Сказки Малышки Жюли

Вечер двадцатый. Колыбельная для Дани[15]

Этим вечером Жюли вошла в кабинет Доктора с подносом в руках.

— Ничего себе! Не иначе, меня собираются подкупить и умаслить! — воскликнул Доктор Тондресс, как только увидел на подносе, помимо тарелки супа и свежих овощей, стакан тёплого молока и целую стопку блинчиков с мёдом и свежими ягодами — их Док просто обожал.

— Может, я просто хотела вас порадовать? — Жю, конечно, слишком хорошо знала учителя и не надеялась протянуть интригу, но Док, по её мнению, мог бы хотя бы притвориться удивлённым.

Вместо ответа он только вскинул бровь, и Жюли, вздохнув, поставила поднос на стол.

— Как у вас получилось так быстро меня раскусить? Я всего лишь хотела спросить разрешения сводить девочек к озеру.

— Смею предположить, что за такой ужин расплатой будет не одна прогулка, не правда ли, дорогая Жю? — хитро прищурился Док.

— Я подумала… — Жюли собралась с мыслями и затарахтела: — Сейчас же самый сезон карамели! Вы же знаете, что она застывает на северном берегу, и всего на один час, прямо перед рассветом! Вот бы переночевать на восточном берегу — там ведь тепло даже ночью, — а рано утром дойти до карамельных берегов… И разве девочкам повредит такой поход? Док, пожалуйста! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

— Всё-всё! — Доктор Тондресс замахал на Жю руками. — Сдаюсь! Даю добро!

Жюли радостно взвизгнула и расцеловала учителя в обе щёки, а Док добавил:

— Если будет хорошая погода и девочки будут хорошо себя чувствовать. И пусть кто-нибудь из ребят пойдёт с вами — Пат и Гару, например.

— Спасибо, спасибо, Док! — Жю выпорхнула из комнаты, а Док, проигнорировав суп, принялся сразу за блинчики.

Довольная своей задумкой Жюли тем временем уже входила в палату, думая, как девочки обрадуются, узнав о путешествии к озеру.

— Урррааа! — запищали те, увидев Жюли. — Сказка!

— Точно, — она кивнула и улыбнулась: — У нас осталась только Даня?

Прошла почти неделя с тех пор, как Доктор перенёс в больницу Кло, и мы думали, что она станет последней.

В тот вечер мы собрались в кабинете Доктора — он учил нас магическому вокалу — и расселись на диване и креслах. Учитель стремительно влетел в кабинет и, сдвинув в одну кучу все бумаги, посадил на стол пушистого котёнка — того самого, что привезла с собой Сова, с белым пятном на пепельном боку и белыми «носочками» на передних лапках; он не обратил на нас никакого внимания и начал прилизывать взъерошенную шерстку.

— Мефистофель поможет сегодня в нашем занятии, — Доктор почесал котёнка за ушком, и тот довольно прищурил глаза и вытянул шейку.

— Он будет учить нас петь? — усмехнувшись, Гару пару раз мяукнул и заурчал.

Мы засмеялись, а Доктор сурово нахмурился, постучав указкой по столу — он не выносил, когда кто-то из нас халатно относился к обучению. «Безалаберность в учёбе может привести к катастрофическим последствиям в работе», — любил повторять нам Док.

— Продолжишь ехидничать, самого превращу в котёнка, будешь на этом столе вместо Тофика сидеть, — пригрозил Доктор.

— Лучше в слонёнка, — пошутила Элен, щёлкнув друга по уху.

Мы снова рассмеялись, и даже Док не смог удержаться от добродушной улыбки, но потом посерьёзнел.

