
Пока ее андроидные аспекты занимались тактиками, ее оригинальное тело открыло иконку Деллиана.
— Ну, привет. Как дела?
— Ирелла! Святые! Что происходит? Ты в порядке?
— В полном. Оликсы ударили по нам странным временным оружием. Вот почему тебе приказано вернуться на «Морган». Внутри безопаснее.
— Точно. Да. Слушай, Элличи и Тиллиана не отвечают. Не знаешь, с ними все нормально?
Она напряглась, готовясь солгать. Хотя это будет ложь во спасение. Взводам нельзя отвлекаться, им же еще входить в ковчег.
— Да, все хорошо. Тактики сейчас очень заняты, вот я и взялась за эту работу.
— Спасибо, Ир. Так что, Последний Удар завершен? Мы отступаем? Мы видим, как гибнут корабли армады.
— Нет, Дел, мы не отступаем. Комплексные люди собираются дать отпор. Мы знаем, как противостоять оружию оликсов. Наши корабли освободятся.
— Слава святым. После всего этого мы не можем пойти сейчас на попятный. Просто не можем.
— Знаю. Я перезвоню.
— Конечно. Спасибо, что участвуешь. Я понимаю, как это, верно, тяжело для тебя.
— Нет проблем.
Она отключилась, испытывая безмерное облегчение от того, что услышала его голос. Ирелла дала своему первоначальному телу лишнюю секунду, пока комплекс завершал разработку стратегии. Армаду действительно нужно освободить, и побыстрее. Иначе эта свобода долго не продлится.
Генераторы «Моргана» вновь заработали, почти все, обеспечивая практически полную выходную мощность — достаточную, чтобы снабдить энергией целый континент старой Земли. Губы Иреллы сложились в улыбку:
— Огонь по этим проклятым мерцаниям, — велела она сети «Моргана». — Задействовать все гравитонные лучи.
Ей необходимо было увидеть, какое воздействие окажет это оружие. Мерцания были просто локусами в континууме замедленного времени анклава. Никаких физических тел, которые можно взорвать, — но она пребывала в твердой уверенности, что их можно исказить, деформировать — и таким образом разрушить темпоральный эффект.
Гравитонные импульсы проносились сквозь косяки мерцающих огоньков, разбрасывая их, как торнадо — кучу листвы. Десантные транспортеры, не обращая внимания на искристый световой шторм, возвращались в свои ангары. Как только последний из них оказался на борту, Ирелла разогнала «Морган» до восьмидесяти g, устремившись к ближайшему тяжелому крейсеру. Они быстро поравнялись; гравитонные импульсы бомбардировали плотное скопление мерцающих пятен, окруживших удлиненный цилиндр в медной оболочке.
— Работает! — радостно воскликнула она, когда осколки зыбкого сияния посыпались с корпуса звездолета.
На оптике возникла иконка связи Иммануээля: вызов был перенаправлен по защищенным каналам армады.
— Что произошло? — спросил он. Боевой крейсер был лишь одним аспектом комплекса, но сам факт контакта обнадеживал. Ирелла отправила файл собранных ею данных. Секунду спустя медный корпус крейсера ощетинился зубцами — проводниками отрицательной энергии.
— Я свяжусь с Энсли, — сказала она. — А ты займись очисткой армады.
— Немедля, — ответил Иммануээль.
Сенсорное изображение крейсера обернулось размытым пятном: корабль унесся прочь. «Морган» снова ускорился, уже до трехсот g, и двинулся к Энсли.
Оликсы совершили ошибку, подумала Ирелла, не уничтожив Энсли в первую очередь. Корабли Решения, пройдя через врата, настигли хвост армады — и принялись атаковать беспомощные суда. Плохая стратегия.
К тому моменту, как «Морган» добрался до Энсли, Иммануээль извлек из разрозненных временных потоков еще четыре корабля. Каждый из них полетел помогать другим; свобода росла в геометрической прогрессии. Судя по усилившейся интенсивности мерцания, оликсы осознали неизбежный исход.
