Сказки Малышки Жюли

Вечер двадцать второй. Сказка о колдунье Кьяре[17]

В этот день в «Приюте» было непривычно тихо. Девочки так погрузились в свои мысли, что даже не услышали, как Жюли вошла в палату. Взглянув на их задумчивые лица, она подумала, что им, наверное, не до сказок сейчас, и хотела уйти, но её окликнула Даня:

— Жюли, постой. Вот скажи: что такое любовь?

— Да! И откуда она берётся? — подала голос Джулай.

— Почему люди влюбляются? И можно ли заставить кого-то полюбить себя? — спросила Сова. — Если он не любит?

— И чем отличается любовь к маме от любви к другу? — робко прошептала Джулай. — Ведь всё это любовь, правда?

Жюли немного растерялась под шквалом вопросов.

— Девочки, хорошие мои, — она села на стул у окна. — На эти вопросы ещё никто не получил точного ответа. Любовь у каждого своя, она приходит неожиданно, и человек может забыть обо всём на свете.

— Это мы знаем, — в унисон сказали девочки. — Но, может, есть ещё что-то?

— Давайте-ка я расскажу вам сказку о Докторе и одной колдунье, которая хотела любить и быть любимой. Может, в ней вы найдёте ответы на какие-то свои вопросы.

Девочки согласно закивали, и Жю начала новую сказку:

— Сколько бы ни рассказывали сказок о ведьмах и колдуньях, их число будет только расти. Как и число этих женщин не от мира сего, владеющих необычным даром и тайным знанием. Они же порой тяготятся своим даром и считают его проклятием. Они мечтают о простой жизни, любви, счастье — о том, что доступно обычным женщинам, но закрыто для ведьм. С такой колдуньей и довелось встретиться как-то нашему Доктору Тондрессу.

Кьяре были подвластны силы природы: она могла прогнать тучи и заставить солнце выглянуть вновь. Село, в котором она родилась и жила всю жизнь, могло гордиться собственной колдуньей. Урожаи здесь были обильнее, деревья зеленее, коровы тучнее, а все капризы природы обходили село стороной.

Колдунью уважали и благодарили за насланный во время засухи живительный дождь или отведённый в сторону град. Но никто и никогда не посмотрел на неё с любовью, не спросил, а может быть, ей ещё что-то нужно, кроме кувшина молока или ведра картошки. Её боялись: а вдруг она нашлёт болезнь за случайно оброненное слово?

И Кьяра, которая по натуре не была злой, тяжко страдала от этого. Ей хотелось бегать наперегонки на речку с девочками, когда она была маленькой, водить с ними хороводы, когда стала старше. И сейчас, когда ей сравнялось тридцать, желание иметь мужа и детей, ухаживать за уютным домом, сидеть в кругу деревенских женщин, обсуждая дела насущные, пробуждалось в ней, как и те, прежние, но оставалось неутолённым. Порой она ненавидела своих покойных бабку и мать, передавших ей свой дар с младенчества. Ни та, ни другая никогда не были замужем, и ни одна женщина в их роду не знала своих отцов.

— Колдунье на роду написано быть одинокой, — твердила бабушка, а затем и мать. — Только раз можешь позволить себе нарушить это одиночество, чтобы родить ребёнка и передать ему наш семейный дар.

— Но я не хочу так, — возражала тогда ещё юная Кьяра. — Я хочу любви и счастья!

— Нет, дитя, — отвечали обе женщины. — Смирись со своей судьбой и предназначением.

Шли годы. Ни матери, ни бабушки уже давно не было в живых. Кьяра поступила вопреки их заветам и так и не родила ребёнка: не хотела без любви. Если бы нашёлся человек, полюбивший её, она оставила бы колдовское ремесло без сожаления. Живут же в других городах и сёлах без вмешательства в силы природы, и ничего, с голоду не мрут. Но такого человека не было.

Колдунья, устав от бесплодного ожидания, решила научиться повелевать чувствами людей. Кто знает, какой силой она овладела и сколько ей понадобилось на это времени, но в один прекрасный июньский день она решила проверить действие этой силы.

Но чтобы понять замысел колдуньи, нам нужно познакомиться с сыном деревенского аптекаря Арманом и дочерью владельца самого большого фруктового сада Делией.

