Скорость. Назад в СССР 2

Глава 6

— А ты ставила когда-нибудь?

— Нет это не так просто сделать. Они не пускают в свой круг непроверенных людей. Игра и ставки только для своих.

— И Соменко ставил?

— Нет, у него другая роль. Некоторые гонщики попадают в зависимость к организаторам. и они вынуждены плясать под их дудку.

— Это как?

— Каким номером прикажут гонщику приехать, тот подчиняется и финишируют, как приказали.

— А что будет, если он откажется?

Саша помолчала.

— Ничего хорошего. Мой отец отказался.

'Азарт — это состояние, в которое

человек входит, выходя из себя'

Владимир Жемчужников

То что рассказала Саша, совсем меняло картину. Выходит, что Давид Махарадзе не такой уж «лавр». Он делал это все ради выгоды.

Брат его не случайно терся возле гонок и автомобильного рынка.

По словам моей подруги, организация контролировала все теневые ипподромные ставки в стране.

И постепенно расширяла сферу деятельности, подминая под себя нелегальные тотализаторы кольцевые и ипподромные автогонки. А в некоторых случаях даже ралли.

Она убирала на своем пути всех, кто мешал ей. Не только гонщиков, но даже мелких дельцов-букмекеров. Они либо подминали их под себя, либо эти люди исчезали.

Никто не знал, кто руководит этим тотализатором, как он управляется.

На каждое новое спортивное событие выставлялся новый букмекер, и никто, даже сами букмекеры, не знал заранее, кто именно будет принимать денежные ставки с с заранее оговоренными коэффициентами.

Это не значило, что букмекер «работал» единожды. Просто он узнавал, о том, что его привлекают в последний момент.

Я не очень-то верил в подпольный игровой синдикат, настолько законспирированный, что о нем не знала милиция или комитет государственной безопасности.

Скорее всего несколько аферистов средней руки, понимая, как устроена система ставок, бессовестно доили азартных игроков, как это было во все времена.

Они создали что-то типа закрытого клуба, со своим банком, своими паролями, системой распознавания «свой-чужой».

Но отнесся к словам Саши серьезно. Катастрофа с ее отцом и случай с Соменко, ярко свидетельствовали о том, что то не шутки.

Мне достаточно было вспомнить о том, что отдельные уголовники и небольшие банды занимались тем, что профессионально обыгрывали наивных граждан в карты в поездах, на вокзалах, аэропортах и даже парках.

Государство боролось с этим и никак ничего не могло поделать.

Впрочем история борьбы со ставками на ипподромах тоже богата на разные повороты и неожиданные запреты и последующие разрешения.

После революции 1917 года, большевики полностью запретили тотализатор на скачках. Но поговаривают, что в уже двадцать третьем уже сам Семен Буденный, протолкнул решение о возобновлении работы тотализатора.

Он был заядлым игроком и как человек азартный, «сталинский кентавр», как называл его Троцкий, обладал колоссальной интуицией, и никто не мог сбить его с толку, если он решал поставить на ту или иную лошадь.

Правда был нюанс, советское правительство установило очень высокие налоги на выигрыш и выручку тотализатора.

Стоит ли удивляться появлению черных букмекеров нэповского образца?

Тут же появились прохиндеи, которые стали принимать нелегальные ставки.

Такие букмекеры имели несколько преимуществ перед официальным тотализатором.

В кассе контролируемой государством, нужно было ставить минимум пятьдесят копеек, то чёрный ставочник мог принять и десять копеек у клиента.

Никаких налогов со ставок и выигрыша черный букмекер и игрок не платили.

А по словам Саши синдикат ввел практику ставок в кредит для особо доверенных и постоянных игроков.

Часто бывало так, что люди проигрывали все принесенные на скачки деньги. Имели дома запасы, но желали играть еще.

Оно и понятно. Это болезнь. Старожилы рассказывали, что когда в сорок девятом пожар уничтожил ипподром, то заядлые игроки испытывали что-то типа ломки и поэтому стали придумывать себе другое развлечение на время реконструкции сгоревшего здания ипподрома.

Они собирались группами и играли в «трамвай». Новую игру со ставками в которой был задействован московский городской общественный транспорт.

