Глава 23 (Дни с сорок девятого по пятьдесят шестой)

Место под ближнюю к основному лагерю северную заимку нашли не сразу.

– Чего это мы станем строить просто приют для странствующих туристов, – забраковал выбранную Ритой площадку до неприличия хозяйственный Николай Хоменко.

– Нужно выбрать самоценное место, чтобы оно было полезным не только для транзитных путешественников. Спорить с упрямым субъектом, к тому же вооруженным револьвером, никто не стал. Шалаш на ночь сделали, тем не менее, на том месте, что предложила архитектор. Половину следующего дня потратили на поиск чего-то более подходящего. В итоге базу перенесли на полчаса пешего хода вверх по одному из ручьёв, не берегах которого была возможность заготавливать лес. Правда, деревьев было не слишком много, но за одну зиму лесорубы всё уничтожить не смогут.

* * *

Прошло чуть больше месяца, а поселенцы уже начали думать. Женщины перестали таскать рогоз для кровли, а стали складывать связанные пучки на берегу ручья. За пять дней набрали материалу на все задуманные крыши, да ещё и с запасом.

Гарик оставил отлаженный маршрут от конопли до бобров на помощников, а сам с новой бригадой бурлаков потащил рогоз до заимок. Одного рейса должно было хватить на все четыре стоянки. Затем тремя рейсами планировалось доставить остаток к основной базе.

Плот с грузом дошёл до места впадения ручья в реку. Здесь экипаж судна сбросил на берег половину веников, предназначенную для двух северных заимок. Позже этот рогоз предстояло тащить вверх по реке с помощью бурлаков. Не очень удобное занятие, но, по крайней мере, груз сплавили до развилки.

Сами же поплыли дальше вниз. На ближайшей заимке прихватили Рокотова со сменой для самой южной стоянки, и добрались до места большой компанией.

На следующий день сменщики Рокотова прислали по радио сообщение следующего содержания: появилось стадо крупных лохматых коров. Три человека ушли сопровождать их, и будут жечь сигнальные костры по ходу движения животных.

Новость воодушевила всю толпу, собравшуюся на южной заимке.

– По всей видимости, предполагаемая добыча рано утром форсировала реку и двигалась к горам на западе, – предположил Рокотов.

– Да, наконец-то появился шанс завалить сразу стадо, – подхватил Гарик. – Жалко только, что стадо уходит от реки.

– Ничего страшного, возможно, нам удастся развернуть его обратно к реке.

Оставив двух человек на заимке, остальные немедленно выдвинулись на помощь той троице. Чтобы развернуть стадо в пятьдесят голов, нужно иметь много людей, а развернуть его желательно как можно скорее.

* * *

Заготовка облепихи сошла на нет, что освободило много женщин для других увлекательных занятий. Коноплю собирали с каким-то остервенением. Женщины просто мечтали получить ткань. Понятие уюта отчего-то прочно ассоциировалось с простынями, а не сеновалом в шалаше. К счастью, дефицит рукавиц удалось, наконец, ликвидировать. Теперь народ мечтал о кожаной обуви, так как лапти безбожно протекали. Принципиально проблему промокаемости обуви решал полиэтиленовый мешок, в качестве одного из носков, но долго в такой амуниции ходить было неприятно.

Половина женщин с облепихи подалась не на сбор конопли, а в основной посёлок, где дамы занялись подвозом достаточно размокшей этой замечательной культуры и огородом. Зерно продолжали заготавливать в рассчёте на гусей и уток. Поголовье поросят, благодаря охотникам, росло, но очень медленно.

