Скорость. Назад в СССР 2

Глава 14

Некоторые двери скрежетали, отвечая жалобным непродолжительным скрипом, как бы прося прощения, за то, что не смогли ничем помочь, мне, беглецу.

Оставалась последняя дверь. Она была заколочена снаружи массивными толстыми досками.

С десяток гвоздей, добротно загнанных в каждую из пятидесятимиллиметровых досок, красноречиво указывали на бессмысленность моих будущих попыток отодрать крестовидную защиту.

Машины с моими преследователями уже приближались к месту, где овчарка выдала мое присутствие лаем.

И вдруг ни с того, ни с сего дверь поддалась. Она бесшумно открылась внутрь, когда я толкнул ее рукой.

Я быстро пролез между досками андреевской крестовины и так же тихо затворил за собой дверное полотно.

То, что мне повезло было тем более удивительно, потому что замок оказался целым.

Я нащупал с внутренней стороны засов. Он легко поддался моему рывку и с громким клацаньем запер дверью.

Я осторожно посмотрел в ближайшее окно и увидел, что люди Махарадзе рассаживаются по машинам, не найдя меня.

Они показывали рукой на здание школы в которой я сейчас скрывался.

Нужно было где-нибудь укрыться. Они вполне способны взломать двери.

Хотя везде валялся мусор, коробки, стопки учебников, перевернутые парты и стулья, я решил поискать подходящее укрытие.

Глаза привыкли к темноте, и я неплохо видел

Сквозь окна проникал свет снаружи позволяя различать даже мелкие детали.

Оглядевшись по сторонам, я увидел, что, видимо, я попал в вестибюль через пожарный выход. Немного подумав, я направился на второй этаж.

Взбежав по ступеням, в центре по коридору я обнаружил приставную лестницу ведущую в чердачное помещение. Охрененно, то что надо.

Вскарабкавшись наверх, как кошка, я быстро вытянул ее на чердак и бросился к слуховому окну. Машины уже стояли у школы. десять человек ходили и пробовали открыть двери.

Лишь один из них пытался увидеть не оставил ли я следов на пыльных досках на крыльце.

Но если такие следы и были, то его бестолковые друзья давно уже их затоптали.

Будто чувствуя мой взгляд, он резко поднял голову вверх и мне пришлось отпрянуть назад.

Через некоторое время я убедился, что он меня не заметил, потому что он снова присел на корточки и пытался что-то разглядеть.

Но все-же одну дверь он выбили. Двое залезли в школу и я слышал их голоса, когда они ходили по этажам и классам. Эти двое обошли всю школу и ничего так и не нашли.

Они остановились у люка ведущего на чердак, но решив, что там никого нет через некоторое время покинули здание школы.

Погрузившись в легковушки десять бойцов Махарадзе уехали

Наконец-то я смог вздохнуть спокойно.

Поразмыслив, я решил оставаться тут до утра. Оказалось, что школа подключена к водопроводу, меня мучила жажда после длительной погони и первым делом я напился воды из крана в умывальниках.

Потом я затворил и забаррикадировал шкафом дверь, которую выбили мои преследователи.

Сдвинув парты в одном из классов я устроил себе место для ночлега.

Первое время я прислушивался, но вскоре сон одолел меня и я отрубился.

Проснулся я часов в семь утра. Из окон второго этажа я разведал обстановку вокруг, и не заметив ничего подозрительного осторожно выбрался на улицу и отправился пешком в сторону железнодорожной станции.

Идти недалеко минут пятнадцать.

Солнце играло своими лучами на кронах деревьев как ни в чем не бывало, а ярко голубое небо словно раздавало обещание разрешить все мои проблемы.

Такой погожий день просто по определению не мог быть плохим.

Местные уже проснулись и повылезали из своих жилищ на улицу.

Они, так же как и я, шагали на электричку, чтобы уехать в Москву. Кто на учебу, а кто на работу. Было очень интересно наблюдать за невыспавшимися немного хмурыми, но все же родными лицами.

Не доходя до станции метров сто пятьдесят, я вдруг увидел бежевую шестерку.

Водительское окно было открыто, из него, согнув руку в локте и облокотившись на «подоконник», выглядывала помятая физиономия «плешивого» одного из тех, что вчера гонялся за мной.

Второй стоял рядом таксистами у станции и что-то обсуждал.

Еще двоих я срисовал у пока еще закрытого ларька «Союзпечати».

