Автомобиль получился странненьким и чем-то напоминавшим детскую игрушку, но не позорным и достаточно быстрым. Прохоров признал, что хоть внешним видом и уступает тому, на котором довелось прокатиться, но сам автомобиль двигается быстро и имеет мягкий ход. А еще он был удивительно тихий — мотор работал совершенно неслышно.
Пока мы опробовали вариант без лобового стекла, но после обкатки на дороге в Гарашиху мы оба поняли, что необходима защита физиономии от ветра. Еще Прохоров предложил сзади либо сундук для вещей присобачить, либо скобы какие, к которым можно привязывать груз. Мы сошлись на том, что нужно и то, и другое, причем Прохоров решил «багажником на минималках» заняться сам, а мне осталось приварить скобы. Теоретически багажник можно было сделать и на крыше, но я про это даже упоминать не стал. Сейчас такое не нужно, а дальше уже, как говорится, «будем посмотреть».
В целом на этом уже можно было ездить, только влепить Живую печать, чтобы не угнали и не залезли внутрь. Прохоров, конечно, покараулит, но случайности никто не отменял. Валерон, опробовавший машинку вместе с нами, заявил, что нужен еще подогрев сидений, на что я ему предложил надеть комбинезончик на время поездки. Помощник почему-то обиделся и гордо ответил, что бережет столь ценную вещь для поездки в зону.
Нет, сама идея подогрева неплохая, но реализовать ее времени нет. Подкачаю Жар — можно будет и подумать, на уровне начиная с десятого. А вообще, после выпадения снега машина в наших условиях становится куда менее актуальной, чем снегоход, который я собирался сделать уже по приезде из Святославска. А автомобиль за зиму допилю и до приличных размеров, и до представительного вида. Тогда и подогрев, и другие улучшения можно будет вставить, пока же мы без него обойдемся.
За оставшийся день я приладил стекло и петли для груза, а Прохоров соорудил вполне прилично выглядящий ящик с крышкой, так что теперь я был и при лобовом стекле, и при весьма своеобразном багажнике. И хотя брать с собой я планировал один из сундуков Макоши, ящик может пригодиться на обратном пути, если я куплю недостающие инструменты для кузницы. Деньги сейчас это позволяли: после всех деминских вычетов и зачетов, на руках у меня скопилось около трех тысяч. Хватит и на билеты, и на покупки, и на непредвиденные траты останется. Или взять два контейнера? Один под личные вещи, а один — под покупки такого рода?
Думал я недолго, решил, что запас карман не тянет, и в багажник уложил три контейнера. Жаль, что друг в друга их было никак не сложить, а в саквояж входил всего один. Чемодан, доставшийся от Верховцева, я решил не брать — пусть он придает респектабельности, но любые громоздкие вещи очень снижают мобильность. Я не мог исключить варианта, что поездка окажется ошибкой и придется драпать со всей возможной скоростью.
Выехали мы рано утром втроем, оставив огорченного Митю в одиночестве охранять дом. Чтобы он не так переживал, я пообещал: как вернусь — продублирую ему все важные разводки проволокой, сделав их практически вечными, а по возможности займусь и винтом. Хотя в приоритете у меня теперь был снегоход.
На воротах стражники поинтересовались, не уезжаем ли мы насовсем, пришлось ответить, что пока в зоне затишье, мы проверим работоспособность автомобиля в разных режимах, заодно купим недостающие нынче вещи в других городах. Наше средство передвижения снисходительно осмотрели, хотя по мне выглядело оно ничуть не хуже козыревской коляски, а уж двигалось куда быстрее, что и доказалось, стоило нам выехать на прямую дорогу. Встречного транспорта практически не было: дугарский рынок захирел, нынче возили продукты туда только единицы, у которых жадность превалировала над чувством самосохранения. К сожалению, среди этих единиц не было тех, у кого я покупал хлеб и молочку. С хлебом вообще был полный швах — привозимый в город был настолько невкусным, что Прохоров всерьез рассматривал вариант восстановить плиту с духовкой на кухне и печь хлеб самостоятельно. А пока он приловчился делать лепешки на сковороде. Кстати, очень даже неплохие. Видно, сродство к алхимии, которой он нынче с увлечением занимался, давало себя знать и в кулинарии.
