Глава 11. Вводный инструктаж

Далее мы будто бы налетели на яму. Где-то снизу, под фюзеляжем, оглушительно треснуло.

АН-12 сильно вздрогнул, затем резко завалился на правый борт и почти сразу же куда-то вниз. Раздался еще один мощный тяжелый удар, но и он не остановил транспорт.

Удержаться было невозможно. Сорвавшись, я полетел куда-то вниз и вправо, боком угодив во что-то тяжёлое и мягкое. Наверное те самые огромные баулы, что были в составе груза. Сразу же судорожно схватился за что-то обеими руками, наспех определив, что возможно, это транспортировочная сеть.

На меня что-то упало, но тут же откатилось в сторону.

Грохот, металлический скрежет. Вокруг творилось черт, знает что. Вопли, крики. Разглядеть что-либо не представлялось возможным — все в густом и плотном дыму, сверху сыпались искры, что-то горело. Практически везде темнота, лишь в передней части с трудом различался мрачный аварийный красный свет. Выла сирена.

Самолет задергался, скорость движения резко упала. Самолёт все ещё двигался, но с каждой секундой замедлялся, скрежеща днищем по земле… Вероятно, экипаж не удержал искалеченную машину на полосе, отчего та слетела на примыкающую к «бетонке» обочину. Или какое-нибудь строение.

Наконец, все замерло.

Однако вокруг все равно что-то скрипело, трещало, искрило. Раздавались стоны.

Отпустив сеть, я попытался подняться на ноги — разобрать, где верх, а где низ, было практически невозможно. Запутался в сети, попытался освободиться.

Отметил, что ощутимо болело правое плечо, в районе правого колена чувствовался дискомфорт и жжение. На голове, судя по всему, большая шишка, на правой щеке и выше крупная ссадина. Потрогал ладонью — все в крови. Не страшно, могло быть куда хуже. Часто после таких аварийных посадок выживших вообще нет.

Периодически кашляя из-за дыма, я все же выбрался из-под сети. Искать свои вещи в этом бедламе было глупо. По крайней мере, сейчас. Потом найдут, когда будут разгребать тут все. А впрочем, кто будет разгребать? Сирийцы? Да оно им и на хрен не нужно, своих дел полно. Принял решение заглянуть позже, когда хоть что-то будет понятно. Куда мы вообще грохнулись? У аэродрома Тифор или не долетели?

Рядом со мной вяло барахтался кто-то ещё. Слышались стоны, невнятные голоса выживших.

Судя по всему, самолёт хоть и сел максимально жёстко, но всё-таки не развалился на части — по крайней мере, вокруг все ещё была темнота и красный полумрак.

— Эй, живые есть? — раздалось совсем рядом. — Помогите!

— Сейчас… — отозвался я, перемещаясь правее. Двинулся на голос.

В дыму отыскал кого-то, помог ему подняться.

— Цел? — спросил я.

— А-ах… Не уверен! Рука… Черт, руку сломал!

— Ничего, заживет! Сам идти сможешь? Нужно сваливать отсюда, пока топливо не загорелось.

Удивительно, но после того, что случилось рампа ещё работала. Уж не знаю, активировали ее из кабины пилотов или отсюда, а может она и сама отвалилась из-за деформации фюзеляжа, но внутри грузового отсека стало заметно светлее. Правда, опустилась рампа не до конца — заклинило примерно на половине, но возможность выбраться все-таки была.

Кое-как добравшись до нее через завалы мусора, разбросанного груза, инструментов и прочего хлама, мы выбрались наружу. Сначала я, затем помог незнакомцу. Оказалось, он сломал правую кисть и, возможно, пару ребер.

Незнакомцем оказался один из нефтяников, лет сорока пяти. Ещё при взлете он волновался и постоянно спрашивал сидящих рядом с ним, что делать, если будем падать в воду. Ему, конечно же, рассказали, вот только полученные им новые знания никак не пригодились. Прискорбно. Главное, живой! Остальное мелочи!

— Уходи от самолёта подальше, хотя бы метров на тридцать! — крикнул я.

— Хорошо. А ты?

— Поищу ещё кого-нибудь. Другим тоже нужна помощь, голоса слышишь?

— У тебя у самого кровь!

Я вновь потрогал пострадавшее место ладонью. И верно, правая щека, ухо и волосы — все в крови.

— Нормально, разберемся! Иди! Со сломанной рукой ты мне ничем не поможешь.

Нефтяник неуверенно развернулся. Прихрамывая и шатаясь, неуклюже перескакивая через борозды земли и разбросанные повсюду металлические ошмётки, тот бросился вперёд.

