В дирижабле мы с Прохоровым заняли соседние каюты. Стюард его одежду отметил едва заметным пренебрежительным взглядом, и хотя в дальнейшем был сама любезность, мой напарник обратил на это внимание. Едва мы взлетели, он пришел ко мне и принялся возмущаться:
— Было бы с чего так важничать. Здеся не комнаты, а клетушки крошечные. Даж не развернуться никак.
— Полет в этих клетушках стоит очень и очень дорого. Такое позволить себе могут только обеспеченные люди. Ты таковым не выглядишь, уж прости, Гриша. Скорее всего, тебя приняли за моего камердинера.
— Кого?
— Это личный слуга при богатом господине. Следит за одеждой и обувью, выполняет поручения, — пояснил я, наблюдая, как вытягивается его физиономия. — Князьям он попросту положен по статусу. Но вообще, Гриша, если хочешь стать дворянином, должен соответствовать и по одежде, и по разговору.
— А че, кому и разговор мой не нравится? — возмутился он.
— Он выдает в тебе выходца из низов.
— Учиться надо, — тявкнул Валерон. — К примеру, про меня никто не скажет, что я неграмотный крестьянин.
— Агась, про тебя скажут, что ты мелкая брехливая собака, — согласился Прохоров.
— Сам ты брехливый, — обиделся Валерон. — А еще позаниматься с тобой хотел культурой речи. Теперь фиг тебе. Не хочу даже с тобой в одной комнате находиться. Пойду лучше гляну, вдруг кто злоумышляет.
— Погодь. Извиняюсь, не подумал маленько, — торопливо бросил Прохоров, но ему уже никто не ответил — Валерон ушел на дело.
— Думать надо до того, как что-то говоришь, потому что потом бывает поздно, — заметил я.
— А че он меня неграмотным крестьянином называет? Три класса у меня, как-никак.
— Потому что ты говоришь как неграмотный крестьянин. В школе тебе дали самые основы, которые ты не развиваешь. Читал бы книги — увеличивал словарный запас.
— Я и так читаю. Вона энциклопедию начал.
— На качестве твоей речи это не отразилось. Понимаешь, Гриш, впечатление создается из одежды и воспитания, по обоим этим пунктам у тебя провал.
— Ну дык одежа…
— Одежда, — поправил я. — И «ну дык» тоже убери.
— Дорогая она, — выкрутился Прохоров. — Твоя вона скоко стоит?
— Моя недорого, она вся бэушная.
— Какая?
— Бывшая в употреблении. Подержанная. Носили ее раньше. И не я. Часть купил в Дугарске. Но там задорого, потому что вариантов не было, а часть — в Гарашихе, намного дешевле.
— Подержанную и я могу, — приободрился Прохоров. — Токмо за ней следить надобно, чтоб она вот как на тебе висела-то.
— Как раз камердинеры и присматривают за этим делом.
— У тя ж нет камердинера.
Последнее слово Прохоров выговорил старательно, почти по слогам, но правильно.
— Нет, потому что я бедный дворянин. На грани выживаемости. Зато у меня есть специальный артефакт для ухода за одеждой.
— Ты ж из княжеской семьи. Как ты можешь быть бедным? — недоверчиво спросил Прохоров.
— А вот так. Мой отец женился не так, как хотела его мать, в результате с семьей разругался. Когда умер, Вороновы про нас с маменькой даже не вспомнили. По завещанию покойного князя Воронова мне достался только осколок реликвии. Ни денег, ни недвижимости.
— Осколок — это уже заявка на титул, — уверенно сказал Прохоров. — Вона сопрут у твоего родственника два куска — и будешь ты единственным претендентом. Я ж говорю, быть те князем-то. Осталось токма камердинера найти, чтобы все по правилам было. А мне, значится, одежу сменить надобно.
— Не поможет, — скептически тявкнул вернувшийся Валерон, полупроявившись прямо перед Прохоровым. — Тебя манера разговора выдает сразу. Надо учиться говорить правильно, а ты потенциальных учителей оскорбляешь.
— Ну прости, само вырвалось. Ты ж меня тож неграмотным называешь.
— Констатация факта не может быть оскорблением.
— Чего-чего?
