Решение это было нелегким, вымученным плодом бессонной ночи. Обратиться к Грешникам значило признать свою несостоятельность, свой страх перед Койотами.
«Но если Роланд действительно причастен к тому массовому нападению легионеров каким-то немыслимым образом, то разве Джим не должен знать этого?» – убеждал я себя мысленно. «А если не причастен, и все это – пустой блеф, то кто обвинит меня в том, что я забочусь о собственной группе? В конце концов, я должен знать своего врага, а кто, как не Хирург, сможет рассказать мне о Сером Койоте?». Я надеялся, что он успокоит меня и скажет, что все это лишь лай, цель которого отпугнуть противника, но никак не вступить с ним в схватку, и если я не поведусь, то пройду своего рода проверку в рядах охотников и смогу спокойно продолжить работу. Правда, как убедить Хирурга рассказать мне хоть что-то, я не знал. Этот здоровяк и без того был немногословен, а теперь я для них стал предателем, бросившим группу. Или, может, стал только для Джима? Ведь, в действительности я не знал, как ко мне теперь относится этот угрюмый тип.
Так или иначе, все мои размышления и сомнения ничего не меняли. Я должен был попытаться узнать хоть что-то о Койотах и их лидере. И потому на следующий же день после разговора с Роландом, рано утром я стоял у дверей клуба Кожа-да-Кости. Может, следовало прийти позже, но мне, все равно, не довелось поспать этой ночью. Да и Лилит, если повезет, не заметит моего отсутствия, и не придется ей ничего объяснять. Оставалось лишь надеяться, что Джим и Хирург просыпаются так же рано, как и прежде. У меня, ведь, это привычка сохранилась.
В баре, как и всегда по утрам, было пусто. Ни бармена за стойкой, ни официантов, ни посетителей. Порадовавшись этому, я быстро прошел через погруженный в полумрак зал к двери, ведущий в логово Грешников, и подумал, что это бессмысленно. Джим без сомнений вычеркнул меня из базы данных, и дверь не откроется. И все же я попробовал, приложив ладонь к сканеру, скорее из отчаяния, чем всерьез надеясь на успех. Представьте же себе мое удивление, когда дверь действительно открылась. Что это могло значить? Что Джим все ещё надеялся на мое возвращение? Или что он настолько увлекся своей траурной алко эстафетой, что совершенно забросил все прочие дела? Во второе мне как-то больше верилось. «Но как же Хирург?» – размышлял я, никак не решаясь зайти. – «Почему он не взял дела в свои руки, если Джим совсем раскис?». Все ответы ждали меня там, внутри, но глядя на дверной проем и коридор за ним, ведущий в глубины логова, некогда бывшего мне почти что домом, я никак не мог сделать этот шаг.
Сколько времени уже прошло с тех пор, как я последний раз переступал этот порог? Не так уж много на самом деле. Даже полугода не прошло еще. И все же казалось, что бывал я здесь когда-то в другой жизни. И отчасти так это было правдой. Я приходил сюда после смерти Пастыря, занимался машинами в гараже, но воспоминаний о тех серых, пустых днях почти не осталось. И теперь мне казалось, что последний раз я входил в эти двери в то утро, перед выездом на последнее задание Грешников. Был жив Пастырь, и будущее виделось ясным и светлым, как бы странно это не звучало для охотника. Теперь все изменилось. Так резко, неожиданно и несправедливо. И глядя в этот темный проем, как и глядя в собственное будущее, я не мог даже представить, что ждет впереди. Однако, я, все же, сделал этот шаг, не стал отступать, и дверь за спиной закрылась, навсегда отрезая прошлое от будущего.
