— Вы были близки с ней? — спросил я, кивнув на красивую, искусно вырезанную из голубого мрамора вазу, в которой покоился прах Анны Ренар.
— Нет, — коротко ответила стоявшая рядом со мной Исабель, потом, видимо, решила добавить: — Помимо разницы в возрасте, мы по-разному смотрели на жизнь. Твоя мать всю свою короткую жизнь была вздорным, капризным и безответственным ребенком. С годами менялся лишь размах ее запросов, которые отец всегда старался удовлетворить. Отчасти ответственность за ее смерть лежит и на нем. Воспитай он ее иначе, и, может быть, судьба Анны была бы другой.
Не сложно догадаться, что, пока любимая дочь получала все, чего бы она ни пожелала, ее братьям и сестрам перепадало от щедрот Паскаля постольку-поскольку. Но в тоне Исабель я не заметил и тени зависти или злости на отца и Анну. Она в обычной своей холодной манере лишь констатировала факты.
— А как же остальные дети?
— Мы не были его любимцами, — обтекаемо и лаконично ответила Исабель.
Говоря это, она задумчиво рассматривала массивную урну отца из угольно-черного мрамора, стоявшую в соседней нише, но только чуть выше. Согласно завещанию Паскаль Легран пожелал, чтобы его прах был рядом с прахом его любимицы.
Наши негромкие голоса отражались от темных стен фамильного мавзолея Легранов приглушенным эхом. Под мрачными сводами пламя свечей рождало пляшущие тени.
Откровенно говоря, мне было плевать на то, какой была незнакомая мне женщина. Этими разговорами я всего лишь налаживал контакт с Исабель, для которой благополучие семьи Легран не было пустым звуком. Она посвятила ей всю свою жизнь, пожертвовав личным счастьем. В этом они были очень похожи с Жанной дю Белле. Для той благоденствие рода также было на первом месте.
И та и другая — умные, сильные и волевые женщины. Если им дать понять, что наши цели совпадают, то более надежных и преданных союзниц трудно будет отыскать.
Перед носом Жанны дю Белле я уже помахал идеей основания нового герцогства, словно морковкой. А еще частями той морковки были: смещение дядюшки Креветки с пьедестала главы рода, появление новой магической гильдии и самое главное — мои сила, люди и капиталы, без которых осуществить все задуманное вряд ли получится.
Тетушка-герцогиня впечатлилась размахом и активно включилась в процесс осуществления моего плана. Правда, только одной его части. Всех карт я ей не раскрывал, да и незачем. Ей хватило и того, что я рассказал.
Теперь к этому процессу я хотел подключить и Исабель. Первые шаги уже были сделаны. Торговый дом Легранов сохранен, как и имущество семьи. Спятившая Аделина Бошар отправляется в местный дурдом. Бесполезный балласт в виде дядюшек и их семейств сброшен. Причем это был их собственный выбор.
Правда, когда они узнают от чего отказались, то поднимут вой и попытаются все переиграть, но у них вряд ли получится продавить Исабель, да и мои юристы всегда начеку. Тетка уже по достоинству оценила мою задумку с отречением. Сегодня Исабель, по сути, получила долгожданную свободу. Теперь она сможет заниматься делами без оглядки на отца и других членов семьи. Я же, как партнер торгового дома, даю ей полный карт бланш.
Да, придется многое восстанавливать, но она справится. Тем более с таким-то заказом. С сегодняшнего дня торговый дом Легранов становится официальным поставщиком маркграфства де Валье. А поставлять они будут многое, но в основном продовольствие. Моя заметно выросшая флотилия во главе с бывшим капитаном, а ныне коммодором Дрютоном обеспечит доставку грузов.
— Кстати, давно хотел спросить, а этот Ренар, ее муж, что с ним?
Исабель покачала головой.
— Его больше нет. Уже давно. Он не прожил и года с момента их разрыва с Анной. Там какая-то странная история с его смертью приключилась… Хотя после того, что я услышала сегодня о своем отце, не удивлюсь, если узнаю, что он как-то тоже в ней замешан.
Я внутренне усмехнулся. Вполне возможно. Но вслух своих мыслей не высказал. Лишь молча пожал плечами. Пожалел Исабель — ей и так сегодня досталось.
