В Москве — знакомый голубоватый свет Шереметьево, встречающие у трапа. Спускаясь, пошутил
— Как Хрущева встречаете?
Есть основания так шутить. В каждой шутке есть доля шутки.
В машину со мной сел Лигачев, то ли глава едва не свершившегося недавно партийного переворота, то ли мой спаситель — в последний момент переметнулся, на самом Политбюро, чем видимо меня и спас. Я предпочел поверить, и не только потому что мне это выгодно. Егор с одной стороны трудяга, с другой — русский. Если решать проблему нового места России в Союзе — то лучше пусть Егор идет на Россию, чем не дай Бог, Ельцин. У Ельцина его пробивная сила имеет и оборотную сторону — он как слон может все крушить.
— Ну, что нового?
— Григорий Васильевич написал заявление. Владимир Васильевич тоже.
Я кивнул
— Романова подписываем. Установить надо персональную пенсию. И наградить. А вот Щербицкий так просто не отделается.
— ???
— Романова мы заменим, найдем человека. А кто на место Гришина?
— Есть кандидатуры….
— Добрика пригласили?
— Дожидается.
— Ты с ним говорил?
— Дельный человек, потянет и всю Украину, если придется.
— Всю — пока не надо…
Виктор Федорович Добрик — родился в Кривом Роге, учился в Днепродзержинске, но вот уже двенадцать лет секретарил во Львове. Личность эта за пределами Украины мало известная, но по факту выдающаяся. Это надо редким талантом обладать, чтобы будучи «схидняком» как там говорят, возглавить Львов. И не на бумаге, а по-настоящему, стать хозяином Львова.
В Киеве его тихо ненавидели. Слишком опасным и слишком самостоятельным он был — его хоть завтра на место Щербицкого, масштаб тот же. Регион он развил — например, автоматические коробки передач на автобусы из Львова поставляли даже на Икарус, не говоря о всем остальном СССР. Ломать исторический центр он запретил — построил в чистом поле город — спутник. Пробивает строительство метро. Борется за качество — Львов в передовиках, там всесоюзные совещания по качеству проводятся. Напрямую от области заключает внешнеторговые договора со странами Европы. Развивает туризм, во Львове построены несколько баз для союзных сборных. Развивает образование — Львов университетский город, все австрийские, а потом и польские университеты сохранены и развиваются.
В том мире, где СССР не стало — Горбачев поддался нажиму украинских товарищей и перевел Добрика в Москву, на ничего не значащую синекуру в виде зама в Союзвнешстройимпорте. Значит, делать этого ни в коем случае нельзя. Добрик не только должен остаться во главе Львовщины, но и получить поддержку Центра. А в Киеве пусть думают. Боятся. И ненавидят.
Разделяй и властвуй.
Более того, Добрик должен поставить вопрос о создании автономной области — либо единой в виде бывшей западной Украины, либо нескольких — отдельно Львовщина, Ивано-Франковщина, Закарпатье или как их там.
Зачем? Во-первых — создается противовес Крыму. Крым тянет на Восток — эти пусть тянут на Запад. Второе — если мы все-таки поскользнемся, пусть лучше мы потеряем Западную Украину, чем Украину целиком. Это все равно отрезанный ломоть, ничего русского там не было и нет. Пусть уходят. Со всей их бандеровщиной. Сталин совершил огромную ошибку, включив Львов в состав СССР — нельзя было этого делать.
То, что бандеровщина там все еще есть — сомнению не подлежит. Нельзя допустить, чтобы бандеровщина передалась в Киев — пусть лучше это будет областной сепаратизм, чем общеукраинский.
А если экономические реформы все же дадут результат — на что я искреннее надеюсь — то мне выгодно, чтобы Львовщина была богатой, чтобы люди там делами занимались, а не по лесам шарахались и от безделья пробавлялись всякими дурными мыслями про ЗУНР и всякое такое. Из богатых, успешных стран — регионы не уходят. Тем более что Польша сейчас ощутимо беднее нас. И поделом — сколько страйковать можно?
Сам Добрик прекрасно знал подоплеку взаимоотношений Львова и Киева, в конце концов ЗУНР была по историческим меркам совсем недавно, были люди которые видели старый Львов, еще царских, точнее — императорских времен. Щербицкий Запад Украины тихо ненавидел, об этом говорило хотя бы то что ни один из двух клубов запада Украины не мог пробиться на уровень высшей лиги советского футбола. А тогда это значило очень многое — Украина была единственной советской республикой которая стабильно имела на высшем уровне больше чем один клуб, а Динамо был единственной не московской командой, которая регулярно боролась за медали. Тем более сейчас, во времена Лобановского. Дерби Спартак Москва — Динамо Киев было главным в Советском союзе и во всей Восточной Европе.
Но иногда — Добрик смотрел с верхнего этажа на Высокий замок, на Подзамочье и думал — а что дальше?
Ни Андропов, ни Черненко особо ничего на Львовщине не изменили — слишком далеко от столицы. Львовщина продолжала жить со своими колежанками, филижанками, варьятами — городскими сумасшедшими, полными автобусами туристов и контрабандой, которая тут была почтенной профессией «завжди» — у редкого парубка не было хотя бы джинсов и пары кроссовок. Но тут — пришел Горбачев и пришел вызов из Москвы — и Добрик отправился в Москву, недоумевая, что его там ждет. Про себя он подумал — наверное, речь о метро. Они как раз подали заявку[11]…
В Москве — Добрика встретил Лигачев, он знал что Лигачев стал, по сути, вторым секретарем ЦК, хотя должности такой не было. Поговорили про партийные дела, потом разговор свернул совсем не туда — Лигачев стал интересоваться его отношениями со Щербицким, и вообще отношениями Львова и Киева, не зажимают ли где область. Добрик удивился — вот те на! Это к чему такие разговоры? Уж не собираются ли Щербицкого на пенсию, а Лигачев подыскивает кадры ему на замену.
В Киев ему переходить не слишком-то хотелось. Обжился на месте, Львов стал родным. Он знал о негласном правиле — в высшем руководстве Украины должен быть кто-то с Запада, но не на первых ролях. Боялись украинизации. Как говорили — когда в Москве стригут ногти, в Киеве рубят руки.
Хотя обидно. Именно он — сделал так что Львов это не только замки и туристы, Львов — это еще и автобусы, сельхозтехника и даже робототехника!
Интересные дела…
— Виктор Федорович!
— Михаил Сергеевич…
…
— Позвольте так сказать от лица львовян…
— Ну, это лишнее, водку я не пью.
— Это настойка, Михаил Сергеевич. На карпатских травах. А вот — рушник…
— Вот за это спасибо…
— Еще вот чайный набор… народные промыслы
Перед тем как продолжить… как думаете, ненавижу ли я львовян?
Что за чушь!
Львовяне для меня не бандеровцы. Это прежде всего самобытный, почти европейский народ, нуждающийся в уважении и признании. Они любят свой город, свою землю, крайне религиозны.
Проблема в том, что Украина — это, по сути, химера, единой она так и не стала. В ней есть как минимум три части — Восток, весь Центр, группирующийся по обоим берегам Днепра и Запад. Западная Украина — это отдельная территория, там живет отдельный народ со своим историческим опытом и судьбой. Они существовали отдельно восемьсот лет, это никуда не денешь. Даже их язык — хоть и похож на украинский, но сильно отличается. И делать Украину единой — означает уничтожать культурное своеобразие и Львова и Одессы и других городов.
Потому идти надо в направлении автономизации. Три западные области, как и Закарпатье должны стать АССР — автономными областями в составе Украины. Как и Крым. Почему только в России полно автономий, а на Украине нет, Украина пытается остаться административно единой? Ведь между львовянином и одесситом разница огромная, не меньше чем между, например жителем Москвы и Уфы.
— давайте как раз чая попьем, Виктор Федорович, разговоры заодно говорить будем, а разговор пойдет у нас долгий. Вы знаете, что будущая пятилетка будет объявлена «пятилеткой группы Б», так сказать? Пятилеткой товаров народного потребления?
— Знаем, Михаил Сергеевич, и всецело поддерживаем. Давно пора.
— Однако, есть у нас проблема, с которой мы так к нашему стыду и не справились. Речь о качестве…
…
— Лозунги лозунгами, но факты фактами — проблемы есть. Я не буду приводить цифры, но нареканий много в этом плане. И в этом смысле особенно ценными становятся наработки Львовщины, как лидеров в вопросе качества. То что вы проводите на своей базе всесоюзные совещания по качеству, это отлично, но опыт нужно дальше развивать. Внедрять на базе Львовщины меры, какие потом будут приняты как общесоюзные.
Добрик зарделся от удовольствия — их заметили
— Да мы бы с удовольствием, Михаил Сергеевич. Но вы же знаете специфику. Все план гонят. А качество вторично. Не уважают того кто будет изделием пользоваться!
— Во!
…
— Прямо в точку. Но практика порочная, еще товарищ Ленин сказал — лучше меньше, да лучше! Надо еще перенимать зарубежный опыт. Вы знаете про японские практики? Про работы Деминга[12]?
Добрик удивился — он и то краем уха слышал. Работ Деминга в нормальных переводах не было, по рукам ходили копии и выписки.
А Генеральный откуда знает?
— Есть такая добрая традиция побратимства. Я советую обратиться к японцам с предложением побратимских отношений. Львов — и скажем Токио или любой другой крупный японский город. Это позволит вам не только завязать полезные знакомства и дружбу — но и самим ознакомиться с японскими практиками повышения качества и познакомить японцев со своими наработками
Опытный Добрик моментально оценил подарок — щедро! Побратимство дает возможность ездить и ездить часто. И не в Болгарию или Румынию — а в Японию, капстрану первого уровня. Да еще для Львова, — который просто провинциальный город. Да тут… одних Сони сколько можно будет привезти. Телевизор Сони — это же символ того что жизнь удалась!
