Гвендолин Сеймур–Квинг–Зангари находилась в главном фойе строительного департамента хабитата исхода — просторном общественном помещении, куда сотрудники приходили расслабиться. Стандартная подпрограмма, спроектировавшая его, предназначалась для европейских домов–усадеб, а не для зон отдыха работников компаний, однако диваны тут были мягкими и удобными, голографический проектор — высшего качества, программное обеспечение ап–сервов, разносящих напитки, — вполне разумное, а распечатанные закуски на удивление неплохи. Она могла бы отправиться в свои апартаменты с потрясающим видом на цилиндрический ландшафт Нашуа, но сидеть в одиночестве, когда идет решающая — судьбоносная — битва за будущее человеческой
расы, было бы слишком угнетающе. Наблюдать за происходящим вместе со своей семьей она не собиралась. А поскольку прибыла она сюда всего два года назад, то друзьями обзавестись не успела. Поэтому Гвендолин решила обосноваться тут и посмотреть Ответный Удар вместе со своей командой; за последние двадцать месяцев они достаточно сблизились, хотя никто из сотрудников не был Зангари. Она перетащила сюда нескольких коллег из лондонского офиса — с которыми работала в прошлом и знала, что они суперкомпетентны. Других назначила Дельта Павлина. Некоторые из них были из Обороны Альфа, что на самом деле означало Сенат Сол, проверяющий, выполняют ли Зангари и утопийцы свою часть соглашения о строительстве флота исхода. Остальные пришли из различных астроинженерных консорциумов, преимущественно из Пояса Миллионеров Эты Кассиопеи.
Висящий в воздухе дисплей был перегружен данными и огромным количеством изображений с дистанционных сенсоров, демонстрирующих взрывы над Землей и, к сожалению, в атмосфере.
— Мы действительно никогда не вернемся, да? — с горечью сказала Матильда д’Горро. — Со всем этим радиоактивным дерьмом поверх отравы оликсов…
В Лондоне она была одним из исполнительных директоров Гвендолин и отрывалась так же усердно, как и работала — с полной отдачей. Теперь она стала закоренелой пессимисткой, склонной наслаждаться всем мрачным и депрессивным, но не утратила впечатляющей сосредоточенности на задачах, поэтому Гвендолин и продолжала работать с ней.
— Это однофазные термоядерные бомбы, — откликнулась Беттин Эбби, одна из научных руководителей Пояса Миллионеров. — Чистая вспышка, так что загрязнений от них не много.
— От десяти–то тысяч? — усмехнулся Жоскен. — Да еще гамма–излучение…
— Мы терраформировали и худшее. Посмотри на Улисс.
— На Дельте Эридана было иначе. Там не было такого распада частиц, от которого страдает сейчас Земля. И в любом случае…
— Хватит, — прервала спор Гвендолин. — Никто из нас никогда не вернется на Землю.
— Но Земля — наша родина, — воскликнула Матильда, чуть не плача. — Там же оставались еще целые области биосферы, о которых мы ничего не знаем. Как же мы теперь их опишем?
— Пусть этим занимаются те, кто не собирается присоединяться к исходу, — фыркнула Беттин.
— Земля — это не только люди!
— Ты что, всерьез решила заняться сейчас видовой дискриминацией? Сегодня?
— Ну–ка перестаньте, вы обе, — скомандовала Гвендолин. Она знала, что должна быть добрее, отзывчивее, но все они вымотались, все были напуганы, и у каждого была семья. Семья, которая пострадала. Споры насчет списков тех, кого следовало принять хабитатам исхода, шли горячие — в лучшем случае. Порою доходило и до драки.
«Просто наша психика не подготовлена к Армагеддону».
Хотя, судя по секретным медицинским отчетам, с которыми совет Зангари позволил ей ознакомиться, у людей определенно имелись лекарства — точнее, психотропные вещества — и на этот случай.
Она смотрела, как кучки транспортных кораблей оликсов бегут от Земли. Собираясь огромными эскадрильями, они неслись к висящему в третьей точке Лагранжа «Спасению жизни». Это ее озадачило. Неожиданный первый удар по инопланетному кораблю–ковчегу был бы наверняка лучшим шагом? Они могли бы вывести из строя червоточину и гравитонный двигатель, и ковчег сел бы на мель. Тогда можно было бы спасти коконы. Но теперь единое сознание корабля оликсов знало, что крейсеры и ракеты Ответного Удара приближаются, и, несомненно, готовилось к бегству.
— Позвони Луи, — велела она Теано, своему альтэго.
— Подключение к сети невозможно.
— Что? Попробуй еще раз.
