Синяя трава

Глава 28 (Дни со сто девяносто девятого по двести двадцать восьмой)

Первый малыш-инопланетянин, рожденный в поселке, уже перевалил отметку в полгода и чувствовал себя нормально. Многие люди осознавали, что первый год жизни человека в диких условиях, без квалифицированной и технологически снабженной медицины, едва ли не самый опасный. Огромный опыт поколений и поколений людей на Земле говорило том, как высока вероятность того, что ребенок погибнет. Тем не менее, люди старались об этом не думать, а когда все же думали, то надеялись на лучшее.

Уже и второй малыш, Глафирин, четвертый месяц постигал радости жизни за пределами утробы матери. А еще тридцать две женщины собирались произвести человека на свет в срок от двух до восьми месяцев.

Линг немного завидовала, глядя на то, как Глафира нянчится с ребенком или как у москвички Люды начал расти живот. Ведь сама-то она так и не определилась со спутником жизни, а ведь могла бы уже быть на последних месяцах беременности, если бы проявила должную настойчивость в начале их жизни на этой планете.

Ицхак пережёвывал жареную рыбу в общественной столовой, что расположилась под одной крышей с баней. В целом харчи его устраивали и, откровенно говоря, превосходили качеством осенние ожидания. А вот само здание вместить всех разом, конечно, не могло, так что кушать приходилось в три смены. Неподалёку разглагольствовал Николай Хоменко, которого, как человека практически семейного, подружка могла бы кормить отдельно прямо в бараке. Но так уж сложилось, что лидеры колонии старались обедать в общественном месте, чтобы облегчить решение общих задач в неофициальном общении. Располагались боссы в середине зала вместе с семьями, так что остальные поселенцы могли легко подслушать беседы начальства и наоборот.

– Нужно бы слив как-то утеплить, а то боюсь, перемёрзнет наша канава. Ветками что ли её завалить по всей длине, а ветер всё это снегом завалит, – озаботился бизнесмен.

– Не страшно, – откликнулся Путтер. – Сумеем отогреть землю кострами, если промёрзнет. А пару дней можно пользовать горшки на улице. Рита, уже научившаяся понимать русскую речь, чуть не подавилась, представив перспективу:

– Конечно, нужно утеплить, раз есть опасность перемерзания. Это моя вина. Ну, нет опыта жизни в таком климате. Нужно ещё и за снегом на крышах следить. Теперь учту. Ицхак, пропустив тираду архитектора мимо ушей, между тем благодушно продолжил:

– Вот не понимаешь ты, Коля, привалившего счастья. Прикинь, сейчас тётки на тебя косо смотрят за то, что измордовал народ верёвками для загонов. Ловить скотину-то ещё не скоро, а ты хочешь всё заранее подготовить. Так и с канавой. Вот посуетишься заранее, так никто и не оценит усилий. А когда авария случится, то сможешь подвиг по восстановлению слива совершить. Тогда-то, уж, будь уверен, все заметят ударный труд. А побегав на горшок по морозу, дамы, после восстановления комфорта, простят тебе и верёвки.

– Да ты что, Ицхак! Ведь на прядок проще слегка подстраховаться, чем копать мёрзлый грунт. Ты же инженер!

– Вот это нас и губит, – вздохнул оружейник. – Дашь честный, но неприятный прогноз – враг народа. А если неприятность всё-таки произойдёт, так и вообще – накаркал.

– Вы что, женщин за идиоток держите? – процедила Линг. – Тоже мне, умники нашлись! Якобы, все женщины такие дуры, что дальше, чем на три дня вперед планировать не могут! А кто же, по-вашему, планировал заготовки на зиму и запасал зерно с прицелом на два-три года вперед?

– Нет, не все женщины дуры, – задумчиво отреагировал Ицхак, перебирая в памяти тех нечастых умных, с его точки зрения, женщин, которые ему встретились в жизни. А потом вздохнул и добавил:

– Но многие.