Интересно, что взамен
— Завтра же соберем обком, Михаил Сергеевич. Отличное предложение.
— Вот и хорошо. А МИД вам поможет. Надо наводить мосты, надо налаживать взаимодействие.
Поговорили еще о том, о сем. Потом я и забросил удочку
— Виктор Федорович. А вы по-украински говорите?
Добрик насторожился
— Знаю, конечно, язык, нельзя его не знать. Практики конечно маловато.
— А правда, что в Львове язык сильно отличается от обычного украинского?
— Ну, специфика везде есть. В каждой области…
…
— Да, Михаил Сергеевич, отличия есть. Это так называемая «львивская гвара», очень своеобразная. Это как бы сборный язык. Что-то от украинского, что-то от польского, что-то от немецкого. Есть даже из венгерского и румынского слова. Но этот язык в основном в деревнях остался — в школах обычный украинский преподают, а на улицах в основном говорят по-русски.
Я покачал головой
— Вот это неправильно Виктор Федорович.
— Нельзя допустить, чтобы Львов, с такой богатой историей и архитектурой — стал всего лишь еще одним городом, пусть и развитым. У вас есть то, что отличает вас — отлично, развивайте это! Не надо пытаться подстроиться под остальных. Пусть будет львивская гвара как вы говорите, развивайте это, изучайте, это часть вашей культуры, ваша особенность. Прибавьте к этому народные искусства, фольклор, песни, танцы — вот вам и готов туристический маршрут, не менее ценный, чем скажем Золотое кольцо России — пусть будет Золотое кольцо Львовщины. Не скрывайте свое своеобразие, а наоборот, опирайтесь на него…
Зачем я это делаю? Ну, во-первых, у меня никаких иллюзий относительно Львовщины и ее настроений — нету. Бандеровщина пустила в этом краю глубокие корни. Причиной появления бандеровщины стала украинофобская политика межвоенной Польши, но расхлебывать придется нам. Громадной ошибкой было не присоединение Львова по итогам ВОВ — а то, что оттуда выселили поляков. Если бы поляки там остались — они бы были культурным элементом края и нашими невольными союзниками в борьбе с бандеровщиной. А так получилось что восточную столицу Польши — захватили дикие селюки, многие с руками в крови. Сейчас конечно многие от бандеровщины отошли — но далеко не все.
Если так, то остается один выход: нельзя победить возглавь. Надо чтобы Львов стал не подпоркой, а противовесом Киеву, чтобы он культивировал свою, а не общеукраинскую идентичность. Тогда через какое-то время свидомые если и захотят отделиться — не смогут, не договорятся. Кроме того, надо пресечь проникновение бандеровских идей в центральную Украину, а сделать это можно только сделав Львов максимально не похожим на Киев.
Но есть у меня не только «злые помыслы».
Мой американский опыт подсказывает мне что культурное и языковое противостояние — оно контрпродуктивно и ни к чему не приводит. В США нет государственного языка. Как? А вот так. Нет. Да, все говорят по-английски, но в южных штатах в госучреждениях можно попросить любой документ на испанском — и дадут. Нет американской культуры. Голливуд — это не культура это коммерческий продукт. А так американцы довольствуются культурами других. В Нью-Йорке, например в день Святого Патрика проходит общегородской парад и все с удовольствием участвуют и не ирландцы тоже. Русские эмигранты порой всю жизнь живут на Брайтон-Бич, и даже язык не учат. На юге очень велика роль мексиканской культуры и это принимается, хотя и с издержками.
Так что попытки «запретить» чью-то культуру скорее приводят к обратному — к озлоблению и борьбе. Мы больше ста лет — с эмского указа — боремся с украинским языком — и к чему придем? Так можетстоит перестать, прекратить борьбу и разрешить людям быть самими собой?
Ну и просто… я и русский и американец и Бог знает кто еще. И я считаю, что доставшееся нас в наследство своеобразие, особенности — надо сохранять, беречь — а не гнобить. Кому лучше будет от того что Львов или Одесса станут еще одним городом, да не дай Бог — украинским?
В Кремле наскоро собрали совещание — Егор от партии и Маслюков приехал от Совмина. Я кратко рассказал об итогах визитов в США, Великобританию и Францию.
Маслюков первым оторвался от записей.
— То есть, на Францию в чем-то можно рассчитывать.
Я кивнул.
— На Францию надо рассчитывать в первую очередь, по крайней мере, на первом этапе. Я попытался донести до Миттерана — их экономика тормозит, они не смогут сохранить те рубежи в производстве и торговле, которые они достигли в семидесятых. Япония их обогнала, они вкладывают в НТР больше чем вся Европа вместе взятая. Либо мы объединяемся и боремся вместе с Японией, или нам крышка.
Маслюков тряхнул головой
— Не могу поверить, Михаил Сергеевич, что все так плохо. Да, Япония лучше нас. Но не настолько же. Мы тоже осваиваем цветные телевизоры, видеомагнитофон на подходе.
— Пока мы освоим, самураи уйдут далеко вперед. Поверь, Юра, их в одиночку не догнать, надо кооперироваться. И надо — я уже говорил — сокращать базовый ассортимент, по всем позициям. Не надо нам пять марок телевизоров, пусть будет один на всех пяти заводах, но лучший. С автомобилями тоже надо решать — тот же Ваз, зачем он несколько почти однотипных моделей выпускает? Как только освоят Спутник[13] — пусть все силы на него и бросают, а все старье надо снимать с конвейера. С украинскими заводами тоже надо что-то решать. Я не вижу смысла делать на каждом заводе свою машину — пусть осваивают тот же Спутник. ЛУАЗ пусть Ниву осваивает или кооперируется с Ульяновском. Стоимость разработки новых продуктов во всех отраслях промышленности повышается, и будет повышаться дальше, позволить себе разнообразие мы не можем. Пусть лучше будет один тип — но в достаточном количестве. И надо бороться за качество.
Я успокоился — а то завелся
— Юрий Дмитриевич, сейчас надо во всех профильных министерствах — кто со мной ездил — провести коллегии и создать рабочие группы. Во главе — те, кто ездил. Пусть в течение… скажем месяца — конкретизируют договоренности. Со сроками, с исполнителями, с расчетом ресурсов. Еще раз напомни — пусть пока не ограничиваются ресурсами, пишут что надо — потом уже будем решать, что можем себе позволить, что нет. И искать ресурсы, если надо. Если очень надо — то ресурсы найдем, лишь бы сделать…
Здесь просто не понимают того что такое инвестиции. Мозги не так поставлены. В итоге — мы часто сами ограничиваем себя в том чего можем добиться.
— Ясно, Михаил Сергеевич
— С тебя, Егор, регионы. В заграницу съездили, по магазинам походили — пусть теперь отрабатывают. С тех, кто ездил — тоже самое, план мероприятий по развитию полученных связей. Конкретные проекты. Донеси до всех — активность в развитии своего региона за счет международных связей поверх Москвы будет не только не наказываться, но и поощряться. На Америку мы восемь дней потратили, где только не были. Пусть сами зовут теперь фермеров, представителей торговых палат в гости, пусть показывают возможности, пусть договариваются. К концу года спросим, если все осталось на бумаге — значит, люди в упор возможностей не видят. Таких будем менять.
По Америке мы действительно проехались знатно. Два дня потратили на Калифорнию, один на Техас. Это еще один мой долгоиграющий проект — налаживать связи между советскими областями и республиками и американскими штатами напрямую. В идеале — должно быть что-то вроде побратимства. То, что этого нет — сильно играет на руку русофобам и поджигателям войны. От штатов и только от своих штатов зависят конгрессмены и сенаторы, они проводят в Вашингтоне политику в интересах своих штатов, а не страны в целом. Если экономическое самочувствие скажем Техаса будет связано с его торговлей скажем с Новосибирской областью — никогда конгрессмен их Техаса не проголосует ни за одну антисоветскую резолюцию. И другим будет мешать голосовать.
— То же самое по Франции. Пусть выходят напрямую и договариваются. Если ГБ будет мешать — пусть сообщают наверх. И да… Егор, Запиши. Надо провести на ближайшем Политбюро — облегченный визовый режим для товарищей, приглашаемых центральными и региональными органами в рамках развития деловых контактов. В идеале вообще должно быть просто: приглашение, виза — и полетел…
Из своего кабинета — я направился к Громыко. Его позицию во время попытки дворцового переворота я никогда не забуду. Какие бы ни были мотивы — но он оказался человеком, а не гадом.
Громыко пил чай, увидев меня, оживился
— Михаил, ты чего не позвонил…
— Решил уважение оказать
— Садись. Чайку?
— Давайте.
Два часа я потратил на обстоятельный доклад по итогам поездки. Громыко — видимо самый сильный министр иностранных дел после канцлера Горчакова — кивал, делал у себя пометки.
— … То, что ты определил Великобританию как главного противника — сказал он — спорно, но может ты и прав.
— Тэтчер манипулирует Рейганом, как хочет — сказал я — и с ней не договориться. Она ненавидит нас по идеологическим соображениям
— Идейным — поправил Громыко — идеологии как таковой у нее нет.
…
— Кстати, а насчет того что она говорила про Пакистан… получается, она тоже видела? Да… вот новости. Иногда и не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Получается, Михаил Сергеевич, твое плохое знание английского превратилось в дезинформацию для англичан.
— Получается. Кстати что у нас в Афганистане?
По Афганистану — я, кстати, не говорил — мы создали еще одну рабочую группу, секретную. От Политбюро в нее вошли двое — Алиев и Громыко. Алиев сейчас готовится к встрече в Баку афганских и пакистанских лидеров в рамках мирного процесса. Перед этим — он должен посетить Исламабад и встретиться с Зия уль-Хаком. Алиев в мирном процессе должен сыграть уникальную роль — он мусульманин, генерал КГБ и шеф одной и самых процветающих республик Союза. Для лидеров Афганистана и Пакистана нахождение в космополитичном, но мусульманском Баку должно само по себе вызвать культурный шок и показать, что можно совмещать ислам и социализм и жить очень хорошо.