Снаружи тоже все в дыму и густой пыли. Благо легкий ветерок потихоньку сдувал всю эту завесу в сторону. И он же раздувал пожар — я видел густой столб темного дыма, что поднимался вверх. Кажется, пожар локализовался сам собой и вряд ли возможно возгорание топлива.

Сразу за самолётом различалась большая и свежая борозда на земле — ее-то и пропахал брюхом наш АН-12. Все сухая глина, да мелкая желтая трава. Она в Сирии растет буквально везде, вода ей не нужна совершенно.

Я немного перевел дух, осмотрелся и снова полез в грузовой отсек. Навстречу мне попалось сразу двое — оба шли сами. Все израненные. За ними полз ещё человек, в глубине отсека еще кто-то барахтался. Помог им добраться до рампы.

Голоса раздавались справа и слева. Те, кто уцелел и не получил серьезных травм, помогали тем, кто не мог двигаться самостоятельно. Одного за другим я и еще несколько человек, благополучно вывели наружу. Правда, уже не через рампу, а через разблокированную фюзеляжную дверь.

Я шесть раз возвращался туда и обратно, каждый раз помогая летевшим со мной пассажирам поскорее выбраться из аварийного самолёта. Он кстати, хорошо горел. В иллюминатор под крылом было видно, что дело плохо.

Всего из тридцати семи человек, выжило тридцать пять. К несчастью, двое погибло. У одного случился обширный инфаркт, а второго раздавило одним из тех самых больших деревянных ящиков. Практически у всех были мелкие травмы и раны, переломы различной степени тяжести, шишки и ссадины. Ну, можно сказать, многие, в том числе и я, легко отделались.

Через пару минут после жёсткой посадки, к самолёту подъехал красный пожарный ЗиЛ 131, очевидно переданный Советским Союзом сирийцам. Помимо пожарки, приехало и две машины скорой помощи. Ну, как скорой. Просто медицинской помощи — красный крест на двери. Охрана аэродрома, практически полностью из арабов.

Здешняя пожарная команда, действуя как-то не очень уверенно и слаженно, принялись разворачивать рукава, заливать водой и пеной разрастающийся пожар в левой части самолета. Благо все получилось и больше ничего не взорвалось.

Не сразу я увидел экипаж АН-12 — они выбрались из разбитой машины через другой выход и сейчас стояли в стороне, осматривая то, что уцелело. Что-то обсуждали, спорили. Понятно, ищут ошибку в собственных действиях. Это нормально.

Что ни говори, а тот факт, что им удалось сделать, можно смело назвать настоящим героизмом. Вот и именно за такое и положено награждать самыми высокими наградами — если бы они не удержали самолёт, тот вполне мог бы рухнуть куда угодно. Погибли бы не только пассажиры и экипаж, но и другие люди, которых на базе было полно. АН-12 мог легко повредить или уничтожить другую военную технику, могли сдетонировать хранящиеся на аэродроме боеприпасы, топливо. Сколько при этом могло быть дополнительных смертей, можно было только гадать! Лётчики — герои, что тут добавить?

Уже позже, при быстром внешнем осмотре выяснилось, что непосредственно после удара о полосу, не выдержало и надломилось правое шасси, отчего весь самолёт потерял баланс, сильно накренился и лёг на брюхо. Буквально пропахав часть посадочной полосы фюзеляжем, он вылетел за ее пределы и снёс какое-то строение из глины и палок. При последнем ударе о землю правое крыло не выдержало и переломилось почти у основания, а весь корпус и носовая часть уткнулись в земляную насыпь. На этом-то движение и закончилось.

Сильно пострадавшее левое крыло, с одним уничтоженным и вторым повреждённым огнем двигателем, задралось круто вверх. Все закопченное, черное. Еще дымилось.

Зрелище, мягко говоря, печальное. Словно поверженный колосс, который был сражён подлым ударом. Вряд ли с такими серьезными повреждениями этот АН-12 теперь ремонтопригоден, особенно здесь, в арабской пустыне, где и возможностей толком-то и нет, не говоря уже о толковых специалистах.

Кстати, еще немного о специалистах. В Сирийской Арабской Республике всегда было так — вышедшая из строя военная техника, будь то самолёт или танк, практически не ремонтировалась. Её просто бросали, снимали всё что можно, а остальное ржавело чуть ли не десятилетиями.

Ну, тут есть небольшое отступление — практически вся советская, а после и российская техника поставлялась уже основательно потрёпанной. Бывшей в употреблении, причем достаточно много. Пару лет и на Родине её вполне можно было бы списывать. Но, были и относительно новые экземпляры, в экспортном варианте. Это и танки и бронетранспортеры и самолеты. Особенно самолеты.

— Да-а… — глухо пробормотал я, оглядев все вокруг. Узнал некоторые моменты. — Это Тифор!