Быстро пройдя по до боли знакомому коридору, я оказался в штабе. И здесь все было почти так же, как и раньше. Почти, и все же, кое-что изменилось. Все мониторы были выключены, и помещение освещала одна единственная люминесцентная лампа под потолком, другие три, видимо, перегорели. Однако, и этого света мне хватало, чтобы различить неимоверное количество пустых бутылок из-под виски, остатки недоеденных закусок на тарелках из бара, несколько пивных кружек оттуда же, горы окурков и еще явные следы буйного помешательства, во время которого кто-то, скорее всего Джим, конечно, разбивал бутылки о стены, крушил и швырял все то, что попадалось под руку, и в порывах бессмысленной и неконтролируемой злобы разбивал аппаратуру, стены и мебель. Весьма печальная картина запустения дополнялась бьющим в нос резким запахом табака и спиртного.
Да уж, такого я, точно, не ожидал. Медленно проходя по комнате и слыша, как под подошвами ботинок хрустят осколки стекла, я не мог поверить в то, что вижу.
«Неужели Джим натворил всё это? Конечно, он, кто же ещё? Но где Хирург? Почему не остановил его? Что, черт возьми, происходит?». Но размышления на эту темы были прерваны знакомым мне, хоть, и охрипшим голосом Джима, раздавшемся из-за спины:
– Какого черта ты тут делаешь, Клайд?
Я резко обернулся и увидел своего друга, стоявшего в дверях, ведущих в медицинский отсек. Правда, не сразу я понял, что это он. Потребовалось несколько секунд, ведь, перед собой я видел уставшего, раздавленного жизнью человека, с черными мешками под глазами, растрепанными и спутанными волосами, которые прежде он всегда заботливо собирал в хвост, в помятой и грязной серой майке, походных штанах и всего одном развязанном ботинке на левой ноге. На месте правой ноги из-под штанины блестел хромированный металлический протез, во всем имитирующий человеческую стопу. Он, кажется, постарел лет на пять, но это был Джим, без сомнения. Точно, Джим.
«Боже, что же с ним стало!».
– Джим… – вот и всё, что я выдавил из себя, поражаясь тому, что вижу перед собой.
– Что ты здесь делаешь, Клайд? – повторил свой вопрос Джим, его слегка качнуло, и, удерживая равновесие, он оперся рукой о стену. Голубые глаза буравили меня исподлобья, и я с облегчением отметил, что в данный момент они не затуманены алкоголем. По всему заметно, что вчера он пил, и сейчас это напоминало о себе неслабым похмельем. Однако, алкоголь уже не мешал ему мыслить. И у меня появилась надежда на вменяемый диалог.
– Я пришел по делу, Джим, – сказал я уверенно, надеясь, что смогу донести до него, что это действительно так.
– Погоди-ка, погоди, – Джим опустил голову и несколько раз мотнул ею, как будто пытаясь этим поставить мысли на место.
Затем снова поднял на меня глаза и невесело ухмыльнулся:
– Ты, действительно, здесь, или я до глюков допился?
– Я, действительно, здесь. Мне нужно поговорить с вами.
– Но разве я не сказал тебе, больше никогда не появляться здесь?
– Джим, послушай…
– Разве я не обещал убить тебя, если ты тут появишься снова?
– Это не шутки, Джим. У меня, действительно, важное дело к вам.
– Так и я не шутил.
– Что же ты тогда не лишил меня доступа в логово? – спросил я, понимая, что возможно, зря провоцирую его.
– Черт, забыл, наверное, – ответил он безразлично. – Тут было столько дел, знаешь ли…
Выпрямившись и убрав руку от стены, он медленно двинулся по комнате, давя ногами стекло на полу.
Я молча наблюдал, как он, заметно прихрамывая, прошел к столу, на котором стояла пластиковая бутылка, на четверть наполненная водой. Джим прильнул к ней губами, запрокинул голову и пил, громко и жадно глотая воду, пока полностью не осушил сосуд. Затем небрежным жестом отбросил бутылку катиться по столу и снова повернулся ко мне.
– Ты прости, дружище, у меня тут небольшой беспорядок, – проговорил он с сарказмом. – Я не ждал гостей. Может, зайдешь как-нибудь в другой раз? Не то, что бы я был не рад тебя видеть, но…
Он развел руками и неприятно, хрипло засмеялся. Не так, как он смеялся прежде. Совсем не так.
