Ст. лейтенант (Часть 1) Назад в СССР. Книга 10

Глава 7. Сомнительное предложение

— Максим, Максим… — затрепыхался тот, попытавшись освободиться. — Прошу, не надо! Успокойтесь, не нужно оружия!

— Я спокоен! — невозмутимо ответил я. — Разве оружие помешает нашему разговору?

— Но ведь я вам не враг! — тот как будто бы удивился. — И у меня нет оружия.

— А вот этого я не знаю! — хмыкнул я, но пистолет убирать пока не стал. Быстро обшарил его одежду на предмет скрытой кобуры. Если знать, где искать, то и через дублёнку можно нащупать. — Итак… Зачем вы меня преследовали?

Я отпустил его и тот тяжко вздохнул.

— Э-э… У меня для вас кое-что есть. — быстро, иногда проглатывая окончания, затараторил тот. — Кое-что важное. Если эта информация попадёт не в те руки, я даже не знаю…

— Стоп! — жёстко прервал я незнакомца. — Стоп, стоп! А теперь медленно, осмысленно и с самого начала. Кто, откуда и зачем…

По его лицу, взгляду да и в целом, по манере поведения было видно, что это не убийца, не какой-то телохранитель с навыками разведчика. Да и вообще, видимой угрозы от него не чувствовалось. Слишком уж он был какой-то мягкий, испуганный и неуверенный. Возможно, все это было наигранно и именно это сбивало меня с толку. А ещё он явно был одержим какой-то только ему известной целью и от нетерпения его потрясывало.

Тот сделал несколько вдохов и выдохов, затем сглотнул и начал говорить, то и дело запинаясь и поправляясь.

— Меня зовут Костя. Я из Москвы, из… Неважно, откуда. Занимаюсь анализом грифованной документации из старых фотоархивов. Совсем недавно я обнаружил кое-что интересное. Мне нужно передать вам эту важную информацию. Я знал, что вы скоро появитесь в Батайске и ждал вас здесь несколько дней. Да… А человек, который отправил меня к вам, заинтересован в том, чтобы и вы были в курсе происходящего, поэтому выслушайте меня. Это напрямую касается генерал-майора КГБ Калугина.

Так… Опять Калугин!

Что бы на моем месте сделал обычный человек? Как бы отреагировал на такое резкое и неожиданное заявление, с учётом того, что все так или иначе касалось этого офицера?

Я не знаю. Проблема в том, что я не обычный человек. Я упрямый и харизматичный старпер с большим военным опытом, который прожил прошлую жизнь, наделав ошибок, а теперь оказался в молодом теле себя самого. Соображалка у меня работала на сто двадцать процентов, я все время размышлял, думал, взвешивал. А ещё у меня нюх на вранье особенно неумелое. И сейчас я был практически уверен в том, что этот непонятный мутный тип по имени Костя, пытается провести меня вокруг пальца, осторожно подкидывая то, что якобы должно меня заинтересовать. Его расчет на то, что я все-таки копаю под генерала и крайне заинтересуюсь его словами, конечно хорош… Но нет!

Слова произнесенные им, это некий принцип психологического давления, с расчетом на мой молодой возраст и наивность. На неопытность, которая по его мнению определялась лишь внешностью. Мол, я должен сразу же довериться его словам?

Наивно и глупо. Подобное можно было провернуть куда хитрее и коварнее…

Ну да, понятно, он хочет, чтобы я с ходу ему поверил. Мол, Громов, я твой друг и готов все рассказать и даже что-то передать. Вот только надо ли оно мне?

Это стопроцентный засланец. Подготовленный. Его подослали и он вовсе не из Москвы, просто выполняет какое-то отдельное указание, с целью проверить меня?