Пока подписывали документы, пока обсуждали некоторые юридические и финансовые детали с моим частным поверенным, Исабель старалась держаться как обычно, холодно и сосредоточенно. Но мой дар видящего не обманешь. Тетка была на грани. Ее энергосистема функционировала в аварийном режиме. Слишком много потрясений даже для такого сильного и волевого человека, как она.
Видя ее состояние, мне пришлось незаметно повесить на нее плетения малого исцеления и энергоусиления, иначе Исабель в любой момент могла потерять сознание.
Не прошло и нескольких минут, как она ожила, и на ее щеках появился здоровый румянец. Погрузившаяся в обсуждения юридических тонкостей, Исабель сперва не замечала улучшения своего состояния, но, когда заметила, слегка оторопела. Сложить два плюс два ей не составило особого труда. Когда наши взгляды встретились, я ей ободряюще подмигнул.
К слову, Ален неплохо показал себя во время нашего первого так называемого семейного совета. Хотя и я, и Исабель неоднократно замечали, как он иногда бросал обеспокоенные взгляды в сторону входной двери, через которую слуги проводили его мать в соседние покои.
Аделина после приступа пришла в себя, но была словно в прострации. Никого не узнавала и что-то приглушенно бурчала себе под нос.
Когда ее сестру увели, Исабель, решив обозначить свою четкую позицию, в категорической форме объявила Алену о невозможности проживания его матери в этом доме. Она пообещала ему, что она проследит, чтобы в обители Пресветлой отношение к Аделине было мягче, но на этом все.
Причем Исабель специально уточнила, что это не только условие нашего прежнего соглашения, которое продолжает действовать, но еще и ее собственное решение.
Исабель ясно давала понять племяннику, что не желает жить под одной крышей с сестрой, подставившей всю семью под удар. И чтобы больше подобного не повторилось, та должна круглосуточно оставаться под присмотром сестер-послушниц.
Я видел, как тяжело Алену. Сказать по правде, мне бы не хотелось сейчас быть на его месте. Но он вынужден был смириться с решением Исабель. Откровенно говоря, не знаю, что из этого получится дальше. Риск в будущем обрести в лице Алена врага довольно велик. Достаточно одного неправильного шага, и шаткое равновесие в наших с ним отношениях будет нарушено.
Словно подслушав мои мысли, Исабель неожиданно произнесла:
— Мы справимся. Не беспокойся. И я присмотрю за твоим кузеном.
Я кивнул, а потом произнес:
— Насколько я понимаю, его мать и мой дед нас кузенами не считали. Объясните, почему?
Разговор плавно перешел к интересующей меня части.
Исабель поморщилась, словно съела неспелую сливу, но молчать не стала:
— Это всего лишь глупая история, которая не стоит и выеденного яйца.
— И все-таки мне бы хотелось ее услышать, — настоял я.
Исабель с тяжелым вздохом кивнула и начала говорить:
— Незадолго до смерти отец рассказал мне, что на шестом месяце беременности Анны он пригласил в дом ворожею. И вот она сказала ему, что Анна под сердцем носит девочку.
Хм… Вот так поворот…
— Но родился мальчик, — хмыкнул я задумчиво. — А старик до последнего верил, что должна была родиться внучка…
— Верно, — кивнула Исабель. — Только все это чушь и домыслы отца, которого ввела в заблуждение какая-то шарлатанка.
— Но, по крайней мере, я теперь понимаю, из-за чего он так ненавидел меня. Понимаю, но не принимаю. Даже если представить, что младенцев подменили — в чем их вина?
— Подмены не было! — с нажимом в голосе произнесла Исабель. — У меня есть письмо, написанное твоим отцом и подписанное твоей матерью, о твоем рождении. Кроме того, Бертран может все подтвердить. Он любил Анну, как собственную дочь.
— Письмо? — удивился я.
— Анна и твой дед незадолго до твоего рождения сильно разругались, и она сбежала из дому. Ты появился на свет вне стен этого дома.
Хм… Об этом мне Бертран не рассказывал. Тихушник. Хотя на него это не похоже, и я, скорее всего, зря на него наговариваю. Может, он и рассказывал, но только Максу. Я-то ведь появился в этом мире намного позднее.
М-да… Мамаша Макса в своем репертуаре. Да и дед тоже хорош. Мог бы и отложить на пару месяцев выяснения отношений с беременной дочерью.
