Столичный доктор. Том VIII

Глава 8

СЦЕНА

Въ Михайловскомъ манежѣ на второй день Пасхи была впервые поставлена новая пьеса «Портъ-Артуръ». Ни на афишахъ, ни на программахъ не былъ обозначенъ авторъ малограмотной окрошки, названной «пьесы изъ послѣднихъ событій на Дальнемъ Востокѣ».

Передать содержаніе «пьесы» довольно мудрено.

ЛОНДОНЪ, Возстаніе въ Піонъ-Янской провинціи уже началось. Возсталъ низшій классъ; къ нему присоединились бѣглые солдаты. Положеніе — серьезное. Начальникъ провинціи проситъ присылки войскъ на помощь. Южнѣе Сеула безчинствуютъ шайки хорошо вооруженныхъ разбойниковъ.

ИНЬКОУ. Генералъ Куропаткинъ прибылъ вчера въ Нью-Чжуангъ и произвелъ смотръ гарнизону. Прибытіе генерала Куропаткина произвело удивительную перемѣну настроенія, внушивъ всёмъ русскимъ безграничную вѣру въ свои силы и увѣренность въ побѣдѣ.

Четыре долгих дня мы добирались до Фэнхуанчэна. Я потом посмотрел по карте — неполных пятьдесят километров напрямую. Но не по дороге. Мы, наверное, намотали раза в полтора больше. Зато времени подумать было — вагон.

Вот зачем я снялся с насиженного места и поперся на Ялу? Трепов своей властью продавил? Ведь я ему практически не подчиняюсь. Красный Крест? Не смешите мои тапки, авторитета достаточно, чтобы бодаться с любой международной организацией. Одного панацеума хватит, чтобы списать любые грехи. Мог ведь сказать Лизе, что в домике всё занято. Хотите — присоединяйтесь. А нет — ищите другой. Нет же, как пацан, взял под козырек, и помчался. Еще и девчонок с собой прихватил. Слава богу, никто из них не пострадал. Разбитые в кровь ноги, множественные ссадины и ушибы — не в счет.

И ведь никто не жаловался! Видел же — на пределе, слезы на привалах утирают, но никто не закатил истерику, не начал требовать срочно отправить домой к маме. Когда я заикнулся, что из Фэнхуанчэна можно кого-то эвакуировать в тыл, Волконская глянула так, что я почувствовал себя школьником перед строгими родителями.

— Простите, чем вызвали ваше недоверие? — спросила она ледяным тоном.

И ведь странные люди. Армию нашу ругают с чувством, с толком, с расстановкой, начальство обзывают метко и зло, но в бой — хоть сейчас. Только свистни. Все как один — вперед, помогать, вытаскивать, спасать.

Выберемся, напишу на всех представление к награде. Формулировку придумаю. Не «за доблесть в бою», так «за стойкость духа в экстремальных санитарных условиях». Или просто: «За то, что не сошли с ума».

Глядя на них, наверное, и мужская часть коллектива дружно терпела. Эти начальство ругали куда более крепкими словами, но мне никаких претензий не высказывали. Посчитали таким же подневольным, как и они.

После демарша Волконской ко мне подсела Гедройц, всё так же привычно попыхивая папиросой.

— Евгений Александрович, а почему вы вообще решили начать этот разговор?

И я объяснил, казалось бы, очевидное. Что не стоило ввязываться в авантюру и тащить за собой людей, подвергая их смертельному риску.

— Но ведь вы всех предупредили. Все знали, куда идут. Сами выбрали. Так что, ваше сиятельство, нечего терзаться. Это уже случилось. Как говорится, фарш назад не провернешь, — она затянулась, выпустила дым. — И не хочу сейчас про врачебный долг и прочий пафос. Но вы же сами видите: тут есть раненые, больные, отчаявшиеся. И если не мы, то кто? Так что бросьте эти свои сомнения. И ведите нас дальше.