Громыко курировал проект в Москве.
— В Афганистане становится лучше, Михаил Сергеевич. Я говорил с товарищем Соколовым, этим летом число бандпроявлений неожиданно снизилось почти вдвое от прошлого года, а количество перехваченных караванов с оружием, почти втрое.
— Может перехватывать меньше стали?
— Да нет, вряд ли, операции на границе продолжаются. Кроме того — Себгатулла Моджадиди, лидер фракции монархистов в изгнании передал в посольство в Исламабаде письмо, в котором выражает готовность к переговорам об условиях прекращения огня и возвращения беженцев. Он утверждает, что выступает не от себя лично, а от имени всех монархических и племенных лидеров в изгнании.
Интересные дела. Как я и предполагал — как только уль-Хак перестал предпринимать что-либо в обеспечении единства моджахедов — Пешаварская семерка посыпалась. С одной стороны — монархист Моджадиди, пир Ахмад Гайлани и представитель племен Мохаммад Наби Мохамадди. Эти люди при всей их отмороженности все же представляют традиционалистов Афганистана, с ними можно договариваться. К ним можно отнести и Масуда, он представляет племена и группы Пандшера. А есть исламские экстремисты, такие как Хекматияр, Халес и Раббани. Они вряд ли кого-то представляют — это экстремисты, набравшиеся радикальных книжек про ислам. Хекматияр, например, еще при Дауде вступил в контакт с братьями-мусульманами, за что его преследовали уже тогда. С ними договориться нельзя, потому что им плевать на жизнь простых афганцев, они получают от шейхов деньги и на эти деньги убивают. Их надо уничтожить или изолировать. Первое конечно лучше.
— То есть, ситуация в Афганистане пусть не кардинально, но улучшилась.
— Да, есть такое.
— Сейчас важно закрепить. Пока зима — надо инициировать переговоры и процесс национального перемирия. Андрей Андреевич, прошу вас лично переговорить с Кармалем. НДПА должна призвать всех умеренных лидеров не только к перемирию, но и к участию во власти в Афганистане. По крайней мере, на уровне провинций. Афганские товарищи должны понять — их страна и так только-только вступила на путь развития, а война отбрасывает их на этом пути назад. Компромиссы неизбежны. Если какие-то группы готовы гарантировать порядок в том или ином районе, с ними можно и нужно договариваться, кого бы они не представляли и какие бы преступления перед Революцией ранее не совершили. Если где-то пятерки не приживаются или не пользуются авторитетом — не надо насаждать их силой. И не стоит выкорчевывать силой религию. Религиозность афганцев — очевидный фактор, с ним нельзя не считаться. Мулл нужно вовлекать в дискуссию, заставлять высказываться на общественно-политические темы, но ни в коем случае не конфликтовать. Все муллы, которые поддерживают режим прекращения огня, выступают за национальное примирение — объективно работают на революцию.
…
— Не согласны
— Я вот думаю — задумчиво сказал Громыко — у нас так же было? В Гражданскую?
— А что, Андрей Андреевич, наша Гражданская это образец для подражания?
…
— Так, положа руку на сердце. Несколько миллионов погибших. Разруха. Голод. Тиф. Восстанавливали многие отрасли с нуля. Неужели именно так мы должны были начинать наш путь к коммунизму.
Громыко покачал головой
— Ты только это еще где не скажи.
— Не скажу. Но останусь при своем — Гражданская это страшная трагедия и если бы была возможность избежать ее… Ленин тоже был не в восторге от Гражданской. Как и многие старые большевики.
Громыко отпил чая.
— Эх, Михаил Сергеевич. Не знало беды ваше поколение. А наше… ты конечно идеалист в этом вопросе, это хорошо. Но скажи вот — миллионы и миллионы крестьян, в жизни досыта не наедавшиеся, на помещика работавшие, на ненужной им войне убивавшиеся. Да, власть стала в октябре семнадцатого наша, пролетарская. С одной стороны — помещики, капиталисты, монархисты, которые ничего так не хотят, как на колени снова народ поставить. А с другой — тот самый народ, готовый на все чтобы на колени не встать, чтобы власть свою сохранить. И вот как, скажи — как войне между ними не быть? Может, потому и государство наше крепким таким стало, что с самого начала вопрос о власти, о том для кого оно, государство — выяснило до конца, до донышка? А? Как думаешь?
Многое я бы мог сказать в ответ. О том, что не удержали рабочие и крестьяне свою, собственную власть. Поставил их на колени Сталин, ради победы и ради величия державы весь народ запрягший, заставивший жилы рвать. И тащили этот воз, кровью харкая — до сих пор все это нам икается.
Да не сказал.
— Ладно, Андрей Андреевич. Нам только сейчас из-за Гражданской поцапаться недостает. Главная сейчас наша задача — перезапустить экономику, начать реформы. Вторая — прекратить войну в Афганистане. Первая на мне. Вторая на вас.
— Да я понимаю — Громыко допил свой чай — бакинский саммит надо отработать на все сто процентов. Я конечно с трудом представляю, как НДПА будет делить портфели в коалиционном правительстве с тем же Моджадидди и его сторонниками — но они там с Парчамом так и так грызутся, хуже не будет. Пусть сами решают, в конце концов — Афганистан не представляет для нас такой уж стратегической ценности.
Я чуть не задохнулся от возмущения. А зачем тогда полезли, если не представляет. О чем вообще думали?
Вся эта история — она с самого начала гнилая насквозь. Убили Амина, который и не подумал бы звать в страну американцев. Сотрудники Альфы потом вспоминали мрачную обстановку перед штурмом — парчамисты обещали в помощь пятьсот человек, пришел только… один. Последний из советских руководителей высокого ранга, кто виделся с Амином, замминистра МВД Папутин вернувшись из Кабула погиб в эти новогодние праздники, не успев встретиться ни с Щелоковым ни с Брежневым. Резидентуры КГБ и ГРУ давали взаимоисключающую информацию. Я понять не могу никак понять, как при такой неопределенности — все же приняли решение о вторжении?
— Афганистан представляет ценность хотя бы в силу наличия огромных залежей полезных ископаемых, вскрытых советскими геологами. Андрей Андреевич. Вместе с Алиевым попробуйте договориться сами и донести до всех сторон — в Афганистане под ногами лежат огромные деньги. Прекращение войны означает для всех возможность кардинально улучшить жизнь свою и людей, начать работать и зарабатывать.
— Как бы от этого хуже не стало, если это так. Такой кусок.
— Смотрите сами, Андрей Андреевич, я вас учить не буду, как свою работу делать. Но благоприятной ситуацией надо пользоваться. Войну — прекратить. Пусть будет многопартийность — Парчам и Хальк это две разные партии, пусть и будут две. Тот же Моджадидди или другие умеренные пусть создают третью.
Направился обратно к себе. Афганистан… если бы, хотя бы на два-три года раньше это все прекратим — большое дело. Только я не собирался бросать режим в Кабуле на произвол судьбы. Надо, жизненно надо показать американцам гибельность вмешательства в дела Востока. Пока не понимаю как — но показать надо.
Первого посетителя я ждал давно. Не знал, как начать…
— Товарищ Ульяновский…
— Михаил Сергеевич…
Ростислав Александрович Ульяновский — уникальная в аппарате ЦК КПСС личность. Родился в семье польских дворян. Красноармеец, дальше пошел по стезе МИД. В тридцать пятом арестован, получил пять лет по ОСО как троцкист. После отбытия наказания остался в лагере на бухгалтерской работе (умно поступил — иначе арестовали бы повторно), в Москву вернулся только в пятьдесят шестом. Заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС. То есть зам у Пономарева. По идеологии — меньшевик, но скрытый. Вообще, если внимательно так и беспристрастно посмотреть на истинные идеологические предпочтения в ЦК КПСС — то с удивлением понимаешь, что не все тут — большевики. Но в целом… один из немногих, кто сумел обойти систему, не погибнуть в годы культа личности, но и потом взлететь на самый верх…
— Присаживайтесь.
…
— Товарищ Ульяновский. Хочу посоветоваться с вами, как с человеком опытным, о странах третьего мира. И в особенности — об Индии.
Вообще, вопрос о странах третьего мира, об их ориентации, о будущем и об их месте в миросистеме — один из ключевых и неправильное его решение, а равно и отказ решать вопрос — в будущем приведет к цивилизационной катастрофе. Когда я… ушел из того мира — там эта катастрофа только разворачивалась. Обвальный рост числа беженцев из стран третьего мира в США и Европе, приводящий с одной стороны к деградации западных наций, а с другой стороне к возрождению нацизма. Значительный количественный и качественный рост террористических проявлений, расширение географии терроризма, вовлечение в терроризм новых поколений, расширение террористической пропаганды в интернете, появление территорий, полностью контролируемых террористами. Если к моменту распада социалистической системы в мире было только два, скажем так оплота беззакония, это Зона племен и Золотой треугольник в Азии, ну и с натяжкой Палестина (там ситуация была под частичным контролем и мирный процесс все-таки шел) — то за сорок лет торжества капитализма число таких мест увеличилось кратно. Сомали, некоторые территории Ирака, Сирия, Идлибская зона деэскалации, Косово, Донбасс, Абхазия, Карабах, курдские территории Турции… достаточно или еще? Появились территории, на которых террористам не надо никуда прятаться, они ведут там свою деятельность открыто, готовят себе смену, организовывают детские сады где детей учат головы игрушкам отрезать. В целом — отношения третьего и первого мира зашли в стратегический тупик, вызванный осознанием того что третий мир никогда не сможет не только догнать первый, но и приблизиться к нему. В более мягкой форме такой же кризис присутствует на европейском континенте. Страны Восточной Европы вступили в ЕС и в НАТО, но до степени благосостояния Запада — так и не добрались. Опытным путем выяснилось — даже самые успешные и правильные страны Восточной Европы сваливаются в стагнацию, как только средние зарплаты достигают примерно 70 % от западно-европейских. Причина проста- инвесторам становится неинтересно вкладывать, за большую зарплату они лучше наймут своих, у себя дома.