— Того, — Валерон вздохнул. — Ладно. Митю научил нормально говорить, тебя тоже научу. Ты же не тупее железного паука, правда, Гриша?
Прохоров хотел обидеться, но так и не понял, как сформулировать за что, поэтому промолчал. Можно сказать, дипломатично промолчал, потому что найди он слова — обиделся бы уже Валерон.
— Петь, а в Святославске подержанную одежду купить можно? Я про дворянскую.
— Наверняка. Там же множество аристократов, которые быстро меняют гардероб.
— Агась. — Он кивнул каким-то своим мыслям, но сказать ничего не успел, потому что ко мне в дверь постучал стюард с предложением чая.
Чай мы попили под вполне приличный ужин из контейнера, после чего к разговору об одежде и манерах не вернулись, а после ужина Прохоров так вообще ушел к себе.
Каюту я после него запер, поскольку наконец получил возможность спокойно пересмотреть все кристаллы, в том числе и те, что у меня были раньше — вдруг еще что проявится. В старых ничего неопределенного не нашлось, да и в новых только старые заклинания и схемы. Искру поднял до сорок пятого уровня, Теневой кинжал — до двадцать девятого, Теневую стрелу — до пятьдесят второго.
— Все, одно заклинание порог ранга преодолело, — радостно тявкнул Валерон. — Можно спокойно сродство к Тени второе брать.
— Нет уж, не до экспериментов, — сразу пошел я в отказ. А вот сродство к Воде уже можно использовать. Сегодня перед сном и возьму.
— Ты просто не представляешь, от чего отказываешься, — возмутился Валерон. — От усиления на пустом месте.
— Но не здесь же усиливаться, — возразил я. — Лучше в Дугарске, пока там знакомые целители рядом. — Мало ли что…
— Точно, целитель может понадобиться. Это ты правильно подумал, — согласился Валерон. — Еще чего интересного нашлось?
Добавились отдельные части заклинаний, но ни одно заклинание пока полностью было не собрать. Добавились части к уже имеющимся схемам и рецептам, но нового ничего не выпало. И это было немного странно, как будто число возможных заклинаний, рецептов и схем было ограничено.
— Каждая зона имеет свои особенности, — пояснил Валерон. — Похоже, все особенности этой ты уже узнал. Можно переходить на другие и получать новые. Но отличий на самом деле не так много, так что лучше…
— Не распыляться.
Кристаллы все опять убрались в Валерона, кроме одного, со сродством к Воде. Его я и использовал перед сном, и утром из дирижабля выходил уже готовый принимать от противников заклинания этой стихии. Противников пока не было, направленного на себя внимания я не чувствовал, если не считать прохоровского. Да и тот делил свое внимание между мной и новым городом.
— Че будем делать? — поинтересовался он.
— У меня дела в первой половине дня, на которые компанией не ходят, — намекнул я.
— Могу пока чего прикупить, — предложил он.
— Одежду себе купи, — ехидно тявкнул Валерон. — Может, перестанут за деревенщину принимать.
Прохоров даже не обиделся.
— Лохматый дело говорит. Где здеся прибарахлиться можно?
— Если ты так будешь выражаться, тебя ни в одно приличное заведение не пустят, — зло тявкнул Валерон.
На мой взгляд, был он неправ: были бы деньги — пустят если не куда угодно, так много куда. Главное — определить подходящее место. Я огляделся и заметил извозчика, который в прошлый раз так удачно помог мне с магазином, где действительно нашлось много чего нужного. Возможно, поможет он и сейчас с Прохоровым.
Я подошел к нему и сразу задал вопрос.
— Недорого качественные подержанные вещи? Знаю несколько подходящих лавок. Садитесь, господа хорошие. В лучшем виде отвезу куда надо.
— Приятеля надо приодеть, — кивнул я на Прохорова. — А то он совсем в зоне без одежды остался. Ходит в чем попало, меня позорит, а денег на руках мало.
— Нормально у меня денег, — не согласился Прохоров, усаживаясь в пролетку.
— Может, тогда тебе в самую дорогую модную лавку проехать? — съязвил Валерон. — Тоже мне, богач нашелся. Петь, его одного за одеждой отпускать нельзя.
— Справлюсь сам. Чай не дурнее иных, — отрезал Прохоров. — Когда и где встречаемся?
