Электропоезд замедлял ход. Мне нужно было выйти так, чтобы Чингачгук меня не узнал.
А дальше я услышал как мужик в роговой оправе обратился ко мне:
— Молодой человек, что вы там все время высматриваете? От кого прячетесь?
Нашим советским людям всегда до всего есть дело. Вот едешь, читаешь, ну и читай себе и не суй нос не в свое дело.
Но нет, надо обязательно быть «бдительным». Откуда это у наших сограждан? Война и сложные послевоенные годы давно закончились.
Отвлечь, заговорить о фантастике? Нагрубить? Сделать вид, что не расслышал?
Пока думал отвечать на вопрос или молча выйти, вагон остановился и и автоматические двери со свистом распахнулись.
К счастью, в следующее мгновение решение прошло мимо по перрону. А следом за ней Чингачгук.
— Да вот, с девушкой хочу познакомиться, но пока стесняюсь.
Молодая особа, моя ровесница, в ситцевом платьице проследовала в сторону подземного перехода.
Я стал выходить, но заметил что мужик тоже проследовал к выходу. Он поравнялся со мной и, шагая плечом к плечу, спросил с улыбкой.
— Которая?
Из электрички на перрон станции Малаховка высыпало много народа. Впереди шли несколько женщин разного возраста.
— Вон, в переход спускается.
Любитель вгляделся в указанную сторону, а потом снова заговорил.
— Нет, кажись не знаю ее.
Он сам на себя взял функцию идентификации личности, но вел себя так будто я попросил его об этом.
— Тут я тебе ничем помочь не могу. Я каждый день езжу на электричке с работы домой, не видел ее раньше. Может дачница, сейчас много дачников летом. У нас тут и озеро с пляжем есть.
— Хорошо наверно тут у вас?
— Не жалуемся. Но только эти «дачники» приезжают засирают все и вся в округе, а нам потом за них разгребать. Ну понятно, что у нас все общее — государственное. Но почему после себя нужно оставлять везде горы мусора? Что за люди? Не понимаю.
— Я тоже.
— Вижу парень ты хороший. Интеллигентный. Я-то думал, ты пьяного какого грабануть хочешь. Прости ошибся. А что ты девушки стесняешься? Подойди познакомься. Хочешь помогу?
— Нет, нет, что вы… Спасибо, но так только хуже будет. Лучше я сам.
— Ну как знаешь, удачи тебе Казанова, но поторопись, не опоздай на обратную электричку. А то будешь тут куковать до утра.
— А когда обратная?
Он притормозил посмотрел на часы, поднял глаза к небу что-то вычисляя, а потом ответил:
— Через час пятнадцать.
— Спасибо, вам большое.
Девушка и Чингачгук нырнули в пешеходный переход, затем повернули направо и пока шли пока в одном направлении.
Я молил небеса о том, чтобы они не разошлись в разные стороны до того, пока мы идем вместе с любителем фантастики.
Вот он ко мне тогда прицепится, как репей.
Слава Богу, спустившись по ступенькам, он сообщил мне, что ему в другую сторону.
— Давай, не менжуйся, женщинам нужен напор. Удача любит храбрых. Еще увидимся, не забудь пригласить на свадьбу.
— Спасибо. Обязательно.
Он зашагал прочь. А бросился нагонять Чингачгука. Выскочив из перехода я увидел, как он садится в ту самую бежевую шестерку.
Его встречала машина, на которой сматывались поджигатели, устроившие пожар на автобазе Академии наук. Интересное «совпадение».
Шестерка стояла на асфальтированной дороге ко мне багажником. Перевернутая капотом в сторону поселка, она моргнула стоп сигналами, а потом обозначила свое присутствие во вселенной габаритными огнями.
Стартер легко прокрутил три оборота, едва заметно вибрируя кузовом. Потом машина завелась и тронулась с места.
Каналья, я остановился и уставив руки в бока огляделся по сторонам. Они сейчас уедут и тогда все мои старания пойдут прахом. «Надо что-то делать. Думай, Каменев, думай!». От станции в глубь Малаховки уходила слабо освещенная улица
Я искал глазами такси, или какой-нибудь подходящий транспорт, но ничего лучше, прислоненного к дверям магазина, велосипеда Хариковского велосипедного заваода не нашел.
Хозяина нигде не было видно и я решил воспользоваться единственной возможностью продолжить слежку.