История их любви началась, как сотни и тысячи других в этом мире. Они играли вместе ещё детьми, потом Арман уехал в далёкий город учиться, вернулся через несколько лет и стал помогать отцу. На досуге юноша писал стихи и рисовал картины.

С Делией они встретились случайно, когда отец-аптекарь послал сына за яблоками нового урожая для изготовления сидра. А она как раз несла корзину с яблоками на террасу, как ей под ноги кинулся щенок, и девушка, споткнувшись, упала, уронив корзину. Арман помог ей встать и собрал рассыпанные по дорожке яблоки.

То ли они вспомнили свою детскую дружбу, то ли узнали друг друга вновь — этого никому не дано понять. Но стоило им обменяться несколькими словами и взглядами — и вспыхнуло чувство, которому, казалось, никто не мог противостоять. Они стали встречаться каждый день на берегу реки или во фруктовом саду, а то и приходили друг к другу в гости. Они были счастливы рядом, читая ли стихи, перебирая ли крупу — да мало ли дел у влюблённых! Родные счастливой парочки не препятствовали их встречам и всё чаще говорили о свадьбе по осени.

— Ты знаешь, я часто думаю: а если бы отец не послал тебя тогда к нам в сад? Или я не упала бы? — шептала она, глядя в любимые глаза.

— А я думаю, что мы всё равно встретились бы. Не в этот раз, так в другой, — отвечал он, нежно проводя ладонью по её волосам и заправляя за ушко непокорную прядь.

— Но в селе есть девушки куда красивее меня…

— А для меня никого красивее тебя нет! — возражал юноша. — Да и разве в красоте дело?

— А в чём?

— Не знаю. Но мы любим друг друга, и что нам ещё нужно? Ничего. Малыш мой, я люблю тебя!

— И я люблю тебя!

Делия так погрузилась в это чувство, что порой ей казалось, что если с любимым что-то случится, она просто не сможет жить. Однако ничто не нарушало мирного течения их жизни и спокойной нежной любви… До поры до времени.

В то утро влюблённые сидели в тени большого ясеня у дома юноши, а потом, когда солнце стало припекать, отправились в дом. Арман показал девушке начатую картину: берег моря, восходящее солнце и два силуэта, две фигурки на берегу — мужская и женская, крепко держащиеся за руки. Девушка восхищённо вздохнула.

— Как красиво! Я бы так никогда не смогла… И стихи! Ты так чудесно пишешь!

— Зато ты прекрасно поёшь. И готовишь изумительно вкусное печенье. Знаешь, давай-ка пойдём на террасу, а то в доме становится душновато.

— А отец не ждёт тебя сегодня в аптеке?

— Нет, сегодня он справится сам. Да и вообще, до конца лета у него мало работы, ведь летом редко болеют. Идём, я прочту тебе новое стихотворение, а потом ты споёшь мне.

— Но давай сначала я приготовлю чай, и мы попьём его на террасе. Я же принесла твоё любимое печенье!

Не слушая возражений, Делия отправилась в кухню и стала готовить чай. Арман таскал выложенное на тарелку печенье, она смеялась, притворно пытаясь отобрать его. Вдруг тарелка, словно живая, соскользнула со стола и разбилась. Печенье рассыпалось по полу.

— Что же это? — воскликнула испуганная девушка. — Не к добру… — Опустившись на колени, она подбирала рассыпанное печенье и всхлипывала — слёзы так и лились ручьём. Подняв голову, Делия встретилась глазами с Арманом.

— Ну же, не смотри так испуганно, — он опустился на колени рядом с ней и помог собрать печенье в другую тарелку.

— Наверное, его уже не стоит есть, — тихо сказала Делия. — Может, отдать птицам?

— Ну уж нет! — со смехом Арман запихнул в рот сразу две печенюшки. — Ты старалась, пекла! А пол чистый. Ладно, где там чай, пойдём на террасу.

Влюблённые не предполагали даже, что именно на их любви колдунья Кьяра решила проверить силу своих новых знаний, и теперь «примеривалась». Видеть сквозь стены она умела давно, да и чтение мыслей не было для неё проблемой. Сброшенная со стола тарелка доказала, что силой мысли она может двигать на расстоянии предметы. Кьяра не замечала даже, что собирается впервые в жизни применить свои силы во зло, а не во благо: один маленький глоток, и любовь обратится в чёрную ненависть. Порывом ветра сорвало с дерева маленький сухой лист и закружило, понесло его по воле колдуньи Кьяры!

