Ст. лейтенант (Часть 1) Назад в СССР. Книга 10

Глава 13. Холод

Копченов тоже обратил внимание на приближающийся к нам объект. Зачем-то посмотрел на свои часы.

— Нет, здесь боевиков быть не может! — уверенно заявил он, с тревогой глядя в ту сторону. — Они не настолько смелые, чтоб подбираться так близко! Да и зачем им это нужно?

У меня ответа не было. Да и зачем? Я придерживался другого мнения, привык доверять своему предчувствию. Мой опыт подсказывал, что коварству-боевиков исламистов можно поражаться сколько угодно — те самые спящие ячейки, которые месяцами никак не дают о себе знать, порой вытворяют такое, что потом мирные сирийцы за голову хватаются. И не мирные тоже. А у нас доклады наверх сыплются, мол, противник совершил дерзкий и беспрецедентный ход, который невозможно было предвидеть. Только такие ошибки унесенные жизни уже не спасут.

— Угу… И все же! — я полез в кузов УАЗа, решительно открыл деревянный ящик.

Внутри действительно оказалось два подготовленных автомата Калашникова, к ним четыре снаряжённых магазина. На самом деле, для того чтобы реально отбиться от противника, этого мало. Но если грамотно обозначить свою позицию и отношение, то может и хватит.

— Громов, это лишнее! — воскликнул Толик, но как-то не очень уверенно. Более того, он как будто бы растерялся.

Зарядив автомат, я бросил быстрый взгляд на крупнокалиберный ДШК. Тот был не заряжен, однако короб с торчавшей оттуда лентой стоял рядом. Привести его в боевую готовность займет секунд тридцать-сорок. Благо я хорошо знал, что это за агрегат и как им пользоваться.

Это грозное оружие, один только его вид уже мог напугать противника.

А объект приближался. Быстро, уверенно. Но наши же не ездят на такой технике… Или все-таки ездят?

— Громов, брось. Это лишнее, говорю же! — снова на лице Копчёнова появилось сомнение. А тем временем стало ясно, что к нам движется всего одна единица техники. Судя по цвету и типу, это белый пикап, в кузове которого тоже смутно различалось какое-то вооружение.

Расстояние меньше километра. Вокруг никого.

Я схватился за автомат. И как оказалось вовремя. Правда, я ожидал несколько другого, но то просто потому, что привык сражаться против афганских моджахедов, а исламисты воевали совсем иначе.

По нам открыли огонь издалека, не став проверять кто мы такие… Не прицельно, хаотично.

— Ложись! — заорал я, когда увидел вспышки со стороны машины неизвестного противника.

Не прошло и секунды, как пули застучали по земле, выбивая фонтанчики пыли, а затем и по металлу. Я тут же спрятался за корпусом УАЗа, а капитан как стоял, так и плюхнулся на землю. Вроде не попали.

Высунувшись из-за борта, я вскинул Калашников и быстро прицелившись, дал две короткие очереди по пикапу противника. Выждал пару секунд, дал ещё две очереди.

Машина противника резко вильнула в сторону и я увидел, что там в кузове был установлен ПКМ… Тоже лютая вещь, но все же не тяжелый ДШК с его смертоносными 12.7 миллиметрами…

Снова очередь, пули застучали по металлу, по стеклам.

— Цел? — крикнул я, выглянув из-за кузова и заметив, что капитан уже умудрился заползти под машину.

— Нормально! — донеслось до меня. В голосе чувствовалась какая-то боль.

Я снова открыл огонь по белому пикапу, бил только короткими очередями по три-четыре патрона. Это максимально эффективный метод использования автомата на средних и дальних дистанциях.

Не прошло и десяти секунд, как противник вдруг резко тронулся с места, развернулся и вдруг рванул прочь. По нам больше не стреляли, вероятно, у пулемётчика появились какие-то проблемы, либо со здоровьем, либо с оружием.

Опустив почти разряженный автомат, я визуально убедился, что противник не хитрит и, поднимая дорожную пыль, действительно уносит ноги.