— Порулить дашь? — поинтересовался Прохоров, когда Дугарск пропал из видимости.
— На обратном пути, — предложил я. — Если пускать тебя за руль сейчас, скорость снизится, а я планирую успеть на вечерний дирижабль.
Опоздаем — придется лететь утренним, что не очень удобно, потому что он прибудет к вечеру и я потеряю целый день. Прохоров немного пытался водить, но делал пока это достаточно неуверенно, чтобы я усомнился в том, что он сможет поддерживать нужную скорость. Нам и без того придется останавливаться: и отдохнуть, и поесть. Последнее Валерон точно потребует, пусть его сейчас никто не видит, но жрать от этого он меньше не станет.
В том, что рейс отменится, я сомневался. Отчим как-то обмолвился, что для дирижабельных компаний рейс выгоден даже при одном пассажире. Или не выгоден, а не в убыток? Не помню точной формулировки. Но это и неважно.
Никакого спидометра на нашей таратайке, разумеется, не было, но километров шестьдесят в час мы делали, притормаживая рядом с населенными пунктами, через которые приходилось проезжать. До Турменя, единственного города в княжестве Бобриковых, куда прилетали дирижабли, мы добрались чуть больше чем за десять часов. И это с двумя остановками и одним обедом. Вполне приличная скорость по итогу вышла, хотя о предложении Валерона подогревать сиденья я не единожды вспомнил. Эта опция непременно будет в расширенной версии моего автомобиля.
В Турмене мы купили билет на вечерний рейс дирижабля до столицы, оплатили номер в гостинице, отдельно пришлось оплатить стоянку для автомобиля, которому выделили место в каретном сарае, забронировали по телефону номер в столичном отеле для меня и немного побродили по городу до отправки нужного мне дирижабля. Успели даже поужинать в ресторанчике, где я еще заправил артефактную жестянку, пожалев, что не сделал это еще в Дугарске — готовили в этом заведении хуже, чем Прохоров. Поэтому пироги брать я не стал, попросил настрогать бутербродов. Их испортить сложно, если исходные продукты хорошие.
Прохоров качество местной еды тоже отметил, поскольку в тарелке ковырялся неохотно.
— Че мне делать-то, пока тебя нет? — спросил он в очередной раз.
— Походи по магазинам, приценись, — предложил я. — Можешь в театр сходить или в синематограф.
Афиши и того, и другого в городе я видел. Вообще, Турмень казался преуспевающим населенным пунктом. В гостинице мы остановились той, что рядом с причальной башней, а до нее пришлось проехать через весь город, так что я составил полное впечатление об уровне жизни.
— Да ну, — протянул Прохоров. — Че я там не видел? Че в театрах, че в синематографе — сплошные кривлянья. Неинтересно.
— В библиотеку сходи, — ехидно тявкнул Валерон. — Там тебя ждет много интересного.
Из невидимости он не выходил, но это не мешало ему потребовать в ресторане свою порцию, с которой он уже справился, из-за чего пребывал в небольшом расстройстве.
— В библиотеку ходить необязательно, но по специализированным книжным пройдись, — предложил я. — Посмотри книги по обучению алхимии на ранней стадии. Вдруг чего себе подберешь? Павловские книги все же рассчитаны на продвинутый уровень, там нет тех приемов, что даются в начале обучения. Ну и так, в алхимических магазинах глянь, вдруг чего интересного углядишь.
Инструменты для кузни по списку я собирался закупать в столице, где, как утверждал Прохоров, все это стоит куда дешевле. Наверняка дешевле стоили приблуды и для алхимии, но с ней я так до сих пор и не разбирался. Получил сродство — и отставил на время. Поэтому решить, что мне нужно для занятий ею, я пока не мог. И не мог решить, нужно ли мне это вообще, потому что пока обходился алхимией чужой, а времени делать свою не было. Разве что склянок небьющихся пообещал Прохорову купить, потому что Прохорову казалось, что в павловских зелья быстро портятся.