Арман и Делия вышли с чаем на террасу. Солнечный июньский день был безмятежен, и им было так хорошо вдвоём. Делия засмотрелась на любимого, забыв обо всём на свете: и о прохладном чае, и о рассыпанном печенье, и о разбитой тарелке — всё казалось теперь пустяком.

— Эй! Ты сейчас прольёшь! — Арман взял из руки девушки чашку. — Смотри, как наклонила!

— И правда, — она улыбнулась. — Но, знаешь, я просто задумалась.

— О чём же?

— О нас с тобой, о нашей любви, о том, что… Знаешь, мне немного страшно: а вдруг ты разлюбишь меня?

— Ну, что ты такое говоришь? — Арман поставил на стол обе чашки, сел на пол перед девушкой и взял её ладошки в свои. — Малыш, я никогда не был так счастлив. Я очень, очень люблю тебя! Мы совсем скоро поженимся!

— Да… И никогда не расстанемся, — Делия успокоенно улыбнулась. — Но ты обещал прочесть своё новое стихотворение. Оно о любви?

— Конечно. С недавних пор не могу писать больше ни о чём.

Делия поудобнее устроилась в кресле, подпёрла щёку ладонью и приготовилась слушать.

— Любовь — как след, что странник на песке оставил, в далёкий отправляясь путь… — начал Арман, как вдруг налетел порыв ветра, и словно бы даже солнце перестало светить.

— Что-то в горле пересохло, — он взял чашку и поднёс к губам, но тут же со смехом протянул девушке. — Смотри-ка, ветром занесло, — он вытащил из чашки маленький сухой листик.

— Откуда он, ещё же не осень?

Дальнейшее показалось Делии кошмаром: Арман вдруг схватил её за руку, сильным рывком выдернув девушку из кресла, его лицо исказила гримаса отвращения, он потащил Делию к ступеням террасы.

— Арман, что ты делаешь? Отпусти мою руку, мне больно! — вскрикнула она. Но он молча спустился в сад, оттолкнул её с криком: «Убирайся вон!». Теперь на его лице была написана ненависть, а взгляд прожигал девушку насквозь.

— Что я сделала? За что? — пролепетала она, пытаясь взять его за руку, погладить, успокоить, но тщетно: Арман отвернулся и кинулся в дом, захлопнув за собой дверь. Делия осталась стоять, словно поражённая громом. Всё произошло так неожиданно и страшно!

— Зачем… ты… так? — прошептала она. Ноги сами унесли её с гравийной дорожки прямо по траве; она шла, шатаясь, не разбирая пути, не видя ничего перед глазами, ибо их застилали слёзы. — За что? За что? — только одна мысль в голове, только одни слова на искусанных до крови губах.

Она остановилась, когда ударилась плечом обо что-то твёрдое. На пути стоял высокий ясень — тот, под которым они сидели ещё утром. Девушка, словно в беспамятстве, прижалась к тёплому толстому стволу, пытаясь прийти в себя хоть немного. Но его слова «Убирайся вон!», злобный и полный ярости взгляд, пронзивший её душу, как чёрная молния, не шли из памяти, лишая последних сил. Судорожно цепляясь пальцами за шершавый ствол, она сползла на землю. Острая боль пронзила её в самое сердце, и больше она ничего не чувствовала.

Но, видимо, ей рано было уходить из этого мира. Это длилось, наверное, мгновение — острая боль вдруг закончилась, и девушка открыла глаза. Ей было необычайно спокойно и тепло, а в ярком свете, ослепившем её, девушка увидела незнакомые глаза. Зелёные, ласковые, в то же время пронзительные.

— Девочка, ты так сильно его любишь? — голос склонившегося над ней седовласого мужчины был нежен и тих. — Ты не можешь без него жить?

— Не могу… Не могу… Дышать больно. А он… — вдруг свет померк, она больше не видела спасительного взгляда незнакомца, в панике вскрикнула: — Я ничего не вижу! Темно! Как темно! — вдруг она почувствовала, как тёплая сильная рука разжимает её стиснутые пальцы и осторожно поглаживает ладонь. Прямо над ухом тихий голос проговорил:

— Ты идёшь по своему пути. Где-то ваши с ним дороги пересеклись, но, возможно, там, наверху, распорядились, что ты должна его забыть. Забыть этот путь и найти новый.