Фэнхуанчэн появился на горизонте неожиданно. Пройдя какой-то очередной поворот, я понял, что пришли. Перед нами на дороге образовалась пробка — дозор производил фильтрацию прибывающих. Додумался же кто-то с самого начала распихать подразделения куда надо. Я, признаться, ожидал такого же бардака, как и по дороге сюда — брошенные обозы, деморализованные солдаты, штаб без связи и командиров, уехавших «на позиции» и не вернувшихся. А тут — окопы. Настоящие. Свежие. Глубокие. В несколько линий. Брустверы, ящики с песком, пулемётные гнёзда, обустроенные с толком и знанием дела. Видно — не просто драпали куда глаза глядят, а готовят оборону.

Мы дождались очереди, и нас тоже посчитали. Куда ехать, не сказали, да я этого и не ждал на этом этапе. Осмотрели повозки, проверили документы. Пропустили. Без улыбок, но и без лишних слов. Люди здесь уже видели слишком многое, чтобы удивляться очередной забрызганной грязью колонне.

Я оставил наших в сторонке, а сам в сопровождении Михеева поехал искать штаб. Встречные с энтузиазмом направляли нас в разные стороны. В итоге мы прибыли на место, где штаб был в самом начале, и только оттуда нас направили к зданию бывшей уездной управы. О прежних обитателях говорили пустой флагшток и оставшаяся висеть табличка у входа. Перед крыльцом стояли двое часовых. Я спешился, критически посмотрел на сапоги, решил, что никто от моего внешнего вида в обморок упасть не должен, и зашел внутрь.

В штабе царила традиционная для подобных мест кипучая имитация бурной деятельности. Все свято блюли главную заповедь офисного работника и перемещались быстро, с озабоченным видом и непременным атрибутом занятости — бумагами в руках. Поймать кого-то, способного ответить на вопросы, удалось не сразу.

Меня проводили к дежурному офицеру. Им оказался худой штабс-капитан с нездоровым румянцем и следами хронического недосыпа в виде красных глаз, которые он время от времени начинал потирать. Услышав, кто я, он тяжело вздохнул.

— Только вас мне и не хватало… Не в смысле, что госпиталь не нужен. Очень нужен! Просто некогда вами заниматься.

— Так выделите место и не мешайте, остальное мы сами.

— И что же вам надо? — штабс посмотрел на меня с любопытством. Удивился, наверное, что я ничего не требую.

— Место не ближе пяти вёрст от передовой. Хорошие пути подвоза. Источник воды.

— И ресторан рядом, — саркастически добавил дежурный.

Капитан уткнулся в карту, начал водить карандашом по бумаге, потом ткнул куда-то, не поднимая глаз.

— Вот тут. У деревни Шицзяпу. Тут как бы и не фронт, но и не тыл. И вода есть. Видите, ручей обозначен.

— Нет. Так не пойдёт, — я заглянул в карту. — Здесь низина, от вашего ручья заболотилось всё. Дайте мне кого-то, кто знает местность.

Капитан выдохнул, как будто собирался послать меня, но потом махнул рукой в сторону двери.

— Направо вторая дверь. Там старший квартирмейстер. Штабс-капитан Розов. Он отвечает за размещение. Вот с него и требуйте.

Розов нашелся не сразу, и помогать мне не желал. Обычная защитная реакция уставшего человека. Маленький, рыжий, с отёкшим лицом и осипшим голосом. В бедно обставленной каморке стоял запах дешевого табака, испорченных зубов и самого популярного в России антистрессового средства.

— Красный Крест… Госпиталь… Ага. Слушайте, у меня люди на земле ночуют, орудия прикрыты брезентом, лошадей по очереди поят, а вы — госпиталь!

— А если за меня попросит Екатерина Великая? — я показал военному купюру. От расположения госпиталя зависело слишком много, чтобы пускать дело на самотек.