Я рассчитывал за завтрашний день переговорить с отчимом и вернуться в Турмень послезавтра утром, после чего мы сразу уедем. Но не исключал, что придется задержаться по каким-либо причинам, что я и сказал Прохорову, чтобы тот не волновался. Пусть ищет себе занятие по душе. Предложил ему оплатить пару занятий у давно практикующего алхимика — тоже полезный урок получится. Прохоров хмуро угукал и, как я понял, не собирался тратить деньги на баловство, к каковым относил и уроки. Что ж, это его выбор. Но пока он не подкачает свои умения, кристаллы с рецептами я ему точно не передам — слишком высокий процент брака.
Мы попрощались, и я отправился к дирижаблю. Пешком, потому что расстояние было совсем короткое, а тяжестей при мне — саквояж да Валерон, который двигался своим ходом. По дороге я купил несколько газет у разносчика, рассчитывая почитать их под чай в каюте.
Дирижабль принципиально не отличался от тех, на которых я уже летал, разве что выглядел немного пафосней, поскольку пунктом назначения была столица. Очень много предметов в каюте были украшены государственным гербом, даже постельное белье. При этом сама каюта была ничуть не больше тех, где мне уже доводилось лететь. И удобства тоже располагались в начале и конце общего коридора.
Валерон сразу бодро метнулся через все каюты и через несколько минут докладывал:
— Занято десять кают. Два пассажира очень подозрительные. И злоумышляют.
— Везут с собой деньги? — сразу предположил я.
— Один еще и артефакты. У него рожа холеная и усы наглые — сразу видно, что злоумышляет. Артефакты ценные.
Валерона я не видел, но подозревал, что он сейчас с самой серьезной мордой ожидает моего вердикта, готовясь наводить справедливость так, как он ее понимает.
— Они оба явно злоумышляют не на нас, — намекнул я Валерону. — Ничего ни у кого не тырить, за это перед сном получишь один бутерброд.
— Так себе размен, — разочарованно тявкнул Валерон.
— Нам нужно доехать, не привлекая к себе внимания, — напомнил я. — Это вряд ли произойдет, если у пассажиров дирижабля внезапно пропадут деньги и ценные вещи.
Валерон тяжело вздохнул и затих. Опять он о себе напомнил, только когда принесли чай и я достал жестянку с бутербродами. Жестоко травмированный невозможностью наказать втайне на нас злоумышляющих, Валерон утешился лишь после двух бутербродов, составленных по всем правилам бутербродного искусства: с копченым мясом, ломтиком сыра, листиком салата и помидорными пластинами.
Под чай я углубился в изучение газет и нашел еще один некролог: определенные семейства продолжали сокращаться. Сомнений в том, что это спланированные покушения, оставалось все меньше, а вот желание узнать, кто за этим стоит, становилось все больше.
Перед сном я прогулялся до туалета, используя на всякий случай незаметность и Щит — не хотелось бы убедиться, что Валерон в части злоумышляющих оказался прав. Меня, конечно, сейчас не так просто взять, но и убийца может подготовиться получше, чем прошлые разы.
Но все страхи оказались напрасными: за весь полет мной вообще никто не поинтересовался, не говоря уж о том, чтобы напасть. Вышел из дирижабля я первым, чтобы успеть взять извозчика до гостиницы, которая находилась далеко от дирижабельной станции, поскольку последняя располагалась не в городе, а за его пределами. С наймом экипажа проблем не возникло. Не столько из-за моего респектабельного вида (артефактная вешалка, на которой ночь провисели костюм и плащ, отработала на все сто), сколько потому что извозчиков на площади хватало.
Незаметность я активировать не стал — это, напротив, привлекло бы внимание к пролетке, да и заселяться в гостиницу помешало бы. Я рассчитывал на навык ощущение чужого внимания, который сейчас меня однозначно уверял в том, что с агрессивными намерениями на меня никто не смотрит, да и вообще никто не задерживает внимание более чем на пару секунд, когда я проезжал мимо.
Не особо мной заинтересовался и портье в гостинице, сделавший в книгу постояльцев новую запись и выдавший мне ключ от номера. Последний после каюты дирижабля показался огромным. Валерон сразу развалился на подушке, что проявилось по хорошей такой вмятине по центру.