— Забыть? Но как? Это невозможно! Почему он так поступил со мной? Всё было хорошо, а потом… потом… — казалось, девушка бредит, из незрячих глаз снова покатились слёзы, она держалась за крепкую ладонь незнакомца и продолжала сквозь рыдания шептать: — Я не виновата! А если виновата, то скажи, в чём вина моя? Ты даже не захотел меня выслушать, и сам ничего не объяснил! Лучше бы ударил! Тогда я хотя бы могла…

— С кем ты говоришь, дитя? Его нет здесь, — голос незнакомца стал твёрже. — Сейчас ты вытрешь слёзы, и зрение вернётся к тебе. Ну-ка… — она почувствовала прикосновение пальцев к своим векам, открыла глаза и снова встретилась с изумрудным взглядом.

— Я снова вижу! Это чудо! А кто Вы? И почему оказались здесь?

— Я Доктор Тондресс. Я исцеляю людей от боли, тоски и страха. Когда происходят такие сильные потрясения, душа человека бьётся и кричит, и я это чувствую. Поэтому готов прийти на помощь, — он осторожно взял девушку за плечи и поставил на ноги. Она чувствовала, что колени всё ещё дрожат, но стоять уже могла.

— Доктор Тондресс… — всё ещё не до конца понимая, что происходит, она попыталась взять его за руку. — А Вы можете помочь ему? Раз вы всё знаете?

— Помочь ему будет нелегко: мне не всегда удавалось выйти победителем из схватки с колдуньей.

— Что? Какой колдуньей?

— Скажи-ка, что произошло перед тем, как он оттолкнул тебя?

— Мы… мы сидели на террасе и пили чай… — начала вспоминать Делия, но к концу истории губы девушки искривились в отчаянной попытке удержать рыдание, и она снова всхлипнула. — Он смотрел так, будто…

— Тихо, тихо, малыш, — Док погладил её по голове, но она всё же разрыдалась.

— Никто, никто и никогда не называл меня так! Только он! Не надо, пожалуйста…

— Прости, я не знал. Видишь ли, хоть я и необычный Доктор, но иногда могу ошибаться. А скажи, после того, как он вытряхнул лист из чашки — пил из неё?

— Не помню. Может быть. Да, наверное. Он вытащил лист из чашки и сделал глоток чаю, а потом… — и она по-детски размазывала слёзы по щекам. — Захлопнул дверь… Я хотела подняться и постучать, но не смогла…

— Тише, успокойся. Идём со мной, — Доктор взял девушку за руку и повёл к своему запряжённому пегасами экипажу. Он усадил Делию на мягкое сиденье и рассказал, что ехал мимо их села по своим делам, как вдруг почувствовал, при кажущемся спокойствии, неясную тревогу и решил остановиться и понаблюдать.

— Колдовство, — пробормотал он задумчиво. — Добрые силы становятся злыми, чужие чувства подвергаются опасности. Колдунья, научившаяся управлять чувствами — опасна. Может, ещё не поздно? — он соскочил с козел и вдруг заметил бессильно распластавшуюся, словно подстреленная птица, девушку. Он успел вовремя: душа готова была проститься с телом навеки, но Док сумел придержать её, ласково прошептав: «Не время тебе ещё».

— Значит, Вы и правда спасли меня? Вы волшебник? — тихо проговорила Делия. — Но вы говорили про какую-то колдунью… У нас живёт Кьяра, но она добрая. По её повелению на небе появляется солнце, а, когда нужно, идёт дождь и снег.

— Знаешь, девочка, похоже, именно ваша Кьяра заколдовала твоего любимого. Я чувствую, что она очень сильная колдунья.

— Но зачем?

— В этом-то я и попытаюсь разобраться. А тебе сейчас лучше отдохнуть.

— Но Вы поможете мне поговорить с Арманом?

— Не стоит, дитя моё. Я не знаю, что нужно Кьяре от него и какие чары она наслала. Это может быть опасно, особенно для тебя.

Доктор Тондресс нашёл под сиденьем дилижанса плед и укрыл им Делию.

— Поспи, а я пока отвезу тебя в «Приют», там и подумаем, что можно сделать, — с этими словами он погладил девушку по голове и подождал, пока она уснёт, потом закрыл дверцу экипажа, влез на козлы и тронул пегасов с места.