– А убивать уже передумал? – ухмыльнулся я, сам не зная, чего хочу добиться этим. Видеть Джима в таком состоянии было чертовски неприятно, даже больно. И это лишило меня моральной уверенности и шаткого душевного равновесия.
– Ну, если ты пришел за этим, то пожалуйста, – он медленно огляделся по сторонам. – Сейчас, только пистолет свой найду. Где же я его…
– Джим, где Хирург? – спросил я, прерывая весь этот бессмысленный фарс.
– Ну, тут его нет, – безразлично ответил он.
– Это я заметил. Так, где он?
– А на что он тебе?
– Мне нужно задать ему пару вопросов о Койотах, – сказал я прямо.
– О-о-о… О Койотах, – лицо Джима исказила гримаса наигранной важности. – Как интересно.
– Послушай, Джим, – начал я, надеясь вразумить старого друга. – Это, действительно, очень серьезно.
– Ну, если так, то, может, я смогу помочь? Или со мной ты говорить не желаешь?
– Я бы поговорил с тобой, будь ты чуть более вменяем.
– Нет-нет, я в порядке. Честно, Клайд, – он издевался и ерничал, всем своим видом и интонацией показывая напущенную заинтересованность. – Давай, выкладывай, что там у тебя, дружище.
Он отодвинул стул из-за тактического стола, развернул его в обратную сторону и, оседлав, сложил руки на спинке.
– Готов слушать, – кивнул он. – Может, присядешь?
Что мне оставалось? Уйти? Свалить к черту из этого места и не видеть, во что превратился мой лучший друг, не слышать его издевательского тона? Или остаться и попытаться вразумить его, а если не получится, то хотя бы узнать, где отыскать Хирурга, который, возможно, будет более сговорчивым и определенно более сознательным. В конечном счете, я выбрал второй вариант.
– Роланд, Серый Койот, приходил ко мне вчера утром, – я подошел к столу и оперся на него обеими руками, оказавшись напротив Джима. – Он дал понять, что не нуждается в конкурентах. Угрожал.
– Ах, вот в чем дело, – перебил меня Джим. – Ты испугался злого дядю и прибежал за помощью?
– Всё не так просто…
– Конечно, не просто. А ты как думал? Состряпаешь свою команду из, черт знает, кого, и айда убивать чудовищ? Не в сказке живем, Клайд.
– Да послушай же ты, черт возьми! – не выдержал я. – Он говорил про смерть Пастыря. Он знает, про то нападение и…
– Конечно, знает, – голос Джима изменился, как и его взгляд, который стал более серьезным после упоминания о брате. – Я ничего не держал в секрете.
– Я говорю тебе о том, что Роланд, возможно, к этому причастен.
– Причастен? Как?
– Я не знаю. Но он намекал на это.
– Ах, намекал, – снова этот сарказм. – Ну, тогда всё ясно.
– Ты не хочешь слушать…
– Потому что все твои слова – пустой звук для меня, Клайд. Еще не понял?! – Джим резко встал со стула и отшвырнул его в сторону.
Я тоже выпрямился, стараясь быть готовым ко всему.
– Ты пришел сюда сразу, как появились проблемы. Действительно думал, что я помогу?! Думал втянуть в свою разборку с Койотами при помощи этой идиотской басни про Роланда и его причастность к… – Джим запнулся, но быстро продолжил. – Ты меня за дурака держишь, Клайд?
– Я не собирался ни во что тебя втягивать, Джим. Я пришел поговорить с Хирургом. Он работал с Койотами, он может рассказать мне что-то про Роланда.
– Хирурга здесь нет, так что, катись и ищи его в другом месте.
– Где, Джим?! Где мне его искать?! Скажи это, и я сразу уйду.