— Ну, дела… — выдохнул я, отложив автомат. Затем склонился и заглянул под машину. — Лишнее, говоришь? Ну-ну… Цел или зацепило?

Копченов лежал там, в руке зажат пистолет Макарова — и откуда он его только вытащил? Из-под меховой куртки, что ли?

Внешний вид капитана мне сразу не понравился — лицо сморщено от боли, ладонь в крови. На лице застыла гримаса боли.

— А, мля… Су-ка… Зацепило! — скрипя зубами, простонал он. — В бедро, кажется, дважды попали.

Этим-то и объяснялось его поведение — он так и не открыл огонь, даже не попытался этого делать. Хотя бой был агрессивным, к счастью завершился он быстро, Толик даже не попытался занять оборону вместе со мной, по факту весь бой пролежав под машиной. Хорошо же ему досталось.

— Руку давай, помогу!

Вытащив капитана из-под УАЗа, я быстро осмотрел рану и вердикт оказался не очень хорошим. Действительно двойное ранение правового бедра, одна пуля прошла насквозь, вторая, чуть выше, осталась где-то внутри.

— У тебя аптечка есть?

— В кабине была.

Аптечку я нашел, это была стандартная, ярко-оранжевая АИ-1. Там же, в небольшом свертке лежал жгут, сверток бинта и вата в бумажной упаковке. Просто, скромно, но как раз то, что нужно.

Сначала обезболил промедолом. Затем, выждав минуту, перетянул резиновым жгутом бедро повыше ранения, ножом разрезал одежду, обработал. Наложил тугую повязку.

— Для начала сойдёт! — произнес я, закончив оказание первой помощи.

— Спасибо, Макс… — скрипя зубами, ответил тот. — Что-то я подкачал. Совершенно не ожидал, что эти черти настолько обнаглеют, чтобы заезжать на неподконтрольную им территорию, да ещё и так дерзко атаковать. БЫли подобные инциденты, но не здесь. Это что-то новое.

— В любой ситуации нужно быть готовым. В учебном центре меня этому научили, а Афган все закрепил на подсознательном уровне. К тому же, предчувствие меня редко обманывает.

— Согласен… — выдохнул тот, пытаясь встать на здоровую ногу. — Расслабился я, надо же! Хорошо, что боевиков мало и трусливые они, издалека обстреляли и свалили. А могли бы близко подъехать и одной очередью обоих. У-у, собаки!

— Что теперь будем делать? — я выпрямился и осмотрелся по сторонам. — Пешком идти вариант так себе… Шесть километров?

— Больше… — признался тот. — Я чуть занизил. Шесть километров это только сирийский опорник будет, и то, прямо по дороге. На этот шум от стрельбы они никак не отреагируют. До точки, где наши стоят, почти девять километров., это если напрямик, через поле. Я столько не пройду. Слушай, осмотри машину еще раз, может удастся ее завести?

Я подошёл к капоту, осмотрел — несколько свежих дыр. А когда приоткрыл, то понял, что движку кирдык. УАЗ теперь вообще никуда не поедет. К тому же, оба левых колеса также оказались пробиты пулями. Ну да, ПКМ вещь злая, тут даже добавить нечего.

Я посмотрел на небо. Близился закат. Плохо дело — в темное время суток здесь куда холоднее, чем в Афганистане. И ветра, которые порой налетают из ниоткуда, могут быть очень сильными.

— УАЗик — все. Сирийцы тут часто катаются?

— Не, в такое время дня, нет! — покачал головой Толик. — А вот исламисты, раз они так осмелели, то вполне могут заявиться ещё раз. Например, с миномёта жахнуть. Для этих ничего святого нет. Знаешь, что они одержимы целью захватить в плен советского офицера, не ниже майора званием. Живым.

Любили боевики кататься на пикапах и провоцировать разовыми акциями стрельбы из закреплённых, в кузовах минометов и пулеметов. Не знаю как в восьмидесятых, а в двадцать первом веке это у них чуть ли не основная боевая единица, разница лишь в вооружении. Обслуживать просто, а погода ему до одного места.