Линг хотела было что-то ответить, но вместо этого поджала губы и ушла в свой барак.

Текстильная промышленность постепенно освоила производство мешков и рюкзаков. Несколько хороших кусков ткани даже отложили на будущее, надеясь использовать в качестве паруса на судах речного флота.

Очень кстати женщины вспомнили про классику советской форменной одежды – костюм ватный. Ваты, понятно, не было, но сшить в несколько слоёв дерюгу ни кто не мешал, и сейчас всё племя срочно обзаводилось штанами местного производства. К весне же требовалось снабдить население и куртками. Кто-то вспомнил о том, что мех летом может сожрать моль, поэтому образовалась нужда ещё и в плотных мешках для хранения зимней одежды.

Дам в таком текстиле больше всего раздражала единообразная расцветка, но с устойчивой симпатичной краской пока ничего приемлемого не получалось.

– Чем вы там вообще занимаетесь в своей лаборатории? – ворчала Виктория. – Когда получите краску?

– Когда получим – тогда получим, – отрезала Линг. – Весной будут экспедиции, может, кто-нибудь найдет красители.

– Ой, ты бы еще понимала что-нибудь в красителях!

– А кто из нас двоих художник? Вот и разберись с красками!

– А кто из нас двоих корчит из себя химика?

– Знаешь что? Если хочешь – попробуй заняться химией вместо меня. Дышу тут гадостью целыми днями…

И на целую неделю Виктория даже заменила Линг в лаборатории. Китаянка не могла выполнять тонкую работу с тем же качеством, что и Виктория, поэтому пока просто занималась кухней, уборкой, мелким ремонтом помещений и немного сельским хозяйством. Но Виктория быстро взвыла от необходимости записывать каждый раз чего и сколько она смешала, да сколько держала, да что получилась и Линг спокойно вернулась к прежнему занятию.

Справедливости ради, нужно отметить, что часто с идеями о покраске подходили и мужчины. Это были оба якута, нивхи, да Осипов Николай. Устойчивость краски их интересовала не сильно, но на яркости все настаивали упорно. Выяснилось, что зима идёт к концу, волчьи шкуры портятся, а без флажков, на которые набралось уже много отходов от шитья, бегать за серыми трудно.

Верёвки для загонной охоты постепенно скапливались, даже не смотря на то, что женщины предпочитали делать хоть и грубую, но ткань. Под чутким присмотром Хоменко и Алтуфьева потихоньку разработали сначала концепцию, а потом и сам забор для загонной охоты на крупных копытных. В качестве экспертов привлекались оба якута и Николай Осипов.

Деревянные стойки соединялись верёвочной сетью. Здесь всё было просто за исключением мелкого нюанса – в примитивном виде такой забор стадо легко снесёт. Вкапывать мощные брёвна – очевидное решение – очень трудно и долго. Да и сами брёвна таскать тяжело. То есть, в простоте такой забор сделать можно, как стационарное сооружение, но нужно точно знать пути миграции животных. Поэтому стойки требовалось сделать лёгкими и подвижными так, чтобы всё сооружение легко смещалось, но при этом, не разрушалось и не падало. Предполагалось, что толкать забор скотина быстро устанет, а уж тогда-то охотники и повяжут нужных животных.

Забор хотели испытать на мелких оленях, но отказались от этой затеи, так как животные не обладали нужной массой и не ходили большими стадами. Тем не менее, выход нашелся. Сначала забор был атакован хорошо бронированной толпой воинов, а позже внутрь такой ограды загнали верблюда и бычков. Довольный Хоменко и сам принял активное участие в испытаниях, отрабатывая методику застёгивания забора, после того, как стадо попадает в мешок. Наконец, набрав деталей на два километра загона, бизнесмен объявил, что пока можно заняться чем-то другим. Под другим подразумевалось строительство капитальных загонов вблизи посёлка.