Участники выходили на улицу и ставили на номера маршрутов трамваев, и то в каком порядке будут приходить на остановку.

Маршруты каждый раз выбирали разные по жребию, чтобы никто не мог обмануть систему.

Правда, однажды произошел забавный случай — игрок выиграл восемь тысяч рублей, естественно дореформенных, что все равно было солидной суммой. Она соответствовала восьмистам после реформы шестьдесят первого года.

Но быстро выяснилось, что он сговорился с диспетчером. В следующий раз заметили, что он бегал в промежутках звонить.

Подслушали, разоблачили. И, конечно, лишили приза, поколотили и изгнали из мира черных букмекеров за жульничество навсегда.

Ставками на тотализаторе в разное время болели знаменитости, от Маяковского до Ширвиндта. Спортсмены, писатели и ученые со своими «системами выйгрыша». Тут случались настоящие жизненные трагедии.

Простой народ, дошедший до ручки, который так же страдал от тяги к ставкам называли «тотошками» или «тотошечниками».

Однажды я как-то видел толпу «тотошек» возле касс центрального московского ипподрома, представляющих из себя жалкое зрелище.

Я перепутал дату и приехал на «Гонку звезд», где должен был собраться весь цвет нашего автоспорта.

Это место пользовалось популярностью у совсем небогатых людей, прожигающих последние гроши на ставках.

Игроки-лудоманы — в большинстве своем были людьми пенсионного возраста.

Многие давно уже проиграли свои накопления, отложенные на черный день. Там же на ипподроме они проигрывали пенсии.

Они могли громко рассказывать друг другу истории про то как выигрывали тысячи.

Один из них заметил, что я смотрю на них с интересом, повернулся ко мне начал очень эмоционально советовать:

— Парень! Ты тут впервой? — он дождался моего кивка, — Ставь на номер «четыре-два»! Это верняк! Иди сюда.

Он отвел меня на пару шагов в сторону.

— Я с жокеями вас-вась, они мне всех темных заранее расписывают. Ходит шепоток. Не прогадаешь! Деньги есть?

Я растерянно кивнул еще раз, хотя лишних денег у меня совсем не было.

Я не знал, как отказать, чтобы он отцепился. «Тотошка» почувствовал мою неуверенность и принял ее за колеблющееся желание сделать ставку.

— Ты меня понимаешь? Ты понимаешь, о чем я тебе говорю?

— Ну вроде понимаю. Темные — это темные лошадки, которые могут неожиданно победить.

Он радостно хлопнул меня по плечу.

— Точно! Ну вот видишь, ты все понимаешь! Дело верное! Если не знаешь, как сделать ставку, то я тебе помогу. Только это, если выиграешь, не забудь отдать мне мою долю за то, что я тебе фаворитов сдал.

— Доля малая это сколько?

— Двадцать пять процентов от суммы, что получишь в кассе. Ставь на номер «четыре-два»! Запомнил.

Я снова кивнул. Но потом невольно бросил взгляд на его стоптанные ботинки.

Все «тотошки» выглядели не очень. Я сам конечно у портных не обшивался, «фирму» не носил. Но у моего собеседника, как и у других людей в толпе была неопрятная одежда, прохудившаяся обувь.

Его ботинки меня еще больше смутили. И я задал наивный вопрос, который может задать только неискушенный юноша. Вопрос очень расстроил носителя секретной информации о фаворитах.

— А почему вы сами не поставите на номер «четыре-два», если так уверены в победе? Дело же верное?

В моей интонации совсем не было сарказма или иронии. Я действительно недоумевал.

Он расстроенно опустил голову.

— Понимаешь… Не могу. Я деньги дома оставил.

Я так и дуал. Мужик решил сыграть за мой счет. И на тот момент его совсем не волновало, что перед ним стоял школьник. Он был готов меня обмануть.

Без зазрения совести. Он понял, что я не верю ему.

Он начал было терять ко мне интерес, как вдруг его осенила новая идея:

— А может, ты мне одолжишь денег на ставку. На один заезд? Я сейчас выиграю и верну тебе с процентами, а?