— А раньше тебя не обстреливали?

— Первый раз такое. Стал бы я в одиночку разъезжать?

— А ДШК?

— То для устрашения. Ни разу не приходилось пользоваться. Раньше, если видели советский флаг, оружие применяли редко.

— Ясно, — вздохнул я. — То есть, если останемся здесь, помощи вряд ли дождемся?

— Скорее всего, да. А то и замерзнем. Дорога не главная, эта, скорее, объездная. Разве что случайно кто-то будет ехать.

Я обратил внимание, что в кузове УАЗа лежали инструменты, детали, запасное колесо и ещё какой-то плотный свёрток, обтянутый тканью.

— Что за свёрток?

— Карты. Из Тияса. Я за ними как раз и заезжал, когда Пальмиру покинул.

Вероятно, обстановка здесь и впрямь быстро менялась и если ещё вчера, все было спокойно, то уже сегодня на безопасность можно и не рассчитывать.

— Придется импровизировать!

Покопавшись в кузове, я отыскал подходящие детали и из черенка от лопаты, гаечного ключа, куска алюминиевой проволоки и веревки соорудил примитивный костыль. Ещё нашел кусок брезента, но использовать его как волокушу не стал, слишком тяжелый и жёсткий.

— Толково… — отозвался Копченов, когда я протянул ему костыль. — А ну-ка!

Приподнявшись, он чуть опёрся на раненую ногу, затем сразу на костыль. Нормально, ходить можно.

Забрав второй автомат, решили что пойдем через поле с сухой травой. Солнце приближалось к заказу, температура быстро падала. И если днём в моей лёгкой куртке и утепленном натальном белье было нормально, то ночью картина резко изменится.

— Стой! — Толик остановился, как вкопанный. — Нужно карты забрать с собой! Они секретные, бросать нельзя и уничтожать тоже. Их ждут.

— Они же тяжёлые! — возразил я.

И верно, свёрток весил килограмм тридцать пять, не меньше. Это были наборные карты, полученные от сирийских вооруженных сил, с уже нанесенными на них какими-то важными данными. Потому-то капитан за них и трясся. Правда уровень подготовки и то, как все это перевозилось, вызвало у меня несколько вопросов. Времени обсуждать их нет.

— Ну, надо, так надо! — я быстро приладил верёвку к свертку с картами, фактически превратив его в рюкзак.

И мы двинулись в путь. Выведенную из строя машину бросили как есть, все равно толку от нее больше никакого и ремонту она точно не подлежит.

Шли медленно. Во-первых, передвижение с костылем само по себе не быстрое, а с учётом того, что мы шли через огромное поле, поросшее достаточно высокой сухой травой, скорость замедлилась ещё больше.

Во вторых, чем холоднее становилось, тем больше появлялось влаги. Было тяжело -я тащил на себе карты, два автомата и боезапас к ним. Ноги то и дело путались, к подошвам липла жирная грязь, которой постепенно становилось все больше и больше. К ней прилипала та самая трава, отчего складывалось впечатление, что к ногам подвесили гири. Счищать ее нечем, нож для этого дела подходил плохо. А ещё постепенно темнело.

— Твою мать, как неудобно-то! — в который раз выругался Копчёнов, путаясь в траве. — Я не первый раз ранение получаю, но бляха-муха, мне ещё не доводилось обузой быть. Лучше бы вдоль дороги пошли, так заняло бы больше времени, но и идти было бы легче.

— Нормально!

Из-за влаги и прохладного воздуха, что постепенно оседали на траве, наша одежда быстро вымокла, что не добавило комфорта. Наоборот, она прилипла к тему, стала тяжелее. Температура окружающей среды опустилась до нуля градусов, потянул не сильный ветер. Так и переохлаждение получить можно.

