В доме тихо. На лежанке, свернувшись калачиком под шкурой, мерно посапывал Брик. Ульф сидел за столом над пустой миской и, водя по поверхности пальцем, изучал трещины на старых дубовых досках.
Я аккуратно подошёл к мальчонке и потряс за плечо — тот неохотно открыл глаза, но видно, что пацан всё ещё в мире снов. Стало особенно очевидно — передо мной всего лишь маленький и уставший ребёнок.
В памяти всплыла картинка из другой жизни: племянник, так же заснувший на диване перед телевизором. Жена брата, смеясь, вела его в приготовленную постель. Малыш упал на чистую простынь и, не выходя из сновидений, тут же заснул вновь.
Вот только Брику предстояло идти на другой конец деревни в морозную ночь, под падающим снегом. В захудалой кофтёнке и таких же штанах, а про ботинки и вовсе молчу.
Вытащил из мешочка сорок медяков и вложил их в его ладошку.
— Брик, возьми. — Наклонился. — Закажешь у Гретты тёплую одежду — самую простую, но тёплую. Обещай.
Мальчик от тяжести монет тут же проснулся, сел, протёр глаза и уставился на медные кругляши, не дыша.
— Не надо! — воскликнул вдруг сиплым голосом. — Я… я сам заработаю.
— Зима уже, — сказал спокойно, тоном, не терпящим возражений. — Простынешь. Как я тут без тебя буду, а? Кто мне кашу сварит?
Пацан посмотрел на меня, и лицо расплылось в счастливой улыбке. У меня на душе стало тепло.
— Давай, беги домой — растопи хорошенько очаг и спи. Завтра будет много работы.
Легонько хлопнул его по плечу. Тот кивнул, спрятал монеты и, натянув рваные башмаки, выскользнул за дверь, в снежную ночь. Ульф молча поднялся, чтобы последовать за ним.
— Ульф, подожди, — окликнул его.
Достал из мешочка ещё десять медяков и протянул детине.
Ульф тупо посмотрел на монеты в руке, потом на меня.
— Много, — с укоризной пророкотал он.
— Нормально, — взял его огромную ладонь и вложил в неё монеты. — Заслужил.
Громила долго смотрел на меня. В безмятежных глазах что-то мелькнуло — изумление человека, который вдруг обнаруживает, что он способен изумляться.
А затем здоровяк шагнул вперёд и обхватил меня своими ручищами.
Я не успел ничего понять, только почувствовал его сокрушительную силу, запах пота и дыма — не объятие друга, а скорее благодарность существа, которое, возможно, никого и никогда в жизни не обнимало.
И так же внезапно, как и начал, Ульф отпустил, резко развернулся и, опустив голову, почти бегом вывалился наружу.
В доме стало тише прежнего. Только нараставшая за стенами сруба вьюга завывала песню.
Рухнул на лежанку и попытался размышлять. Вернее, пытался заставить себя, но сфокусироваться на конкретных мыслях было невозможно — перед глазами, одна за другой, мелькали навязчивые картинки: вот чёрная волна падальщиков вырывается из заснеженного леса и бросается на хлипкие стены, вот слышатся крики, плач детей, треск ломающихся брёвен.
Потряс головой, пытаясь отогнать образы, но те продолжали лезть в сознание.
Не выдержав, встал и начал мерить шагами комнату. Просто ходил туда-сюда, не в силах унять тревогу. Больше находиться здесь, пока в кузне алхимик творит что-то непонятное, не мог, а ведь хотел подождать хотя бы полчаса… Нет, не могу.
Открыл дверь и вышел из дома, направившись обратно в кузницу.
Когда вошёл, мужчина стоял ко мне спиной, склонившись над верстаком. Лысая голова блестела в огненных отблесках горна. Ориан не обернулся. Я, стараясь не шуметь, прошёл и сел на табурет, вперившись взглядом в спину мужику.
— Смотреть нельзя, — тихо, не отрываясь от дела, сказал тот увлечённым и сосредоточенным голосом.