Все это в корне противоречит тем оптимистическим настроениям, которые царили в третьем мире в период 50-80-х годов. Освобождение от колониализма, создание собственных государств, самостоятельная политика — вызывала оптимизм и желание улучшать жизнь в своей стране, строить страну для своих детей и внуков — а не искать для них будущего в Германии или Канаде.
Причина всего этого — как раз то что в девяностые капиталистический путь развития стал для стран третьего мира безальтернативным, а рекомендации МВФ — руководством к действию. Советский путь был объявлен порочным и ошибочным.
На самом деле, для развивающихся стран третьего мира административно-командная экономика социалистического типа как раз и нужна для начала развития, вопрос в деталях. Именно советский путь в тридцатилетие 50-80-х годов вывел многие страны третьего мира из полусредневековья в двадцатый век, помог создать хоть какую-то промышленность, инфраструктуру и хотя бы накормить население. В то время, как путь «вашингтонского консенсуса» — имеет лишь считанные истории успеха, и те почти все связаны с добычей природных ресурсов. Приведите примеры, какая страна в 21 веке добилась ощутимых экономических успехов, следуя доктрине либерализма? Обратных примеров — куда больше.
Напомню, что это — советский путь в экономике. Он заключается в том, что государство начинает директивно развивать те или иные отрасли промышленности путем вложения в них средств на некоммерческойоснове и государственной собственности на создаваемые активы. При необходимости закрываются рынки, полностью или частично запрещается частный бизнес (последнее, скорее всего ошибка).
При всех издержках и недостатках этого — этот путь все же позволяет создать промышленность в тех странах, где ее никогда не было, занять население, создать потребность в квалифицированных кадрах, сократить импорт и улучшить платежный баланс страны. Обратная концепция — что можно промышленность не создавать а существовать услугами, туризмом и сельским хозяйством — доказала свою несостоятельность, а эпидемия КОВИД вбила в эту теорию последний гвоздь. На самом деле — основа любой здоровой экономики промышленность и даже такие сырьевые страны как ОАЭ и Саудовская Аравия это поняли и активно промышленность развивают, причем с планами и некоммерческим финансированием (они оправдывают это тем что Коран запрещает ссудный процент, но получается вполне советская система). Только промышленность создает нормальную занятость, только промышленность позволяетсоздать прочную и востребованную научную базу.
А что представляет из себя развитие третьих стран в капиталистическом мире. Объявляется свобода предпринимательства. После чего предприниматели приходят и начинают осваиватьтолько те отрасли, освоить которые проще, а выгоды — больше. Чаще всего это туризм и добыча полезных ископаемых — ну и сельское хозяйство. Промышленность они поднимать не станут — слишком сложно и долго, проще купить. Потом организуется какая-нибудь СЭЗ — свободная экономическаязона и туда если повезет, приходят глобалы. Но они получают огромные налоговые льготы, заинтересованы в как можно более дешевой рабочей силе и переводят в страны третьего мира только самые простые и примитивные операции. Инжиниринг, дизайн, ключевые компоненты — все это остается на Западе. Получается такой суррогат промышленного развития, который ничего не дает принимающей стороне — но и вредит самому Западу, так как лишает его промышленности. В выигрыше только глобалы и биржа.
Только директивная, административно-командная экономика способна создать национальную промышленность там, где ее никогда не было. Как вспоминал, по моему Насер — они начали с того что построили завод по производству гвоздей. Египту нужны были гвозди, но раньше все гвозди продавали англичане…
Почему тогда такая экономическая система не победила?
Первая ошибка, я считаю — это попытка огосударствить экономику полностью. Это такая же крайность, как и свобода предпринимательства. Государство должно владеть только теми отраслями экономики, которые по какой-то причине не сможет или не хочет развивать частный капитал. Ну и скорее всего, хотя бы частично — монополиями. Но не более. Нормальная экономика должна состоять из директивно развиваемого государственного ядра и свободного, основанного на частном интересе окружения. Причем государство должно понимать, когда и какие отрасли государственного ядра уже достаточно развиты чтобы представлять интерес для частного капитала — и своевременно приватизировать их, за реальные деньги, которые оно вложит в новые проекты. Запрет частной торговли, мелкого предпринимательства, частной сферы услуг — дикость полная. Это идеологическое требование, противоречащее практике.
Вторая ошибка — это колхозизация, запрет частной инициативы на селе. Практически во всех странах третьего мира, где это сделали или попытались сделать — это привело к конфликту, причем контрреволюция опиралась на сельскую местность. Не надо этого делать! Оставьте село в покое, помогите тракторами и удобрениями, создайте добровольные кооперативы — но не более. Если бы в Афганистане не попытались создать колхозы, отняв у крестьян только что отданную землю — возможно, война захлебнулась бы, крестьяне не пошли бы в банды.
Третья ошибка, не имеющая никакого оправдания — хронический конфликт с церковью. С любой.
Этот конфликт сопровождает советскую власть с самого ее основания и передается дальше. В Афганистане конфликт с исламским духовенством, закрытие мечетей привело к тому, что все исламские клирики встали на сторону моджахедов, и ведут пропаганду среди полуграмотных крестьян. Вряд ли пропаганда имела бы успех, если бы ее вели баи, которые до этого издевались над крестьянами, отнимая у них большую часть урожая. В странах Латинской Америки социалистической ориентации везде есть конфликт с католической церковью, везде власть воспринимается как «безбожная». В Никарагуа — контрас находятся в тесной связи не только с ЦРУ, но и с католической церковью, по сути, она дает им алиби на то что они творят. В социалистической Польше закрытие костелов и аресты священников привели к хроническому отчуждению от власти верующих людей — причем далеко не все из них хотят восстановления капитализма. Враждебность Кароля Войтылы, ставшего Папой — вызвана преследованиями польских властей его самого, его веры и его товарищей, хотя он мог бы и не бороться против социализма, если бы власти разрешили людям верить в то во что они хотят, ходить в костелы. Тем более что как показала последующая практика — во всех социалистических странах власть отнюдь не преуспела в замене десяти заповедей на что-то еще. Пытались выкорчевать веру в Бога, получили в ответ безверие и отмороженность. Так почему любая левая социалистическая власть упорно повторяет эту ошибку, вступая в конфликт с любой церковью, которая имеется в стране? Вместо того чтобы попытаться договориться. Ведь учение Христово и социализм имеют общее, кто бы, что не говорил.
Вопрос, который мы должны ставить для себя сейчас — как нам, прекратив экономическую поддержку стран третьего мира, все же остаться их моральным лидером, сохранить их для себя как рынки, перевести их взаимоотношения на коммерческую основу.
Второй вопрос, который я хочу обсудить именно с Ульяновским — это советско-индийские отношения.
Вопрос Индии — это вопрос где надо принимать решения на десять, двадцать, пятьдесят лет. Надо признать, для начала — что первая половина двадцатого века обошлась для нас катастрофически тяжело, и мы не сможем иметь внутренний рынок в пятьсот миллионов, как говорил Менделеев. И я не хочу гробить те наработки, которые у нас уже есть. Да, у нас нет современной автомашины на конвейере — но у нас есть автомашины недорогие, пригодные для ремонта в сарае, переваривающие дурное топливо и способные ездить по плохим дорогам. В странах третьего мира они еще долго будут востребованы и этим надо пользоваться.
Индия нуждается в коренной реконструкции и индустриализации советского типа, и никто кроме СССР не обладает подобным опытом. Вопрос — как нам не просто оказать помощь — а занять доминируюшие позиции на рынке, который через пятьдесят лет превысит полтора миллиарда человек.
Сложность в том, что несмотря на «хинди руси бхай бхай» и закупки вооружения — индусы не закупают у нас больше ничего. Они не покупают автомобили, мотоциклы, самолеты, грузовики, локомотивы, вагоны, заводы по производству ЖБИ, консервированную пищу — они вообще ничего не покупают. Они настолько привыкли к британским маркам, что пользуются ими до сих пор, причем британцы продают туда то что устарело и не пользуется спросом у них. Например, у них основная машина называется «Хиндустан» — это лицензионная Моррис 1948 года. Понятно, что и Лада и Москвич и Волга — на порядок конкурентоспособнее такого старья. И напомню — миллиард потребителей там есть уже сейчас, а будет больше полутора.
Жилья там строится меньше чем в СССР — не избалованный бытом советский человек пришел бы в ужас от вида типичного для индуса жилища, даже если это новая квартира. Большую часть Калькутты надо сдвинуть бульдозером и построить новый город. Железную дорогу лучше строить с нуля — то, что настроили англичане, не годится. И так — по каждому пункту, пункт за пунктом.
Но СССР, повторяю — никак не участвует в решении этих проблем. Да у нас есть приличные заказы — энергетика, металлургия — но на потребительском рынке пустота. Ноль. Голяк.
И причина в основном в голове. Самим не хватает, а как начинаешь разбираться, почему, что именно не хватает — мрак…
Правда, Михаил Сергеевич?!
— Ты еще умом не вышел нас учить! Ты хоть знаешь, что такое металлобаланс?
— Уже знаю. Знаешь, сколько Китай будет производить стали в мое время? Миллиард тонн в год[14].
…
— Что молчишь.
— Этого не может быть
— Может. Та же самая ситуация по цементу. Китай производит больше половины мирового цемента, и на порядок больше чем сейчас производим мы.
— Тогда почему же они коммунизм не построили?