Глаза его горели надеждой, что меня всё-таки удастся уговорить. Но я твердно отказал.

— Извините, но нет. Я не собирался делать ставки.

Тогда он отошел, смешался с толпой и принялся с другими обсуждать лошадей.

Мне было любопытно их послушать.

— Саманта ходовая лошадь! Вот верняк.

— Да куда там, твоя Саманта, вечно жопится на старте, ноги у ней плывут. Ей только в колхоз навоз возить. Атлантида — мотор!

— Да, без шансов, твоя Атлантида. Помесь араба с будильником!

— А я вам скажу: Атлантида фаворит! Чует мое сердце выиграю я сегодня гроши.

А потом он запел песню про денежки из советского шансона:

— И ваше нежное шур-ша-ние, Приводит сердце в тре-пе-та-ние, Вы лучше самой легкой музыки, При-но-си-те покой! Ой,ой, ой!

— Тебе, дружок, проспаться бы, бухал небось всю ночь? У Атлантиды резвости нет, и не было никогда.

Кто-то со стороны поддержал критику.

— Это точно: скорости нет, мяса много, одна сила.

— Да что ты заливаешь, это у твоей Саманты мясо. Атлантида тягучая, на длинных дистанциях тащит как самолет!

— А я тебе говорю: она молния! Надежная как Аэрофлот и Сберегательный банк, вместе взятые! На нее можно ставить, хоть тыщу — верное дело!

Я не собирался здесь долго задерживаться, но решил дождаться результатов заезда.

Я наблюдал, как они болели. Забавный народ.

Если бы не явные признаки зависимости, то я бы сказал, что народ вполне симпатичный и в большинстве безобидный.

Они страстно переживали за «своих» лошадей, что надежда их не покидала до самой последней секунды. Азарт искажал лица до неузнаваемости. Казалось, что это и не люди вовсе.

Дед, ставивший на Саманту, ласково переиначив популярную в США кличку на русский лад, громко кричал:

— Гони! Гони, давай! Самаантушка!

Уже всё понятно, его лошадь плетется в хвосте, а он все еще вытягивал шею с головой, вглядываясь в финиш, сжимал шапку в кулаке, тряс руками и надеялся на какое-то чудо.

В конечном итоге никто из предсказанных фаворитов не победил.

На трибунах после финиша наступило оцепенение. Ни свиста, ни криков, ни аплодисментов.

В глазах болельщиков недоумение и тоска. Некоторые «Тотошки» молча и скорбно смотрели друг на друга, отвернувшись от лошадей.

Другие переводил взгляды с судей на финишные столбы. Ну а вдруг произойдет какая-нибудь случайность. Результаты отменят, объявят перезаезд.

И темная лошадка, покажет кто тут говорил на полном серьезе, а кто полный балабол.

До объявления диктором результатов живет в их сердцах надежда, тоненькая, как волосок. А потом они не слушают громкоговорители.

В отчаянии комкают и отбрасывают билет, кто-то просто плюется, а кто-то ругается в сердцах:

— Вот, сука!

Все очень злые и несчастные. В глубине души каждый из них уверен, что жокеи лично сговорились с тотализатором.

Смотреть на их безумные лица — лучший иммунитет от лудомании и желания играть на скачках. Не хотелось быть похожим на них, ни за какие деньги.

К тому не было похоже, что эти озлобленные и разочарованные жизнью бедолаги хоть что-то выигрывали и уносили домой.

Очень долго для таких людей в СССР ипподром был единственным легальным способом утолить жажду азарта и попытать счастья, пока в семидесятых не появилась государственная лотерея «Спортлото».

Она оттянула на себя значительную часть выручек с тотализатора. Черные букмекеры также пострадали. Теневая индустрия ответила расширением в другие сферы. Прежде всего в автоспорт.

Что подтвердили Соменко и Саша. Мы договорились пока не слишком распространяться на эту тему в команде, пока собираем информацию.

Через пару дней после похода к Соменко мы с утра как всегда занимались машиной. Трубецкой появился на пороге бокса с парнем лет тридцати со спортивной сумкой в руках.

— Минуточку внимания, ребята, — подозвал нас князь, — подойдите, пожалуйста, ко мне.