Розов оживился:

— Ладно, выберем.

После десяти минут препирательств и разглядывания карты (я чуть не вцепился ему в горло и не забрал деньги обратно, когда он предложил бывшую скотобойню — «а там крыша есть!»), мы сошлись на участке к северу от деревни Гаолинцзы. Там было всё, что надо: небольшая возвышенность, рощица неподалеку, ручей, и довольно сносная дорога. В виде бонуса прилагалось здание заброшенного постоялого двора.

Буду считать, что деньги свои интендант отработал полностью. Место оказалось почти идеальным. По меркам всего, что мы пережили за последние дни — просто рай. Под сухой, плотной землёй не хлюпала жижа, ручей давал чистую, ледяную воду. Может, и не вторая в мире по вкусу, но в первую десятку точно входит. Надо только следить, чтобы пили кипяченую.

Сам постоялый двор представлял собой маложивописные развалины. Придется убрать этот хлам и разровнять площадку. Зато бывшая конюшня оказалась крепкой, с толстым бревенчатым каркасом. Крышу подлатать, и можно пользоваться. Стены, конечно, проверим, а то вдруг они могут сложиться от ветра. Сараи — не тёплые, но сухие, главное — с крышей. Там мы разместим склад и аптеку. Площадку под палатки расчистили рядом, чуть в стороне от дороги, но с удобным подъездом для подвод. Пора устанавливать и начинать работать. Сначала, конечно, организовать баньку, постирочную и дать людям немного отдохнуть. А потом, с новыми силами…

Проблемы начались, как только мы приступили к распаковке палаток.

— Евгений Александрович, — подошел встревоженный Михеев. — У нас беда.

— Что случилось?

— Операционная палатка. Ремонту не подлежит. Не так, чтобы латкой обойтись — гниль по всей крыше. Полотно мокрое, тяжёлое, и пахнет так, будто в нем кого-то уже хоронили.

Мы пошли смотреть. Картина была удручающая. Верх палатки изнутри покрыт тёмными пятнами, швы разошлись, по центру — прореха в полтора аршина.

— Когда успела сгнить? — пробормотал я.

— Может, на складе давно лежала. Мы же её не проверяли перед погрузкой — просто взяли по описи. Тогда ведь всё на бегу…

— Есть запасная?

— Если только взять вместо перевязочной, но она меньше, вы же знаете.

Я посмотрел по сторонам. Без операционной у нас будет не госпиталь, а перевалочная база. Нужен крытый, защищённый от ветра и дождя корпус. Если требовать у интендантов новую… Да, фантастика, причем ненаучная. Красный Крест пришлет, никуда они не денутся, но будет это не скоро. Вопрос не дней — недель.

— Где Жиган?

— Здесь я, — отозвался он прямо за мной.

— Видишь, что творится?

— Ага, — кивнул он, даже не удивившись. — Я, ее когда еще на Ялу перегружал, сразу заподозрил, что не в порядке она.

— Почему не сказал⁈

— А зачем говорить? Что изменилось бы? Распаковывать на дороге? Пол дня терять. Решил дождаться, пока до места приедем. А так вы все переживать начали только здесь, а не пять дней назад.

— Что же делать?

— Ждать. Скоро вернусь.

И правда, часа через два Жиган пришел, и не один. С ним было еще четверо солдат, которые тащили два новеньких чехла, близнецы тех, в которых хранилась наша операционная палатка.

— Вот сюда сгружайте, — командовал Жиган. — Всё, служивые, спасибо за помощь. Пойдем со мной, расплачусь.

И солдаты потянулись за ним, как дети города Гаммельна за дудочкой крысолова.

Михеев вскрыл один чехол. Палатка, с виду новая. Сейчас распакуем и посмотрим.

А вот и виновник торжества.

— И где ты это нашел?