При длине в два километра Энсли был короче «Моргана», так что Ирелла была абсолютно уверена, что они сумеют очистить его от искажений. Но оликсы, очевидно, тоже это сообразили. Когда корабли сошлись, белый корпус был почти не виден под тучей дьявольских мерцающих духов. «Морган» посылал гравитонные импульсы в непрерывном режиме, один из аспектов комплекса Иреллы взял на себя непосредственное управление системами корабля в обход матриц гендесов и направлял каждый выработанный генераторами ватт в проводники отрицательной энергии.
Шел бой, который не разглядишь через сенсоры, тем паче не интерпретируешь. Но контрмеры, предпринятые «Морганом», методично очищали прилегающий к Энсли континуум от мерцающих безобразий, создавая вокруг двух кораблей темную зону.
Наконец появилась белая иконка Энсли.
— Ублюдки! Подлые мелкие засранцы! Отдельные части меня прожили тысячи лет. Ничто не работало. Как будто меня душили целую вечность. Это… Проклятье. Мне приходится удалять целые кластеры памяти. Это очень больно! Черт их побери! Они искалечили половину моего разума, а вторая половина об этом даже не догадывалась. Уж я им устрою! Я зажгу им сверхновую! Я заражу нейровирусом каждую квинту и заставлю сожрать нейрострату единого сознания…
— Энсли.
— …а когда закончу, от них не останется ничего, даже страшной сказки, чтобы пугать детишек. Я…
— Энсли.
— Ну, блин. Что?
— Энсли, ты нам нужен. Пожалуйста.
Из белого корпуса плавно выскользнули зубцы проводников отрицательной энергии. Похожие на крылья конструкции на миг расчертила сложная паутина сверкающих алых и бирюзовых линий, но краски быстро смягчились до цветов, лежащих ниже порога сознательного восприятия.
— Да. Верно. Отлично. Я перестраиваю свою психику. Большинство систем уже под контролем. Черт! Даже у некоторых моих компонентов отняли время. Блин, если бы это продолжалось чуть дольше, это могло бы повредить системы поэтапного развертывания. Показатели восстанавливаются.
— Энсли, оликсы нацеливают эту хрень с темпоральным искажением на нейтронную звезду. Думаю, они пытаются задержать нас. Так что мне нужно, чтобы ты уничтожил силовые кольца. Мы должны убить анклав. Сейчас.
— Понял. Ирелла?
— Да.
— Что с тобой?
— Я стала комплексом. Это был единственный способ преодолеть множественные временные потоки.
— Ясно. Ну… э, спасибо, крошка.
— Пожалуйста. Энсли?..
— Да?
— Тиллиана и Элличи оказались в ловушке быстрого времени. И это прикончило их. Нет, они живы, но прожили девяносто лет.
— О боже, нет. А как насчет твоего дружка?
— С ним всё в порядке. Он жив и на борту «Моргана».
— Ладно. Я разберусь с кольцами. Увидимся у ковчега.
— Да.
Она наблюдала за тем, как удаляется Энсли, оставляя темный след на светлой туманности. Как показала проверка, общее время, прошедшее с момента их встречи, составило две и восемь десятых секунды.
«Выходит, в возвышении есть некоторые преимущества».
Тактический дисплей показал, что скорость восстановления кораблей армады резко возросла. Еще десять минут, и освобождение завершилось, хотя ее и мутило от вида горы мерцающего мусора, засорившего огромный кусок туманности, — кружащийся памятник их высокомерию.
«Так много кораблей уничтожено, так много аспектов потеряно».
Но теперь ударные крейсеры вступили в бой с кораблями Решения, продолжающими залетать во врата, создавая новый вихрь обломков среди перенасыщенной энергией плазмы туманности.
— Нам надо уходить, — сказала она Иммануээлю. — Мы способны развить большую скорость, чем корабли Решения. Оставим пятнадцать процентов армады сражаться с ними, а остальные двинутся к кораблю–ковчегу.
— Согласен.
Курс был уже проложен. «Морган» начал разгоняться до пятисот g.