— Зачем им это? Они дома строят. В Китае целые пустые города стоят, новые. А у нас сейчас очередь на жилье. Анекдот знаешь?
…
— Звонит первый секретарь обкома заму по сельскому хозяйству и спрашивает, ну? Что собирать будем? Урожай или заседание обкома?
— Как тебе не стыдно.
— Мне! Мне п…ц как стыдно. Ты даже не представляешь. Китай десять лет назад воробьев в поле ловил, а через тридцать лет будет производить половину всей стали в мире. А мы что? Балансы сводим?
— Об Индии разговор может получиться долгий, Михаил Сергеевич.
— Ну, тогда попробую кратко. Через три года там надо открыть заводы ВАЗ и Камаз. Справитесь?
Ульяновский ушел в астрал. А я смотрел на него и думал — вот о чем люди думают? А? О победе социализма?
— Это… сложная задача, Михаил Сергеевич, извините
— Не сложнее другой. Любой политический строй базируется на материальной базе. Если не развивать материальную базу, никакого движения к социализму и не будет. А Индия — какая там материальная база? Люди в земляных ямах белье стирают.
— Да, но… автомобили. У нас есть сборка в Египте…
— Мы не сможем нормально развивать наш автопром, не увеличивая тиражность моделей и не экспортируя их. В ФРГ помногу мы экспортировать не можем, остаются страны третьего мира. Автомобиль — это имиджевый проект.
— Простите?
Я понял, что тут это слово может и не быть в ходу
— Представительский. В целом надо быть готовыми перестраиваться. Одно из направлений перестройки — всемерное развитие отношений с внешним миром, и особенно — со странами социалистической или близкой к социалистической ориентации. У нас две крайности — или мы готовы бесплатно заводы строить, или мы вообще ничего им не даем, потому что самим не хватает. Порочная, порочная практика. Нужно всемерно уходить от этого. Вот на каких самолетах летает Индия?
— Признаться, не знаю, Михаил Сергеевич
— А я знаю. Британское старье. Типа Виккерсов. Тоже недоработки — надо предлагать свои Туполевы и Ильюшины.
Ульяновский покачал головой
— Им нечем будет расплатиться, Михаил Сергеевич, даже по клирингу. Нам не надо столько чая…
— Ну тогда в лизинг надо им отдать.
Ульяновский снова ничего не понял.
— Аренда с выкупом! Платишь процентов двадцать и забираешь. Остальное платишь с рассрочкой несколько лет, при этом самолет то уже летает, работает, приносит пользу. Люди покупают билеты, билеты стоят денег, часть идет на погашение. Если же самолета нет — то и люди не летают, и у нас рабочие не работают.
Ульяновский строчил в своем блокноте
— Михаил Сергеевич…разрешите вопрос?
— Да… — я взял себя в руки — да, конечно
— А какая будет… скажем так идеологическая составляющая нашей работы в таких странах. Как мы будем так сказать, развивать идеи ленинизма применительно к этим странам.
Как? А никак!
Ты вот мне лучше скажи, зам заведующего. И Северный и Южный Йемен на словах придерживаются просоциалистической ориентации. Но при этом они тайно воюют друг с другом а из зоны племен, которая там тоже есть — сотни молодых йеменцев выехали в Пакистан и встали на джихад против СССР. И как это объяснить с идеологической точки зрения, такую вот недоработку? Почему из социалистической страны люди на джихад встают? Чья тут недоработка?
Ты, конечно, мне будешь говорить про темных, забитых и отсталых крестьян. Но проблема в том, что это не темные, не забитые и не отсталые. Например, Осама бен Ладен, происходит из одной из богатейших семей Саудовской Аравии, а Айман аль-Завахири — дипломированный врач, его дед был первым министром здравоохранения Египта. У Ахмада Масуда отец землевладелец, у Хекматияра отец полковник, а мать немка, дочь дипломата, пир Гайлани был одним из богатейших людей в довоенном Афганистане. Здесь все не так то просто.
— А сами как считаете, Ростислав Алексеевич. Положа руку на сердце, скажите — все ли так хорошо в советской политике на Востоке?
Ульяновский начал говорить, я десять минут послушал, потом сделал знак — достаточно
— Развития марксистско-ленинского учения применительно к условиям Востока не было и нет. В Иране демократическая революция с потенциалом перехода в социалистическую потерпела тяжелое поражение, коммунистическая и социалистическая партии разгромлены, коммунисты находятся в застенках, а у власти — бешеные клерикалы, терроризирующие все прогрессивные силы Ирана. Партия БААС Мишеля Афляка по сути скорее является националистической, нежели социалистической. В ключевой стране региона — Ираке — Саддам Хусейн окончательно переродился и создал нацистский режим террора и уничтожения, в стране почти полностью уничтожена компартия, масштабы террора сравнимы с самыми мрачными годами культа личности у нас — а мы подбрасываем ему оружие, советников и считаем социалистом, хотя он, по сути, эсэсовец, палач иракского народа. Египет открыто делает выбор в пользу сотрудничества с США. В монархиях стран Аравийского полуострова — продолжается мракобесие с публичными казнями под защитой вооруженных сил США, исторический процесс там, по сути, остановился. Режим насильников и убийц по-прежнему терзает народ Палестины. Израильская военщина господствует во всем регионе.
Пока я говорил, Ульяновский бледнел все сильнее. Потом он как то странно махнул рукой я забеспокоился.
— Ростислав Алексеевич. Вы чего?
— Нет, нет…
Этого только не хватало…
От Брежнева — в нашем крыле остался медпункт, Ульяновскому оказали помощь. А я выругал себя — края тоже надо видеть. Это в моем времени — ссы в глаза божья роса. А тут люди за дело болеют. Можно так человека и довести…
— Ростислав Алексеевич…
Ульяновский сидел на кушетке с закатанным рукавом — мерили давление. Медсестра предусмотрительно вышла
— Речь не о том, что виноваты лично вы. Виноваты мы все, все до единого. Виновата партия, виноват лично я как ее генеральный секретарь.
Ульяновский беспомощно посмотрел на меня
— Ростислав Алексеевич. Вопрос не в том кто виноват — с вас я ответственность снимаю. Вопрос, почему например не прошло революции в Саудовской Аравии.
Ульяновский махнул рукой
— Да как ей пройти, там и коммунистов то нет, извините…
— Не извиняйтесь
…
— Как насчет того что там полно палестинцев, филиппинцев в качестве прислуги. У них ведь совсем нет прав.
Об этом я кое-что знал. Например, милая практика саудитов — чтобы не платить слугам (а там платят традиционно раз в год) обвинить слугу в… колдовстве.
Я серьезно.
— Почему так слабо ведется работа по Пакистану? Это ключевая страна региона, она перенаселена, пакистанцы едут работать повсюду
— Там есть сложности. Террористический режим уль-Хака…
Я подумал — может и впрямь не стоит?
И одернул себя — нет! Стоит!
— Афганская НДПА пользуясь затишьем и предполагаемым процессом примирения должна шире разворачивать работу. И не только среди афганцев, но и среди пакистанцев, среди жителей Зоны племен.
…
— А почему нет? Если в Пакистане преследуют и уничтожают местные коммунистические кадры, пусть там ведет работу соседняя компартия. Как эта работа строилась раньше, у нас до революции? Основные кадры партии, основной ее интеллектуальный ресурс был за границей и оттуда они словом и делом приближали революцию. Почему сейчас не так?
Потому что бюрократия. Это все превратилось в бюрократию.
— Пусть так же и другие партии в странах, которые сделали свой социалистический выбор — ведут работу не только у себя, но и у других народов. Пусть оказывают помощь, пусть просвещают. В Европе до 1914 года не было деления социалистических кадров по странам, не было понимания «социализма для своих» — социализм был для всех, и вообще само укрепление в каких-то государственных границах считалось кощунством. Мечтали ведь о всемирном братстве народов. По крайней мере братстве европейских народов. Давайте развернем политику в этом направлении и на Востоке. Давайте напирать на то, что народы Востока едины, что культивируемые между ними различия искусственны, они культивируются местной своекорыстной буржуазией и главное — элитами. Крестьянину Египта нечего делить с крестьянином Сирии или Ирака или Пакистана и проблемы у них схожи. Это элиты делят территории как зарвавшиеся средневековые феодалы…
Про синтез ислама и коммунизма я Ульяновскому не сказал — рано еще, с этим осторожнее надо быть. Достаточно исподволь пока поднять вопрос о примиренческой позиции по отношению к религии, об ошибочности конфликта религии и левых движений по всему миру. Подать это под таким соусом, что религия это предрассудки — но они, как и всякие предрассудки все равно отомрут при продвижении по пути социализма, и нет никакого смысла ускорять этот процесс.
По отношению к Востоку нам нужна большая стратегия, потому что антикоммунистические силы во главе с Рейганом и Тэтчер — воспользовавшись нашим промахом в Афганистане и войной Ирака и Ирана — перехватили стратегическую инициативу. Принципиальная проблема Востока — там до сих пор остаются колониальные границы, народ остается униженным и обездоленным, а правители всех мастей, в том числе и социалистического толка вместо того чтобы реализовывать единство арабского народа (предпосылок к этому больше чем например объединение в рамках ЕС — арабы все же один народ говорящий на одном языке) — занимаются грызней. Показателен, например тот факт, что две страны, где у власти партия БААС — арабского социализма — власть в лице Саддама Хусейна и Хафеза Асада смертельно ненавидит друг друга, постоянно организуя провокации, в том числе кровавые. Попытка организовать ОАР — объединенную арабскую республику из Египта и Сирии — полностью провалилась, страна просуществовала три года.