Слава, Артур и я отложили инструмент и приблизились к пришедшим.

— Позвольте представить вам Константина Андропова.Он только сегодня прибыл. Прошу любить и жаловать. Константин — гонщик из Ижевска. Будем пробовать работать вместе. Не хочу загадывать. Но надеюсь, что сотрудничество сложится наилучшим образом.

— Точно сработаемся, товарищ Трубецкой, — самоуверенно отсек сомнения Константин, чем мне очень не понравился.

Признаться. Лично я его вовсе не ждал. По моему мнению, он приехал, чтобы занять мое место.

Но пока я решил не торопится с выводами. Так бывает, что первое впечатление обманчиво, и не приятные люди, оказываются в дальнейшем хорошими товарищами.

Второе, что вызвало отторжение это отношение Константина к ВАЗу и к нашему Соколу, в частности.

Он уволился с Ижевского автомобильного завода, и ушел из заводской команды.

Между ижевскими и тольяттинскими спортсменами всегда существовали напряженные отношения.

Всё потому что, если раньше автомобили подготовленные на АЗЛК или Ижевском автозаводе безраздельно властвовали на гонках, то теперь Жигули очень активно вытесняли их.

Конкуренция между заводами и людьми наложила отпечаток на отношение к автомобилям конкурентам.

— На этом ведре с болтами мне придется выступать?

Андропов подошел к машине, уткнув руки в бока.

Вчера Трубецкой выезжал испытывать установленные Веберы и немного забрызгал кузов.

Князь хотел загнать машину на мойку на автобазе, но я настоял на том, чтобы это дело доверили мне.

Встав, пораньше я с удовольствием вымыл машину, вычистил салон и бока

Сокол выглядел идеально. Автомобиль сиял своей отполированной до зеркального блеска глянцевой поверхностью.

Внутри салона не было ни пылинки. Я даже шутил с утра и говорил, что создал настолько стерильную обстановку, что внутри Сокола можно проводить хирургические операции.

Я посмотрел на ботинки Константина. К подошве прилип порядочный слой ижевской глины, так и не отвалившийся по пути от вокзала на нашу автобазу.

Не спросив ни у кого разрешения, Андропов открыл дверь и сел за руль.

Мы с ребятами переглянулись. Наверно в тот момент мое выражение лица напоминало о тех диких казачьих временах, когда того, кто прикоснулся к чужому коню без спроса могли молча порубить шашкой.

— Успокойтесь, мои юные друзья, — князь положил мне руку на плечо и легонько надавил, — он человек новый, не знает наших порядков, думаю я сумею донести до него наши правила и традиции.

Артур и Слава сами были шокированы такой наглостью.

Рука Трубецкого на некоторое время подействовала успокаивающе, но еще через некоторое время Константин попробовал завести двигатель, но Слава не выдержал, подскочил к машине, распахнул водительскую дверцу и приказным тоном потребовал Константина покинуть салон.

— Глуши движок и выходи! — механик угрожающе нависал над новичком.

— А что такое? — Андропов смотрел на Славу из салона снизу вверх.

— Машина еще не готова.

— Да, брось, Вячеслав. Я же слышу движок нормально работает.

— Я сказал, выходи! Я, как механик, отвечаю за подготовку машины. Она не готова.

— Что с ней не так-то?

— Когда будет готова я тебе сообщу и составлю письменный отчет.

— Ну ладно, — Андропов вылез из салона с кривой рожей.

— Александр, у Константина пока нет жилья. Он поживет вместе с тобой в вагончике, пока мы что-нибудь не придумаем. Я постараюсь решить вопрос побыстрее. В тесноте, да не в обиде, гласит наша русская народная поговорка.

— Хорошо, Игорь Николаевич. Пусть живет столько сколько потребуется.

— Прекрасно, покажи ему вагончик. Вечером вам привезут еще одну койку.

Я кивнул Трубецкому и не поворачиваясь к Андропову, обронил через плечо.

— Бери свою сумку. Пошли.

«Каналья, на хрен мне сдалось такое счастье в лице этого урода?», — думал я по пути в вагончик.