– Да не знаю я, где! – срывающимся голосом проорал Джим. – Он здесь не появлялся, ясно?! Заказал мне ногу и пропал. Я не видел его ни разу с тех пор, как очнулся. Может, он свалил в свой сраный Горизонт, или еще куда. Может, как и ты собрал свою команду или к Койотам вернулся. А может, вышел за стену и пустил пулю себе в лоб. Я не знаю! Он не лучше тебя, Клайд. Все вы… – он отвернулся, – дерьмо редкостное. Не знаю, как не разглядел этого прежде.
Я этого не ожидал.
«Как же так? Куда мог уйти Хирург? Как мог бросить Джима?». Это не укладывалось в голове. Даже несмотря на все это беспробудное пьянство, Хирург бы не поступил так. Скорее, он бы вытащил Джима из этого омута. Но он ушел, оставив его одного на произвол судьбы. Зато теперь стало ясно, почему здесь такой бардак. Джим остался один блуждать по коридорам вымершего штаба. Брат погиб, я и Хирург ушли. Остался только он один. Человек, которому некуда идти. Запертый в плену воспоминаний и призраков. Что еще ему оставалось, как не пить? Конечно, он мог все резко изменить. Начать собирать новую команду, продать штаб и начать новую жизнь или связаться со мной. Но мне ли не знать, как сложно было сделать первое. Второе не позволяла сделать память о брате и Грешниках. А для третьего Джим был слишком горд, наверное. Вот ничего и не менялось, словно один и тот же день растянулся на бесконечно долгое время. От этих мыслей защемило в груди.
– Прости, – проговорил я. – Я не знал.
– Откуда же тебе было знать, Клайд? – он вновь повернулся ко мне, и в его глазах блестели обида и злоба. – Ты же был слишком занят своей новой командой и новой подружкой. Тебе не нужно было этого знать до сегодняшнего дня, когда появились проблемы.
Я хотел сказать, что он сам выгнал меня, но не стал. Я чувствовал вину, тяжелым грузом упавшую на мои плечи. Я не должен был бросать Джима. Даже после его угроз и обвинений. Я должен был остаться с ним.
«Что же я наделал?!».
– Зато теперь ты все знаешь, – продолжал он, – Так что здесь, как видишь, тебе ловить нечего. Уходи, Клайд, разбирайся сам со своими проблемами. Или мне все же стоит исполнить свое обещание и пустить тебе пулю в лоб?
Это Джиму, а не мне, нужна была помощь. Ему нужен кто-то близкий рядом. Кто-то, кто выдержал бы его скорбь, кто смог бы указать путь вперёд, к свету. И все, может, сложилось бы иначе. Но, конечно, он никогда в этом не признается. Ему проще гнать всех прочь, огрызаться, словно лютому волку. Но, как и волки, Джим – стайный зверь. Ему сложно быть одному. И каким бы сильным он не был в команде, без нее он слаб. Я видел это в его глазах. Его душа болела, словно оголенный нерв.
– Пойдем отсюда, – сказал я вдруг, – пошли отсюда, к черту, Джим.
– И куда же? Приглашаешь меня в свою новую, успешную команду? – он издал неприятный, хриплый смешок.
– Пойдем, куда угодно. Но тебе не стоит больше оставаться здесь. Здесь всё мертво.
– Для тебя, может, и так, Клайд. Но я здесь живу. Здесь мой дом.
– Больше нет. Мне тоже сложно было принять это, Джим, но Грешников больше нет. Оглянись. Теперь это склеп.
– Лучше замолчи, Клайд. Заткнись и проваливай в свою новую, прекрасную жизнь.
– Но ты же еще жив, Джим. Не хорони себе вместе с ними!
– Я сказал, проваливай, Клайд! – закричал Джим.
– Очнись же, мать твою! – закричал я в ответ, не в состоянии больше держать все это внутри. – Он умер, Джим! Пастыря больше нет! Он мертв!