Ну, тут не сложно сообразить, что это опять Калугин на вшивость проверяет! Все никак успокоиться не может? Вот же старый гэбэшник…

Возможны ли варианты? А что если это человек Коньякова? Нет, вряд ли… Коньяков не мог знать, что я как-то связан с генералом и само собой упоминание его фамилии тут неуместно. Да и зачем я ему? Мы с его отцом все вопросы закрыли ещё в прошлый раз, а молодой вроде за голову взялся…

Ещё, как вариант, это засланец от агентов ЦРУ, которые вполне могут знать, где я и куда отправился. Ведь тот американец, из законсервированного бункера хорошо знал кто я такой, а соответственно, у них на меня уже есть целое досье — спасибо Джону Вильямсу. Уж тот явно искал на меня информацию не один месяц, коллеги или подчиненные могли быть в курсе. И чего им теперь надо? Вербовка? Да ну, это даже смешно!

А если это кто-то из незнакомых людей полковника Хорева или майора Игнатьева? Что если это свои таким образом пытаются связаться со мной и заранее предупредить, кто такой Калугин на самом деле? Ничего бесследно не проходит… Но тоже как-то глупо получается, посылать ко мне не пойми кого. Да и в целом, как-то это слишком круто, попахивает немыслимым противостоянием между отдельными представителями ГРУ и КГБ, что в принципе даже представить сложно! Одни подозревают других?

— Что за информация? — сухо спросил я.

Тот посмотрел по сторонам — хотя в окружающей нас темноте мало что можно увидеть, решительно расстегнул дублёнку. Там, в большом внутреннем кармане лежал свёрнутый пополам толстый конверт из плотной жёлтой бумаги. Выудив его, он сразу же протянул его мне.

— Что там? — я не торопился брать не пойми что.

— Это… — тот подыскивал правильные слова. — Можно сказать, что это компромат на генерала КГБ Калугина. Если его передать нужным и заинтересованным людям, скорее всего, его арестуют. Слишком много накопилось моментов, которые можно использовать для того, чтобы его обвинить в предательстве.

— О как! Но у меня нет таких знакомых! — отозвался я, глядя прямо в глаза Константина. Сложно имитировать такое растерянно-восторженное состояние — в них читалась то ли надежда, то ли нетерпение, то ли радость, будто он уже сделал что-то очень важное и гордился этим. Бред какой-то.

— А почему именно мне? — я вновь посмотрел на конверт.

— Ну… Вы себя хорошо зарекомендовали. Человек, что отправил меня к вам, считает вас надёжным человеком и доверяет вам.

— Кто отправил?

— Я не могу сказать. Вы же понимаете, что характер военной службы обязывает соблюдать определенные правила.

Я демонстративно усмехнулся.

— Смешной вы человек, Костя! Ничего не говорите о том, от кого вы, зато подписываете на какую-то интрижку. А зачем вообще мне компромат на генерала КГБ?

— Вы знаете, что он подозревается в деятельности, которая не соответствует интересам государства, а также занимаемой им должности?

— Откуда мне это знать? — я пожал плечами. — Я всего лишь прапорщик.

— В бункере, где производилось химическое оружие, вы обнаружили секретный архив, так ведь? Знаете, что там?

— Нет, — я недовольно покачал головой, а сам поразился — ты гляди, какой он осведомлённый. Да об этом мог знать только сам Калугин. — И мне это совершенно не интересно. Меня больше интересует моя собственная судьба, мой карьерный рост. И пока с этим у меня все хорошо. А что там генералы в вышестоящем штабе делают, мне все равно. Тем более, я отношусь к ГРУ! Так что, зря вы сюда приехали. Я не тот, кто вам нужен.

Костя посмотрел на меня растерянным взглядом, вероятно не ожидал ничего подобного. Даже глазами захлопал от изумления. Мне, собственно, все равно, что он там мог подумать. Я прекрасно понимал, что должен отказываться от всяких мутных вещей, учитывая обстоятельства — я на крючке у Калугина.