* * *

Аркадий Володарский искренне считал, что торсионный арбалет нужно довести до ума не дожидаясь зимы. Что-то подсказывало офицеру, что вероятный противник орудует копьём и луком не хуже землян. Надеяться нужно в первую очередь на технологическое преимущество, что, конечно, тренировок никак не отменяло. Сейчас офицера волновали стрелы. Опыт, полученный лучниками, говорил, что от стрел зависит очень многое в точности и дальности поражения. В конце концов, Ицхак согласился, что самостоятельные эксперименты Аркадия не скоро смогут дать заметный результат, если учесть некоторую криворукость бывшего бухгалтера. Конечно, теперь все что-то делали собственными силами, но стартовые условия уж очень сильно различались.

Для начала оружейник тупо оснастил агрегат угломером, состоявшим из транспортира и жидкостного уровня, по которому определялся горизонт. Гораздо сложнее оказалось приспособить динамометр. В результате, оружие настолько усложнилось, что превратилось просто в испытательный стенд. Зато теперь можно было сосредоточиться на стрелах.

– У нас нет высокоскоростной видеокамеры? – поинтересовался умелец у Петра Алтуфьева.

– Нет, к несчастью. А ты хочешь видеть полёт стрелы?

– Конечно, хочу. Это сильно упростило бы разработку правильных стрел. Научный вождь задумался.

– Вот я в детстве молнию фотографировал. Так ставил фотоаппарат на ручную выдержку и ждал проблеска с открытой диафрагмой. Молния засвечивала плёнку, и можно было видеть весь путь электрического тока.

– Так. Интересно, – поддержал направление мысли друга Путтер.

– Вот я и думаю, что если стрелу макнуть в керосин, а потом поджечь и выстрелить, то ночью можно заснять весь путь.

– Отлично. Только весь керосин со стрелы тут же слетит и пламя собьётся.

– Ну, тогда только люминофором или фосфором намазать, – с досадой отказался от собственной же идеи Алтуфьев.

– Нет, Петя. Попробуем заснять полёт днём. Надеюсь, что на фоне обрыва ярко окрашенную стрелу можно будет рассмотреть.

– Так снимать-то придётся с реки или вообще с другого берега. Но сработать может. Диафрагму поменьше сделаем. Резкость должна хорошей получиться.

– Дороговато нам обойдётся это удовольствие, – пробурчал механик. Придётся отвлечь несколько человек. И не однажды.

– Да, – согласился физик.

Механик продолжил возиться с испытательным стендом, а Алтуфьев смотрел как будто сквозь него и несколько минут молчал, а потом спросил, совершенно неожиданно для Путтера:

– А как ты относишься к теории дополнительных измерений?

– Чего?

– Ну, дополнительные измерения. Вот смотри. Если бы мы были плоскатиками…

– Кем-кем?

– Плоскими объектами. То есть, если бы мы были плоскими объектами, двухмерными, а не трехмерными, и могли бы перемещаться только в пределах одной плоскости. Ну…

Вот, допустим листок, представим, что он плоский, – Алтуфьев оторвал лист лопуха.

– И на нем живут человечки, такие же плоские, – он положил маленький листочек на лист лопуха. – Они могут перемещаться только по поверхности лопуха, ни вверх, ни вниз не могут. И они думают, что лист лопуха – это Вселенная, что кроме него ничего не существует. А параллельно их листу, совсем близко еще один лист, – Алтуфьев положил первый лист лопуха на землю, оторвал второй и держал его в нескольких сантиметрах над первым. – А теперь смотри.

– Ох, еще и смотреть, – проворчал Путтер. Так-то он только краем глаза поглядывал и краем уха слушал. А теперь ещё и смотреть нужно.

– Так вот, смотри, – продолжил Алтуфьев. – Какая-то неведомая сила берет человечка, – он подобрал маленький листочек. – И перетаскивает его в другую.

Вселенную, используя третье измерение. Видишь? Я переместил маленький листочек с одного лопуха на другой. И расстояние между этими двумя лопухами очень маленькое. Но! В силу своей двухмерной природы, маленький листочек понятия не имел о существовании второго лопуха. И сейчас он там сидит, ничего вокруг не узнает и недоумевает – кто, а главное, как, мог оттащить меня так далеко за такое короткое время.