— Понятно… — помял подбородок я и спросил: — А кто такая эта сестра Маргарита? И откуда у нее информация о моем рождении?
Исабель снова скривилась.
— Сестра Маргарита, — тяжело вздохнув, сказал она. — Это жена твоего отца, графиня Маргарита де Грамон, которую твой дядя Генрих де Грамон отправил в обитель Пресветлой после ареста Фердинанда и твоих братьев.
Мои брови непроизвольно поползли вверх. Мало мне было тайн и секретов, так еще подвезли… Надеюсь, моему вечно скучающему благодетелю сейчас там весело?
— Вот оно как… — пробормотал я.
— Аделина говорит правду — отец ездил в обитель и встречался с Маргаритой, — сказала Исабель, слегка закатывая глаза и покачивая головой. — И та подтвердила его подозрения. Правда, ей ничего не было известно о семье мальчика, которого, якобы, подложили вместо умершей дочери Анны.
Вот так поворот. Это все правда или выдумки спятивших на своей мести двух умалишенных и одного мертвеца — пока рано говорить. В любом случае, надо проверить эту информацию.
Заодно и проверить, является ли Макс сыном Фердинанда. Хотя здесь у меня почти стопроцентная уверенность в родстве Макса с Грамонами. Достаточно взглянуть на нас с Валери, и всякие сомнения исчезают сами собой.
Да и кроме внешнего сходства есть некоторые общие черты в рисунке наших энергосистем. Вернее, они когда-то были, до того, как золотой паразит и я сам полностью модифицировали всю энергосистему доставшегося мне тела.
— Я тоже с ней встречалась… — произнесла Исабель. Своего откровенного скепсиса она не скрывала. — Хотела проверить все лично.
— И как впечатления? — спросил я.
— Рассудок этой бедной женщины уже давно помутнен, — ответила Исабель. — Она не смогла справиться с горем утраты. Впрочем, иногда ее недуг отступает, и у нее появляются проблески прежнего сознания.
— Значит…
— Макс, — хмыкнула Исабель и, покачав головой, посмотрела на меня, как на несмышленыша. — Все эти речи могут значить только одно — графиня де Грамон, а ныне сестра Маргарита, увидев единомышленницу в моей сестре, в короткие моменты прозрения просто пытается мстить тебе за измены своего мужа. Поверь мне, тебе не о чем беспокоиться.
Затем Исабель как–то тепло и по-доброму улыбнулась и, легонько хлопнув меня по ладони, произнесла:
— Знаешь, что я тебе скажу… Раньше, если вспомнить того прежнего Макса, который рос практически у меня на глазах, я наверное бы обрадовалась этим сплетням. Но после того, как ты вернулся из Абвиля, я увидела совершенно другого человека. Поэтому, даже если вдруг я когда-нибудь узнаю, что те сплетни о твоем рождении правдивы, для меня ты все равно останешься моим племянником, который всегда заботился об этой семье, несмотря на то, что она тебя никогда не принимала как своего. И еще… Я знаю, что ты скоро отправишься на войну. Помни, что в этом доме есть по крайней мере два человека, которые будут ежедневно просить богов о том, чтобы они отвели от тебя беду…
— Ваша светлость, — с легким поклоном поприветствовал я герцога де Клермона, который встречал меня на пороге своего загородного дворца. — Благодарю вас за приглашение.
— А я вас, мессир, за то, что откликнулись на него, — как всегда, сдержанно улыбнулся маршал и, кивая на пустынный сад, добавил: — И прошу простить за этот аскетизм. Без супруги дом впал в спячку, словно старый медведь. Да и я здесь бываю довольно редко. Завтра с рассветом снова в путь. Добро пожаловать!
Последовав приглашающему жесту герцога, я переступил порог.
Пока мы шли по дому, я с интересом разглядывал его обстановку. Невзирая на слова герцога, внутри дворца был идеальный порядок — слуги знали свое дело на отлично.
Невольно мы задержались в галерее, на стенах которой висело несколько десятков портретов родственников как герцога, так и герцогини. Что, кстати, многое мне сказало об их отношениях — эти двое как минимум уважают друг друга.