Обуреваемый неконтролируемой злобой Джим закричал, скорее, даже взвыл, как раненый зверь, и бросился через стол на меня. Я не ожидал этого, не успел среагировать. Он кинулся на меня и повалил на пол.
– Я убью тебя, Клайд, – зарычал он, брызжа слюной мне в лицо. – Убью!
Он размахнулся и нанес удар, который угодил мне в левую скулу и был достаточно сильным, чтобы в глазах заплясали разноцветные круги. Однако, я смог схватить его руку прежде, чем получил второй. Попытался скинуть его с себя, но Джим крепко вцепился левой рукой в ворот моей куртки, и мы покатились по полу, давя стекла.
Сумев рывком высвободить правую руку, Джим вцепился мне в горло и принялся душить. Однако, в этот раз я оказался сверху и, упершись ногами в пол, стал подниматься, отстраняясь от него. Затем сжал пальцами его запястье и сумел развести руки Джима в стороны. Тогда он, зарычав от злобы, извернулся, согнул в колене правую ногу и, резко распрямив ее, ударил мне в живот. Удар был настолько сильным, что меня отбросило назад. Я упал спиной на стол, перекатился через него и, рухнув на пол, свернулся в позе эмбриона. Все внутренности пронзило длинными иглами боли, проходящими насквозь через мое тело. Он врезал мне своим механическим протезом, что заметно усугубило эффект от и без того не слабого удара.
– Я убью тебя, Клайд! – ревел он неистово.
Я слышал, как он поднимается, как движется ко мне, тяжело стуча своим протезом об пол, но не мог разогнуться, настолько сильна была боль.
Джим схватил меня за плечи и резко дернул вверх. Я оказался на коленях, Джим – за моей спиной, и его руки сцепились на моей шее в удушающем захвате. Его лицо оказалось возле моего левого уха. В нос ударил тошнотворный запах перегара.
– Убью тебя, суку, – хрипел он, сдавливая мою шею.
Пересиливая боль, я уперся сначала правой ногой в пол, затем левой. Потом резко выпрямил их, подавшись корпусом назад, и мы с грохотом врезались в стойку с мониторами за спиной Джима. Но, несмотря на мощный удар, он не расцепил своей хватки. Я начинал задыхаться, в глазах темнело. Тогда я подался всем телом вперед, и мы, в очередной раз рухнув на многострадальный тактический стол, перекатились через него и снова оказались на полу, разбрасывая в стороны стулья.
Лишь на мгновение почувствовав, как ослабла хватка Джима, я тут же предпринял попытку высвободиться из его захвата, и как только мне это удалось, быстро пополз в сторону. В ладони и колени впивались осколки стекла, легкие и горло рвал сухой кашель, но все это меркло по сравнению с сильнейшим очагом боли внутри живота.
Лежа спиной на полу, Джим схватил меня за правую щиколотку и потянул обратно к себе. Развернувшись, я врезал ему другой ногой, куда смог достать. Первый удар попал в грудь и оказался недостаточно сильным. Но второй угодил в лицо и расквасил Джиму нос. Он отпустил меня, и я быстро отполз к стене, опершись на которую начал подниматься на ноги, все еще продолжая кашлять и стараясь отдышаться.
В Джима словно вселился демон. Он, несмотря на разбитый нос, из которого хлестала кровь, быстро вскочил и снова ринулся на меня. Обернувшись, я только и успел увидеть его занесенный кулак. Удар пришелся мне в нижнюю губу, и рот тут же наполнился соленым привкусом крови. Я пошатнулся назад и больно ударился копчиком о край металлической тумбочки, мирно стоящей у стены. Однако, это не помешало мне закрыть лицо руками, защищаясь от следующего удара, после которого я резко подался вперед, всем корпусом врезавшись в Джима и сбив его с ног.
С грохотом он повалился на спину, но, кажется, долго лежать не планировал. Он словно вообще не испытывал боли. Как будто все его тело, а не только ногу, заменили механикой.
– Хватит, Джим, – прохрипел я, сплевывая кровь и чувствуя, как слова дерут горло.