– Ну.

– Вот также могло быть и с нашим самолетом.

– Так мы ж не двухмерные.

– Да, в том-то и дело, мы трехмерные, а перетащить нас могли через дополнительное четвертое пространственное измерение! Путтер вздохнул.

– Ну… Пусть так, – пожал он плечами. – Тогда мы как бы в другой Вселенной что ли?

– На самом деле, можем быть и в той же, – воодушевился Пётр, ошибочно восприняв вялый вопрос собеседника, как проявление интереса к теме. – Смотри, если листочек сам по себе плоский, это не значит, что и Вселенная для него должна быть плоской. Она может быть какой угодно поверхностью, – ученый изогнул лист лопуха так, что два края почти касались друг друга. – Но в силу своей двухмерной природы, листочек воспринимает лопух, как плоскость. Смотри, когда маленький листочек проходит лопух от одного конца до другого, он движется только по его поверхности и думает, что преодолел двадцать сантиметров! На самом же деле, мы, трехмерные люди, видим, что листочек преодолел расстояние только в два сантиметра. Наша Вселенная тоже может быть трехмерной поверхностью в четырехмерном пространстве. И мы отсюда не видим Солнце и прочее, нам кажется, что оно далеко. А на самом деле, через дополнительное измерение в четырехмерном пространстве, есть другой путь, очень короткий, который вполне можно преодолеть за четыре часа. Столько, сколько падал самолет.

– Очень занимательно, – равнодушным тоном прокомментировал Путтер.

– Ну, так могло это быть четвертое измерение? Есть ли какая-то очевидная ошибка в моих рассуждениях? Что думаешь?

– Да я не знаю, – проворчал Ицхак. – Я об этом вообще не думаю.

– Тебе это неинтересно, так?

– Неинтересно. Но еще я думаю, что это бесполезно. Нам надо думать, как наладить жизнь здесь, а не об устройстве Вселенной. То есть я работаю над арбалетом, пытаюсь, так сказать, совместить приятное с полезным. А ты предлагаешь мне совместить неприятное с бесполезным. Так что извини!

Алтуфьев ушел. Тяжело думать одному, когда даже обсудить идеи не с кем. А приходится.

Линг, которая часто крутилась поблизости от жениха, подслушала часть разговора. Она не очень поняла эти рассуждения о четвертом измерении, но ей понравилось то таинственное, что в них содержалось. Эта таинственность, может, даже романтика, которая иногда проскальзывала в словах Петра, никогда не содержалась в словах Ицхака. И почему-то от этого становилось немного грустно. Почему он настолько приземленный. Нет, она и сама, конечно, больше думает о повседневных или возможных проблемах, чем об абстрактных философиях, но иногда хотелось отвлечься.

* * *

Новость о кочующем стаде привела поселенцев в основном лагере в ничуть не меньший восторг, чем их товарищей на заимках.

– Ма-ам, ну можно я тоже поеду на охоту? – спросила Саша.

– Нет, останешься пока здесь. Ловишь своих зверьков – вот и лови!

Девочке пришлось с берега смотреть, как плот, груженный тридцатью мужчинами и двадцатью женщинами, включая ее мать, отбывает на охоту.

– Как мне надоело уже это все, – пожаловалась Саша своей подруге Алёне, девочке из семьи нивхов. Которую, кстати, родители пока не успели уведомить, что ее выдают замуж за Эриха. Впрочем, жених пока и не дал согласия.

– Надоело что?

– Да то, что все командуют, куда-то не пускают, что-то заставляют. Скорее бы уже вырасти и самой решать, что мне можно, а что нельзя.

– Так это же племя. Даже когда вырастешь, то не сможешь сама ничего решать. Всегда кто-то будет командовать и говорить, что делать.

– Ну, почему, тут многие сами решают, что они хотят делать. Взрослой все равно быть лучше. А мы уже почти все делаем, как взрослые. Но ничего не решаем. Даже что нам самим делать.