Южнее нас, примерно в ста километрах находились горы, там же, только чуть западнее размещались Голанские высоты, с 1967 года оккупированные Израилем. Оттуда постоянно дул сильный ветер. В самое холодное время, а сейчас как раз февраль, он буквально пронизывал до костей — сплошная равнина, никаких холмов, рельеф местности никак не защищал…

— Перекур! Не могу больше! — устало выдохнул Толик, чуть ли не падая в траву. — Нога болит, сил нет.

— И кровоточит! — отметил я, заметив, что поверх наложенной мной ранее бинтовой повязки отчётливо проступили крупные пятна крови. — Хорошо, пять минут. — Давай я тебе жгут на другое место перетяну!

— Действия обезболивающего надолго не хватит! — заметил Толик. — А больше промедола-то и нет!

Видно было, что ему стыдно за то, что меня не послушался когда было нужно. Мало того, что меня не послушал так ещё и получил сразу два ранения и теперь действительно представлял из себя обузу.

— Ты трехсотый. Это нормально. — у меня вдруг начали стучать зубы. — Холодно-то как.

— Во второй половине февраля будет теплее. Все из-за гор.

Чуть отдохнув, мы двинулись дальше. Ещё минут через двадцать окончательно стемнело и все видимые ориентиры, постепенно перестали быть видимыми.

— Макс, мы по-моему сбились с пути. Взяли левее. Вон то дерево видишь, справа?

— Ну?

— Оно слишком далеко, должно быть ближе. Мы отклонились.

Взяли правее.

Казалось, этому проклятому полю, не было конца. Трава продолжала путаться под ногами, налипать на подошву ботинок. Тащить на горбу тяжёлые карты тоже никакого удовольствия не доставляло. И честно говоря, я уже основательно замёрз. Сначала вспотел, а потом замёрз.

Копчёнов то и дело повторял:

— Ну все, половину пути прошли. Вот вот, вот теперь точно прошли половину! Осталось недолго. Терпи, придем, коньячку бахнем, для обогрева!

Он дышал всё тяжелее, ноги представлял всё медленнее, появилась одышка. Иногда скрипел зубами от боли. Под конец, когда по моим примерным подсчётам мы прошли две трети пути и впереди показались какие-то огни, Толик без сил рухнул в траву.

— Перекур!

Остановившись, я бросил свёрток с картами и тяжело опустился на него сверху. От холода и усилившихся порывов ледяного ветра, я чувствовал себя неважно. Какую-нибудь простуду я уже заработал.

В ботинках хлюпала вода, мокрые и грязные штаны превратились не поймёшь во что… Ощущения просто отвратительные! Такого в Афгане со мной не было, даже когда я мокрый, в КЗС тащил за собой раненого Шута.

Мысленно я уже всё проклял, однако стойкость характера и мое собственное упрямство, не давали мне остановиться или повернуть назад. Останавливаться тоже было нельзя — пока двигаешься, хоть как-то согреваешься. Сжечь бы эту траву к чертовой матери, да тут же такой пожар поднимется, что заинтересуются не только свои, ну и чужие.

После того, как окончательно стемнело, температура воздуха опустилась ещё ниже, став отрицательной. Шумел ветер, шуршала проклятая трава.

Копчёнов заметно ослабел, замёрз и еле передвигал ноги. Сказывалась боль и потеря крови — повязка уже пропиталась ей насквозь. Холод, налипшая на ноги трава с грязью — все не слава богу.

— Громов, оставь меня тут. Иди сам, приведи помощь! — едва слышно бормотал Толик, лёжа в мокрой траве.

— Да сейчас прям! — возмутился я, посмотрев на него со злостью. — Во-первых я не знаю куда идти, во-вторых меня там никто не знает. А ну такой грязный, мокрый черт вылезет! Пуля гарантирована! А в-третьих, как я потом в этой траве тебя найду? Она же высотой почти по пояс! Этой степи конца и края не видно! Нет! Тем более, к тому времени, когда хоть что-то можно будет организовать, ты уже замёрзнешь. Лучше закрой рот, поднимайся на ноги и пошли дальше. Как-нибудь доберёмся!