— В три часа вот в этом трактире, — я указал на вывеску оного, расположенного совсем недалеко от причальной мачты и спросил уже у извозчика: — Кормят здесь как, нормально?
— Хорошо кормят, но дороговато, — ответил тот. — На соседней улице есть заведение — и цены ниже, и еда вкуснее. Мимо проеду, глянете, чтобы не заблудить.
Вывеска там оказалась не столь яркой, но само заведение тоже находилось недалеко от причальной мачты — не потеряемся. Сюда и порешили вернуться к трем, чтобы дальше делать нужные закупки вместе.
— Ой, что-то мне неспокойно, — сказал Валерон, когда мы высадились в центре и шли в поисках дома кузена. — Как пить дать, Прохоров чего-то отчебучит. Либо кружевной фрак купит, либо чего похуже.
— Нужно в людей верить, — возразил я, набрасывая на себя незаметность — чай, почти во вражеском лагере. — Мы не можем его все время сопровождать. Он как бы проявил уже себя достаточно разумным.
— Ну смотри не говори потом, что я тебя не предупреждал, — пессимистично тявкнул Валерон и сразу переключился на другой вопрос: — Ты как, Поиск осколков проводишь?
— Провожу, пока отклика нет.
Мы еще были достаточно далеко до нужного адреса, но поскольку мой интерес не ограничивался только одной реликвией, проходился я заклинанием по всем близлежащим домам. И не зря: сумел засечь еще один осколок, который сразу же отправился в Валерона. До дома младшего почти князя Воронова мне удалось выявить еще два осколка. Прекрасный результат, я считаю.
Бравый офицер свои осколки никак не защитил. Посчитал, что в его доме они в полной безопасности. Мог бы хоть в ячейку банка положить — все затруднил бы мне поиск. А так я притянул осколки в Валерона, даже не задержавшись перед домом, и спокойно пошел дальше.
Обошел я еще несколько улиц, но безрезультатно — больше Поиск осколков не находил ничего. К сожалению, столица была слишком большой, а еще не все владельцы осколков в ней проживали. Искать здесь без дополнительных подсказок — все равно что пытаться без магнита найти иголки в стогу сена. Поэтому с поисками я решил на сегодня завязать и понадеялся, что про остальных удастся прочитать в газетах, пачку которых купил по дороге к трактиру, где мы договаривались встретиться с Прохоровым.
Трактир был далековато, поэтому пришлось взять извозчика, чтобы приехать к оговоренному времени. Валерон ворчал, что Прохоров все равно не придет вовремя, но в этом он ошибся: когда я вошел в трактир, обнаружил напарника, вполне прилично приодетого, в компании двух благообразных старичков.
— О, Петь, наконец-то, — обрадовался Прохоров. — А мы тута уже заждались.
— Мы — это кто? — уточнил я, поскольку ни одного, ни второго собеседника Прохорова раньше не видел.
— Николай Степанович — камердинер покойного князя Воронова.
Один из старичков, важный, благообразный с абсолютно седыми бакенбардами, приподнялся и поклонился.
— Константина Александровича Воронова. А вы, стало быть, будете его внуком, сыном Аркадия Константиновича?
— Стало быть, да, — подтвердил я.
— А второй, значится, гувернер, Павел Валентинович. Тож Вороновских детишек обучал много, — отрекомендовал Прохоров еще одного старичка, сухонького, аккуратного, чисто выбритого. Тот тоже приподнялся из-за стола для вежливого поклона.
— Очень приятно, — ответил я, недоумевая, зачем Прохоров притащил их на встречу со мной.
— А уж как нам приятно, — сказал Павел Валентинович. — Аркадий Константинович был на редкость любознательным ребенком.
— К сожалению, я его не помню даже взрослым. Был совсем маленьким, когда мой отец погиб.
— Тута вона что, — опять сказал Прохоров. — Вороновы больше не нуждаются в услугах этих двух достойных людей. Фактически их выставили на улицу.
— Им наверняка платили жалованье, — заметил я. — И немаленькое.
— В том-то и дело, Петр Аркадьевич, в том-то и дело, — чуть дребезжащим голосом сказал камердинер моего покойного деда. — И жалование нам хорошее платили, и по завещанию Константина Александровича нам были отписаны весьма солидные суммы. Но мы оба совершили глупость, дав в долг всю сумму Максиму Константиновичу.