А ещё я в отпуске. А потому, не исключено, что меня действительно проверяют перед тем, как что-то поручить. Зная, какой закалки этот старый офицер, зная род его деятельности, немудрено, что он хочет в очередной раз убедиться, стоит ли мне доверять.

— Но… Как же так?

— Без всяких но! — отрезал я. — Вы ошиблись! Меня не не интересуют подобные вещи. И рекомендую вам Константин прекратить заниматься подобным, попадете в беду. Об этом разговоре я вынужден буду доложить. Ясно?

Костя несколько раз быстро и часто покачал головой, тяжко вздохнул. Взгляд у него был предельно растерянным, но что-то мне в нем все равно не понравилось — что-то фальшивое. Дрожащими руками он сложил конверт и сунул его обратно во внутренний карман своей дублёнки. Скривился, развернулся и зашагал прочь. Даже не стал прощаться. Ни разу не обернулся.

А мне все равно, я двинулся по своим делам. При этом, я буквально чувствовал, что все сделал правильно. Согласись я на эту аферу, появились бы серьезные проблемы. Возможно, не сразу, но точно ничего хорошего в этом бы не было — чуйка и здесь дала о себе знать, чем и помогла принять верное решение.

Я продолжил свой путь, ещё раз убедившись, что Костя ушел и вряд ли ещё как-то меня потревожит с мутными делишками.

С одной стороны понятно, почему это было сделано здесь, в Батайске — обстановка тут вполне себе позволяет и располагает. Где-то на службе было бы странно и опасно провернуть такое — гарантированный отказ с моей стороны. А здесь, почему бы и нет?

Вот только они просчитались — меня таким макаром не взять. Подвох я уловил сразу и хотя никаких доказательств у меня пока не было, я чувствовал, что поступил правильно.

Двинулся дальше, по темноте миновал три ряда все тех же кирпичных гаражей, вышел на освещённую параллельную улицу и перешёл дорогу. Соседний двор, выполненный в виде буквы «П» был заметно больше чем наш, но состоял лишь из пятиэтажных домов.

Ещё не было той моды, чтобы забивать все первые этажи многоэтажек магазинами с продуктами, аптеками, парикмахерскими, вешая повсюду яркие и светящиеся рекламные вывески. Нет, они конечно, были, но в единичных и очень скромных проявлениях. Магазины были, но их можно было по пальцам пересчитать — город-то небольшой.

В глаза сразу бросился новый, большой гастроном, с большой синей вывеской на которой отчётливо читалось «Океан». Он и раньше тут был, но сейчас почему-то заметно увеличился в размерах. Это уже после, когда я обошел его справа, то понял, в чем дело. Рядом, буквально через стенку, открылся второй магазин мужской и женской обуви и теперь по сути, это было одно здание.

— Ну, неплохо… — похвалил я, входя внутрь. Достал список того, что нужно купить. У меня память хорошая, но мама все равно сунула в карман куртки листок с записями и несколько денежных купюр.

Ох и непривычно же было мне ходить по полупустым проходам, смотреть на узкие полки, брать то, что нужно и платить не картой или смартфоном, а отсчитывать мелкие бумажные купюры.

В те годы они были заметно меньше, чем те, что вошли в обиход в девяностых годах и сохранились до наших дней. Почему непривычно? Ведь практически все время, что я провел в этой жизни, в молодом теле, я либо тренировался, либо держал автомат. А вот по магазинам, в нормальной обстановке почти и не ходил, и сейчас это было для меня даже несколько странно.

Взял докторскую колбасу, сосиски, картошку, морковь, томатную пасту в маленькой консервной баночке, хлеб и булочки к чаю. Те самые, которые по 16 копеек, запали в память ещё в детстве — не удержался и купил, хотя в списке их не было. Последним взял молоко, в стеклянной бутылке с широким горлышком и запечатанное блестящей жестяной крышкой. Вот это характерный символ того времени — в двадцать первом веке таких уже не будет и никто не станет воспроизводить тару советской эпохи. Если треугольные коробки в ограниченных количествах ещё вернутся, то бутылки уже нет.