— Там уже нет. Знаете, ваше сиятельство, за флягу спирта у нас в армии можно купить не только палатку. Думаю, при нужде, и пушку сюда притащат, да только зачем она нам?

— Зарядить, поставить на въезде и навести на дорогу, — буркнул я. — Чтобы проверяющие не шлялись!

Коллеги засмеялись, атмосфера разрядилась.

— А искать не будут? — вдруг обеспокоился Михеев.

— То не ваша забота.

Я усмехнулся. Вообще очень даже наша. Отмазывать по второму кругу хитрованца? Удовольствия мало. Но, разумеется, говорить об этом вслух не стал.

— Жиган, ты не человек, а… палочка-выручалочка.

— Я стараюсь, ваше сиятельство, — скромно ответил он. — Мы же тут как одна семья.

К вечеру палатка стояла. Новая, тёмно-зелёная, с ровными швами и крепкой оснасткой. Пол устелили брезентом, натянули верёвки, поставили операционный стол и стеллажи. Вера Гедройц с Волконской всё проверили, потыкали пальцем в стыки, и кивнули: пойдёт.

Жиган подошёл ко мне, поправляя пояс.

— Вторую я припрятал, пусть лежит про запас. Сейчас с прочим разберемся, что надо будет, постараюсь найти. Но спирт…

— Спирта пока хватает. Благодарность тебе от меня. И от остальных тоже.

На закате госпиталь был развёрнут. Все двенадцать палаток стояли в нужных местах. Мокрые повозки парили на склоне, лошади жевали овёс. Медики расстилали простыни, кто-то пел тихо под нос. Из печной трубы шёл дым — готовилась каша на ужин. Ну, вроде устроились.

Людей не хватает, вот что главное. Нужно еще как минимум двух фельдшеров, хотя бы трёх сестер. Санитаров человек пять. И только для того, чтобы работать впритык, не расслабляясь. Это я считал в уме, пока утром ехал в штаб. Жиган выделил мне самую резвую лошадку из нашего «табуна», я угостил ее морковкой и мы мигом подружились.

До штаба я добрался во первой половине дня — уставший, но всё-таки в более бодром виде, чем три дня назад, когда нас мотало по грязи как лист по осенней луже. На этот раз меня уже знали. Пропустили без вопросов, козырнули — не то чтобы с уважением, но и не с раздражением. Признали. Привыкли.

Начальник штаба — полковник, с жесткими усами и редкими волосами, зачесанными назад, будто намеренно пытаясь сразить противника своим лбом. Бумаги перед ним были разложены веером, как карты у шулера, но глаза он поднял сразу.

— Князь Баталов. Успели обустроиться?

— Обустроились, спасибо. Пункт у деревни Гаолинцзы. Госпиталь развёрнут. Вода есть, дорога пригодна. Палатки стоят, операционная оборудована.

Он слегка кивнул, будто и не сомневался.

— Отлично. Раненые уже идут. Серьезные поступления ожидаются к завтрашнему вечеру. Японцы наступают, есть потери в заслонах. Вы… готовы?

— Готовы. Но с оговоркой. Людей не хватает. Особенно фельдшеров и сестёр милосердия. По санитарской части мы выкрутимся — из легкораненых и выздоравливающих наберём. А вот обученный персонал… Вы сами понимаете.

Полковник потёр лоб и выдохнул, как человек, который уже слышал подобную речь двадцать раз за день.

— Будут. Скоро придёт обоз из тыла. Добровольцы. В том числе — команда Красного Креста. Сказано, что среди них медики. Сёстры. Пара фельдшеров тоже числится. Обещают, что не новички.

— Обещают… — я усмехнулся. — Ладно. Тогда прошу приписать их к нам, как прибудут.

— Уведомим. Ваш пункт — приоритетный. Ближе всего к линии. Вы и так уже, считай, на передке.

Я коротко поклонился и развернулся, но полковник остановил:

— Князь… Спасибо, что держитесь. Немногие бы не развалились после Ялу. Там… ну, вы сами знаете, видели собственными глазами.