— Без расписки? — сообразил я.
— Именно так, — подтвердил гувернер. — Максим Константинович не отказывается от обязательств, но выполнение их откладывает на неопределенный срок. А вдовствующая княгиня потребовала от нас освободить занимаемые комнаты…
— Ейный внук настоял, — пояснил Прохоров. — Мол, нету денег у семьи, чтобы кормить дармоедов. Старичков на улицу выставили. Хорошо хоть вещи разрешили забрать. Вот тама мы с ними и познакомились.
— Тама — это где?
— Дык в лавке подержанной одежи, — пояснил Прохоров. — Они сдавали, я покупал.
— Гардероб покойного Константина Александровича, — пояснил камердинер, — поскольку семья его в этих вещах не заинтересована и разрешила нам ими распорядиться. Вы не думайте, у нас есть лично дозволение как вдовствующей княгини, так и ее внука.
— Я вас ни в чем не подозреваю, — ответил я, все также не понимая, зачем Прохоров их сюда приволок. Собственно, мне не было дела до склок внутри вороновского семейства. Оно было мне чужим.
— Тута я вспомнил, как ты говорил, что тебе камердинер нужен, — неожиданно выдал Прохоров. — Николай Степанович — человек с понятием и опытом, согласен с нами в Дугарск ехать. Ну и Павла Валентиновича кудась пристроим.
— Я ж говорил, — тихо, но возмущенно тявкнул Валерон. — Нельзя его одного куда-то отправлять. Нет, чтобы кого приличного приволок, так двух старикашек где-то надыбал, о которых должны заботиться другие.
Старички сидели тихо и смотрели на меня так, что я понял: поступить как дядюшка и выбросить их на улицу не смогу, не совсем они мне посторонние — отца знали, и вообще по всему выходит, что теперь уже я новый князь с полным набором осколков. Похоже, именно это и притянуло ко мне людей, о которых я должен позаботиться. Но тащить тех, кто не сможет себя защитить, в Дугарск? Я вздохнул.
— Григорий вас предупредил, в каком городе мы живем? Там постоянная опасность открытия новых искажений.
— В нашем возрасте смерть уже не пугает, — ответил бывший гувернер сразу за обоих. — Пугает смерть в нищете.
— Богатства я тоже обещать не могу. Живем мы скромно. Дом, правда, большой, но готовим и убираем сами.
— Работы мы не боимся, — сказал Николай Степанович. — По мере сил будем делать все, что понадобится. Я многое умею, не пожалеете, Петр Аркадьевич, коли меня заберете.
— Не уверен, что по моему профилю вам нужны будут услуги, — смущенно сказал Павел Валентинович.
— Как раз ваши услуги будут очень востребованы, — возразил я. — Григорию требуются полноценные занятия по всем предметам. И главное — чтобы он наконец научился нормально говорить.
— И правильно, — еле слышно тявкнул Валерон. — Пусть тоже страдает.
Физиономия Прохорова, услышавшего мои слова, вытянулась до неузнаваемости. А как ты думал? Любое доброе дело всегда прилетает бумерангом, особенно если ты его собрался совершать за чужой счет. Это он еще не догадывается, что старичкам придется уступить кровати — не на полу же их укладывать.
— Это мы сделаем, не извольте сомневаться, — обрадовался Николай Степанович. Павел Валентинович — редкий специалист, к любому ребенку подход находил, найдет и к вашему помощнику. Вижу, доброе у вас сердце, Петр Аркадьевич, в батюшку пошли.
— Как скоро вы соберете вещи для отъезда? — уточнил я.
— Мы даже не раскладывали их. Сняли комнату на двоих в доходном доме, — пояснил Павел Валентинович. — Вот только сегодня сняли. Вещей у нас совсем мало. Раньше мы жили на всем готовом, так что не накопили имущества. И денег, получается, тоже не накопили.
В результате мне пришлось оплатить еще две каюты в дирижабле под неожиданно появившийся персонал. А в графе против фамилии Вороновых появился еще один пунктик доказательств, что семейство моего покойного отца прогнило насквозь.