Помню, когда я первый раз попал на военный аэродром Тифор, то поразился тому, что все здешние поля и степи, окружавшие аэродром, буквально завалены ржавым металлоломом. Чего там только не было… В основном корпуса машин, старых вертолетов, самолетов, машин. Детали, мины. То же самое было и на Квайресе и даже вокруг «Химок». По сути, в двадцать первом веке это уже были огромные, хорошо охраняемые свалки металлолома. И старых боеприпасов, которые никому не были нужны.

Сейчас, конечно, картина была куда лучше и свежее — на Тифоре кипела жизнь. В подземных ангарах стояли самолёты, тут и там были видны вертолеты сирийских ВВС, автомобильная техника, персонал. Чуть дальше здания управления, пункт связи, ремонтный ангар. Что-то постоянно происходило.

Когда пожар был все-таки потушен, раненых погрузили на грузовики и куда-то увезли. Многим, прямо на месте, оказывали первую медицинскую помощь. Кто не пострадал, оставался здесь — ждать дальнейших указаний.

Перевязали и меня — оказалось, что помимо сильного ушиба плеча, огромной шишки на голове, глубокой царапины в районе колена, была ещё рваная рана, зацепившая ухо, щёку и височную часть. Как бы ничего серьёзного, учитывая сам факт жёсткой посадки. Но все равно неприятно. Теперь шрам останется.

Забегая вперед, конечно же, правительственные силы не закрыли глаза на произошедший инцидент. Они прочесали район, отправили туда людей, чтобы те выяснили кто же совершил настолько дерзкую атаку на идущий на посадку Советский самолёт, но о результатах я уже ничего не узнал. Уехал раньше.

Буквально через три часа, за мной прислали машину. Вернее, не просто машину, а старый полуразбитый УАЗ 469 с пулеметом ДШК в кузове. Побитый, со следами ржавчины. Одна из дверей отсутствовала. За рулём оказался коренастый мужик, в джинсах, кожаной куртке с меховым воротником и очках-авиаторах. Ну ты смотри, стиляга какой…

Стоит отметить, что в феврале в САР прохладнее, чем в том же Афгане. Днём где-то плюс восемь, ночью до минус пяти. Благо, всем пострадавшим, кто пока ещё оставался на авиабазе, постепенно выдали теплые вещи. Свою сумку с вещами я все-таки прихватил из самолёта, когда вытаскивал крайнего раненного… Нормально, жить будем.

Едва я увидел это чудо техники, то невольно улыбнулся.

До боли все это было мне знакомо. Тридцать лет разницы, а по факту всё то же самое. Даже манеры ведения войны у сирийцев остались те же — приехать, застать врасплох, обстрелять и унести ноги. Только в двадцать первом веке советские УАЗики и другую старую технику заменили мощными японскими Тойотами и немецкими Фольксвагенами. Помню, их служба безопасности Мухабарат, очень заинтересовались нашими Тиграми, еще первыми моделями, шестнадцатитонниками. Но им тогда ничего не дали. Слишком жирно, тем более, что обслуживать их будет некому.

УАЗ остановился у входа в ЗКП, водила поднялся во весь рост прямо в машине и внимательно осмотрелся.

— Кто здесь лейтенант Громов? — услышал я громкий крик. На площадке между зданиями собралось порядка двадцати человек. Остальные — кто-где. Порядка не было, а возможностей у представителей советской армии на Тифоре было совсем немного.

Поднявшись, я медленно направился к нему.

— Я Громов!

— Отлично… — тот окинул меня быстрым, но внимательным взглядом. — Моя фамилия Копченов. Документы при себе?

— Конечно… А звание?

— Капитан! — тот быстро пролистал их, удовлетворенно хмыкнул. — Что, вижу, у вас тут с посадкой все прошло не очень хорошо?

Не очень, это мягко сказано.

— Вроде того! — чуть кивнул я. — Ну что, едем?

— А ты человек дела, да лейтенант? — усмехнулся тот. — Уважаю. Чего зря булки мять, да? Но торопиться пока нельзя, к югу полно разрозненных групп боевиков. У них тут повсюду спящие ячейки, патрули, отдельные диверсионные группы… Исламское государство! Тьфу ты… Ну, это мы их так называем. На самом деле, диверсанты из них не очень. А вот смертники да, явление нормальное. Местные жители прячут тех, кто открыто выступает против режима президента Асада… Ну, долгая история! И как ты понимаешь, они тут вовсе не рогатками вооружены!

— Атака на самолёт, тоже их рук дело?

— Скорее всего. А вообще сложно сказать. Здесь полтора десятка разных народностей, сегодня они наши друзья, завтра враги. И нашим, и вашим. Попробуй тут что-нибудь разбери! Политика, мать ее…

— А в целом, обстановка на юге как?