— Почему? — спросил я.
Мужчина замер, не ожидая такого простого вопроса.
— Потому что таинства алхимиков передаются от мастера к ученику, и никак иначе, — медленно выпрямился, но так и не повернулся. — И то, лишь в том случае, если у ученика обнаруживается подходящий Дар. Это не кузнечное ремесло — ему не учатся, а принимают и постигают.
— А у вас есть ученик? — не унимался, глуша любопытством разъедающую изнутри тревогу.
— Нет.
— Почему?
Ориан снова замер. Слышал его размеренное дыхание. По нему было видно, что мужчина о чём-то думает: то ли как ответить, то ли как заставить меня замолчать. К удивлению, он аккуратно отложил флакон в сторону, медленно повернулся и посмотрел на меня. В полумраке увидел, как уголки губ алхимика дрогнули в усмешке.
— Ты очень любопытен… — запнулся, будто хотел назвать меня по имени, но передумал. — … сын Арвальда.
— Я хочу стать хорошим мастером, — сказал прямо. — И то, что вы делаете, очень увлекло мои мысли. Есть ли шанс, что могу постигнуть то, как вы усиливаете оружие?
— Чтобы постигнуть это, — алхимик произнёс последнее слово с нажимом, — нужно посвятить этому свою жизнь — не год, не два — всю. Я бы сказал, что нужно оставить одно ремесло, чтобы начать изучать другое. А ты… — окинул оценивающим взглядом. — Ты получил свой шанс в кузне — используй его разумно. Не бросайся из стороны в сторону, как глупый мальчишка, забежавший на цветочное поле.
Ориан шагнул ближе, и голос стал тише, но весомее.
— Возьми один цветок и изучи его — каждый лепесток, каждую прожилку. Пойми, как тот пьёт воду, как тянется к солнцу. И только когда постигнешь его до самого корня, только тогда бери следующий.
Алхимик говорил спокойно, без прежнего презрения. На удивление, сегодня это будто другой человек. Что с ним произошло? Мысль не давала покоя. Его что, подменили?
«Эх, знал бы мужик, как многому я успел научиться за короткое время с помощью Системы,» — подумал про себя. — «Он бы поменял мнение. Я МОГУ освоить его мастерство — могу вплести его в кузнечное дело». В этом был твёрдо уверен.
Встал и подошёл чуть ближе.
— Покажите мне, что вы делаете, можете ничего не объяснять. Сами посудите, что смогу понять из этого? Я не знаю ни состава этих жидкостей, ни тонкостей процесса — просто до жути любопытно увидеть. И может быть, однажды… вы или кто-то другой сможете показать больше. А может, даже научить.
Говорил, просто озвучивая мысли, но где-то в глубине сознания билась холодная мысль: «Если увижу, Система сможет распознать процесс и в дальнейшем направить меня».
Мужчина молчал бесконечно долго, глядя на меня тёмными глазами. И сейчас, вблизи, они уже не пугали, не казались абсолютно чёрными, словно мог разглядеть в них их истинный цвет — очень глубокий, тёмно-карий. Зрачки были огромными, а белок — не белым, а тёмно-серым, испещрённым сетью красных прожилок.
— Я закончил, — сказал Ориан наконец, без интонации. — Масло на столе. Нанесёшь его сам.
— Куда наносить? — тут же спросил, поняв, что тот ничего не покажет. Не в этот раз.
— Увидишь. Вдоль лезвия — тонкий узор — маслом пропитаешь его. Завтра приду вновь и сделаю то же, что и сегодня.
Алхимик сказал небрежно, и тут же, не прощаясь и не оборачиваясь, поплыл в сторону выхода.
Дверь отворилась — меня обдало морозным воздухом, и целый ворох снежинок, закружившись в вихре, залетел в тепло кузни, медленно опускаясь на утоптанный земляной пол. Силуэт алхимика растворился в разыгравшейся буре, словно его и не было.