— Задание у меня для тебя будет, — намекнул я, чтобы не расслаблялся.
— Прямо сейчас? — голосом умирающего от переработки уточнил Валерон.
Но я был непреклонен. Сначала дело, а отдых потом, когда будем в безопасности. Согласен, подушки здесь пышные, но мы сюда не спать приехали.
— Прямо сейчас. Пройти по номерам и найти отчима. По дороге ничего не тыришь у тех, кто показался подозрительным.
Валерон издал тяжелый душераздирающий вздох. Но, судя по тому, что углубление на подушке уменьшилось, отправился искать Беляева. Это был самый тонкий момент: отчима могло здесь не оказаться, если он вдруг решил пропустить конкретно это собрание по той или иной причине. Смерть пасынка причиной была достаточно уважительной, но я ставил на то, что времени прошло достаточно.
Валерон вернулся быстро.
— Этажом ниже, — воодушевленно тявкнул он. — Он один. Завтракает в номере. Вкусно завтракает.
— Попробовал?
— Конечно. Нужно же было проверить еду на яды.
О таких способностях помощника я не знал.
— Ты можешь это определить?
— Относительно. Энергии меньше получу, — ответил Валерон. — Но я и с плохой мало получаю. Эта хорошая и неотравленная.
Я решил, что самое время навестить отчима, пока он не заметил, что кто-то дегустировал его еду на предмет ее отравления, и отправился этажом ниже, направляемый активно комментирующим мои передвижения Валероном. Наконец я оказался у нужной двери и постучал в нее.
— Войдите, — раздался знакомый уверенный голос.
Я зашел, аккуратно прикрыл за собой дверь и сказал отчиму, который даже не посмотрел, кто вошел, настолько был увлечен просмотром газеты под чашку кофе.
— Доброе утро, Юрий Владимирович.
Отчим поперхнулся кофе и вытаращился на меня, как будто увидел оживший труп. Хотя с его стороны, наверное, все так и выглядело.
— Петя? — недоверчиво спросил он, откашлявшись. — Это ты? Но как? Какого черта ты устроил это представление? — внезапно заорал он. — Ты не представляешь, во что это обошлось твоей матери. Не хотел ехать к Вороновым — прямо так и сказал бы. Ты безответственный и инфантильный юноша. Ты возвращаешься со мной в Верх-Иреть, где решим, что с тобой делать.
— Я к вам пришел не для этого. Мне пришлось исчезнуть, потому что покушение в поезде было уже второе. Меня чуть не убили.
— Чуть не убили? Да, там кровью было залито все купе. — Отчима передернуло от воспоминаний, и он раздраженно отставил чашку кофе, которую продолжал держать в руках.
— Это была не моя кровь, а моего убийцы, — пояснил я, сообразив, что рассказывать придется все, начиная с момента в дирижабле и заканчивая нападением в поезде, чтобы Беляеву стало понятно, почему я ушел, никому ничего не сообщив. Этим я и занялся, опустив все, что случилось позже, но добавив свои предположения.
Когда я закончил, отчим некоторое время молча размышлял.
— То есть ты заподозрил Вороновых? — уточнил он.
— Именно так. Потому что у первого убийцы была моя фотография, а у второго — фотография куска реликвии, который передал мне Фырченков.
— Я могу допустить, что Вороновы по тем или иным причинам решили от тебя избавиться. Но что они будут нанимать убийц из Черного Солнца — нет. Потому что у любой княжеской семьи есть люди для деликатных поручений. Какой смысл им вмешивать во внутрисемейное дело посторонних, чьи услуги недешевы?
— Отвести от себя подозрения? Взялись же откуда-то у убийц фотографии.
— Мы можем об этом спросить лично Максима Константиновича. Он занимает номер на этом же этаже и, я уверен, даст нам исчерпывающие объяснения по поводу фотографий и всего остального.
Беляев нехорошо сощурился. Не позавидую Воронову, если мой отчим решит, что тот действительно замешан. Спускать нападение на пасынка он не будет.