– Ну, не знаю. В принципе, если ты делаешь то, что безопасно, не мешает другим и если ты при этом успеваешь выполнять, так сказать, общественные обязанности, то тебе, вроде, это не запрещают.

– Я хочу на нормальную охоту, а не сидеть в лагере все время.

– Ты можешь попроситься на заимку в следующий раз. Или в экспедицию. Вполне могут взять. Всё какое-то разнообразие. Хотя, честно скажу, я была на заимке, ничего там интересного нет.

* * *

О том, что стадо из шести гусей устроилось ночевать в ловушке на бобровой запруде, сообщил молодой парень – Игорь Мальцев. За добрую весть хлопец тут же потребовал взять его с собой на охоту. Ответственным за операцию по отлову птицы числился Николай Осипов, который возражать не стал. На переговоры к начальству бывший конюх отправил Буданова – нужно было договориться о материальном обеспечении экспедиции.

– Мирослава, мы сейчас за птицей пойдём, – начал издалека переговорщик.

– Без меня, что ли, не справитесь?

– Справимся, конечно. Осипов рекрутировал нивхов поголовно, да ещё и этого пацана – Игорька с собой берёт.

– Вам что, сухой паёк выдать?

– Да взяли уже. Но холодно уже в воду-то лезть. Как бы не заболел кто… До женщины стало потихоньку доходить:

– Возьми скипидар у медиков! Народу у вас много – найдётся кому растереть.

– Ладно, возьму. Но и во внутрь нужно что-то.

– Теперь совсем понятно. Пошли к Галие, спросим сколько вам нужно!

– Да я и так знаю. Литра полтора достаточно будет.

Выпросить удалось по сто миллилитров на каждого из пятерых пловцов, чем офицер и удовлетворился без скандала. Прихватив два грузовых поддона и фонарь охранника, группа захвата выдвинулась к бобрам. Шли неспешно, чтобы дать птичкам получше уснуть. Тяжелые поддоны и темнота тоже к бегу не располагали. Радовало, что комары уже уснули. Впрочем, несколько штук особо настырных всегда найдутся. На подходе к месту назначения командир напомнил порядок действий ещё раз:

– Действуем тихо, пока не закроем ловушки. Свет фонаря до тех пор на воду попадать не должен. Те, кто не лезет в воду, разводят костёр, но тоже без отсвета на воде. Уток, если что пойдёт не так, можем и прошляпить – поймаем позже на болоте, а вот гусей нужно взять обязательно. Слух, кстати, у гусей хороший. Сначала мы с Ильёй добираемся к гусям первыми, а уже по отмашке пусть заходят в воду остальные и плывут к уткам. Не так уж и темно сегодня, так что друг друга будем видеть. Услышите шум – закрывайте свои ловушки, если успеете.

Вскоре пловцы разделись, и Буданов про себя матюгнулся – не всё в этой жизни он ещё понимает правильно – у нивхов и Николая на груди болтались ножи, а вот он – офицер, оказался таким же лохом, как и школьник. Игорёк тоже сделал нужные выводы для себя, но ему-то обидно не было. Именно для такого опыта он и напросился сюда.

Совсем бесшумно плыть не получилось, но парочка старалась держаться самых тёмных мест, поэтому гуси слегка повозившись, вскоре вновь затихли. Стараясь не шуметь, Николай махнул рукой остальным. Нивхи первыми добрались до своих ловушек, и сделали это аккуратно. Игорь же в темноте умудрился качнуть плотик со спящими птицами. Утки рванули наружу. Шуму оказалось достаточно, чтобы все охотники принялись закрывать домики – ловушки. Потом плоты пришлось снимать с якорей и быстренько толкать к берегу.