До «Приюта» они добрались быстро. Мы радостно приветствовали Дока, едва завидев экипаж, но он прижал палец к губам, призывая к тишине. Все замолчали, лишь вопросительно глядели на учителя.

— У нас необычная гостья. Девочка, которая любит и любима. Во всяком случае, была. Но её любовь предали, очень жестоко предали, и сердце её почти разбито, — негромко сказал Доктор, слезая с козел. — Я расскажу вам её историю, только сначала приготовьте для Делии — так её зовут — отдельную комнату.

А в это время Арман как безумный метался по дому. Сорвал с мольберта незаконченную картину, изрезал холст в клочья, вытащил из шкафа свои тетради со стихами и порвал их. Он не понимал, что с ним происходит, и от этого бесился ещё больше: овладевшая им ярость рвалась наружу. Когда в его комнате не осталось ни одной целой вещи, он сел на пол, закрыл лицо руками и тихо завыл. В этот момент дверь открылась, но он даже не поднял голову.

— Встань, — услышал он голос совсем рядом. — Теперь ты должен забыть о своих чувствах к Делии. Только я, колдунья Кьяра, могу повелевать твоими мыслями.

— Делия… Я сделал что-то плохое, — сквозь зубы проговорил Арман.

— Забудь! Нет никакой Делии, есть только я! — женщина с силой взяла его руку и заставила встать с пола.

— Но я не хочу, — несчастный слабо сопротивлялся магии, но сразу же повторил, как безвольный раб: — Нет… никакой… Делии… — глаза его затуманились, он подчинился колдунье и пошёл за ней.

Кьяре совершенно не нужен был этот мальчик, ей нужно было только доказательство своей власти и силы. Она привела его в свой дом и ежеминутно проверяла, как действуют её чары, находя в этом какое-то болезненное наслаждение.

— Арман, принеси книгу с верхней полки. Справа третью, в синей обложке, — когда юноша выполнял приказ, слышалось: — Да не с верхней, а со средней, тоненькую, в коричневом переплёте!

Но вскоре колдунье наскучило просто заставлять Армана выполнять приказы, порой совсем бессмысленные. Управлять чувствами — куда важнее.

— А теперь скажи, что ты терпеть не можешь яблоки и печенье.

— Терпеть не могу яблоки и печенье.

— Возьми яблоко и съешь его.

— Но я же сказал, что терпеть их не могу!

«Дело идёт! — радостно думала Кьяра. — Он уже защищает внушаемые ему чувства, как свои. Попробуем посложнее», — и она внушала юноше мысли о любви к тем людям и вещам, которые раньше ему не нравились, и отвращение к тому, что он любил прежде. В какой-то момент ей подумалось, что она поспешила заставить его забыть Делию.

— Ты ненавидишь её — Делию.

— Ненавижу! — пальцы юноши скрючились, как когти. — Проклятая Делия! Я убил бы её, если б встретил! — ярость, с которой он произнёс это, заставила саму колдунью вздрогнуть, и она задумалась: не перестаралась ли в своих опытах?

В тот момент, когда Арман выкрикивал проклятья, Делия, которую Помощники уложили спать в одной из комнат «Приюта», негромко вскрикнула во сне и прижала кулачки к груди.

— Жжёт… сердце… — она очнулась, увидела сидящего рядом с её постелью Доктора и снова заплакала. — Значит, это был не сон! Арман прогнал меня. А сейчас я чувствую его ненависть, такую, что способна убить. Но за что?

— Прими это, девочка, — Доктор поднёс к губам девушки две пилюли на ладони. — Сейчас ты снова уснёшь и поспишь без сновидений. А я отправлюсь снова к этой вашей Кьяре. Она не понимает, что творит, и от этого всё может оказаться гораздо страшнее.

— Но я не хочу больше спать. Я хочу к Арману! Пустите меня! Он в беде! Ему нужна моя помощь! Он пропадёт!

Девушка вскочила с кровати, оттолкнула Дока и кинулась к двери. Доктор Тондресс успел перехватить её одной рукой, другой умудрился всё-таки дать ей пилюли. Делия закашлялась, но всё же проглотила лекарство.

Это рассказал мне Доктор уже потом, а в тот момент я очень встревожилась и постучала в комнату.

— Всё в порядке? — спросила я, обеспокоенная криками девушки.