— Так, друзья мои, давайте начнём занятие. То, чему я хочу вас сегодня научить, пригодится вам в будущем. Однажды вы займёте мое место и передадите эти знания следующему поколению — вашим Помощникам. Магический вокал — очень сильная вещь, которая может заставить человека испытать всю гамму чувств от всепоглощающей тоски до захлестывающего счастья, близкого к эйфории. И то, и другое состояние очень опасно, поэтому вы никогда не должны применять это умение во вред ни человеку, ни зверю, ни какому иному существу, ни при каких обстоятельствах, никогда и ни в каком из миров, ныне известных или открытых в будущем! Магическое воздействие должно идти только во благо, только с целью врачевания! Запомнили?

Мы дружно закивали.

— Ну, кто из вас попробует? — спросил Доктор. — Гару, может быть, ты? — учитель заметил, что тот отвлёкся и разглядывал что-то за окном.

Услышав своё имя, Гару стушевался, как нерадивый ученик, и его уши стали пунцовыми.

— Давай, попробуй! — подбодрил его Док. — Подари этому котёнку немного радости, пусть он повеселится и захочет поиграть. Спой что-нибудь, используя магический вокал.

Гару заёрзал на месте и смущённо потёр переносицу; уши — индикатор его настроения — мерцали, как два семафора. Он поднялся со своего места и приблизился к столу, где всё ещё сидел навостривший ушки котёнок.

— Кхем… Хм… — Помощник нерешительно топтался на месте и потёр кончик носа указательным пальцем.

— Давай же, действуй! — хитро улыбнулся Док. — Представь, что ты хочешь передать этому котёнку, подкрепи свои слова магией и — пой.

Гару глубоко вздохнул, набирая воздуха в легкие, а потом вдруг выдал густым басом песенку, которая только что пришла ему на ум:

— Серый котик — хвост трубой, песню, котик, ты мне спой! Я за песенку твою молочка тебе налью!

Результат превзошел все ожидания: стены затряслись, с потолка посыпалась штукатурка, котёнок испуганно выгнул спину и вздыбил шерсть, заверещал громче пожарной сирены и удрал поближе к Доку, пытаясь спрятаться под его ладонью.

Гару виновато понурил голову, а Доктор Тондресс смахнул пыль со своего сюртука. В дверь постучали — в кабинет вошёл Патрик и извинился за опоздание.

— Вы чего тут над животными издеваетесь? — воскликнул Помощник, увидев на столе котёнка. — Ему же страшно! — Патрик взял пушистый комочек на руки и погладил Мефистофеля по шейке — тот замурлыкал, довольно прищурившись.

Доктор молчал, будто прислушиваясь к чему-то.

— Что случилось, Док? — Брюно первым заподозрил неладное. — Неужто новая подопечная?

— Да, друзья мои, — Доктор кивнул. — Патрик, оставь котёнка, ты летишь со мной! — голос Дока приобрел властные нотки — когда он так говорил, ослушаться не смел никто.

Патрик кивнул и передал Мефистофеля мне, а сам вместе с Доктором выбежал на улицу, где их уже ждали призванные Доком пегасы.

Ночную аллею небольшого уютного парка освещали фонари. Захлопали крылья, пушистый, невесомый снег взметнулся из-под лошадиных копыт, закружился в жёлтом свете и мягко опустился на землю. Доктор и Патрик спешились.

— Смотри, — Док указал Помощнику на лавочку, стоящую неподалеку. — Кого ты видишь?

— Девушку, — Пат пожал плечами, вгляделся в заснеженную фигурку и уточнил: — Очень замёрзшую девушку. А вы кого-то другого?

— Я вижу отчаяние.

— Мы прилетели сюда из-за неё, да? — догадался Патрик.

— Да, — кивнул Док. — И очень вовремя. Чувство одиночества почти поглотило её.

— У неё нет семьи?

— О, нет, что ты. У неё есть и родные, и друзья.

— Но вы же сказали… — Пат потёр переносицу, пытаясь разобраться в словах учителя.