Нехорошо, конечно, но я прослежу, куда поехали эти «орлы» с Кавказа и непременно верну агрегат на место. Даже оставлю записку и трешку в виде компенсации за прокат.
На руле поблескивал кожаный глянцевый футляр в котором велосипедисты хранят инструменты и ремкомплект.
Пока шестерка была еще в поле моего зрения, я откатил двухколесного стального коня, и запрыгнув на высокое седло, поехал.
Никто не выбежал и не погнался за мной с проклятиями. В конце концов может быть кто-то забыл велик и я даже делаю благородное дело — спасаю от кражи хулиганами.
Благодаря своим огромным колесам, а ХВЗ был самым большим в своем классе, велосипед быстро набирал скорость.
Машин на дороге не было и я интенсивно заработал педалями, догоняя интересующий меня автомобиль.
Метров через двести он свернул на грунтовую дорогу влево. Я на время потерял габаритные огни машины из виду.
Добравшись до перекрестка я из осторожности остановился и на фасаде кирпичной пятиэтажки прочитал: «Улица Пионерская».
Темнело.
Выглянув из-за угла, я снова увидел, как где-то далеко впереди сверкнули задние фары шестерки. А потом они исчезли.
Вот черт! Я снова начал вращать педали. Нельзя дать им уйти.
Я ехал по улице и вспоминал, что именно здесь Малаховке «Джентльмены Удачи» на даче изучали английский язык, а потом из проруби в озере доставали шлем «Александра Македонского».
Машину я больше не видел. Одно из двух: они оторвались далеко вперед, или автомобиль загнали в гараж или на участок.
Проезжая по улице и заглядывая за каждый забор я вдруг почувствовал как потянуло дымком. Это запах жарящегося шашлыка. Вдалеке, те кто его жарил, переговаривались на грузинском.
Кажется, я нашел их волчье логово.
Спешившись я спрятал велосипед в кустах в ближайшем темном переулке и дальше пошел пешком, стараясь держаться тени заборов.
Остановившись метрах в двадцати я попытался рассмотреть участок.
Бежевая шестерка, такой цвет был очень моден и назывался у простого народа «кофе с молоком», действительно стояла на участке за воротами.
Рядом стояла еще несколько машин. Среди них особо выделялась одна. Это была черная Волга.
Довольно странно, потому что на таких машинах ездили либо кагебешники либо высокопоставленные сотрудники министерств и ведомств.
Колеса Волги были обуты в хромированные диски с множеством тонких спиц, внешне напоминающие скорее Линкольн, нежели продукцию ГАЗа.
Я очень осторожно обошел участок, чтобы разведать местность.
На участке стоял красивый, добротный сруб из сосновых бревен. Двухэтажный, с двускатной кровлей, он занимал примерно треть участка.
Сам участок был явно больше по площади, чем разрешенные советским правительством дачные шесть соток.
Растущие возле дома высоченные корабельные сосны благоухали хвойным ароматом, а иглы и шишки, ежегодно сбрасываемые деревьями,образовывали плотный ковер на земле.
Окна дома были открыты, дневная жара давала о себе знать. В одной из комнат за столом сидело несколько человек и что-то бурно обсуждало.
Они говорили по-русски, то и дело обращаясь к гостю по имени Марат, которого я не видел.
Среди тех, кто сидел за столом я узнал братьев Махарадзе, пару человек из свиты Коте и гоночной команды Давида. По тому как они общались между собой, было видно, что они все хорошо знали друг друга.
Сначала мне показалось, что они играют в карты, но прислушавшись я понял, что эти люди обсуждают тему черного тотализатора и предстоящие состязания.
Мне во что бы то ни стало, нужно послушать что именно они замышляют.
Обойдя быстрым шагом участок еще раз в поисках дырки в заборе, я ничего не нашел и понял, что теряю время зря.
Забор был недавно покрашен и находился в приличном состоянии.
Зато у соседей, с которыми с тыла граничила дача Махарадзе ограждение было очень старым и подгнивало. А в некоторых местах и вовсе превратилось в труху.
Сам дом стоял с затемненными окнами и казался заброшенным. По крайней мере паутина на дверях подсказывала, что в нем сейчас никто не живет.
Решив зайти сзади, я осторожно выдернул на себя один штакетник и пролез в образовавшуюся брешь.