— Да, Жюли, — ответил мне Доктор, — просто девочка сильно перенервничала. Принеси-ка сюда горячего молока, дай Делии попить и побудь с ней, пока я снова съезжу в то село. — Когда я ушла исполнять его просьбу, Док обнял девушку, убаюкивая её и напевая свою волшебную колыбельную.

Девушка прижалась головой к плечу Доктора и зашептала:

— Простите меня. Я знаю, Вы хотите, как лучше. Просто я так его люблю… Не говорите, что я должна его забыть! Лучше мне тогда действительно не жить! Пожалуйста, скажите, что поможете ему!

— Конечно, я сделаю всё возможное, — Док снова положил Делию на кровать. — Сейчас Жюли даст тебе молока, таблетки как раз подействуют, и ты поспишь. Всё будет хорошо, девочка, — он открыл дверь, ободряюще кивнул головой и вышел.

Я попросила проходившего мимо Люка побыть с Делией, пока грею молоко, чтобы девушка не оставалась одна. Когда я вернулась со стаканом молока и тарелочкой печенья, то увидела, что Делия лежит, отвернувшись к стене, а Люк, беспомощно опустив руки, стоит рядом.

— Она спит? — шёпотом спросила я.

— Нет, — так же тихо ответил он. — Но я никогда не сталкивался с таким горем. Ты же знаешь, я умею отвлечь и развлечь наших подопечных, и они хотя бы чуть-чуть, но улыбаются. А она просто отвернулась, лежит и вздыхает.

— Делия… — поставив стакан и тарелку на тумбочку, я коснулась её плеча.

Она повернулась: на меня смотрели совершенно сухие глаза, наполненные таким отчаянием, что мы с Люком вздрогнули. Но я помнила о своих обязанностях, поэтому взяла девушку за руку и сказала:

— Давай-ка выпей молока, съешь печенье, а потом поспи — таково предписание Доктора.

— Печенье, печенье, — словно в забытьи, с нежной улыбкой произнесла Делия, садясь в кровати. Взгляд её стал спокойнее, из него постепенно уходила боль. — Я тоже умею готовить печенье. Ему нравится, то есть нравилось.

— Вот и хорошо, — вмешался Люк, не давая ей ничего больше сказать. — Съешь печенюху, запей молоком и спи. Проснёшься — и всё будет замечательно.

Под бодрую болтовню Люка наша гостья поела, затем, как и говорил Доктор, подействовало лекарство. Делия завернулась в одеяло, прошептала «Спасибо, вы очень хорошие» и уснула. Люк отправился по своим делам, а я осталась рядом с Делией — ей могла понадобиться помощь.

А Доктор Тондресс тем временем добрался до села, где развернулась эта драма. Уже стемнело, когда он постучался в дом на окраине. В окнах не горел свет, но Док знал, что там не спят.

— Иду, — послышался звучный женский голос за дверью. — Только зажгу фонарь.

Дверь распахнулась, и при свете масляного фонаря Доктор увидел высокую красивую женщину с властным лицом. Когда их взгляды встретились, Кьяра — а это была она, — пошатнулась и отступила назад, хрипло прошептав:

— Дэ… Дэмиэн… Это ты? Ты вернулся ко мне?

— Нет, Кьяра, — голос Доктора оставался таким же уверенным и спокойным, как всегда. — Ты ошиблась. Меня зовут Доктор Тондресс, и я пришёл помочь тебе и двум молодым влюблённым. Позволь войти.

— Но этого не может быть, — машинально посторонившись, колдунья пропустила Дока в дом. — Тот же рост, волосы, голос! А глаза, боже мой, эти глаза! Нет! — подняв фонарь повыше, она внимательно посмотрела на Доктора. — Я и вправду ошиблась, вы — это не он! Но как?

— Присядь-ка, Кьяра, — Доктор подвёл женщину к глубокому креслу и усадил. — Скажи, где этот бедный мальчик Арман, на котором ты решила испробовать свои силы?

— Арман? — колдунья вздрогнула. — Его ненависть оказалась так велика, что он, бедняга, упал и уснул мёртвым сном прямо на полу. И я поняла, что не должна была этого делать, — она закрыла лицо руками.

— Значит, я был прав, и ты чуть не погубила своим колдовством две невинные души. Девочка Делия едва не покинула этот мир прямо у меня на руках. А юноша, я надеюсь, жив?