Причина всего этого — как я сейчас могу видеть, имея опыт будущего — в изначально порочной системе, когда объединение предусматривает создание единой страны с единой столицей. То есть, кто-то должен утратить власть, влияние, столичный статус. Никто по доброй воле на это не пойдет. Еще один трагический пример из будущего — это объединение Северного и Южного Йемена в единую страну. Несмотря на общее название — исторически это две разные страны. Итог — две гражданские войны за тридцать лет. Южные элиты, в руках которых находился более вестернизированный Аден — так и не смирились с потерей столичного статуса и суверенитета.
Поэтому — объединение арабского Востока должно идти по пути ЕС. Сначала экономический блок и общие проекты, гармонизация законодательства, введение единого гражданства. Потом видимо единая валюта и экономическое объединение, позволяющее реализовывать сложные проекты. Правда есть одно «но» — страны Европы при объединении имели одинаковые политические системы — демократические республики…
Хотя… стоп. Что это я. Великобритания, Бельгия, Испания — это же монархии. Но по сути это конституционные монархии. На Востоке же есть страны и не одна, где монархия абсолютная. И есть такие страны как Ирак, которым лучше было бы быть монархиями, потому что Хусейн залил страну кровью.
Но, тем не менее — все равно надо работать над экономическим объединением стран социалистического выбора. И тем самым мы перехватим повестку дня и у арабских фашистов из БААС, и у арабских абсолютных монархий под американской защитой.
Сам по себе ренессанс агрессивного ислама — был бы невозможен, если бы крах в своих попытках объединить арабский народ не потерпели и коммунисты, и арабские социалисты. Когда боевики Исламского государства бульдозером сдвигали берму[15] разделяющую Ирак и Сирию — на записи было видно, что некоторые из там присутствующих плакали от счастья.
По этой же причине — действия Саддама Хусейна оккупировавшего Кувейт вызвали резкое осуждение Лиги арабских государств — но не арабской улицы, на ней он оставался популярным до самого конца.
Если СССР возглавит процесс объединения и переформатирования Ближнего Востока — никакие американские авианосцы, никакие американские силы быстрого реагирования — не смогут помешать ходу исторического процесса, реализации чаяний двухсотмиллионного народа. Афганистан будет забыт, и именно русские будут старшими братьями, благодаря которым мечты поколений простых феллахов стали реальностью.
Такая ситуация позволит и нам получить безбрежный рынок сбыта и по-настоящему схватить Запад за глотку. Если арабские страны научатся действовать сообща — гегемонии Америки в этом регионе придет конец.
И отдельная конечно история — это Иран.
Вот что делать с Ираном — я не могу придумать.
Аятолла Хомейни еще жив. Он осел в городе Кум, окруженный своими сторонниками-фанатиками, и называет США большим сатаной, а СССР — малым. В той истории он, когда понял что умирает, понял что Ирану надо делать выбор и написал письмо Горбачеву, то есть мне — письмо полное средневековых наставлений и полного безумия. Горбачев отреагировал, послав Эдика Шеварднадзе, история сохранила кадры его приема у Хомейни. Было видно, что Шеварднадзе просто неловко — образованный человек попал в средневековье.
Еще идет война с Ираком — совершенно безумная мясорубка.
А, между прочим, персы — древний и образованный народ, в начале века мы почти подошли к тому, чтобы включить Персию в свой состав как включили ханства Средней Азии. Заслуживают ли эти люди жить и расти в обстановке религиозного мракобесия? Ведь рано или поздно появится поколение, которое и жизни нормальной не знали. И это при том, что до 1979 года там было немало сочувствующих и коммунистическим и социалистическим идеям, особенно в городах.
Ввязываться в переформатирование Ирана? Самим бы переформатироваться да из Афгана вылезти. С другой стороны — какую-то позицию придется занимать неизбежно.
И это восток? А что делать, например с Польшей? Стоит ли, например, мириться с Папой или что делать с Лехом Валенсой и его Солидарностью? Кстати, я уверен, что если бы поляки знали, к чему на самом деле ведет Солидарность — многие отошли бы. Мало кто мечтает жить в Англии на птичьих правах или подмывать старикам задницы в Германии.
Там ключ не в религии. Но и в религии в основном. Польша католичеством велика. Если позволить полякам свободно исповедовать свою веру — антиправительственные настроения утихнут.
Мда…
Набрал номер
— Егор, ты сильно занят?
Лигачева я огорошил с порога
— Слушай, Егор. Давай, как коммунист коммунисту — ты крещеный или нет?
Лигачев чуть не упал. Я представляю, о чем он подумал — стукнул кто-то
— Нет.
— Плохо…
Лигачев занял место за столиком
— А что случилось?
— Да просто от меня только что Ульяновский вышел. А меня не отпускает один вопрос — зачем мы, коммунисты, боремся с религией?
— Ну как… — осторожно начал Лигачев — религия это предрассудки, устаревшие пережитки прошлого…
— Ну и что? Если они такие устаревшие, зачем бороться то с ними? Почему мы, коммунисты, должны вмешиваться в веру людей. И почему коммунизм должен конкурировать с религией, ведь это социально-политическое учение.
Лигачев долго молчал. Подбирая слова. Потом просто сказал
— Не знаю, Михаил Сергеевич. Как то всегда так было, и никто вопросов не задавал. Надо бороться с предрассудками — вот и боролись. А зачем… наверное, чтобы народ из темноты вытащить.
— Когда-то может, это и было оправданно. Но сейчас у нас стопроцентная грамотность, все дети учатся в школах. Где и как мы еще враждуем с религией. Ну, например христианство говорит — не укради. А мы не то же ли самое говорим? Сколько с несунами боремся на заводах, в колхозах. А сколько коррупции сейчас всплыло, это откуда? Совести у людей нету. Получается так.
— Но получается это наша недоработка, партии. Если у людей совести нет. Не через религию же ее взращивать, совесть.
— Да хоть как! Лишь бы она была, хоть немного. А так… нет совести, значит, нет. И неважно по чьей вине. Может хоть кого-то проймет.
Лигачев явно не хотел соглашаться
— А разрешать то зачем? Ну, разрешим, опять попы начнут дурманом своим народ пичкать.
— Егор. А запрещать — зачем? Тратить силы на борьбу с церковью — зачем? Пусть живет сама по себе, пусть кто верит тот и верит. Ты не задумывался, что слишком много запретов. То нельзя и это нельзя. Мы куда-то идем, и за нами люди идут — или толкаем людей в спину? А то и на поводке тащим?
Лигачев помолчал. Потом сказал
— Умеешь ты на разговор вывести, Михаил Сергеевич…
— Почему, Егор? Только честно?
— Ну, как сказать. Вроде как мы руководящая и направляющая сила. Наше дело руководить и направлять…
— А самый простой способ руководить — запрещать, так? Запрещаешь то и это — и вроде нужным себя чувствуешь. Так?
Молчание.
— Иди, переспи с этим. Подумай. Потом продолжим.
Дальше у меня был разговор с Владимиром Крючковым, руководителем ПГУ КГБ СССР. Внешней разведки.
Разговор этот я оттягивал, потому что никак не мог придумать, как мне легализовать информацию, основанную на моем послезнании. Если ее просто обнародовать — никто не поверит, сочтут сумасшедшим. Если ничего не делать… зачем тогда я здесь? Зачем-то же мне дали второй шанс, верно?
А знаний у меня много. Очень много. Я сейчас уникальный прогнозист, лучший в мире, хотя надеюсь, это ненадолго. Но я не хуже Эймса помню имена и фамилии всех тех, кто перешел на ту сторону. Они сейчас еще на низких должностях, многие и не думают предать — а я знаю что они — гнилое яблоко. И того же Потеева, который предаст в десятые, а сейчас его и в КГБ то нет — лучше просто не принимать на работу в КГБ, чем потом расстреливать. Пусть идет в какую-нибудь жилконтору и там работает и всем так лучше будет.
Но я придумал…
Владимир Крючков, старик со стальным взглядом, серый невзрачный бюрократ, вечный номер второй при Андропове — собираясь на доклад к Генеральному в своем «офисе» в Ясенево, напряженно думал.
Его бюрократические позиции пока безупречны — крупных провалов последнее время не было, а достижения советской разведки неоспоримы — именно при нем, при Владимире Крючкове она вышла на пик своих возможностей. На связь с советской разведкой вышел Олдридж Эймс, кадровый сотрудник ЦРУ, начальник отдела внутренней контрразведки, который запутался в долгах от развода и пьянок. По своей должности он имел допуск равный допуску директора ЦРУ, так как в его компетенцию входило проверять работу любого сотрудника оперативного директората ЦРУ. Именно он сообщил страшную правду — генерал ГРУ Дмитрий Поляков уже двадцать лет является предателем. Он так же сообщил имена всех (!!!) советских граждан находящихся на связи в ЦРУ. Ничье предательство не могло причинить такого вреда как предательство Эймса — любой сотрудник советского директората мог сдать только тех агентов, которые были у него на связи, директор советского директората мог сдать агентов в СССР — а Эймс сдал и агентов во всех странах советского блока.
Теперь Крючков думал о том, что делать. Предательство вырисовывалось масштабное — несколько человек и в его сети, включая Гордиевского, резидента в Лондоне. Но в основном вопросы будут ко второму главному управлению — контрразведывательные методы показали свою несостоятельность, пропустили столько агентов. Как могли за двадцать лет не разоблачить Полякова — он руководил подготовкой агентов ГРУ, сдал американцам целиком несколько выпусков Военно-дипломатической академии, получается все время, пока там окопался Поляков, школа работала вхолостую, все ее выпускники были засвечены сразу. Получается надо всех отзывать, переводить на работу не связанную с разведкой — а кем замещать? Получается, в атташатах будут годами зиять дыры, или привлекать офицеров без должного образования и подготовки, рискуя тем, что они будут либо беспомощны перед игрой противника, либо такого могут натворить в странах пребывания! Но главное — а что с самим Поляковым? Эймс сообщил, связь с ним поддерживается до сих пор.
