Шли государь и его сестра чинно, не скрываясь. Отчего все до единого встречные сначала замирали потрясённо, едва не пятясь от царевны, как от призрака, а лишь затем вспоминали о приличиях, отвешивая запоздалые робкие, исполненные благоговения поклоны и реверансы.
Расступались, освобождая венценосным особам дорогу.
Сияна улыбалась, царственно, благосклонно. Многолетняя привычка не подвела. А острый глаз художника мигом выхватывал в толпе искомую реакцию. Почтение, благоговейные поклоны, растерянность, радость, бледность, страх, почти ужас… Морок и его люди не появлялись, но, царевна не сомневалась, тоже не дремали и подмечали детали.
Гостей из свиты Ольгарда видно не было.
— Его Величество Лукиан и Ее высочество Сияна! — провозгласил церемониймейстер в тот момент, когда стража распахивала высокие резные двери.
И царевна вслед за братом шагнула в зал аудиенций.
Ольгард — в парадном мундире, надетом, видимо, по случаю долгожданной встречи с невестой (неужто кто донёс-таки?) — размашистым шагом пересек зал, решительно направляясь к вошедшим. Увидев царевну, живую и невредимую, он просиял счастливейшей улыбкой и бросился навстречу.
— Сияна, наконец-то! Душа моя, как я рад! С тобой все хорошо?
А девушка, с трудом подавив желание отступить, за спиной брата спрятаться, поймала себя на мысли, что радость в этих светлых глазах будто инеем подернута. Слова змеиным ядом отдают, обволакивают, заманивают…
— Благодарю. Боги были милостивы, послав мне верных друзей, — холодно кивнула девушка, не в силах заставить себя быть дружелюбной.
Жених не стал настаивать — лишь обеспокоенно нахмурился, остановившись:
— Что с вами? Меня держат в комнате для гостей, невеста меня будто опасается, и ее брат мне не рад… Могу я услышать объяснения?
На лице Лукиана будто каменная маска застыла.
— Разумеется. Как только Первый министр и Верховный магистр, бывшие увы, изложат их письменно, — без улыбки кивнул монарх.
— Не понимаю… — растерянно выдохнул гость.
Глаза правителя полыхнули гневом. Голос, впрочем, остался спокоен, почти холоден:
— Жаль. Мне казалось, ты достаточно умен, чтобы вовремя остановиться, и понимаешь, что Благомир ничьей провинцией не был и никогда не будет.
— Лукиан, что за загадки?! Это обвинение? Так будь добр говорить прямо, не оскорбляй меня намеками и недомолвками.
Сия украдкой оглядывала зал. И вдруг обнаружила, что стражи стоят так, чтобы при необходимости блокировать гостя и прикрыть правителей.
— Изволь, — согласился ее брат. — Сияна вчера едва не погибла. По милости твоего артефакта.
— Какого? — с неподдельным непониманием уточнил Ольгард.
— Зеркала. Или у тебя еще артефакты имеются?
— И ты обвиняешь меня? — в праведном возмущении взмахнул руками гость. — Мы над ним вместе колдовали! Ты хоть понимаешь, что делаешь? Хочешь развязать войну?
— Подозреваю, — холодно поправил молодой царь. И невозмутимо кивнул, отвечая на второй вопрос: — И понимаю. И с тобой беседы веду, пытаясь избежать кровопролития. Кроме того, ты стоишь здесь, совершенно свободный, а не помещен в темницу вместе с моими подданными.
— Лукиан, ты серьезно? — в негодовании Ольгард снова не смог устоять на месте: он то подходил к столу, то пересекал комнату до высоких окон, забранных тяжелыми портьерами, то возвращался к собеседникам, однако пока подходить слишком близко не пытался. — Столько лет дипломатических отношений, торговли, дружбы… Мы едва не породнились! А теперь ты готов разрушить все это, обвинив меня боги знают в чем?! Может, еще войну объявишь из-за женщины, подобно правителям прошлого?
— Народы не должны расплачиваться за подлость их правителей, — не выдержала Сия, все это время молча наблюдавшая за бывшим женихом, с неприятным удивлением подмечая все новые и новые мелкие детали: бегающие глаза, украдкой брошенный на окна взгляд, бледность и легкую дрожь в руках.
— Вы публично оскорбляете меня, ваше высочество? — прищурился бывший жених.
Сияна медленно расправила плечи, не сводя глаз с человека, с которым едва не связала свою жизнь. С подлеца. С того, кто ради власти готов был убить.
Она не понимала. Она, живя во дворце, видела немало интриг, лжи, лести… Но понимание, что тот, кого она знала с самого детства и кого считала другом, оказался предателем, отозвалось неожиданной болью.
— Осколки сохранились, — ей хотелось броситься к нему, схватить за грудки и вытрясти правду.
Хотелось понять, чего стоила их дружба.
— Осколки? — с иронией переспросил венценосный гость. — Так почему же ты не обвиняешь брата? Или, быть может, ты делаешь это намеренно, дорогая невеста? Оклеветать меня, освободиться от оков навязанного брака — неплохая идея, не правда ли?