— Да. Только с тех пор, как он свалился и уснул, я всё сижу и жду, вдруг кто-то придёт спасти меня или убить. Потому что я не в силах больше терпеть. Терпеть боль от любви. Именно она заставила меня причинить боль другим, и я должна быть наказана.

— Разве можно наказывать за любовь? Расскажи мне всё, Кьяра. Я думал, что иду сражаться с тобой и твоей силой, но вижу, что ты сама нуждаешься в помощи, — Док сел напротив и приготовился слушать.

… Как ни внушали мать и бабушка, что колдуньям не положено любить, Кьяра всё-таки испытала это чувство, причём дважды. Первой её любовью стал маг с удивительным именем Митра, пришедший в их края, когда девушке было лет двенадцать. Мать и бабушка входили в круг посвящённых, коим дозволялось учиться у Митры.

Однажды — на счастье или беду — мать попросила разрешения привести с собой Кьяру. Девочка взглянула на высокого черноволосого мужчину с точёными чертами лица и бездонными карими глазами, и душа её пропала. «Всё, всё на свете отдать, чтобы быть рядом с ним, смотреть на него. А когда вырасту — выйти за него замуж!» — так думала юная Кьяра, сидя на скамье в углу, где собирались другие дети, приведённые посвящёнными. Она так и не поняла, узнал Митра о её чувстве или нет. Он по очереди разговаривал со всеми детьми, очевидно, определяя, на что способно то или иное чадо колдуний. Кьяре он уделил внимания не больше, чем остальным.

Вскоре он покинул село, но остался в сердце девочки. Она хранила, как самое ценное сокровище, его облик, его мимолётный взгляд, голос. Он стал для неё кумиром, она жадно ловила любое слово и упоминание о нём от матери, бабушки и других колдуний и ведьм. Ни одному человеку на свете она не осмелилась признаться в этом чувстве и бережно хранила его в душе, лишь иногда выпуская свои мечты погулять на поле мыслей, представляя, как бы хорошо им, Митре и Кьяре, было вместе. Но мечты оставались мечтами, облик мага стирался в памяти, и спустя годы Кьяра хранила лишь нежное и тёплое воспоминание о том, кто заставил всколыхнуться её юное сердце и подарил первую, хоть и неразделённую, любовь. Любовь-сказку, любовь-мечту.

Дэмиэн был второй любовью Кьяры. Он постучался в её дом несколько лет назад под вечер. Бродячий музыкант с тонкими чуткими пальцами, светлыми глазами и седеющими тёмными волосами, он напомнил ей Митру, но был более земным, близким. Простым человеком, любящим и ценящим простые радости жизни. Кьяра чувствовала, что пришёл тот, кто может подарить ей любовь и счастье.

Дэмиэн испытывал те же чувства к одинокой молодой женщине и ни разу не спросил, почему она живёт одна. Кьяра не сказала, что она колдунья. И опять же — на радость или беду — этим летом её вмешательство в силу природных стихий почти не требовалось. Никто не беспокоил их с Дэмиэном, он готов был остаться в селе навсегда.

Так прошло почти всё лето. Но однажды в августе разразилась страшная гроза с градом, урожай мог погибнуть, и группа селян во главе со старостой пришла к дому Кьяры просить её о помощи. Конечно, она не могла отказать. Дэмиэн стоял рядом на крыльце, пока она говорила с крестьянами. В тот момент ей казалось, что нет ничего важнее, чем спасти урожай и не оставить людей голодными на долгую зиму.

Град и ураган прекратились, небо очистилось от туч. А под утро Дэмиэн ушёл. Молча, не оглянувшись, как ни старалась Кьяра удержать его. Вот тогда она впервые поняла, что значит — лишиться любви. Может, именно тогда ей впервые и пришла в голову мысль научиться повелевать чувствами людей, чтобы те, кого она любила, не осмелились больше покидать её.

— Я тогда думала, что умру, — тихим, почти безжизненным голосом рассказывала колдунья Доктору. — Судьба подарила мне две любви — одну безответную, когда можно напридумывать себе всё, что угодно, но знать, что это никогда не сбудется. А другую взаимную, которая оборвалась так внезапно. Наверное, он не захотел связываться с колдуньей. Но хоть бы слово сказал! Эту любовь больнее вспоминать, потому что напомнить о нём может любое слово, запах, звук — я даже по тем местам, где мы были вместе, не могу ходить спокойно. Моя душа заледенела, или, может, от неё вообще ничего не осталось. Потому я и… — не договорив, Кьяра отвернулась. Доктор Тондресс заметил, как по её щеке скатилась слеза.

