Столичный доктор. Том VIII

Глава 20

Подъ Мукденомъ. Опять потянулись дни томительнаго затишья. Мѣстами японцы пробовали наступать, но вяло и нерѣшительно. Среди непріятельскаго боевого расположенія замѣчается крайняя напряженность. Посты и сторожевыя охраненія усилены; увеличено количество сторожевыхъ собакъ.

ВѢНА. Въ дипломатическихъ сферахъ говорятъ, что Японія нѣсколько недѣль тому назадъ неофиціально запросила Австро-Венгрію, не можетъ ли она принять на себя роль мирнаго посредника, и не согласится ли императоръ Франц-Іосифъ, какъ старѣйшій изъ европейскихъ монарховъ, взять эту роль на себя.

ЛОНДОНЪ.«Central News» настаиваетъ, что Китай обратился къ великимъ державамъ съ нотой, въ которой жалуется на опустошеніе войсками его провинцій. Сотни тысячъ китайскихъ семействъ лишены крова и средствъ къ существованію. Имъ угрожаетъ голодъ. Китай проситъ державы оказать содѣйствіе къ окончанію войны.

К счастью, отправление поезда никто не задержал. Видимо, господин Линь предпочёл сначала доложить о провале переговоров начальству, а уж потом — ждать новых указаний. Инициатива, как известно, наказуема, особенно в таких структурах, где наказание — главная форма обратной связи. Я задумался, присылает ли двор своим проштрафившимся чиновникам шелковый шнурок с намеком?

Потом мои мысли перескочили на тему, как шпион в Мукдене сумел отправить телеграмму в Пекин? Там же жесточайшая цензура на почте. Или известие о моем приезде поступило от пассажира поезда, на котором я приехал? Кто-то следил за моими перемещениями, и пока мы точили лясы в консульстве, начальник прибыл на вокзал? Ответ я себе сформулировал так: мне это не интересно. Я еду в Шанхай, а императрица, или кто там еще, обойдутся как-нибудь.

Так что я смотрел в окно, наблюдая, как перрон дернулся, а потом потихонечку начал уходить назад, исчезая в шлейфе от паровоза. Ничего не кончилось, приказ из дворца могут передать посредством упомянутого телеграфа, но просто так меня не остановить. Надо будет — прорвемся с боями.

— … Но там ждать всего три часа, короткая пересадка, — вырвал меня из дум голос Жигана.

— Стоп, я пропустил, что ты сказал? — оборвал я его.

— Так говорю, прямого до Шанхая нету, пересадка в Сюйчжоу, — Жиган прочитал название станции из записной книжки. — Будем там завтра примерно в это же время. Три часа — и поезд до Нанкина. Паромом на другой берег, и уже оттуда — Шанхай напрямки. Если повезет, за сутки доберемся.

— Спасибо, — кивнул я. — Даст бог, доедем.

Как же я ненавижу это неспешное пыхтение по железке, густо разбавленное необязательностью местных специалистов. Всё у них через известное место — и заправка паровоза водой, и загрузка углем, и остальное без исключения. Вот поэтому здесь не расписание, а «примерно будем». Человек полагает, а китайская железная дорога располагает.

И снова полудрема, будто организм решил взять паузу. Поначалу я на каждой остановке смотрел в окно, выглядывая на перроне делегацию из военных, а потом перестал это делать. Ожидание неприятности хуже ее самой, так зачем себя изводить? Случится, тогда и буду думать. А пока вон, классификация перитонита как эффективное снотворное. Так и не смог закончить черновик, мозг яростно сопротивлялся и вырубался через пару строчек. Всё как в стихах — трясясь в прокуренном вагоне, я полуплакал, полуспал.

Сюйчжоу показался мне маленьким полустанком, сильно не дотягивающим до крупной узловой станции. Здание вокзала одноэтажное, в английском стиле, с фронтоном, внутри поместились только билетные кассы и несколько подсобных помещений. Вместо зала ожидания — бамбуковые навесы с ширмами прямо на перроне, вместо буфета — разносчики, в чьем ассортименте были и жареные кузнечики и прочая восточная экзотика. Жиган выразил желание попробовать, но я отговорил. Запас активированного угля в моей походной аптечке невелик, тратить его целиком на здоровяка было бы опрометчиво.