Расплатился, немного в деньгах запутался — как же без этого? Своей растерянностью насмешил пожилую продавщицу.

Покинув гастроном, я все той же дорогой отправился обратно. Решил не блуждать по улицам, а пошел тем же путем, через гаражи. Так немного быстрее, да и дорога вполне себе проходимая. Посторонних на пути сюда я не заметил, да и кому охота торчать на морозе около минус десяти?

Какое-то время я ещё думал о том, что этот таинственный Константин попытается поговорить со мной ещё раз, но нет. Обиделся, наверное.

Я прошел гаражи, вышел к пешеходному переходу, что вел уже в направлении моего двора. На перекрестке стоял дорожный столб, под которым висел мощный фонарь, освещая все вокруг.

Горел красный светофор, я остановился. Невольно, само собой мой взгляд упал на большую мусорную урну, у столба. В ней, на самом верху лежал смятый жёлтый пакет. Черт возьми! Это же тот самый пакет, что хотел вручить мне Костя.

Сначала я засомневался, но потом понял, что никакой ошибки тут нет, это действительно тот самый пакет. Вернее, конверт.

Я осмотрелся, подошёл ближе. Пакет был грубо смят, засунут как попало.

Смутное подозрение заползло мне в душу. Осмотрелся — вроде никого. Выудив его, я расправил пакет, быстро вскрыл. Содержимое меня удивило — газетные вырезки, причем не что-то конкретное, а полный разнобой. Мусор.

Хм, вот это и есть компромат?

Ну, что тут скажешь. Хитрецы какие! Прямое доказательство того, я принял верное решение, отказавшись от сотрудничества с этим Костей. Что же, меня гарантированно проверяли… И, получается, я эту проверку прошел!

Вот если бы согласился, генерал принял бы мне решение и вся эта канитель закончилась бы, скорее всего, печально.

Ну, по-хорошему, при следующей встрече с генералом или Сизовым, мне нужно будет сообщить об этом, мол, под Калугина кто-то копает… Для того, чтобы окончательно войти к нему в доверие, это будет хорошее доказательство.

Правда, в голове по-прежнему сидела прочная мысль, а на кой-черт мне вообще входить в доверие к генералу КГБ? Если вдуматься, оно мне нужно? Пойду ли напролом через систему, или так сказать, в обход, буду ли пытаться остановить развал Союза? Или же пусть остаётся все как есть, а я лишь буду вносить коррективы по мере возможности и без риска для себя и своих родных?

От греха подальше выбросил я этот конверт обратно в урну, ещё раз осмотрелся и направился домой. Покупки держал в авоське, и не стану скрывать — было странно идти не с привычным целлофановым пакетом в руке, а с обычной сеткой с ручками.

Семь — восемь минут и я уже у своего подъезда. Остановился, осмотрелся — ничего подозрительного. Ни людей, ни машин. Вообще ничего такого, что мне бы не понравилось. Никто за мной не шел, вроде и не наблюдал. По крайней мере, чуйка молчала.

Поднявшись наверх, я вошёл в квартиру, запер за собой дверь. Пока мама что-то готовила на кухне, у меня от восхитительных запахов долетавших оттуда, желудок чуть к спине не прилип. Мешок урчал так, что я б сейчас наверное ведро супа навернул…

И снова на меня накатило чувство любопытное ностальгии — все в моей комнате осталось примерно таким же, как и было в прошлый раз. Все вещи на своих местах, чисто. Мать постоянно наводила тут порядок, вытирала пыль. А ностальгия накатила потому что-то, что я видел сейчас глазами входило в противостояние с воспоминаниями из прошлой жизни и я понимал, что некоторые вещи и впрямь запомнились мне не такими, какими были на самом деле. Например, книги не в том порядке, склеенная модель корабля чуть другая, в иной расцветке, окно выходящее на улицу чуть уже, чем мне раньше казалось. Удивительная всё-таки вещь человеческая память — вроде все одно, а оказывается нет. Мелкие детали как бы случайно проглатываются, со временем искажаются. Игры разума, а тебе кажется, что все нормально и так и должно быть. А потом удивляешься… Вот как я сейчас!