Что ж, сегодня не вышло, но что-то подсказывало, что с должной настойчивостью смогу вытянуть из мужика некоторые секреты. Вопрос лишь в том, во что это встанет. Сегодня он благодушен, возможно, потому, что я делаю оружие для защиты его шкуры. Когда снова стану ненужным его интересам, этот змей опять будет презирать меня, называя щенком.
Стоял и тяжело дышал, не сразу заметив, как из глубин сознания, подкравшись бесшумно и усыпив бдительность, поднялась волна гнева Кая — обида и ненависть к этому человеку.
«Так, спокойно,» — мысленно приказал себе, снова загоняя чужие эмоции вглубь. — «Работаем с тем, что есть. Сейчас он ведёт себя иначе — не знаю точных причин этой перемены, но могу ей воспользоваться и завтра постараюсь сделать это снова».
Подошёл к верстаку, на котором были разложены восемь обработанных наконечников. Как только сфокусировал на них взгляд, тут же вспыхнуло окно Системы. Теперь, когда мужчина сделал своё дело, она смогла определить, что именно Ориан сотворил.
[Создан: Наконечник Гвизармы (Зачарованный)]
[Ранг: Редкий]
[Качество: 51 %]
[Анализ:]
[- Зачарование: На поверхность лезвия методом алхимического травления нанесён рунический узор «Голодный мох».]
[Свойства:]
[ «Энергетический сифон» (от рун): Рунический узор способен впитывать и накапливать духовную энергию из специальных алхимических составов (масел).]
[ «Едкая кровь» (активируемое свойство): При контакте с кровью духовных тварей накопленная в рунах энергия высвобождается, вызывая эффект, подобный действию сильной кислоты.]
Так вот оно что — мужик не просто нарисовал узор, а вытравил его. Ясно.
Поднял один из наконечников, всматриваясь. Свет от горна был тусклым, поэтому поднёс его как можно ближе к тлеющим углям — теперь видел.
Вдоль всего лезвия, почти у самой кромки, вился изящный узор. Он был выполнен в форме переплетающихся лент, которые, сплетаясь друг с другом, напоминали спираль ДНК. Как алхимик смог сделать так искусно и тонко? Ювелирная работа.
И что она в себе несла? Теперь знал — не просто узор, а что-то вроде канала или конденсатора. Оружие внутри оружия.
— Система, — вырвалось шёпотом. — Сможешь определить состав? Узнать, что это конкретно? Может… сможешь открыть навык, основываясь на изучении узора?
[Анализ невозможен. Недостаточно данных для определения состава реагента. Для открытия навыка «Зачарование Рун» требуется базовый рунический алфавит и ранг «Мастер» в навыке «Гравировка».]
Вот же чёрт, значит, лёгкого пути не будет.
Отложил мысли об изучении и сосредоточился на задаче. Ориан оставил на верстаке не только флаконы, но и крошечный инструмент — тонкую стеклянную палочку с заострённым концом — видимо, для нанесения.
Взял первый наконечник и открыл флакон с густым маслом. Оно пахло озоном, землёй после дождя и чем-то металлическим. Осторожно, кончиком стеклянной палочки, подцепил вязкую каплю.
Затаив дыхание, прикоснулся палочкой к началу вытравленного узора.
Тут же почувствовал, как руны откликнулись — ощутил лёгкую вибрацию и холод, прошедший по клинку. Масло, коснувшись узора, словно ожило — само, как вода, впитывающаяся в сухую губку, потекло по тончайшим каналам, заполняя их. Весь орнамент на мгновение вспыхнул тусклым светом и тут же погас.
Одна капля — один наконечник. В точности, как сказал алхимик.
Я работал в полной тишине, нарушаемой лишь треском углей и воем вьюги за стенами. Это была уже не работа кузнеца, а скорее ритуал, требующий предельной концентрации. Капля за каплей, орудие за орудием.
Закончил, когда глубокая ночь перевалила за середину. Глаза слипались, в голове стоял сплошной туман.
Осмотрел работу — восемь поблёскивающих в свете горна наконечников, лежащих в ряд. Я не чувствовал ничего — ни радости, ни волнения, ни даже удовлетворения, только усталость.