— С твоей душой всё в порядке. Раз ты можешь плакать, значит, она жива, — он взял обе руки колдуньи в свои. — Так помоги нашим юным влюблённым, и их любовь поможет тебе.

— Вы уверены, Доктор? Боюсь, что по моему наущению Арман совершил страшное. Оттолкнул эту девочку. И она вряд ли простит его.

— Она любит его больше жизни и простит. Это я знаю точно, — Доктор Тондресс посмотрел на Кьяру и улыбнулся. — Чуть не забыл, я же собирался помочь тебе. Вот, прими этот эликсир надежды на чудо, — он протянул Кьяре пузырёк из тёмно-синего стекла. Она усмехнулась.

— Первый раз я, колдунья, принимаю снадобье от кого-то ещё. Доктор, а Вы можете сделать меня обычным человеком, лишить колдовских сил? Может, тогда Дэмиэн вернётся ко мне?

— Если я так сделаю, кто тогда поможет молодым влюблённым? К тому же, хорошенько подумай: нужен ли тебе этот музыкант, который однажды отвернулся от тебя, от твоей природы? Может быть, твоё счастье вовсе не в его любви?

— Я не знаю, Доктор. В чём тогда?

— Разве кто-то, кроме тебя самой, может ответить на этот вопрос? — удивился Доктор Тондресс. — Но раз твоя несбывшаяся любовь привела к зависти и едва не сгубила Армана и Делию, что ж это за счастье такое?

— Кажется, мне придётся хорошенько подумать о своей жизни, — Кьяра усмехнулась и залпом выпила содержимое пузырька. — Но сначала сделаю то, что должна сделать.

— Я привезу Делию. А ты — ты собиралась разбудить Армана и сказать ему всё?

— Я вообще-то хотела, чтобы он всё это забыл.

— Не стоит. Делия-то помнит. Арман тоже должен помнить и попросить прощения. Так что лучше скажи ему правду.

— Да, и сама попрошу простить меня. Я не понимала, что творила.

И Кьяра выполнила своё обещание: она сняла с Армана страшные чары и повинилась в содеянном. Тот же, едва только выслушал колдунью, опрометью бросился прочь — искать свою любимую. А Делия, которую Доктор Тондресс привёз обратно, уже ждала любимого около его дома. Арман кинулся к ней, но остановился в нерешительности и бухнулся перед ней на колени.

— Прости меня, Делия.

— Не могу. Арман, я не могу тебя простить, — от этих слов лицо Армана вытянулось и побледнело, но Делия подала ему руку и подняла с колен, а потом крепко обняла и прошептала: — Потому что мне не за что прощать тебя. Я знаю, что ты ничего не делал. Это был дурной сон. Я люблю тебя.

— И я люблю тебя, малыш, — Арман прижался губами к её макушке.

Глядя на счастливых влюблённых, Доктор Тондресс улыбнулся, прощально приподнял шляпу и кивнул наблюдающей за ним издалека Кьяре и тронул пегасов с места.

— Вот такая приключилась история, — закончила Жюли свой рассказ.

Девочки сидели притихшие.

— Но ты нам не рассказала, как Делия покинула «Приют», — нарушила молчание Даня.

— Наверное, это не так важно. Но всё было просто: Док приехал, когда Делия уже проснулась, и мы с Патриком рисовали для неё на окне золотых рыбок — они плавали на стекле, как настоящие. Доктор сказал, что Арман ждёт её, и Делия попрощалась с нами, всех обняла и расцеловала. Док увёз её домой, а потом рассказал нам всю историю целиком. Только это.

— А Дэмиэн всё-таки вернулся к Кьяре, и они поженились? — с надеждой вздохнула Печенька.

— Не нравится мне этот Дэмиэн, — нахмурилась Даня.

— А об этом я могу при случае спросить у Доктора, — улыбнулась Жюли. — Но уже поздно, и вам пора спать. Пусть ночью вам приснится самая прекрасная история любви на свете — каждой своя, — пожелала Жюли и, прежде чем покинуть палату, добавила: — Помните одно: настоящая любовь обязательно придёт.