— Сложная… — хмыкнул тот. — Напряжение растет с каждым днем. Сирийская армия она ж как… Это скорее сборище вооруженных партизан, чем полноценная, хорошо оснащённая регулярная армия. Уровень подготовки нулевой. Оружие держать могут, но толку от такой обороны?! А государственная власть обстановку контролировать не могут.

И это верно. Я лично видел, как одна рота сирийских солдат состояла из кого попало. Кто-то в тапках пришел, кто-то в кепке. Кто-то в военном кителе, а кто-то в одних шортах и рубашке. Один автомат на двоих.

— Знакомо… Один и тот же сценарий!

— Когда уроды американские отошли из Афгана, то после себя оставили там много оружия, в том числе и переносные зенитно-ракетные комплексы Стингер. Оттуда, через Пакистан они быстро разошлись во всей Азии, много оружия через перепродажи попало сюда. Вероятно, именно из Стингера вам и досталось! Арабам-то все равно, советский был самолёт или правительственных СДС… Им главное, что вообще сбили!

— Угу…

— Их сейчас американцы очень хорошо финансируют. Огромные поставки оружия и денег, считай, скоро тут будет второй Афганистан. Разжигается масштабная гражданская война и это не считая плохих отношений с Ираном, Израилем. Недавний конфликт в Ливане, который так же перетек в затянувшийся. Ничего хорошего на этой земле ещё долго не будет… Но это только мое мнение.

Да, он прав. Долго ещё не будет порядка и моменту моей гибели в прошлой жизни, только начнут вырисовываться очертания мира.

— И что мы будем делать? Сколько ждать?

— Ну… — Копченов снял очки, посмотрел на свои часы. — Часа три подождем. Стемнеет, будет интереснее.

— А куда нам ехать-то? В Дамаск? До него же километров сто пятьдесят, нет?

Мне не терпелось выяснить, где же я буду проходить дальнейшую службу, в цивилизованной столице или у черта на куличках, где и проблемы те же, что и в будущем?

— Нет, не в Дамаск. Вернее, да. Сначала туда, но там резиденция временная. В скором времени мы переберемся севернее, под самое крупное водохранилище Эль-Асад. Ты про Эт-Табака что-нибудь слышал?

Ещё бы. Да я там со своей группой не одну операцию провел.

В целом, это средненаселенный район, главное в котором огромная дамба проложенная через реку Евфрат. Ее также строили со значительным участием инженеров и строителей СССР, в конце шестидесятых, начале семидесятых годов. Само собой этот объект имел огромное значение для всего региона, как в экономическом, так и социальном плане. Неподалеку располагался крупный город Эр-Ракка.

— А там что?

— Место нашей дислокации. Ты ведь в курсе, чем мы тут занимаемся?

Я задумался, а ведь и в самом деле, чем? Калугин ничего толком не сказал, да и подполковник Сизов не сильно вдавался в подробности.

— Смутно… — отозвался я. — Что-то там про передачу сирийским войскам зенитно-ракетных комплексов и обучению их военных? Консультации и прочее. Так?

— Не совсем… — усмехнулся капитан Копченов. — В 1982 и после тоже, Сирия получила ряд поражений в вооруженных конфликтах с Израилем. Это серьезно пошатнуло силы президента Асада. Мы не просто поставляем им наши комплексы, вроде С-200 или Осы, Стрелы… В общем! Мы им полностью восстанавливаем систему ПВО! На юге уже заканчиваем работу… Но это только начало! Работы ещё очень много!

— А мы, это кто? — прищурившись, уточнил я у капитана.

— Ну, почти сто человек инженеров, конструкторов, операторов, военных строителей. Охрана в том числе. А руководит здесь всем военный советник полковник Беркутов. Анатолий Михайлович. Ты, Громов, официально будешь обеспечивать его охрану, но числишься как начальник секретки. Это учет секретной документации, приказов, инструкций и эксплуатационных документов. Да, знаю, это прапорщицкая должность… Ты ведь этому учился в Краснодаре, так? Должен предоставление иметь.

— Вроде того. Я много чему учился.

Надо же, уже и личное дело на меня сварганили. Любопытно.

— Ну и хорошо. А по большому счету, тебе-то какая разница? Служи себе, да служи и безопасность обеспечивай. Американцы в курсе, что мы здесь, поэтому через оппозицию баламутят воду…

Разницы действительно не было никакой. Однако мне все равно было интересно, что же здесь замышлял Советский Союз, раз это дело курировала контрразведка… Этот момент истории как-то обошел меня стороной, поэтому сказанное сейчас капитаном стало для меня неожиданностью. Однако я чувствовал, что даже Копчёнов не говорит мне всей правды. Ну что же, поглядим, чем они тут занимаются!

Загрузка...