Мы прибыли вовремя, до поезда на Нанкин оставалось меньше часа. Это если он уйдет по расписанию. Сейчас, когда мы здесь, сие не гарантировано — ну а вдруг телеграмма из столицы на наш счет все-таки придет? Первоклассных пассажиров выпустили первыми, и мы с Жиганом и двумя дородными чиновниками в очках очутились на почти пустом перроне.

Тит Кузьмич сразу бросился к кассе. Я остановился — мне интересно было понаблюдать, как он, с его китайским на уровне «иди сюда» и «слишком дорого» справится с этим. В Пекине у него всё получилось, но я ведь не видел!

Жиган подошел и коротко рявкнул: «Нанкин, а!». И продублировал требование показом двух пальцев. Кассир что-то сказал, я не расслышал, но Жиган сразу ответил: «Йинг хао!» — нету серебра. Взамен он полез за бумажником и достал оттуда русские банкноты. Отсчитал пять десяток, и бросил с видом барина, одаривающего холопа. Кассир снова что-то сказал, и получил в ответ: «Хао кьен! Мукден на, Пекин на, ни наджо» — хорошие деньги, в Мукдене брали, в Пекине брали, и ты бери. Очевидно, в свете последних событий русские деньги здесь появлялись не впервые, но одну купюру железнодорожник рассматривал особенно долго, мне даже показалось, что лизнул. Торг закончился в нашу пользу.

Билеты на руках. Осталось только ждать. Мы прошли под навес, где нас, как полагается уважаемым иностранцам, тут же окружили вниманием. Услужливый служащий с поклонами заботливо закрыл перед нами ширму — чтобы защитить от праздных взглядов, как он объяснил жестами. К тому, что на нас постоянно глазеют, я уже привык. Но все равно приятно, когда тебя считают ценным экспонатом.

Выпили чаю из термоса, закусив хлебом с ветчиной. Все припасы везли с собой из Мукдена, в дороге только кипяток брали, чтобы самим все заваривать. Уж лучше я буду давиться бутербродами из черствого хлеба с начавшим надоедать местным хамоном, чем слягу от неведомой кишечной инфекции в таком вот городке. Нет у меня времени на задержку.

Не прошло и получаса, как подали поезд на посадку. По перрону забегали носильщики, заорали, завозились с тележками, кто-то даже зачем-то засвистел, разноголосый гул сразу усилился, но нас это волновало мало. И нести было кому, и до вагона провел тот же угодливый китаец. Скуповатый Жиган бросил ему какую-то китайскую мелочь, чем вызвал очередной пароксизм поклонов.

Вагонов первого класса не было совсем. Когда мы вошли в купе второго класса, то увидели, что попутчик имеется. Сухощавый европеец лет пятидесяти, представившийся как месье Маес, торговец родом из Бельгии. Тоже ехал в Нанкин. Ерунда, сутки с небольшим дороги, можно и потерпеть.

— Чудесный край, — сказал он с жестоким нидерландским акцентом на немецком. — Местный рынок быстро развивается, можно получить хорошие заказы.

Я кивнул. Развивается-то он пусть как хочет, а разговаривать мне было некогда и не с кем. Он, к счастью, вскоре умостился в уголке и высокохудожественно засопел — тихо, ровно, с краткосрочным повышением в конце, почти до ультразвука, как приличный сосед по купе. Вот таких я уважаю.

Стоило закрыть глаза, и воображение тут же предоставило картину бьющегося сердца и черной пули, неизменно почему-то слегка изогнутой, уткнувшейся острым кончиком в левое предсердие у выхода аорты.

Боже, поскорее бы это кончилось! Лишь бы успеть. Лишь бы всё не зря.

Ехали до Нанкина часов на шесть меньше, чем до Сюйчжоу от Пекина. То ли расстояние и впрямь короче, то ли местные железнодорожники неожиданно подцепили вирус трудолюбия, вызывающий внезапный приступ пунктуальности. Даже месье Маес не успел надоесть. Более того, под конец поездки он оказался неожиданно полезным — с удовольствием выдал кучу сведений, призванных облегчить нам пересадку.