Пока они меня видели, я свернул в ближайший проулок. Похоже, что они пасли меня.

Каким-то образом они поняли, что я не уехал, до утра «залег на дно» в Малаховке, из которой можно уехать либо на электричке, либо на автобусе.

Есть еще вариант на такси, но во-первых, это дорого, а во-вторых, судя по благодушным улыбками у людей Махарадзе полная любовь и взаимопонимание.

Путь на электричку заказан. Я решил попытать счастья на другом транспорте.

Прямых в Москву из Малаховки не было.

По словам женщины, у которой я спросил совета, нужно было идти полтора километра пешком на проходящие автобусы

Но на автобусной остановке меня ждало разочарование, там тоже стояли типы из той же команды.

На этот раз во главе со здоровяком, выскочившим за мной из окна. Они что-то вполголоса обсуждали между собой на родном языке.

Я вспомнил Нину. Ну что же спасибо и на этом. Она меня не сдала, по крайней мере сразу.

Иначе с чего бы им столько гоняться за мной и утром выставлять «кордоны» на станции и остановке.

Впрочем, я все же кое-что узнал об их схеме и теперь представлял для них угрозу.

Если бы я знал грузинский язык, то понял бы что Котэ приказал им поймать меня допросить, узнать, что я знаю, а потом утопить в озере.

Они обсуждали между собой серьезность последней части приказа.

Соблюдая осторожность я отступил. Решив вернуться в школу, я остановился у первого таксофона и набрал Сереге. К моему счастью он был еще дома.

— Привет, мне нужна твоя помощь. Меня тут враги обложили со всех сторон, требуется эвакуация.

— Ты где?

— В Малаховке.

— Выезжаю.

— Погоди, не торопись, лучше не на твоей машине. Тут целое осиное гнездо, похоже я наткнулся на базу Махарадзе. Они со стволами.

— Перестань, ты детективов начитался или насмотрелся.

— Нет, Серег. Они вагончик подпалили, в котором должен был спать я и Андропов, наш бывший «новый» гонщик.

— Ничего не понял, новый гонщик? Когда подпалили? Ты там трезв?

— Как стеклышко. Долго рассказывать, все на обратной дороге расскажу.

— Ладно, понял.

— У меня всего одна «двушка», а до открытия магазинов больше взять негде. Созвонись с Сашей, она знает, где взять другую тачку.

— Соменко?

— Да.

— Разве он даст?

— Даст, он тут что-то раздобрился, на нее доверенность оформил, скажите ему, что я просил, волшебное слово Давид Махарадзе.

— Хорошо.

— Еще пусть Саша позвонит на работу, скажет, что я заболел.

— Может лучше машину у вашего князя вашего попросить?

— Нет, не лучше, не стоит старика беспокоить, сами разберемся.

— Принято, где тебя забирать?

— Старая закрытая деревянная школа на улице Пионерская. Только будьте подъезжать — по сторонам смотрите. Махарадзе в двух кварталах от школы на даче живет и вся его шобла тоже. Ты их сразу узнаешь.

— Я все понял.

— Повтори.

— Позвонить Саше, взять машину Соменко, сказать на работе на автобазе, что заболел, Пионерская деревянная школа, быть начеку, Махарадзе и его уроды рядом. По рукам?

— Все точно.

— Тогда жди и береги там себя. Не высовывайся

— Добро, не гоните, езжайте спокойно.

Пока я говорил по телефону, я все время осматривал людей, идущих по улице.

Здесь их было не так много и я не мог смешаться с толпой. Оставалось идти вместе со всеми и надеятся, что я не наткнусь на моих недругов.

Минут за пятнадцать я благополучно добрался до моего ночного пристанища.

Я влез в здание тем же путем, что и ночью. Самым безопасным местом был чердак со слуховым окном, поэтому я вновь забрался туда.

Мало ли кому взбредет в голову снова влезть в школу.

Мои опасения, что кто-то придет в школу оказались не напрасны.

В десятом часу в школу явились двое рабочих. Насколько я понял им поручили ремонт. Один постарше лет шестидесяти с седыми волосами и такими же усами «под песняры», второй высокий и худой помоложе, лет тридцати.

Но как это полагается у наших строителей и ремонтников приступать к своим обязанностям он не спешили.

Я переживал, что они хватятся переносной лестницы, но они даже не поднялись на второй этаж.