— Пропасть лежит между одиночеством и чувством одиночества, друг мой. Иногда человек совершенно один в мире: нет ни родных, ни близких, ни друзей — никого, кому можно доверять, к кому можно обратиться за помощью. Это печально, но так бывает. К одиночеству человек привыкает, как привыкает к новой обуви, к новым занавескам в комнате, к нелюбимой работе — ко всему в своей жизни.

Совсем иначе дела обстоят, если у человека есть и близкие, есть и хорошие друзья, есть и помощь, и поддержка, но человек все равно чувствует себя одиноким. К чувству одиночества привыкнуть невозможно, с ним невозможно смириться. Если вовремя не помочь, не изъять из сердца его пагубные семена, оно разрушит, разъест душу, как ржавчина разъедает железо, очернит мысли и низвергнет человека в самую тьму.

— И это происходит с ней? — Патрик кивнул в сторону девушки.

— О, да, абсолютно, — кивнул Доктор Тондресс. — Она встала на край пропасти, и всего один шаг отделяет её от падения. И сейчас она близка к тому, чтобы сделать этот шаг.

— Вы знаете, из-за чего? — быстро спросил Помощник.

Доктор внимательно посмотрел на девушку: она всё так же сидела на лавочке и, казалось, даже ни разу не пошевелилась; на её плечи и на вязаную шапку уже насыпало прилично снега.

— Сложно разобраться, всё перепутано, — пробормотал он, наконец, и добавил: — Ей сказали, что её не за что любить.

— Кто это был? Сказал ей только что?

— Нет, давно. Много лет назад. Она уже не помнит, кто это был, но слова эти крепко засели в её памяти, в мыслях, в самом сердце. Она жила с этими словами все эти годы до сегодняшнего дня и сама себя убеждала в их правдивости. Она запрещала себе любить, так как была уверена, что в ответ её никто не полюбит. И теперь… её сердце ожесточилось и очерствело.

— Док… Она же совсем девчонка, — Патрик выдохнул облачко пара, которое тут же инеем осело на его шарфе. — Вы же говорите так, будто речь идёт о человеке, прожившем долгую жизнь!

— Ты прав. Но это произошло с ней в том возрасте, когда всё воспринимается гораздо острее и больнее, когда каждое чувство возводится в абсолют, когда на одной случайно обронённой фразе вдруг сходится клином свет. Ей могли бы помочь окружающие её люди, но она не верила в эту помощь и лишь сильнее убеждала себя в собственном одиночестве.

«Да кому я нужна?!» — вдруг пронёсся в голове Патрика девичий голос, и он задохнулся от волн всепоглощающего отчаяния, исходящих от фигуры на лавочке, застывшей каменным изваянием.

— И всё из-за того, что кто-то что-то сказал? — тихо спросил он.

— Увы! Слова ранят больнее любого оружия. Кто-то когда-то сказал не подумав, и чужое слово покатилось по её жизни снежным комом, пустило корни, обросло болью. И однажды она неожиданно пришла к страшной, но ужасно логичной мысли: раз никто не может её полюбить, то и она сама не может любить себя. Так, отвергая других, она отвергла и саму себя.

— Разве она не понимает, что делает?! — воскликнул Помощник. — Разве не видит?!..

— Понимает, очень хорошо понимает. И очень боится своих мыслей — да, и сейчас ей очень страшно. Но без посторонней помощи она уже не может перестать разрушать себя.

— Значит, мы поможем ей? — взволнованный Патрик вцепился в уздечку Альмута. — Поможем, Док, ведь правда?

— Для этого мы здесь, — ответил тот. — Но она должна довериться нам, иначе мы бессильны…

Пат кивнул на саквояж, прикреплённый к седлу пегаса.

— Вы сделаете снадобье?

— Нет. Это сделаешь ты, — Док без тени улыбки посмотрел на него, а Патрик озадаченно потёр нос: волшебные эликсиры никогда не были его сильной стороной. — Только другим способом: волшебной песней.

— Я? Песней? Магическим вокалом? — Патрик нервно взъерошил волосы и подумал, что лучше уж эликсир состряпать. — Но я же опоздал на этот урок!