Прибываем мы на станцию, которую европейцы по привычке называли Нанкин Вест, игнорируя китайское Сянгуань. Там, у пирса с труднопроизносимым названием, следующих дальше ожидает паромная переправа через Янцзы. Маес выразил готовность сопроводить нас до билетных касс. Он утверждал, что цивилизация начала добираться до этих мест — кассиры на этом берегу даже понимают английский, пусть и своеобразно. По его словам, переправа занимала часа два, иногда больше — в зависимости от состояния воды и скорости китайской задумчивости. При этом он тяжело вздохнул так, словно лично терпел безобразие десятилетиями.

— Когда уже закончится эта война? — бельгиец достал из портфеля сверток с жареной курицей — я даже умилился этому, как выяснилось, интернациональному обычаю, и начал есть, запивая чем-то горячительным из серебряной фляжки. Судя по запаху, коньяк. Правильно, не пьянка, а профилактика кишечных инфекций. Кока-колы пока нет, приходится без нее.

— В газетах сообщают о начале тайных переговоров о мире. Русский император приехал не просто так, — поддержал разговор я. — На фронте под Мукденом позиционный тупик, Порт-Артур японцы взять не могут, их флот блокирован подводными лодками.

— Да… эти «наутилусы» русских здорово подпортили японцам все действия на море, — согласился торговец. — Так бы уже высадили войска на Ляодунском полуострове и вперед, осаждать город.

— Там мощная крепость, — пожал плечами я. — Осада была бы не легкой.

— Нет таких укреплений, которые нельзя разрушить немецкими гаубицами.

Голландец явно питал большое почтение к продукции Круппа.

— Если из них не мешают стрелять.

— Думаю, сейчас англичане надавят на япошек, чтобы те продолжили воевать.

— Почему вы так думаете? — вежливо поинтересовался я, борясь с зевотой.

— Война — это большой бизнес. Заказы, бюджетные ассигнования, новые кредиты… Чем дольше она идет, тем больше банкиры из Сити заработают денег.

— Неужели в Европе нет сил, которые были бы заинтересованы в прекращении этой бойни?

— Есть, — торговец засмеялся. — Те, кого не пустили к кормушке. Немцы, австрийцы. Но я слышал, что они получают сейчас хорошие подряды у русских. Так что… О! Подъезжаем.

Когда Маес ткнул пальцем и объявил, что вот эти мазанки за окном — пригород Нанкина, я не мог усидеть на месте. До Шанхая остается сотни три километров. Плевое расстояние, даже китайский паровоз довезет меньше чем за сутки.

Я старательно отгонял мысль, что там ничего не кончится. Наоборот, это будет начало. Придется делать одну из самых неприятных вещей — ждать. Но пока… Да, консул Зольбер обещал послать телеграмму, чтобы шанхайские коллеги начали поиски супруги еще до моего приезда. Но вдруг они отложили послание в долгий ящик, и начнут только когда поступит команда? Без пинка посольские не шевелятся. Известный факт. Заинтересовать я их могу — любой банк в иностранном сеттльменте с удовольствием обналичит мой чек. Мне жаль только времени. Кого назначать виноватым, если я не успею? Да и поможет ли это?

Сам вокзал Нанкин Вест выглядел как перекормленный близнец станции в Сюйчжоу: та же безликая псевдоанглийская архитектура с претензией на «цивилизацию», тот же фронтон в духе сельского клуба, только масштабы побольше, да каменная кладка прочнее.

Пока отцепляли паровоз и налаживали паромную переправу, мы вышли на перрон. Я — чтобы попрощаться с Маесом, Жиган — купить билеты.

Железнодорожники не спешили. Двигались как на замедленной пленке. Я бы не удивился, если бы кто-нибудь вдруг прилёг, прикрыв лицо соломенной шляпой, и объяснил бы это необходимостью «связи с Небом». В Сиаме, если человек решил провести ритуал сабай-сабай, трогать его нельзя — это не просто отдых, одобренный самим Буддой. Оставалось смотреть на воды Янцзы, грязно-желтые, и размышлять, как долго приходится очищать эту жижу перед тем, как делать с ней хоть что-то.