Моя комната, в которой я прожил все детство и подростковый возраст была чуть-чуть другой. Раздевшись, я отыскал в шкафу свою старую одежду и понял, что больше надеть ее не смогу. Не налезет она она меня. Раскабанел ты, товарищ Громов, однако.

Мой вес сейчас колебался где-то в районе девяноста — девяноста пяти килограмм. И ведь почти без жира — он весь выгорел в афганском климате, отдав себя на производство энергии. Это и изнурительные тренировки и питание, стресс на боевых выходах.

А уходил пацаном, который едва до семидесяти пяти дотягивал. Порывшись, штаны и какую-то растянутую футболку я всё-таки нашел.

Черт возьми, если подумать, столько, сколько уже выпало на мою долю, характер и интенсивность событий, что наваливались на меня за последнее время, по сути, запросто загонят в могилу обычного человека — я же без продыха попадаю из одной задницы, в другую. Нервы должны быть ни к черту, а поди ж ты — я все переношу нормально, будто бы так и должно быть. Почти всегда спокоен. Безусловно, огромную роль здесь сыграло то, что последние пятнадцать лет старый я, жил точно так же, мотаясь из одной командировки в другую, только отдохнули и подлечились, снова на задание. Вот я и привык. Наверное.

Через час мама позвала кушать. Боже, как давно я хотел услышать эти слова… Именно так, дома, в мирной и спокойной обстановке, а не с автоматом за спиной, когда все бегом-бегом и думаешь не о вкусной еде, а о том, как бы просто быстрее закончить прием пищи, чтоб сверху ничего не прилетело.

И хотя сейчас у меня тоже было не все хорошо, все же хотелось растянуть подобные моменты как можно дольше. Получить наконец то, о чем много раз вспоминал, жалел и так хотел все вернуть. Эх, странная штука жизнь. Чертовски странная…

Наваристый домашний борщ, это я вам скажу просто нечто. Особенно, когда его правильно готовят, с сухариками и чесноком…

Следующие два дня я отсыпался, отъедался, гулял по городу и приводил мозги в порядок. Сгонял в военкомат, поставил отметку о прибытии в отпускной билет. Заодно повезло, поставил сразу и об убытии, чтоб два раза не ездить, хотя так запрещено.

Никто меня не беспокоил, не пытался выйти на контакт. Дома хорошо. Мы то и дело болтали, я помогал по дому — хотя какие могут быть дела в квартире? Уборка, готовка. Все!о

Кстати, по телевизору наконец-то официально объявили о том, что война в Афганистане длившаяся чуть более семи лет, наконец-то окончена. Полной победой. И вешал с экрана не абы кто, а сам товарищ Горбачев. Тогда же он и сообщил, что братский народ республики теперь нуждается в экономической помощи, а взамен готов предоставить открытое пользование полезными природными ресурсами, торговлю и прочие блага. Конечно, страна терзаемая войной многое потеряла, но все это можно было отстроить, восстановить. Государством готовилась масса крупных проектов…

Смотреть на это было может и интересно, но слишком уж все подано красиво и идеально. Все потому, что порядка в ДРА не будет ещё год — минимум, одиночные вспышки сопротивления недовольных — куда же без этого?!

Под конец третьего дня, у нас в прихожей внезапно зазвонил телефон и я как-то безошибочно определил, что это меня…

Трубку взяла мама, но почти сразу отдала ее мне:

— Сынок, это тебя! — прошептала она.

— Слушаю, Громов! — по привычке ответил я, взяв пластиковую трубку.

— Громов?! — я пока еще не понял, с кем говорю. — Узнал?