Закрыв кузню на замок, добрёл до дома. Не раздеваясь, рухнул на лежанку поверх волчьей шкуры и в тот же миг заснул.
За ночь снег почти растаял, превратив улицы Оплота в чавкающую грязевую кашу. Стоило ступить за порог, как башмаки тут же увязли почти наполовину.
Весь день мы провели в лихорадочном труде, не останавливались ни на минуту. Наконечники выходили из-под конвейера один за другим. К нам то и дело заглядывал Свен, принося новую партию выточенных древок из Железного Ясеня. Мы тут же обжигали конический конец втулки на наконечнике и на горячую насаживали на древко — металл остывал, сжимаясь и схватывая дерево намертво. Мы со Свеном понимали друг друга с полуслова, лишь изредка обмениваясь удовлетворёнными взглядами. Кажется, рыжий плотник был более чем доволен тем, что получалось.
К середине дня было готово восемь полноценных гвизарм. Готовое орудие отправили Ларсу, чтобы тот сделал для них кожаную обмотку для мёртвого хвата.
К нам то и дело заглядывали ополченцы, прознав, что новое оружие обрело конкретные очертания. Мужчины с мальчишеским азартом и волнением просили показать им «чудное орудие» — брали в руки, взвешивали, пробовали делать выпады и тут же, перебивая друг друга, начинали спорить, как им лучше всего управлять в бою.
Староста так и не появился — понял, что мужику не важно, как именно выглядит гвизарма — главное, что процесс шёл. Люди видели, что работа кипит, и были убеждены, что Глава предпринимает всё возможное, чтобы защитить Оплот — большего ему и не было нужно.
Выходя на улицу размять спину, видел обнадёживающую картину — по колено в грязи мужчины-крестьяне тащили тяжёлые брёвна куда-то в сторону ворот. Концы брёвен остро затёсаны — стало быть, Борин прислушался к совету — периметр укрепляли.
Это очень радовало людей — они улыбались, выкрикивали слова поддержки мужикам, тащившим брёвна, как героям Оплота.
— Правильно! Давно пора было!
— Теперь-то мы не пропадём!
— Будем готовы!
Кричали люди, поднимая кулаки в приветственном жесте. В воздухе, несмотря на грязь и тревогу, витала надежда.
Главная задача для меня была в том, чтобы постоянно восполнять иссякающий запас Огненной Ци. Приходилось вливать её в каждый наконечник, и это выматывало сильнее физической работы. Как бы ни старался дышать во время ковки, где-то часам к четырём дня начала кружиться голова. Ноги стали ватными, и появилось желание просто опуститься на табуретку и не вставать.
Попросил короткий перерыв. Отправил Ульфа обедать, а сам, заперев кузню, принял Стойку Тысячелетнего Вулкана. Дышал, жадно втягивая жар от остывающего горна, чувствуя, как энергия живительной струйкой наполняет мой нижний котёл. Затем провёл короткий, но обязательный комплекс «Пути Тлеющего Угля». Пропускать нельзя — последствия хорошо известны.
Часам к шести вечера появились первые полностью готовые орудия. Ларс принёс партию древок с кожаной обмоткой — гвизармы выглядели зловеще и профессионально.
Их тут же пришёл забирать начальник ополчения, Хенрик — мужчина с крепкими руками, высоким лбом с залысинами и большой бородой. Не практик, просто закалённый в десятках стычек мужик, который всегда горой стоял за деревню и умел обращаться с простым оружием.
Начальник без лишних слов взял первую гвизарму — взвесил в руках, попробовал баланс. Я попытался было объяснить, как лучше ей орудовать — что основной удар нужно наносить снизу, подцепляя врага. Тот отчего-то не стал слушать, лишь отмахнулся: «Разберусь уж. Дело нехитрое» — стало понятно, что могут возникнуть проблемы.