Как я и ожидал, никакой серьезной изгороди, разделяющей два соседних участка не имелось.
Я мгновенно очутился на территории Махарадзе, и скрываясь в тени добрался мелкими перебежками до одного из торцевых окон помещения, где стоял стол. Слева от основного входа.
Стараясь оставаться незамеченным, я прижался спиной к бревенчатой стене дома и стал слушать разговор.
По всей видимости у них возникала неловкая пауза, а после слово взял Давид. Не видя его лица, а я никого не видел, я сразу узнал его голос и акцент.
Махарадзе младший рассказывал о высоких рисках для членов команды.
— Ты пойми, Марат. Нам совсем без мазы пускать кого-нибудь еще в наш круг. Мы тут каждый день своей головой головой рискуем. Зачем нам еще кто-то в нашей схеме? Скажи что надо сделать мы сами сделаем. Я извиняюсь, я не могу своих ребят подставлять. Мы тут все свои, каждый давно проверен и умеет держать язык за зубами. А этот твой новый человек, он кто по жизни?
— Ну вы же сами с Котэ говорите, что не можете контролировать все команды и всех гонщиков. А мой человек придет, и всех, кто высовывается прижмет к ногтю. С его помощью мы будем будем в разы больше зарабатывать.
— С чего ты это взял, Марат? При всем уважении, — возражал Давид, — команды это еще не все. Кроме гонщиков есть еще судьи, федерация и еще дохрена кого.
— Именно, Давидик, я полностью с тобой согласен там хренова куча нахлебников. Вот поэтому нам и нужен этот мой человек. Если с его помощью все команды будут нам подчиняться, то судьи и федерация нам больше не нужны.
— Это почему еще, я стесняюсь спросить?
— Потому что тогда мы будем диктовать командам, кто какое место займет. Хочешь, номера к финишу придут по порядку: один, два, три четыре, пять и так далее. Хочешь в обратном порядке, пять, четыре, три, два, один. А если захочешь, чтобы к финишу доехали только четные номера, то так оно и будет. И никакие судьи ничего не смогут сделать.
— Ну подожди. Мы и так можем делать все, что ты перечислил.
— Не можете.
— Ну почти можем. Мы можем сделать так, чтобы выиграл любой номер, который ты пожелаешь. Я тебе не хотел рассказывать, Марат, у нас тоже есть свои секреты.
Судя по беседе этот Марат был птицей очень высокого ранга. Оба брата в жизни резкие и борзые, говорили с ним в исключительно уважительном тоне.
К кому Котэ, считающий себя «авторитетом», будет так почтительно обращаться при своей свите? Только к авторитету более высокого уровня.
Посмотреть бы на него. Может быть мне это удастся позже, когда он будет выезжать? Скорее всего Волга с дисками под Линкольн принадлежит ему. Я в уме еще повторил номер машины, который запомнил.
— Марат, ты думаешь, у нас все просто так, с бухты -барахаты? Нет дорогой. Совсем не с бухты-барахты. У нас своя система есть.
В деле всегда участвуют две-три команды. Затершики. Это те. которые если надо могут и затереть и аварию сделать так, чтобы все выглядело как надо.
Мешалы. Это те, кто будут с самого старта идти не быстро и мешать движению в случае необходимости.
Ну и фавориты, это та команда которая должна выиграть. Все больше нам никто не нужен.
— Как же твои мешалы будут влиять на гонку, если они в самом конце идут, а лидеры гонки впереди.
— Как-как, Марат, будто сам не знаешь, как это на ипподроме делается? Кольцевых гонок с одним кругом не бывает. Мешалы специально тормозят, чтобы не давать дороги лидеру, когда он их на круг обходит. Тут все самое интересное начинается. Если лидер не тот, кто нам нужен, то мешала его будет держать до тех пор в хвосте, пока фаворит не догонит и не обгонит лидера. А будет возбухать — затирщик отправил его к жестянщику, ну или к докторам.
— А как ваши мешалы и затирщики понимают, кого нужно за бортом оставить?
— Это тоже секрет, но мы тебе доверяем, поэтому расскажем, Марат, — это уже как разговору подключился Котэ, — вот наш Мамука он сильный радиолюбитель. Про радио знает все что можно и нельзя. Кстати, если тебе надо Голос Америки или Би-би-си настроить, то обращайся — бесплатно поможем. Так вот Мамука обеспечивает нам радиосвязь. У всех в машине есть маленький приемник с динамиком. Специальный человек смотрит за гонкой и руководит по радио.