Когда пловцы вышли на берег, то зубы их отбивали частую дробь. Мужчин сразу разместили вокруг костра и принялись натирать скипидаром. Двое мальцов остались стеречь гусей, которые не прекращали попыток разломать клетку. Поддоны принесли в качестве клеток, но, осмотрев ловушки, охотники решили, что пересаживать птиц никакого смысла нет.

До утра добычу трогать не стали, но когда на рассвете из лагеря пришла подмога, гуси всласть покричали, пока их вытаскивали из ловушек, подрезали перья на крыльях и расталкивали по корзинам. Ещё через два часа птичий двор принял пополнение.

* * *

Охотникам на коров удалось обойти стадо с западной стороны, и теперь они, с помощью костров и факелов, пытались оттеснять животных к реке. В прошлый раз столь же массово охотились на верблюдов, и результаты той охоты оставляли желать лучшего. Но теперь, вроде бы как, и оружие было получше и навыки. Были тут и восемь лучников, включая тяжелых воинов, был и Путтер со своим стендовым арбалетом.

Аркадий уговаривал Антона с Василием, как самых увесистых мужчин, нацепить доспехи. Уж очень хотелось офицеру проверить амуницию хоть в каком-то деле.

– Ну, что я как клоун-то попрусь? – капризничал Антон. – Сам вон напяливай доспехи и бегай в них!

– Хорошо, сам тоже одену.

– Ну, тогда ладно. За компанию – согласен. Будут потом былины рассказывать о трёх придурках на охоте.

Почти половина мужчин и женщин вооружились копьеметалками, были и те, кто собирались метать легкое копье. Антон, увидев быков, взял в каждую руку по тяжелому трёхметровому копью, заявив:

– Такую скотину не стоит дразнить дротиками. Уж метнуть-то я смогу и что потяжелее.

В связи с таким большим количеством метательного оружия, однозначно было решено, что все нападают только с одной стороны – с запада. И нападают не сразу, а по сигналу.

Аркадий, который должен был подать сигнал, вспотел и искусал себе все губы. Охота была важна – коровы нужны были и на мясо, и на мех. Но, с другой стороны, это был и момент истины – сейчас племя покажет насколько оно продвинулось в навыках по сравнению охотой на верблюдов. Конечно, охота никак не сопоставима с боем против людей. Но если результат окажется плачевным сейчас, то… То что? В любом случае, племя имело то, что оно имело. Как бы плохо люди ни умели обращаться с оружием, других солдат не было. И офицер понимал, что от этого никуда не деться.

Договорились, что обстрел животных будет проводиться в течение двух минут, и только после этого, не забывая прихватить копья, поселенцы выступят в роли загонщиков, стараясь удержать разбегающихся животных. Главное, чтобы никто не начал стрелять после того, как часть людей уже начали бежать вперёд.

Несколько часов животных потихоньку гнали на восток, пугая факелами и криками. Наконец, офицер решил, что животные подошли к реке достаточно близко, и подал сигнал к началу атаки. Каждого стрелка прикрывал мужчина, вооруженный тяжелым копьем, основной задачей которого было охранять своего подопечного и себя. Разномастные стрелы, дротики и копья тучей полетели в несчастных животных. Раздался недовольный рёв и жалобное мычание раненых и стадо, толкаясь, в панике побежало к реке. Однако, здесь была допущена фатальная ошибка. Несколько лёгких дротиков воткнулось в крупы отвернувших было животных. Серьёзных увечий такие раны не нанесли, но сильно разозлили быков. Некоторые животные, вместо того, чтобы бежать к реке, развернулись и понеслись назад, на источник боли. Галине и ее охраннику Алтуфьеву не повезло – на них летели сразу две коровы, лишь слегка раненные, но очень злые. И, хотя Петр успел всадить копье в лёгкие первой из них, остановив животное, таким образом, вторая сбила с ног их обоих.