К восьми часам вечера, когда с чёрного неба снова начал потихоньку падать снег, оставляя белые пятна на грязной земле, не выдержал. От Ларса пришла новая партия, и у нас было готово уже восемь гвизарм, а я всё ещё не знал, поняли ли ополченцы, как ими пользоваться.
Отправился на холм, на тренировочную площадку у дома старосты. Там, в свете нескольких факелов, мужчины из ополчения во главе с Хенриком пытались учиться сражаться.
В свете факелов выстроились уставшие, но воодушевлённые мужчины. Хоть вокруг царила тьма, и с неба падал снег, все понимали: времени на отдых нет — нужно использовать любую возможность, чтобы освоить новое оружие.
Хенрик стоял перед ними и показывал приёмы:
— Вот так! — рычал мужик, делая размашистый удар, словно это был топор. — Бей по лапам! Отсекай!
Мужчины по очереди брали одну из восьми гвизарм и пытались повторить. Махали ими неуклюже, как дрынами, пытались рубить воображаемые цели, вкладывая всю силу, но оружие в руках казалось громоздким и несбалансированным для таких ударов. Люди не понимали сути — видели лезвие и пытались рубить, видели остриё и пытались колоть. Никто даже не додумался использовать главное — крюк.
Я стоял в тени, и сердце сжималось. Мужики превратят гениальное в простоте оружие в обычную палку с железякой на конце, и погибнут.
Не выдержав, подошёл ближе к тренирующимся воинам. Остановился в нескольких шагах, не зная, стоит ли вообще вмешиваться — станут ли они слушать какого-то мальца? А главное, как донести до них то, что знаю я? То, как это должно работать.
В какой-то момент один из мужчин — с седой бородой и непропорционально длинными руками — заметил меня. Ткнул товарища в бок и молча указал в мою сторону, затем повернулось ещё несколько голов.
Наконец, сам командир ополчения, показывавший очередному мужику, как «правильно» рубить, остановился и повернулся ко мне всем телом. Хенрик упёр конец древка гвизармы в землю.
— Чего тебе, малый? — прогудел мужик строго с легким раздражением. — Ты своё дело сделал, иди. Дальше — наша забота. А у тебя, чай, делов непочатый край — у нас на всех и оружия-то пока не хватает.
Я шагнул вперёд, осторожно ступив в пустое пространство, что разделяло стоящих в ожидании мужчин и их командира.
— Понимаю, что я не воин, — сказал негромко, но чётко. — Вы — ополченцы, готовые в любой момент встать на защиту Оплота, но, как ни крути, не охотники, как Йорн. Вы — простые жители, крестьяне и плотники… У вас есть семьи и дети.
Несколько мужиков переглянулись, кто-то кивнул.
— А я подмастерье кузнеца…
— Да ладно, парень! — тут же возмутился низенький ополченец, по старой кожаной броне которого стекали капли от тающего снега. — Кузнец ты уже! Вот так себя и зови!
Тут же по рядам прокатились поддерживающие возгласы. Это и вправду ободрило. Кивнул в знак признательности.
— Так вот — не собираюсь учить вас, как биться. Нет у меня для этого ни опыта, ни знаний, но я видел тварей вблизи и понимаю, куда нужно бить, и как это орудие использовать лучше всего.
Ожидал, что командир прервёт, но Хенрик молчал, хоть и недовольно морщился.
И я продолжил — осторожно и без нажима, начал рассказывать всё, что знал: про хитиновый панцирь, который бесполезно рубить, про уязвимое брюхо. О том, что ни в коем случае нельзя сбивать строй, нужно держаться плечом к плечу, не подпуская их близко, и что боевая коса с крюком предназначена не для рубки, а для смертоносного удара — снизу чтобы подцепить и вспороть падальщикам живот.
Мужчины слушали, на лицах появилось сосредоточенное внимание.
Молчал и командир — напускная самоуверенность довольно быстро испарилась, сменившись оценкой. Чувствовалось, что мужчина боялся и за себя, и за семью, и за всех людей. А теперь, когда пошла жизненно необходимая информация, мужчина глубже задышал и даже первым задал уточняющий вопрос.