Почему я так решил? Все просто. В соответствии с местными негласными правилами в главной портретной галерее главы дома должны висеть портреты только его предков. Древние отцы основатели считали, что жена, переходя в род мужа, должна полностью отринуть прошлое и стать неотъемлемой частью новой семьи. Интересы мужа отныне — ее интересы.
Хех… Казалось бы, все у них здесь строго, но, когда, например, у мужа возникают какие-то проблемы, он не стесняется обращаться за помощью к родичам жены, которых, по идее, она должна была отринуть. И таких нюансов воз и маленькая тележка. Двуликая мера во всей своей красе.
В общем, изображения своих родственников супруга может повесить только в своих личных покоях. Даже тетушка Макса, герцогиня дю Белле, давно будучи вдовой, неукоснительно следовала этому неписанному закону. Ни одного нарисованного лица Грамонов в портретной галерее ее дворца я не увидел.
А здесь же все было иначе. Родственники обоих супругов висели вперемешку друг с другом. Мне даже на мгновение показалось, что лица стариков на холстах как из одного рода, так и другого смотрят на это безобразие с укоризной.
Единственная картина, которая висела особняком на самом видном месте, это парный портрет, на котором были изображены двое молодых людей. Красивая девушка, сидящая в кресле, и высокий стройный парень, стоящий рядом и положивший правую ладонь ей на плечо. Неизвестный художник особо уделил внимание массивному золотому перстню с большим рубином на указательном пальце юноши. Оно было прорисовано довольно детально.
Парню и девушке примерно по восемнадцать. Белокурые, голубоглазые, красивые и веселые. В чертах лиц обоих просматривается сходство с герцогом и герцогиней. Парень очень похож на Эдуарда. Если бы ранее не увидел портрет молодого герцога, то подумал бы, что это он на картине. Вероятно, с сестрой близняшкой.
— Наши дети, — с грустью в голосе произнес Эдуард, заметив мой интерес к картине. — Кристина и Готье. Работа Лорианны Микелле. Как вы уже наверняка могли понять, этот парный портрет — некий отблеск несбыточной мечты, воплощенный кистью художницы.
Понимаю. Готье родился спустя год после смерти Кристины. И погиб несколько лет назад, защищая короля.
А вслух я произнес:
— Искренне соболезную вашей утрате. Особенно меня тяготит мысль о том, что действия моего отца и моих братьев послужили причиной гибели вашего сына.
— Благодарю вас, мессир, — кивнул Эдуард. — Но, как я уже говорил ранее, бремя ответственности за смерть Готье не лежит на вас. Скажу больше, лично вы неоднократно доказали своими поступками, что являетесь другом этой семьи, а не врагом. Пройдемте?
Я ответил учтивым поклоном и проследовал за хозяином дома. Уже у самой двери, сквозь проем которой виднелся малый каминный зал дворца, я на мгновение замер.
Меня привлек еще один портрет, который висел справа на стене и с которого на меня с хитрым прищуром смотрел черноволосый мужчина в золотой короне и коротким скипетром в правой руке. Его наряд и доспехи были в моде лет эдак четыреста или пятьсот назад.
Может быть, я и прошел бы мимо этого портрета, но меня привлекли сразу несколько деталей. Я даже сперва не поверил своим глазам. Мне стоило труда сохранять спокойствие. Легкое любопытство во взгляде, не более.
Но на самом деле, я изо всех сил сдерживал себя, чтобы не завалить герцога де Клермона вопросами. Ведь почти все вещи, которые были на этом черноволосом мужчине с портрета, были мне знакомы. И не просто знакомы — мне даже довелось держать их в руках.
Корона и скипетр были найдены мной в тайнике Лисьей норы. Сейчас они в моей марке, равно как и остальные сокровища Роберта де Клермона. Лисий амулет на картине — тот самый, что висит сейчас у меня на груди под сюртуком. Ну и как финальный штрих — доспех из синей стали, точь-в-точь такой же, как я нашел в подземном храме. Сомнений быть не могло — на меня с портрета смотрел ауринг.
— А я все думал, — усмехнулся Эдуард, — привлечет он ваше внимание или нет.
— Ваш предок? — спокойно спросил я и обернулся.
Краем глаза я успел заметить, как Эдуард де Клермон как-то странно, изучающе смотрел, то на меня, то на мужчину на портрете.
— Вы правы, — ответил он. — Это последний король из рода Ланнуа. Правитель одного из Забытых королевств.