Я ничего не ответил. Только кивнул.

Ближе к вечеру японцы начали обстреливать из артиллерии передовые позиции. А я, чтобы не слушать это бесконечное ухание, решил проверить шкаф с медикаментами. Тот самый, что мы кое-как собрали из трех разных ящиков, поставили у входа в палатку-хранилище и поклялись не открывать без крайней нужды. В нем под двумя замками хранилось самое ценное, что у нас было — запас панацеума. Трясся я над ним, конечно… Прилично так.

Только открыл дверцу — и, как в дешёвом анекдоте, сверху на меня с глухим звуком упал флакон. Больно ударил по лбу, и, естественно, открылся. Потекла пахнущая спиртом жидкость. Еле глаза успел зажмурить. Только отошел от шума в ушах, легкой «яловской» контузии, и вот на тебе. Опять голова страдает.

Я нецензурно выругался, начал вытираться рукавом. В первую очередь глаза. Не дай бог, роговицу сожгу…

Вышел из палатки, как чудовище из бани — лицо мокрое, кожа горит, один глаз не открывается. Сразу же наткнулся на кого-то.

— А-а-а! — короткий визг. Варвара. Побледнела, отшатнулась. — О, господи… кто вы?

— Варвара Михайловна, — прохрипел я. — Не пугайтесь. Это я. Зеленка.

— Батюшки… — Она схватила меня за локоть. — Так испугалась! Думаю, чудовище какое китайское к нам заползло… Пойдемте, сейчас всё отмоем.

Отмывали всем сестринским консилиумом. Спирт, вата, щетка, слава богу, не обувная. Гедройц пришла посмотреть, пожала плечами:

— Хуже не будет. Лоб — как у молодого пулемётчика. Волосы… ну, теперь вы у нас травяной князь.

Я хотел отшутиться, но во рту ощущался нехороший привкус, и голова гудела. На том и закончилась вечерняя инспекция. Я забрался в палатку, где был отведен мне целый угол, закутался в шинель и вырубился мгновенно.

Утро было холодным, как вчерашний чай. Только встали — прибежал ординарец:

— Князь, вас к воротам просят. Везут раненых. И добровольцы прибыли.

Я вылез из палатки, потянулся — и тут заметил, как одна из санитарок, проходившая мимо, быстро отвернулась, прижав рот к плечу, чтобы не рассмеяться. Ещё одна — сдержанно поклонилась, глядя куда-то в район моей груди.

Потрогал лицо. Отвратительно липкое после вчерашних экзерсисов с мылом и постным маслом. Поднес руку к глазам. Прекрасно. Зеленое. И волосы, судя по всему, не отмылись полностью. Особенно на висках. Ужас. И какой теперь авторитет у подчиненных? Правильно, никакого. Князь-посмешище. Еще и прозовут как-нибудь обидно. «Зеленкой». «Ну что там было сегодня на утреннем обходе? Да, Зеленка кровавое побоище устроил». Отлично. Просто замечательно.

Через ворота уже затаскивали раненых на носилках, а во дворе стояли новенькие: пара женщин в белых косынках, юноши в шинелях попроще, один — в совершенно нетипичной одежде, больше студенческой, чем военной. Он смотрел с любопытством, не зевая, но и не тушуясь.

— Госпиталь Красного Креста. Начальник — князь Баталов. Рад вас видеть, — сказал я, проходя вдоль.

Они заулыбались, поздоровались. Я стал по очереди знакомиться. и узнавать, кто откуда. Один — из Казани, другая — бывшая сестра милосердия из Омска. Потом подошел тот юноша, с прямой осанкой и живыми глазами.

— Студент медицинского факультета Юрьевского университета Бурденко.

Тут я обалдел.

— Имя⁈

— Николай. Николай Нилович, — отчеканил он.