— Это интересно, Котэ. На ипподроме так нельзя. В лошадь приемник не вставишь.
— А ты говоришь, не можете один, два, три. Твой человек так может?
— Мой человек, много что может.
— Поговаривают, что он из ментов. Марат, ты же понимаешь, что мы не сможем с ним одну лямку тянуть.
— Он не из ментов, не переживай. Он бывший атташе.
— Атташе это кто?
— Если коротко, то это военный дипломат. Пусть его прошлое тебя не беспокоит.
— Именно люди, чье прошлое я не знаю, меня сильно беспокоят больше всего. Пусть он в прошлом, к примеру, скажем, стукач, или беспредельщик, или даже мусор. Я всегда знаю, что от такого ожидать. А тут…
— Я передам ваши опасения «старшему», но по-большому счету вопрос закрыт.
Так. Ни хрена себе. Оказывается Марат не самый старший, он адъютант кого-то повыше. Кто же тот шишка, что всем этим заправляет?
— Подожди, Марат, сейчас женщины нам накроют на стол, мы выпьем Хванчкара, Киндзмараули, покушаем шашлык. У нас так не принято, гость не может обсуждать серьезные дела голодным. Это позор хозяина дома. Сейчас выпьем и закусим, а потом вместе подумаем, что можно предложить, чтобы все было хорошо.
Он захлопал в ладоши, как падишах.
— Ламара, Нина, Манана накройте нам стол. Там шашлыки готовы?
— Спасибо, конечно, Котэ, но я алкоголь пить не могу.
— Слушай, Марат, не обижай меня. Киндзмараули какой алкоголь? Это разве алкоголь? Полусладкое красное, вкусное как бабушкин компот. Знаешь, кто его любил? Сталин! А Сталин плохого не посоветует. Это просто сок, а не вино! Можешь хоть трехлитровую банку выпить и все равно похмелья не будет. Если боишься гаишников, то у тебя есть целая гоночная команда водителей. Тыкни пальцем — любой домчит тебя домой быстрее ветра.
Котэ обратился к одному из присутствующих на грузинском, тот кивнул и вышел из комнаты.
— Я сказал, чтобы он не пил и сходил за правами. Если надо, то он отвезет тебя домой.
В комнате начала происходить какая-то суета. Было слышно, как сдвигаются столы и стулья.
Пока шумно сейчас самое время попробовать разглядеть Марата. Я встал на узкую ступеньку выпирающего бетонного цоколя и медленно подтянулся.
Осторожно приблизившись к уголку оконной рамы и медленно сдвигаясь к проему, заглянул внутрь.
Но Марат сидел вне поля зрения. Я сумел разглядеть только идеально начищенный черный ботинок и одну штанину от костюмных брюк.
Зато я увидел, как Нина вместе с другими женщинами раскладывала тарелки. Я вспомнил наш последний разговор о ее необычайной интуиции.
В какой-то момент она что-то почувствовав, бросила взгляд в мою сторону.
Наши глаза встретились. Она узнала меня, по ее лицу пробежала тень беспокойства, но она быстро взяла себя в руки и опустив глаза, продолжила заниматься посудой.
Одна из двух грузинок заметила заминку в поведении Нины и резко повернулась к окну. Я отпрянул в последнее мгновение.
Женщина обратилась к одному из мужчин на грузинском и что-то беспокойно ему выговаривала.
— Да нет там никого, тебе показалось. Ты просто еще не привыкла к дому Давида, Манана. Все успокойся, тут даже муравьев нету — послышался веселый голос Котэ, — Нугзар, посмотри на всякий случай.
Каналья, надо делать ноги. Их слишком до хрена, бокс тут не поможет.
Я спрыгнул и как только коснулся подошвами грунта увидел, как в оконный проем высунулся атлетически сложенный мужчина. Он всего лишь мгновение смотрел на меня, а потом забасил:
— Э, парень, ты что тут делаешь? Ну-ка стой!
Он повернулся к своим, выпалил, какую-то фразу на грузинском*, и спешно полез через оконный проем наружу.
*ფანჯრის ქვეშ ლეკვი უსმენს (panjris kvesh lek’vi usmens)
— Тут какой-то щенок под окном подслушивает.