Удивительно, но это подействовало. Дважды мы поднимались и спотыкаясь, продолжали идти, правда недолго. Останавливались, снова шли. Упрямо, медленно, но шли.

Оба автомата я выбросил, от них не было никакого толку. Противника здесь точно нет, чего ему тут ловить?

Наконец, ещё примерно минут через сорок, мы добрались до какого-то небольшого посёлка. Вокруг был выстроен невысокий забор из досок, глины и камня. За оградой несколько двухэтажных зданий, в них горел тусклый свет. Тут и там колючая проволока. Имелся довольно высокий столб с установленными на нём тремя прожекторами, которые светили в разные стороны.

— Макс, там правее должен быть наблюдательный пост… — с трудом, тяжело дыша, пробормотал капитан. — Нужно подать сигнал! Нам помогут!

Ну и как тут подашь сигнал? Его ведь могут воспринять по-разному. К тому же, я как-то упустил в тот момент, когда нужно было узнать у Толика, кто занимается охраной в этом месте… Сирийцы, или наши бойцы?

Забрав у Копчёнова его пистолет, я дважды выстрелил в воздух. Выждал несколько секунд, затем повторил…

Не сразу, но у нас заметили, когда мы кое-как доползли до луча света от одного из прожекторов. Разумеется не сразу поняли, кто мы такие, что нам нужно и чего ожидать.

— Свои… — простонал капитан. — Свои!

А потом отрубился.

Естественно, шум поднялся — будь здоров. Всех на уши подняли.

Имеющийся здесь дежурный врач, принял соответствующие меры и Копчёнова перенесли в лазарет. А я принялся рассказывать дежурного офицеру, как так получилось, что мы мокрые и грязные, по темноте пришли сюда пешком. Впрочем, история совершенно обыденная.

Я принял душ, если можно так выразиться, затем переоделся в чистую и сухую одежду. Меня натерли согревающей мазью, напоили горячим чаем с мятой и ещё какой-то травой. Получил спальное место в кубрике на четырёх человек.

Для меня ночное скитание по холоду тоже не обошлось без последствий. Уже к трем часам утра я почувствовал слабость, головную боль, стало как-то тяжело дышать. Затем появилась тупая и ноющая боль в груди, полезла температура.

Я спросил где лазарет, мне показали.

— У-у, товарищ лейтенант… Да у вас тут тридцать восемь и семь! — озадаченно пробормотал врач, глядя на ртутный градусник. Видно было, что врач военный, с богатым опытом в прошлом. На вид ему за сорок пять. — Лицо красное, пульс ускоренный. Боюсь, это воспаление лёгких!

— Да твою мать… — устало выдохнул я и закашлялся. — И что теперь?

— Будем лечить. Хорошо бы рентген груди сделать, чтобы понять, что там у вас и насколько серьезное воспаление. Так, я могу только предполагать, без точного диагноза это не медицина, а так… Но рентген кабинет есть только в самом Дамаске, а попасть туда в лучшем случае, мы сможем только завтра к обеду. Да и то, по особой договоренности. Ладно… Так, я сейчас дам вам две таблетки анальгина, дам хороший антибиотик. Ещё сделаю вам укол ударной дозы, в основном, конечно, витамина «С». Ещё, прямо сейчас выпейте две кружки чая! И нужно попытаться заснуть, пусть ваш организм борется с воспалением. Судя по всему, он у вас сильный! Ну а я пока буду смотреть за вашим состоянием! Все ясно?

— Предельно. — кивнул я. — Главное, док, поскорее поставьте меня на ноги! Не люблю болеть!

— А никто не любит… Воспаление лёгких дело серьезное, от него смертность высокая! Так, все, спать.

Самочувствие дрянь, но я старался не обращать на него внимания, попытаться заснуть. Головная боль сильно давала о себе знать, меня потрясывало. Но вскоре подействовало выпитое обезболивающее. А затем, у меня это получилось и я заснул…