— Успокойся, тут нет ничего сложного, — Доктор Тондресс положил руку на плечо Помощника. — Искренне, всем сердцем пожелай помочь ей, иначе и магия не сработает, и врачевание не принесет пользы. А потом просто… спой.

— Что именно спеть? И нужна ли рифма? Я, признаться, не силён в стихах.

— Тайна этой магии кроется вовсе не в рифме, а в словах и мелодии, в звучании голоса, в гармонии звуков — всё это соединяется вместе и получается песня, которая способна так или иначе влиять на человека. Хорошо подумай и найди тот особый ключ, который откроет тебе доверие этой девушки.

Патрик задумчиво потёр подбородок, а потом кивнул.

— Да, я понял. Как её зовут?

Доктор Тондресс снова бросил внимательный взгляд на девушку.

— Даня. Ступай, — Док забрал у Патрика поводья и легонько подтолкнул его вперёд, а в памяти Патрика будто сама собой всплыла одна из колыбельных Доктора.

Даня сидела на холодной скамье, съёжившись и обхватив себя руками. Она смотрела в одну точку и тихо всхлипывала, будто от рыданий, комом стоящих в горле, но глаза были сухими — казалось, в очерствевшем сердце не осталось слёз. Она и сама не знала, что заставило её этим вечером покинуть дом и прийти в этот почти заброшенный безлюдный парк. Она чувствовала себя уставшей и совершенно разбитой, а в голову назойливо лезла одна и та же мысль: «Да кому ты нужна такая?!»

— Ни-ко-му, — одними губами проговорила Даня и вдруг услышала песню.

Голос был тихий и мягкий, как падающий снег, но тёплый — как домашний камин, как пуховые варежки и мурлыканье кота. Он отвлек Даню от мрачных мыслей, и она прислушалась, но никак не могла разобрать слов — они будто ускользали от неё. Даня огляделась по сторонам, но никого не заметила и пожала плечами — мало ли, что почудится.

Но песня по-прежнему звучала, а Даня не могла понять, что с ней происходит: в душу будто проникло маленькое солнышко, согревающее и ласковое, и его лучики теперь бережно исцеляли невидимые, но такие болезненные раны. Глаза на мгновение застлала пелена, и Даня с удивлением стёрла с щеки слёзы: наконец-то исчез этот душащий ком в горле, и она смогла свободно вздохнуть.

Увидев на лавочке рядом с собой незнакомого человека, Даня вздрогнула от неожиданности: она была уверена, что секунду назад там никого не было. Мужчина тепло улыбнулся, и его карие с золотыми искорками глаза тоже засияли улыбкой.

— Привет! — сказал он. — Меня зовут Патрик!

— Привет, — Даня удивлялась сама себе: ещё вчера она сразу бы ушла, а сейчас осталась сидеть на месте. — Это вы пели? — вдруг спросила она.

— Я, — Патрик улыбнулся и снова запел: — В колыбельную песню звёзд ночь вплетёт нить воздушных грёз, станет песнь мягче облаков: спи, мой друг, сладких снов¹.

— Вы очень красиво поёте, — Даня улыбнулась в ответ и вновь ощутила солнышко в сердце. — Хорошая песня.

— Значит, ты поверила мне? И значит, мы сможем помочь тебе? — Пат подался вперед, а Даня испуганно отпрянула.

— Простите, я вас не понимаю! И мне пора домой!

— Ох, нет, подожди! Не бойся меня, пожалуйста! — Патрик поторопился и едва не разрушил тонкую магию, созданную песней. Он поднял обе руки, показывая Дане, что не приближается к ней и что не обидит, а потом указал на место, где его терпеливо ждал Док. — Посмотри туда, видишь около дальнего фонаря кого-нибудь?

— Да, там, кажется, две лошади и какой-то человек.

Внезапно одна из лошадей расправила огромные крылья, и Даня вскрикнула.