Впрочем, когда Жиган появился с билетами, железнодорожники почти закончили, маневровый паровозик начал заталкивать вагоны на паром. Я облегченно вздохнул. Вроде и этот этап завершен.

— Вот, Евгений Александрович, купил, — продемонстрировал картонные прямоугольники Жиган. — На том берегу прицепят вагон первого класса, перейдем. А то подсадят какого французика опять, терпи его.

— Маес, между прочим, бельгиец, — лениво поправил я.

— Разницы никакой. Всё одно жульё.

Конечно, что румын, что болгарин, один хрен — нерусский.

— О чем вы там с ним болтали? Он так коряво говорил по-немецки, что я ничего не понял.

— Когда закончится война.

— И когда?

— Сошлись во мнении, что как только западные державы перестанут давать Японии деньги и оружие.

Чтобы не толкаться в вагонах, на южном берегу Жиган вынес вещи на перрон. Так что сборку состава мы наблюдали со стороны. Хоть на улице жарко и душно, внутри, пока поезд не двигается, и того хуже. Душегубка натуральная. Захотелось пить, но я мужественно терпел, и от предложений разносчиков, таскающих воду со льдом и лимонад, отказывался. Ясен пень, там бактерий в составе ровно половина. Глотнул разок — и всё, начинай искать туалет и готовить запасное бельишко на случай, если добежать не успеешь.

Купе первого класса до европейских образцов не дотягивало. И отделка не та, и диваны какие-то узкие. Но мне было плевать. Главное — ехать. Приближаться к цели.

Оставалось минут десять до отправления. Вроде и суета снаружи поутихла, почти все желающие заняли свои места. И проводник пару раз заглянул, извиняясь и кланяясь. Так что новый шум внимание привлек. Открывались двери, что-то вякали на китайском, и шли дальше. Вот прошли первое купе, второе, теперь наступила очередь и нашего.

Сначала робкий стук, потом дверь распахнулась, и на пороге возник офицер в синем мундире нового образца. В знаках различия китайской армии я не понимал ровным счетом ничего, так что звание осталось для меня загадкой. Зато за его плечом я увидел парочку солдат в синих халатах и шапочках. Один из них держал в руке копьё! Блин, в начале двадцатого века остаются армии, воюющие копьями!

Офицер что-то рявкнул. Тут на сцене появился новый персонаж, откровенно гражданский — тоже в халате, но зеленом. Оказалось — переводчик.

— Господин, пожалуйста, покажите документы, — поклонившись, сказал он на английском.

Я достал паспорт и продемонстрировал, не выпуская из рук. Как говорится, повода не доверять не вижу, но мало ли что. К тому же интуиция подсказывала: эти явились по мою душу. Сейчас схватят документ — и всё.

Переводчик что-то тихо сказал офицеру, тот ответил, и я услышал ожидаемое:

— Господин Баталов, вам надо выйти и идти с нами.

— Пшёл вон, — лениво ответил я, пряча паспорт в портмоне. Наверняка толмач слышал «факофф» много раз, понял сразу.

— Господин, это требование…

— Какое еще требование? Какое право ты имеешь что-то требовать от князя?

Что могли сделать китайцы? А ничего. С моим титулом и гражданством я могу, наверное, творить здесь что моей душе угодно.

Жиган английский не знал, но встрепенулся быстро.

— Евгений Александрович, чего хотят?

— Чтобы ты помог им выйти из вагона. Будут еще какие-то шавки приказывать мне.

— Это запросто.

Жиган встал и начал выталкивать китайцев из купе. Без рук, просто выдавливая наружу. Попавший первым под удар переводчик оступился и вылетел в проход. Офицер вдруг разразился долгой гневной тирадой, в конце которой плюнул мне под ноги.

До чего же дрянные люди! Сказал же, некогда. Кто там у них думал, что я подчинюсь приказу какого-то офицерика? Еще и плюются. Как-то грядущая нанкинская резня мне уже кажется не такой и бессмысленной.

Подумал — и ужаснулся. Откуда такие мысли? Да, устал. Да, раздражен. Но считать оправданным уничтожение нескольких сотен тысяч человек? Блин, проклятая война! Приеду в Шанхай, надо будет храм какой-нибудь найти, исповедаться. До чего дошел, а?