– Ты что, собираешься долбить промёрзшую землю? – поинтересовался Айаал.

– Нет, конечно. Но комплектующие к весне должны быть готовы.

Кузница позволила резко поднять качество инструмента, что немедленно сказалось на скорости строительства и заготовки леса. Даже в работе гончарной мастерской новый пресс и формы для него произвели революцию. Кирпич и черепица отныне приобрели практически заводское качество. Дизайнеры стали работать над формой глиняной посуды.

Бригада максима, наконец, завершила эвакуацию самолёта с берега реки.

Освободившиеся специалисты приступили к изготовлению оборудования. Ветряки нужно было сделать к весне и летом их установить. Непременно следовало сделать деревообрабатывающие станки. Отдельно шли мельницы, которые нужны были как для продуктов, так и для исследования руды.

Близость весны заставила сосредоточится на земледельческих орудиях и флоте. Перспективные исследования по стеклу пришлось отложить. Так же ушли в долгий ящик текстильные машины. Зато изготовили шаровую мельницу для истирания глины, извести и геологических образцов. Вот её-то летом следовало прицепить к ветряку. Появились удобные железные топоры, пилы, ломы и кувалды.

В проекте шел кормоизмельчитель, так как к следующей зиме животных хотелось обеспечить силосом. Кроме того, пришла пора подумать о бумаге, для которой нужна проволочная сетка. А это требовало изготовления валков. И всё вместе упиралось в желание сделать подшипник. Раздавались невнятные голоса и за сенокосилку, но подумав, решили, что пока можно справиться с кормами и вручную.

Хорошо дело шло с ульями. Неплохо – с бочками, для стягивания которых появились металлические шины. Эти же шины сильно продвинули вперёд производство колёс для тележек.

– Весной, как снег сойдет, нужно будет начать исследовательские экспедиции, – поделился мыслью Алтуфьев с Рокотовым.

– Что, прям вот так сразу и срочно?

– Да. Чтоб если что-то интересное найдем, можно было уже летом и осенью начать разрабатывать месторождения. Люди уже ходили на два дня в разные стороны, теперь я предлагаю на запад и восток отправить по три экспедиции на неделю.

– А на север и юг?

– А на север и юг – по две, вдоль двух берегов реки. Плавучие или пешие? Плавать-то пока умеем только вниз по течению. Пусть плывут вниз, бросают там плот и возвращаются пешком. Скажем, четыре дня, если плыть вниз от самой южной заимки. А вверх по реке – пешком выше северной заимки десять дней, обратно – на плоту.

– То есть всего три плюс плюс две, плюс две… Десять экспедиций. Если в каждой по шесть человек, это шестьдесят. Плюс по шесть человек на четырех заимках, порядка двадцати на разных добычах известняка, соли и прочего. Итого сто человек. Я думаю, лагерь останется слишком незащищенным. К тому же, если наблюдатель просигналит тревогу, с окрестных локаций люди успеют вернуться в лагерь. А экспедиции – нет.

– Ну… Можно тогда не все экспедиции отправить одновременно. Это еще одна причина начать пораньше.

Медики тихо радовались, боясь сглазить удачу, что трупов в течение зимы не появилось. Их барак пустовал без пациентов, и компания тихо употребляла недельную порцию самогона в узком профессиональном кругу.

– Вот, казалось бы, ерунда – каких-то несколько вырванных зубов, – размахивал руками Олег. – А обезболивающего нет – и народ нервничает. Хотя больше всех волноваться следовало бы мне. Я то уже руку набил, но себе зуб удалить не смогу. Стало быть, меня станет мордовать дилетант. А посуды для экспериментов нет.

– Всё так, – согласилась с нейрохирургом Ирина Ахмадулина. – Но летом кого-нибудь непременно будем хоронить.

– Что так мрачно-то?