— Не бойся, это пегасы. А мужчина, стоящий рядом, мой учитель. Мы прилетели сюда, чтобы помочь тебе.

— Звучит, как полный бред! Какие ещё пегасы? Это же бабушкины сказки!

— Ты же видишь их крылья, а значит — веришь в чудо, — Патрик пожал плечами. — Веришь искренне, несмотря ни на что.

Даня решительно поднялась со скамьи. Непослушными пальцами достала из сумки телефон, чтобы позвонить родителям: надо сказать папе, пусть встретит, иначе от этого паркового маньяка ей не отвязаться!

— «Да кому я нужна?» — услышала Даня и замерла в полушаге, а потом медленно обернулась, с ужасом глядя на нового знакомого.

— Как же так? Вы не могли узнать… — она сморгнула навернувшиеся слёзы.

— Но я знаю, Даня. И знаю, что ты веришь мне: веришь во всё, что я сказал, веришь, что не причиню тебе зла, — но по привычке отчаянно отрицаешь и сопротивляешься сама себе. Зачем ты это делаешь?

Она опустилась обратно на скамью и растерянно посмотрела на Патрика.

— Я не знаю… Не знаю, — слёзы градом покатились по щекам, а Даня, много лет назад запретившая себе плакать в чьём-либо присутствии, даже не пыталась их остановить — лишь закрыла лицо руками.

Вдруг кто-то коснулся ладонью её лба, и слёзы тут же высохли. Даня отняла ладони от лица и увидела незнакомого мужчину.

— Меня зовут Доктор Тондресс, — представился тот, приветственно приподнимая шляпу. Даня сообразила, что он и есть тот учитель, о котором говорил Патрик. — Кажется, мой Помощник выполнил то, зачем я его послал к тебе. Скажи мне, дитя, ты готова отправиться с нами?

— Мы поможем тебе, как я и обещал, — добавил Патрик, улыбнувшись. — В «Приюте Доктора» находят утешение и спокойствие все, кому так же больно, как и тебе, — Доктор никого не оставляет в беде.

— Как долго я там пробуду? — спросила Даня, наверное, впервые в жизни готовая броситься в приключение, как в омут головой, — она действительно поверила и Патрику, и Доктору.

— Многое будет зависеть не только от нас, но и от тебя, — ответил Доктор Тондресс и позвал пегасов. — Не беспокойся о своих родных, я напишу им письмо, и они не будут волноваться за тебя.

Даня доверчиво вложила пальчики в ладонь Патрика, и он помог ей взобраться на спину крылатого коня.

— Держись крепче, — предупредил Помощник, усаживаясь в седло позади нее.

Две лошади, расправив огромные белоснежные крылья, взмыли в воздух и скоро растворились в усилившемся снегопаде.

— А когда они прилетели сюда, Доктор попросил Патрика проводить Даню сюда, к вам, а сам, прибравшись в своём кабинете, взялся за письмо для её родителей, — этими словами Жюли закончила сказку.

— Так что же получается… Даня появилась здесь в тот же день, когда пропал Док? — сообразила Печенька.

Жюли кивнула.

— И вы столько времени скрывали это от нас?! — возмутилась Сова.

— Разве мы могли тревожить вас дурными вестями? Конечно, нет, — успокаивающе улыбнулась Помощница. — Вам, кстати, уже пора спать! Забирайтесь под одеяла и закрывайте глазки! Спокойной ночи! — попрощавшись и погасив свет, Жюли ушла.

Когда дверь за Жю закрылась, Печенька осторожно окликнула Даню: она думала, что подруга обязательно будет плакать, слушая сказку о себе, но та была спокойна.

— Доктор ведь помог тебе, да? — тихо спросила она. — До того, как пропал? Или не успел?

— Не успел, — откликнулась Даня. — Он помог мне позже, после возвращения. Правда… — она замолчала, на миг задумавшись, и улыбнулась: — Куда больше мне помог именно Патрик.