— Подключение невозможно. Он не в сети.
Гвендолин нахмурилась. Сын был активно задействован в Ответном Ударе, возможно, даже находился в командном центре вместе с Юрием, так что, несомненно, был сейчас страшно занят. И определенно не обрадовался бы звонку матери. Но…
— Где он?
— Данные засекречены.
— Так, а каково последнее незасекреченное место его нахождения?
— Звездная система Дельты Павлина.
— Ясно. Ладно, оставь ему сообщение. Я хочу… — Она удивленно замолчала: на линзы выплеснулась иконка Энсли Зангари Третьего. — Да?
— Не пытайся дозвониться до Луи, — сказал Энсли Третий.
— Я просто хотела…
— Ты переполошила все системы безопасности. Он участвует в Ответном Ударе; тебе это известно. А от Ответного Удара, если ты еще не заметила, зависит сейчас все наше выживание. Перестань быть его матерью, черт возьми. Он достаточно взрослый, чтобы самому заботиться о себе и принимать собственные решения.
— Но…
Иконка Энсли Третьего исчезла.
«Что за чертовщина?»
Гвендолин украдкой окинула взглядом фойе, проверяя, не смотрит ли кто–нибудь в ее сторону. Нет.
«Ну вот, теперь и ты становишься параноиком».
Но реакция Энсли Третьего встревожила ее. Значит, Луи помогает в командном центре. Но это же не причина рычать на нее. Если только он не…
«Ох, черт!»
Горацио, по крайней мере, сразу откликнулся на вызов.
— О, привет. Ты знала, что это произойдет? — беззаботно спросил он.
— Что?
— Ответный Удар, глупышка. А ты о чем подумала?
Прекрасно осознавая, что отвечающий за безопасность Ген 8 Тьюринг будет теперь пристально следить за ней, она сказала:
— Именно над этим мы и работали.
— Это великолепно, Гвендолин! Все корабли Избавления ушли. Лондонский щит больше не обстреливают. Ни гула, ни грохота, ни этого дьявольского неба — ничего больше нет. У нас здесь, в общественном центре, все рыдают. Мы знали, что заселенные миры помогут нам. Я всегда так всем и говорил, но это были очень долгие два года. Видела бы ты вечеринку, которая вот–вот тут начнется.
— Я рада, — сказала она, и глаза ее отчего–то наполнились слезами.
— Правительство открыло несколько визуальных каналов с орбиты. Мы видели, как отступают оликсы. Ваши силы собираются захватить «Спасение жизни»?
— Я понятия не имею, что будет дальше. А если бы и имела…
— То ты бы мне не сказала.
— Чертовски верно.
— Хорошо тебе. Господи, я так счастлив. Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь, хотя бы сегодня. Ты не представляешь, каково это — видеть, как треклятые корабли Избавления удирают, поджав хвосты.
— Я скучаю по тебе, — сказала она. — Очень сильно.
— Да, я тоже. Но это помогает, правда?
— Помогает?
— Ты и я, — сказал он. — Я знаю, это не та победа, о которой люди здесь думают прямо сейчас. Полагаю, мы не сможем даже отключить щит, ведь оликсы жутко испортили нам климат. А значит, всем придется уйти.
Гвендолин не могла этого сделать, не могла рассказать ему. Нигде на Земле не осталось больше льда: ни глетчеров, ни величественных белых корон, венчающих горы, — ничего. Жалкие крохи бывшей арктической ледяной шапки стремительно исчезали, а массивные антарктические шельфовые ледники, медленно утолщавшиеся после антропогенных изменений двадцать первого века, раскололись, и огромные айсберги размером с небольшую страну быстро таяли. Повышение уровня моря, столь же опасное, как и перегретая атмосфера, измученная единым, душащим мир ураганом, скоро усугубит страдания выживших городов.
— Да, придется, — тихо сказала она. — Мы думаем, оликсы вернутся. И ты не захочешь быть рядом, когда это произойдет. Никто не захочет.
— Когда это произойдет, я хочу быть с тобой, отправиться… куда угодно. Но только с тобой.
— Ты же знаешь, ты можешь быть здесь уже через минуту. У тебя есть портал.
— Да, но пока мне нужно быть здесь. Я не могу бросить своих людей. Только не сейчас. Я тут делаю много хорошего, я приношу пользу, Гвендолин. Я помогаю.
«И всё впустую».
— Знаю. Я так горжусь тобой.
— Ты тоже выполняешь свою часть сделки, не так ли?
— Да. Да, конечно. Мы построим сотни хабитатов исхода — тысячи, если у нас будет время.
— Спасибо. Я люблю тебя.
— Я люблю тебя.