– Беременных много, – сообщила врачу медсестра, поглаживая живот. – И статистика здесь играет против нас. Олег поморщился. Действительно, кого-то наверняка придётся резать. А кому достанется это неприятное дело? Понятно кому. Можно пальцем даже и не тыкать. Вздохнув, мужчина признал правоту Ирины:

– Ладно бы только роженицы, но ведь летом опять кто-нибудь сумеет попасть под копыта или бревно. За зиму мы обогатились в оснащении лишь спиртом и тряпками. Пожалуй, стоит заказать пилку и долото на всякий случай. Не приведи бог, чтобы мне понадобился этот наборчик.

Пока кто-то убивал зимнее время на лесоповале или в кузнице, кто-то другой развлекался иначе. К примеру, имея одного хирурга на всё племя, люди, как могли, старались уберечь специалиста от тяжелого физического труда, чтобы руки его не огрубели и не утратили точность хода. В результате Олег, от нечего делать, изготовил себе симпатичный костяной доспех. Компанию ему составил израненный Пётр Алтуфьев, а консультантами выступали Лев и Ицхак. Путтер и сам сделал костяной бронежилет, но поменял его на дерюжный костюмчик. Такое развлечение сильно радовало военных, но первую башню для молитв уже сделали, и Илья вновь озаботился духовностью.

– Ицхак, а ведь ты у нас еврей, – задумчиво произнёс Буданов.

– Ну? – не стал отпираться Ицхак.

– Вот! – обрадовался офицер. – А это значит, что нужен ещё один храм. Должны же иудеи где-то молиться?

– Наверное, где-то должны, – опять не стал спорить Путтер. – А сейчас они где молятся?

– То есть как где? – опешил Илья. – Тебе лучше знать, ведь кроме тебя нет никого. Ну, в смысле, ты пока единственный еврей на планете.

– Угу, – подтвердил Ицхак.

– Чего угу? Нужен тебе храм? – стал терять терпение офицер.

– Не нужен.

– Да я и сам знаю, что не нужен, – поморщился пожарный. – Но ты мог бы сделать вид, что нужен?

– Нет.

– Почему?

– Да хлопотно. Там хотя бы подметать нужно будет. И молиться я не умею. Вот принимай сам иудаизм и требуй храм!

– Нельзя. Марьяна говорит, что для не еврея нужен специальный обряд. В общем, не прокатит.

– Ну, так ислам прими или буддизм какой-нибудь!

– Не поверят, – вздохнул Буданов. – Национальность у меня неправильная. И не знаю я ничего о верованиях.

– Ну, как не знаешь? Ты же всех уже обошел? Нарыл что-то подходящее? Здесь же полно народа из разных мест. Наверняка верующие найдутся.

– Это кажется только, что много разных, а на самом деле китайцы ни во что не верят. Французы – тоже христиане, а для них храм есть. Нивхи с якутами во что-то веруют, но без храма обходятся. Мусульман и буддистов нет совсем.

– Дятел ты, Илья. Этих сект христианских – вагон и маленькая тележка. Если хорошо побегаешь, то наберёшь к марьяниной секте каких нибудь православных и католиков. Это минимум ещё два разных храма.

– Точно! – обрадовался военный. – Нужно уважать самобытность самых разных культур.

Запах приближающейся весны заставил крестьянские души шевелиться. Несмотря на то, что длительность года, а стало быть, и тёплого периода, обещала быть больше земной, перцы и помидоры высадили в коробки и заняли почти все имеющиеся окна. Высадили, понятно, не одновременно, так как оптимальных сроков никто назвать не мог, да и сбор урожая следовало максимально растянуть по времени.

– Печально, что теплиц-то нет, – сокрушалась Марьяна, благодаря которой, собственно, семена и оказались в самолёте.

– И не говори! Хорошего, конечно, мало, – соглашалась с ней Мирослава. – Если стекло делать не научимся, нужно будет хотя бы из пузырей что-то придумать. Но в этом году придётся обойтись имеющимися окнами.