Крючков оказался в ситуации, когда нормального выхода нет. Чем больше полученной от Эймса информации он реализует — тем быстрее американцы поймут, что в Лэнгли крот. Если он будет бездействовать — это должностное преступление.
И вот что — делать?
Беспокоился Крючков и о настроениях в своем «Лэнгли». Здесь давно было две группировки. Восточники — во главе их традиционно были выходцы из резидентуры в Дели. И западники. Так вот — западники уже давно говорили почти, не скрываясь о том, что СССР должен вступить на путь реформ и реформы предлагали откровенно капиталистические. Председателя это беспокоило, а сейчас беспокоит и его, Крючкова. Он знал Председателя лучше, чем кто-либо другой, и знал, что Председатель вовсе не собирался сворачивать с пути строительства социализма. Да, он искал пути реформ, но в рамках социалистического миропорядка. Основой его реформаторских устремлений был, конечно, венгерский опыт — Председатель говорил по-венгерски и знакомился с литературой венгерских экономистов[16].
А вот Михаил Сергеевич, похоже, сторонник западного пути. Крючков был знаком с материалами из основных резидентур, вашингтонской, нью-йоркской и прежде всего — парижской. В Париже были достигнуты очень сильные договоренности по экономическому сближению, сейчас работа спущена в министерства, готовится целый пакет крупных договоров по открытию производств французских товаров в СССР и даже о сотрудничестве в гражданском авиастроении. Но и в Нью-Йорке — речь о сотрудничестве с которой Горбачев выступил на заседании Ротари-клуба немало удивила американцев. Один из журналов поместил в заголовок статьи фразу: Горбачев — один из нас?
Мерседес Крючкова хорошо знало девятое управление и пропустило без досмотра — в отличие от большинства советских чиновников, начальник внешней разведки открыто пользовался бронированным Мерседесом. Припарковавшись недалеко от Царь-пушки, Крючков заметил, что стоянка почти пуста. Он мог понять, что его ждет уже по количеству и принадлежности машин. Если бы машин было много — ждет разнос, а то и снятие. Мало ли…
К Горбачеву его привели через комнату отдыха. Крючков моментально заметил — Горбачев теперь носит такие же очки с затемненными, дымчатыми стеклами, как и Председатель. У Председателя из-за диабета глаза болели, а этот…
Шут гороховый…
Крючков открыл папку, приступил к обстоятельному докладу по делам разведки. Как по мне, дела были не очень, потому что успехи у Главного противника компенсировались полным непониманием и неведением, что происходит в странах Варшавского договора — а ведь именно там мы через четыре года столкнемся с катастрофическим кризисом, когда за пять месяцев падут четыре социалистических правительства. Хотя Крючков и не виноват, а виноваты мы все, с нашим вечным стремлением решать все то в вашингтонском обкоме, то в парижском, то в лондонском. Пренебрежительное отношение к малым соседним странам, уверенность в том, что они сделают то, что им сказано — неважно, нами или в Вашингтоне — еще сильно нам аукнется.
Ой, сильно.
— Ну-ка, поподробнее. Это где за пять месяцев четыре правительства пали?
— Этого еще нет. Чехословакия, ГДР, Польша, Венгрия.
— Это как так? Как такое допустили?
— Ну, как. В Чехословакии допустили формирование несоциалистического правительства. Те открыли границу, и стало возможно массово бежать из ГДР в Австрию и ФРГ. В ГДР задумались что делать — народ то бежит, тысячами. Решили сделать новый порядок пересечения границы ГДР и ФРГ. Некто Шабовски, член Политбюро неудачно выступил на пресс-конференции. Его спросили, когда новый облегченный порядок вступает в силу — он ответил, что сейчас. А там митинг был. Как только митингующие это услышали — они пошли вперед и снесли Берлинскую стену.
— Ужас.
— Ну, это как сказать. По мне ужас это когда люди готовы под пули лезть только бы с Родины свалить. В Польше Солидарность взяла на первых выборах 99 мест из ста. Ну а в Венгрии все тихо прошло — там и демонтировать то особо нечего было.
— Как такое допустили?
— А как было не допустить? Танками людей давить?
— Нет, ну это неконструктивно…
— А как?
— Ну, надо было выступить перед людьми, объяснить…
— Михаил Сергеевич! Когда люди видят пустые прилавки, они не слишком склонны слушать объяснения, почему они пусты, понимаешь? Вот вы Ленина читаете, Маркса читаете — а смотрю, в одно ухо влетает, в другое вылетает. В соревновании двух систем победит та, которая сможет лучше всего удовлетворить потребности человека. Вот это — суть, а все остальное — словоблудие. Если бы ГДР, а не ФРГ жила лучше, то это западные немцы пошли бы сносить стену, а не восточные. Вот поэтому я сейчас пытаюсь преодолеть товарный дефицит и развивать производство товаров народного потребления
— Неправильно, надо развивать производство средств производства в первую очередь.
— О, Господи…
— Владимир Александрович…
…
— А почему вы не докладываете Политбюро о вашем новом источнике в Лэнгли?
Крючков побледнел
— Откуда…
Я молча смотрел ему прямо в глаза
— В партии тоже существует разведка.
— Но это же… три человека… три человека знали.
— Знают двое, знает и свинья. А тут трое…
…
— Первое. Тех, кто мне сдал информацию, не ищите. Только хороших людей под монастырь подведете. А найти не найдете. Партия знает всё.
…
— Второе. Где его личное дело?
— У меня в сейфе.
— Дело уничтожить.
Крючков кашлянул
— Как. Как уничтожить?
— Лучше сожгите. Только лично, никому не доверяя. Его настоящего имени просто не должно нигде быть.
— А как… работать?
— Как работать. Подготовьте липовое дело. Найдите кого-то высокопоставленного в Лэнгли, кто бы мог сдавать информацию такого уровня, и заведите на него дело. Все сообщения от источника — подшивайте туда.
…
— Владимир Александрович, я здесь
Крючков явно такого разговора не ожидал. А я подумал — еще второго недомогания тут не хватало, после Ульяновского
— Да, но… есть же система учета, пусть и совсекретная.
— Что знают двое, знает и свинья
— Как деньги списывать?
— Никак. За деньгами будете приходить сюда, проведем как помощь братским партиям. Приказываю даже на совсекретных совещаниях использовать только псевдонимы источников. Если каким-то образом крот доберется до информации в вашем сейфе, он получит дезу. Американцы не ожидают, что у нас даже в нашем собственном внутреннем учете содержится искажение информации, а не реальная информация.
— Извините
— Чайку попейте.
Крючков дохлебал чай.
— Второе. Реализовывать информацию от источников только путем дезинформации. Производить аресты только по согласованию со мной.
Прошлый раз Эймса сильно подставили тем, что махом арестовали всех выданных им осведомителей. Он спасся тем, что американцы просто не поверили, что один крот сдал всех. Да и кто будет искать крота? Начальник внутренней контрразведки, которым и был Эймс?
А тут мы его попробуем продвинуть. А через источники слить дезинформацию.
— … Выберите один — два самых серьезных случая. И их можете закрыть. Только не арестами, найдите как. Чтобы выглядело как случайность. Остальных пока не трогать.
Крючков пожевал губами
— В таком вопросе надо поставить в известность Виктора Михайловича. Я не имею права действовать через его голову.
— Запрещаю: риск утечки. Ставить в известность контрразведку запрещаю, информация может утечь. Вы выполняете поручение генерального секретаря партии.
— Есть — сказал Крючков
— Теперь, Владимир Александрович. Что-то у нас сильно неладно среди наших союзников. Та же Солидарность, будь она трижды неладна. Какое-то брожение нехорошее везде. Хонеккер в свою игру еще играет. Мне его визит не понравился — не внушает он доверия, играет в игру. А про Польшу я не говорю, там все сильно запущено.
…
— Я это к чему? Политика, при которой мы доверяли нашим товарищам, ограничиваясь лишь обменом информацией, причем часто несимметричным и не в нашу пользу — нуждается в пересмотре. Полагаю, мы упустили из вида тот факт, что если события в Венгрии были инспирированы, прежде всего, контрреволюционерами и нацистскими недобитками, то Прага и сейчас Варшава имеют принципиально иную природу. Международная реакция, поняв, что карта буржуазии полностью бита в странах народного социализма — пошла обходным путем, подталкивая нестойких и запутавшихся товарищей изобретать свои варианты социализма и под их флагом вступать в борьбу с ними. Они пытаются оторвать от партии рабочий класс и это крайне опасная тенденция, которая нами вовремя не была осмыслена и изучена. Та же Солидарность — что это? Это рабочее движение. Как думаете, если бы Михник и Валенса выдвинули бы лозунги буржуазной и клерикальной реставрации, возврата к практикам военщины Пилсудского, многие за ними бы пошли?
Крючков покачал головой
— Большая часть рабочих Польши явно откололась бы
— Вот именно! Михник и особенно Валенса, простой рабочий — подыгрывают реставрации старых порядков, и скорее всего сами того не понимают. С ними надо работать, спорить, бороться идеологически, прежде всего. Вовлекать в решение практических вопросов, где они или поймут проблемы, которые ставит перед социалистическими странами и их правительствами сама жизнь — или проявят некомпетентность и публично обанкротятся в глазах рабочих, которые сейчас считают их героями. А польское правительство вместо этого выпускает на них зомовцев[17] и на улицах польских городов полицейские дерутся с рабочими, как будто революции не было!
Это я позаимствовал у настоящего Михаила Сергеевича. Типично его манера — громкие и правильные слова с историческими отсылками. Аналогии, часто шокирующие своей смелостью — но при этом такие, что не подкопаться, все вроде правильно.
Только у Михаила Сергеевича за этими словами ничего не стояло, дымовая завеса, да — но за ней ничего нет, совсем. А мне надо за ней скрыть вполне конкретные вещи.