Как и ожидалось, против крупных животных эффективнее всего показало мощное оружие. Так Ицхак сумел сделать из арбалета лишь один выстрел, раздробив быку плечо. Быка добил дубиной, которую таскал вместо копья, Василий, сам уложивший из лука четырёх коров. Антон действительно сумел бросить оба тяжелых копья, которые так же надёжно обездвижили жертв.

Вскоре почти все кинулись догонять подранков почти без надежды на успех, а Олег Константинов, Ирина Ахмадулина и Николая Рокотов кинулись к раненым. Осмотр показал, что у Алтуфьева закрытый перелом правого бедра и правой руки выше локтя, а Галина… Галина убита насмерть. Ей достались два сильных удара в голову и грудь, и этого оказалось достаточно.

– Точно мертвая? – как попугай повторял Рокотов.

– Точно, точно, – подтвердил Олег. – Никаких признаков жизни. Он, как только понял, что женщина мертва, сразу приступил к оказанию помощи мужчине.

– Галя погибла… Это я виноват, – тихо бормотал Алтуфьев. – Я же должен был ее прикрывать. Шок еще не прошел, боль не чувствовалась остро. Только глубокое чувство вины в смерти другого человека поглощало все существо ученого. Почему, почему он так халатно тренировался?

А стоящий рядом Рокотов, все пытающийся тщетно привести к жизни несчастную женщину, гнал от себя мысли, что все-таки он рад, что убита Галина, а не Петр. Потому что он представляет большую ценность для племени. Хотя, рожать-то могут только женщины, а численность потомства способна оказаться решающей для выживания. Но разве можно так рассуждать? Жизнь каждого человека бесценна! Видимо можно. Если не рисковать, то и выжить будет нельзя. У Галины осталась сиротой четырнадцатилетняя дочь, а он думает о какой-то там абстрактной выгоде для племени, которое вообще неизвестно сколько просуществует.

Итогом охоты стали двадцать убитых коров, один раненый человек и один – невосполнимая потеря для племени – убитый. Галину транспортировали на плоту вместе с раненым, разделанными тушами и остальными, оставшимися целыми, людьми. В паре километров от поселка, с западного склона от первого холма закопали обнаженный труп. Женщину опустили в яму на подстилку из листьев рогоза, этими же листьями слегка прикрыли тело перед тем как засыпать. На место, где покоилась первая жертва племени, навалили камней. Рокотов отметил для себя, что зимой нужно бы сделать небольшую стелу из известняка с именем и годами жизни. Пока что на этой территории покоился только один человек, но все осознали, что выбрали место под кладбище. И пусть сейчас здесь только один человек, но будут и другие. Охота дала им шкуры и мясо двадцати коров, но какой ценой… И ведь шкур нужно во много раз больше.

* * *

Несмотря на то, что в сезон заготовок день, так сказать, год кормит, ещё несколько человек пришлось отвлечь в производство. Коноплю пришлось обрабатывать, не дожидаясь зимы, так как верёвки и ткань нужны были не меньше еды. Сначала пошла мужская конопля, которая хоть и была крепче женской, на тонкую мягкую нить не годилась. Валки, почти что шестерни, которыми мяли стволы растения, сделаны были из двух толстых кусков бревна, расположенных друг над другом. К верхнему с двух сторон приделаны ручки, так что в профиль вал походил на корабельный штурвал. Нижнее бревно вращалось от верхнего, а вот верхнее крутило четыре дамы разом. Между валками нужно было кому-то ещё подавать сырьё. Кто-то принимал жеваный продукт и отгребал отвалившуюся ость с прочим твёрдым мусором. И всё это на несколько раз повторить нужно было. Дальше – хуже. Почти такая же конструкция, но с шипами, теребила и чесала будущую пряжу. Здесь отходов было ещё больше. Потом была ещё одна чесалка с зубцами, расположенными чаще. Её очень хотелось сделать из закалённой проволоки, но пока приходилось обходиться деревом. На обслуживание всех эти агрегатов каждый день выходило шесть женщин. Ещё два десятка в день садилось прясть.

Загрузка...