Пол часа они ходили туда и обратно, как волки в клетке неспешно обсуждая сложные взаимоотношения между работягой, бригадиром, сметчиком и заказчиком в своем строительном тресте

Кроме работяг досталось всем, даже кассирам выдающим получку, потому что, по мнению этих двух субьектов они так и остались нахлебниками на горбу трудового народа.

Трудовой народ кладет кирпичи и возводит стены, ремонтирует школы, вытачивает детали на токарных станках.

Рабочий выплавляет сталь в горячих цехах, лазает чумазый в угольных шахтах, белого света не видя.

А румынские стенки и цветные телевизоры с холодильниками «ЗиЛ 65» покупают все те же сметчицы, кассиры, снабженцы и директора. А рабочему по-прежнему ни на что денег не хватает

В мире абсолютно ничего не изменилось. Что социализм, что царское время — один хрен. Нет справедливости.

Я мысленно с ними не согласился. Насколько я знал шахтеры и металлурги очень неплохо зарабатывали.

Отец со своими странностями в отношении денег все время анализировал чужие разговоры, статьи в газетах на тему заработка.

И часто говорил, что жалеет, что в молодости не пошел в шахтеры, металлурги, и на худой конец в рыболовецкий флот.

Везде в перечисленных профессиях люди зашибали деньгу от «восьмисот рэ в месяц».

Я полагал, что шахтеры вполне в состоянии позволить себе цветной телевизор с холодильников.

Разговор внезапно прекратился и работники шпателя и кисти встрепенулись и вышли на улицу. К зданию школы подкатил грузовой ГАЗон.

Двое рабочих надели рукавицы и выгрузили во двор прямо на землю несколько мешков с цементом.

Водитель грузовика сунул документы на подпись, но рабочие сообщили, что бригадира пока нет, он появится позже, потому что в понедельник строители всегда болеют.

Ах вот оно в чем дело. Ну конечно, «день тяжелый», «похмельник», «поминальник». Самый нелюбимый день у большинства работяг.

Наступление понедельника означает, что впереди целая рабочая неделя, и непонятно, чего от неё ждать.

Этот день «несвободы», нелюбимой работы обрушивается на подобных мужиков прямо с утра головной болью от похмелья, сушняком и повышенным артериальным давление, которое впрочем до поры до времени никак не ощущается. особенно по молодости.

А потом бац. И ничего хорошего.

Понедельник это день, когда наш мужик героически преодолевает себя и желание остаться дома, но встает и идет на работу.

Видно, бригадир не сумел себя героически преодолеть в тот день.

Тем временем рабочие оставили свои позиции на трудовом фронте и куда-то торопливо пошли.

«В магазин», — догадался я и посмотрел на часы. Без пятнадцати одиннадцать. Рановато для обеда, если честно. Наверно, пошли за спиртным.

Хрен знает, что за кайф — накваситься с утра? Я не понимал, как пить с утра, чтобы потом ходить вялым и болезненным целый день.

Хотя опытные алкаши во дворе говорили, что это помогает «вылечить» похмелье.

Хорошо «лекарство», если они обычно к вечеру были бухими снова в драбадан. А наутро все повторялось опять.

Рабочие быстро вернулись. Тот, который помоложе что-то нес за пазухой бережно придерживая руками. А старик нес бумажный кулек.

Они оставновились у входа, пару раз воровато зыркнули по сторонам и зашли обратно в школу.

Сверху мне был виден кусок вестибюля первого этажа, они пристроились на партах, откупорили бутылку и выложили черный хлеб, репчатый лук, чеснок и, кажется, соленую рыбу на газеты.

Часть перекрытия закрывал обзор.

Судя по расползающимся маслянным напятнам это была селедка.

Послышалось бульканье наливающегося спиртного.

— Ну, давай. Будем, Петрович.

— Э, нет. Обожди Леонид. Так нелья, час не на поминках вдвоем пить. Нам третий нужен.

— Третий? Сейчас будет! Фикус пойдет?

Молодой рванул в ближайший класс и притарабанил большой горшок с растением.

— А чего не пойти? Пойдет, хоть и фикус, а живой.

— Тогда, давай!

По школе разнесся звук чокающихся граненых стаканов, который любой советский мужик узнает из тысячи других с завязанными глазами.

Еще секунд через тридцать они повторили.

Оба раза старик начала занюхивал хлеб, потом клал на него колечко лука, селедку и закусывал. Молодого мне не было видно, но я предполагал, что он делал тоже самое.