— Так что Владимир Александрович — нездоровая ситуация складывается. И теперь придется в глубокой тайне формировать управление, которое займется нашими странами — союзниками
Крючков сглотнул
— Простите, как — займется?
— Пока сбор информации. Надо воспитать аналитиков и страноведов конкретно по этим странам и у вас и в МИД. Особенное внимание уделить Польше и Венгрии. Нужно активизировать работу по Югославии — ключевая страна региона, и там тоже после смерти Тито неблагополучно. Но в перспективе — не исключено и развертывание активной агентурной работы, так что специалистов со знанием языка надо готовить уже сейчас.
…
— Знаю, что если нас товарищи на этом поймают, будет неприятно. Значит, поймать не должны, только и всего. Легендируйте это под оказание помощи, под обмен опытом…
Крючкову было сложно воспринять все это — но воспитанный в безоговорочном подчинении начальству, он кивнул.
— Понятно, товарищ Горбачев
— Теперь самое главное.
Я испытующе посмотрел на Крючкова.
— Нами — я выделил это слово интонацией — принято решение передать на связь вам часть агентов, которых ранее вели структуры ЦК напрямую. Сейчас, в связи с неблагополучной ситуацией — я не стал конкретизировать, в чем именно неблагополучной, хотя в ПГУ уже известно, что один из лидеров Компартии США состоит на связи в ФБР — агентов будете вести вы. Потерять их вы не имеете права, на то чтобы завербовать их, в свое время потрачены огромные деньги и усилия.
Крючков понимающе кивнул — понятно, никакой начальник разведки не откажется от передаваемых ему на связь источников.
— Можно посмотреть их личные дела?
Я покачал головой
— Личных дел нет, это слишком опасно.
Крючков снова покивал, но с недоумением. Он все же бюрократическая душа и для него отсутствие дела как кощунство…
— Я назову вам имя и пароль для связи. Ваша задача — подобрать группу, которая будет работать в США по сопровождению этого агента. Привлекать любые силы посольства и резидентуру нельзя. Лучше всего использовать журналистское прикрытие — интервью могут быть разными верно? И нет ничего более обычного, чем политик, дающий интервью журналисту. Вопросы для интервью будете согласовывать со мной.
Крючков третий раз покивал
— Речь о политике?
Я достал бумажку с гербом и надписью «Генеральный секретарь ЦК КПСС», написал имя (по-английски) и перекинул бумажку Крючкову. Большим удовольствием было наблюдать в этот момент за начальником ПГУ — при всей его выдержке, при всем опыте — он вздрогнул.
— Даже так… — растерянно сказал он
— Именно. Начинайте готовить группу связи. Записку верните
На обратном пути Крючков приходил в себя и думал что делать.
То, что раскрыт Эймс — это страшно. Даже если знает генсек Партии — все равно страшно. Получается, информация утекает бесконтрольно, а это ведь самый важный секрет ПГУ КГБ. Вероятно, самый важный секрет со времен Кима Филби.
Это первое. Второе — а что с совстранами? Крючков ведь понимал что там не все ладно. И подступиться не мог. В США в какой-то мере работать даже проще. Там все понятно, кто друг кто враг. А тут? Как минное поле — посол, советники, «братские спецслужбы». Как, например, работать против Штази если немалая их часть училась у нас же, или квалификацию повышала. Они не только наши методы знают, но и многих наших оперативников. А если вскроется? Если в США проваливается наш агент — особо никто не удивляется, ни наши, ни американцы. Всем все понятно. Агента поменяют, кого-то вышлют. А если в Польше или ГДР? Скандал, по линии партии будет скандал, вызов в Международный отдел. Спросят — вы чем там занимаетесь и кто дал вам право? Скандал в МИД.
Часть операций ПГУ КГБ производится совместно с дружественными разведками, это все тоже прахом пойдет.
Другой вопрос — а что делать?
Эймс сообщил: полковник Войска Польского Рышард Куклинский — предатель, работает на ЦРУ. Это страшно. Он был офицером связи в штабе ОВД от Войска Польского, то есть он был в курсе не только оперативной деятельности Войска Польского, но мог передавать совершенно секретную информацию обо всех армиях — участницах ОВД[18].
Получается, предатель столько лет действовал, а органы безопасности Польши — ни сном ни духом.
Но то что было в конце…
Вице-президент США, бывший директор ЦРУ — советский агент!
Как его завербовали? Когда? Кто? Это не могло пройти мимо Юрия Владимировича, а значит — знал бы и он. Хотя… у Председателя были только свои люди, он первым начал внедрять в КГБ практику народнических групп. Тройки, пятерки, никому не известные, кому они подчиняются, знает только старший. Может, это были люди Председателя? Понятно, почему Председатель не передал на связь в ПГУ такой источник — если учесть что были измены, были офицеры, которые перешли на ту сторону, отказались возвращаться. Эймс подтвердил предательство сразу нескольких высокопоставленных офицеров ПГУ. Бохан, Гордиевский…
Крючков начал вспоминать все, что он знал о Джордже Буше — помнил он многое, он уже был начальником ПГУ в то время, получается — главный противник. В ЦРУ он работал при Форде, до того — конгрессмен, как и его отец. Потом назначили послом в коммунистический Китай — именно Буш закладывал основы взаимодействия после визита Никсона. При Картере был в тени — ЦРУ тогда возглавлял адмирал Тернер, Картер, сам моряк, инженер-реакторщик с атомной подводной лодки — везде продвигал флотских. В восьмидесятом пытался баллотироваться, неудачно — но Рейган взял его вице-президентом.
Сейчас Крючков, осмысливая все это, понимал: сам он, будучи кадровиком — не доверился бы такому человеку. Китай опять-таки…
И все же — как его завербовали? Шантажировали чем-то? Как с ним работать?
И как получается, если он работал и ранее — где результаты? Может, в особых папках, их не пускали в ход, чтобы не подставить случайно агента?
Вечная дилемма разведки — каждый раз, получая от агента материал, думаешь, стоит его реализовывать или нет. Реализуешь — рано или поздно та сторона поймет, что у них утечка и начнет охоту…
Его вдруг посетила еще более страшная мысль. Эймс пришел к ним в восьмидесятом, одновременно с возвращением на политическую арену Буша. А что если тот подставился по приказу бывшего директора и та стратегическая информация, которую они получают — результат того что у нас теперь свой человек в Белом доме?
Нет, об этом лучше не думать.
Вернувшись в Ясенево — Крючков вызвал Бориса Соломатина, бывшего резидента в Дели, Вашингтоне и Риме. Сейчас он был в активном резерве в должности советника председателя КГБ.
— Источник в Лэнгли раскрыт… — огорошил он его, как только Соломатин переступил порог кабинета
Соломатин схватился за стул
— Как?
— Так — Крючков кивнул наверх — я захожу, он знает.
— Он это…
— Ты все понял.
Соломатин сел на стул, совершенно огорошенный
— Но как?
— Говорит, партийная разведка все знает.
Соломатин выругался
— Они хоть понимают, с чем играют?
— Понимают
Крючков кратко изложил суть разговора
— Уничтожить личное дело агента? — не поверил Соломатин
— Да.
Крючков позвенел ключами, достал из личного сейфа папку. Бросил
— Пошли…
Двое — начальник ПГУ и его советник — прошли мимо опешивших часовых, и вышли в небольшой, уютный садик. Его посадили сами ПГУшники на субботнике, когда облагораживали территории. Несколько деревьев тогда посадил Андропов. Территория была закрытая, тут вообще было все для автономного существования — баня, парикмахерская, магазин.
Смеркалось…
Встречные — завидев парочку, старались как можно быстрее скрыться, свернуть на другую дорожку…
В дальнем углу они остановились. Крючков открыл прошитое, пронумерованное дело, вырвал страницу, потом еще одну. Соломатин скривился как от боли.
— Зажигалка есть?
Двое генералов КГБ не отрываясь смотрели на опадающий на землю черный пепел. Такие агентурные дела велись на специальной, быстро сгорающей бумаге.
— А остальное?
— Подобрать надо кого-то из высшего эшелона. Агентом будет он якобы
Соломатин присвистнул
— Это ж нарушение. Получается, нам не доверяют?
Крючков посмотрел на него — и промолчал. Тут все было понятно. А ты бы доверял — после Бохана, после Гордиевского?
После Калугина — а он генерал между прочим.
— Хорошо, понял.
— Теперь. Поставлена задача создать отдел по дружественным соцстранам. Пока только аналитика — но надо готовиться ко всему.
Соломатин кивнул
— Понимаю… Польша.
— Польша, Югославия, ГДР — и так далее, далее. Хвостом вертят всё. А мы слишком доверяем местным товарищам. Ситуация пущена на самотек — а потом то Солидарность, то еще что всплывает. Ищи человека, и рисуйте штатное. Судя по настрою там — утвердят. Но начать надо с человека…
— Навскидку… есть один кандидат. Он работает по линии Луч. Провалов нет, деятельный, показатели хорошие.
— Фамилия?
— Путин. Он в Дрездене сидит.
Крючков кивнул
— Вызови, поговорим.
— Есть.
Следующим — Крючков позвонил генералу Юрию Дроздову, бывшему резиденту в Нью-Йорке. Попросил приехать, переговорить с глаза на глаз
— У нас появился источник в Белом Доме.
Дроздов удивленно поднял брови. Опытный и чуткий Крючков понял — не знает.
— Да, вот так вот. Легальная связь с ним через резидентуру невозможна. Да и опасна. Надо подготовить группу под прикрытием ТАСС. Получить журналистскую аккредитацию в Белом доме.
— Кого-то нового — сказал опытный Дроздов
— Абсолютно. Лучше из молодых. Может и женщину.
— Ясно. Поделитесь?
Крючков развел руками
— Знают двое, знает и свинья, так? Пока вслепую.
— Понятно дело — поддакнул довольный Дроздов