Я всем своим видом давал понять, что это лишь рекомендации, основанные на опыте и конструкции оружия, а как организовать оборону и выстроить строй — задача для него, для самого опытного воина в этих рядах.
— В строй! — рявкнул Хенрик.
Мужчины тут же выстроились в линию, выставив вперёд гвизармы. К этому времени принесли ещё несколько штук, и количество одновременно тренирующихся бойцов увеличилось.
— Удар снизу — ВВЕРХ! — командовал начальник ополчения.
Солдаты синхронно наносили удары, стараясь подцепить воображаемого противника, но командиру этого было мало.
— Мешки тащи! — крикнул он помощникам. — Сюда, на ящики!
Через несколько минут перед строем стояли набитые соломой мешки.
— Вот это — падальщики! — прорычал Хенрик. — Цель — снизу, под мешок! Это их брюхо! А ну, пошли!
Ополченцы, кряхтя, начали отрабатывать новый, ещё не освоенный удар, и в движениях уже рождался шанс на победу.
Когда стало ясно, что мужчины уловили суть и теперь нужна лишь практика, я незаметно отправился обратно в кузню. Времени было далеко за полночь — устал, продрог на холоде, а глаза слипались. Настраивал себя на ещё один рывок — нужно покрыть маслом свежие наконечники, на которых Ориан уже наверняка оставил узоры.
Подошёл к кузне, схватился за холодную ручку двери, чтобы войти…
И тут деревню пронзил визг.
Высокочастотный и режущий мозг — прямо как в прошлый раз, только теперь он был не одиночным, а словно бесконечное эхо. Сначала откуда-то издали, из глубины леса, затем ближе. Потом ещё один, совсем рядом, у самых стен. Следом за нарастающим многоголосьем писка послышалось новое — утробный рёв, сопровождаемый треском, словно кто-то с нечеловеческой силой ломал сухие деревья. Треск раздавался где-то у частокола и отдавался в ушах, как удары отбойного молотка.
А затем, так же внезапно, как и началось, всё закончилось.
Повисла гробовая тишина. Только звон в ушах и беззвучное падение снежинок в чёрной пустоте ночи.
Замер как статуя, всё ещё держа руку на дверной ручке. Где-то в грязи послышались чьи-то торопливые шаги, но я не понимал, кто это и где. До ушей стали доноситься испуганные шёпоты. Всё пространство вокруг будто сжалось, стало плотным и удушающим.
Сердце забилось не сразу, а с запозданием. С каждой новой мыслью приходило ледяное осознание: «Это падальщики, и они где-то здесь».
Задышал чаще и сильнее — мысли заметались. Что делать?
Визга больше не слышно. «Может, обошлось? Пронесло?» — мелькнула в голове слабая надежда.
С холма донеслись приглушённые голоса ополченцев.
— К оружию… Готовьтесь… — нервный и хриплый голос Хенрика.
— Мама… — испуганный детский голосок с крыльца соседнего дома.
Всё смешалось в один момент, который затягивал в бездонную воронку.
«Так, собраться. Собраться! Если пронесло… хорошо, нужно идти в кузню и…»
«Дима! Вернись в реальность! Какая работа⁈ Жди и слушай — нужно больше информации».
Замер, как и вся напуганная деревня, а затем раздался грохот.
Он шёл не из леса, а снизу, прямо из-под земли — глухой и рвущий звук, будто гигантский червь проламывал путь наверх сквозь мёрзлую грязь.
И тут же, в нескольких домах от меня, раздался леденящий душу женский крик.
— А-А-А-А-А-А!!!
Крик, который эхом пронёсся по всей деревне, обрывал последнюю надежду.
— ЗДЕСЬ! ОНИ ЗДЕСЬ! ВНУТРИ! СПАСАЙТЕСЬ! — дребезжащий мужской голос последовал за криком, ставя кровавое многоточие в бесконечной ночи.
От автора:
Ребята, ваши лайки очень важны для данной серии. Если вам понравилось, то прошу вашей поддержки! Спасибо и приятного чтения!