Сволочи, они делали это так аппетитно. Я поймал себя на мысли, что не ел почти сутки.

Водки мне совсем не хотелось.

А вот черного хлеба с селедкой, и может быть даже с луком я бы навернул.

Я поймал себя на мысли, что не ел почти сутки.

— Ты чего не закусываешь, Леонид? Желудок испортишь

— Не-не, нормально все, Петрович, у меня желудок, как мартеновская печь — гвозди переваривает.

Старик махнул рукой

— Печь…Здоровье надо смолоду беречь

— Не веришь? Смотри.

Молодой сделал шаг в сторону и я увидел в его руке небольшой гвоздик.

— Не дури, выбрось гвоздь Мне половиночку, и хватит — старик показал пальцем уровень до которого молодому следует налить водки в стакан.

— Ну Петрович, чего ты? Нормально же сидим?

Молодой уже слегка захмелел, язык его заплетался. Он попытался нарушить требование Петровича, но получил строгий отпор.

— Хватит, я свою меру знаю. И тебе советую. Тот кто меру не знает, на дне бутылки оказывается, — старик для убедительности перефразировал свой философский постулат, — самое важное в жизни — всегда и во всем знать меру.

— Кто же спорит, я свою меру знаю — упал, значит хватит.Ну давай, за Фикуса! — молодой уже опьянел, его порядком шатало.

— Шутник. Тебе тоже уже хорош…

— Не вопрос. Я хотел тебе про облигации сказать.

Старик ничего не ответил. Он закусывал и слушал.

— Вот все вкладывают в облигации, на сберкнижку, в лотерею играют. А я вкладываю в водку! Знаешь почему, Петрович?

— Почему?

— Ну где еще можно получить сорок процентов? — молодой захохотал. Он был доволен своей шуткой.

Старик же немного поулыбался.

— Нам с тобой нужно немного отдохнуть, уже считай обед. Сегодня пораньше домой пойдем. Чую я Семеныча сегодня не будет.

Но молодой не ответил старику, а затем я просто услышал громкий храп. Я посмотрел на часы, время близилось к полудню.

— Ну это правильно, по закону Архимеда, после сытного обеда полагается поспать.

Оценил поведение своего коллеги Петрович.

— А я пойду-ка подышу свежим воздухом.

Старик вышел на улицу и закурил на лавочке во дворе. Через минуту он тоже спал, откинув голову назад. Непогасший окурок упал на асфальт.

Я стал думать о том, когда стоит спуститься вниз. С одной стороны, если я себя обнаружу то придется уходить или объяснять им мое положение.

С другой, скоро по моим расчетам должен приехать Серега. Если не спуститься сейчас, то потом все равно рабочие увидят, как я спускаюсь сверху. Так или иначе придется что-то им отвечать.

Подумав еще немного я спустился.

На первом этаже лежа на боку и поджав ноги к животу, спал Леонид на партах.

Старик был отлично виден с моей позиции.

Аромат черного хлеба, нарезанного на куски, ударил мне в нос. Лук и куски селедки заставили мой желудок свернуться в узел.

Петрович с Леонидом съели только половину. Остальное лежало передо мной.

Я боролся с соблазном внутри себя и это было чертовки тяжело.

В конце концов я взял кусок хлеба положил на него лука с селедкой и начал все это медленно жевать.

Наверно я был настолько голодный, что мне показалось, что я никогда не ел ничего вкуснее этой простой еды. Я поднял голову к потолку и в блаженстве закрыл глаза.

Я так увлекся процессом, что совсем не заметил, как к зданию школы приближался человек.

Плешивый попал в мое поле зрения, только тогда, когда появился в дверном проеме, в его правой руке чернел пистолет

— Тихо. Не шуми, пошли за мной, — тихо с акцентом сказал Плешивый

Я рванул в сторону, он за мной. Моё преимущество заключалось в том, что я заранее изучил план и маршрут своего отхода.

Я выскочил на задний двор школы, пересек спортивную площадку, одним прыжком перелетел через живую изгородь и выскочил на соседнюю улицу.

Мои глаза расширились от ужаса, потому что я чудом не попал под колеса проезжающего автомобиля.

Машина Николая Соменко резко затормозила, пассажирская дверь резко распахнулась.

— Давай, давай, садись скорее! — в один голос кричали Саша и Серега!