Но он не хотел ничего слышать. Поднялся и, схватив один из опрокинутых в ходе нашей потасовки стульев, мощным ударом разнес его об стену. В руках у него осталась только одна стальная ножка, с которой он и ринулся на меня.
Я увернулся от первого удара, который снес с тумбочки несколько кружек, со звоном разлетевшихся на осколки, добавивших остроты полу. От следующего удара я ушел, сделав шаг назад, и ножка со свистом разрезала воздух всего в каких-то паре сантиметров от моего лица. Затем, не дожидаясь очередного удара, я бросился вправо. Схватил с дивана одну из еще целых пустых бутылок из-под виски и с разворота нанес ею удар. Я не знал куда попаду, бил наотмашь. Бутылка разлетелась об голову Джима. Похоже, что осколки рассекли ему левое ухо. Возможно, и щеку, но этого я не видел. Джим взвыл и, выпустив из рук свое оружие, зажал сильно кровоточащую рану, согнувшись на полу.
«Что же мы творим?» – словно очнулся я. – «Что мы устроили?». И я тут же бросился к другу, но тот лишь с силой оттолкнул меня. Затем попытался снова ударить, но промахнулся.
– Хватит, Джим! – попытался я воззвать к его благоразумию. – Прекрати это!
– Иди к черту, – почти шепотом ответил он, поднимаясь.
Левой рукой он зажимал ухо, из которого сочилась темная кровь, правая была сжата в кулаке.
– Пожалуйста, хватит!
Неожиданно нахлынувшая волна боли заставила меня прижать руки к животу и, сделав шаг в сторону, присесть на край стола. Удар механического протеза Джима, похоже, еще долго будет напоминать о себе. Мы оба были измотаны скоротечной, но бурной потасовкой, однако, в любой момент могли продолжить ее, достаточно было лишь одной искры. Так и стояли: я – чуть опершись на стол и прижав левую руку к животу, Джим – слегка покачиваясь и зажимая ладонью кровоточащую рану. Оба были готовы к драке, но никто не стал нападать. Некоторое время слышалось лишь наше сбивчивое, хриплое дыхание. Этого короткого перерыва хватило, чтобы клокочущая внутри Джима неконтролируемая ярость слегка поутихла, и он произнес:
– Лучше уходи, Клайд. Иначе я действительно возьму пистолет и застрелю тебя.
– Я лишь хочу помочь тебе, Джим.
– Иди ты к черту со своей помощью!
Он развернулся и двинулся в сторону арсенала, по дороге опираясь на стены и мебель, оставляя на них кровавые отпечатки.
– Я просто хочу, чтобы все было, как раньше. Чтобы ты вернулся.
– Как раньше, – он издал несколько хриплых смешков и приложил окровавленную руку к замку-считывателю. Дверь перед ним открылась.
Скрывшись в арсенале от моего взгляда, Джим загремел чем-то. Я явственно услышал звук заряжаемого оружия, но никак не отреагировал на это. Лишь молча сидел, вытирая кровь с подбородка, сочащуюся из разбитой губы, стараясь дышать коротко и часто, так как любой глубокий вдох усиливал боль. Со стороны могло показаться, словно я вообще перестал обращать на Джима внимание, а просто сидел и ждал, когда боль в животе начнет хоть немного ослабевать. Однако, все было как раз наоборот. Боль была лишь назойливой помехой мыслям, которые я безуспешно пытался собрать в кучу и выстроить в нужные слова, чтобы наконец достучаться до друга.
Когда Джим вновь появился в дверном проеме, левой рукой он продолжал зажимать рану, кровь из нее и из разбитого носа залила всю его майку и продолжала хлестать. В правой руке он зажимал пистолет.
– Мы, ведь, уже проходили это, помнишь? – сообщил я с удивительным даже для самого себя безразличием. – Ты не станешь стрелять.
– Уверен? – он вновь наставил на меня оружие.
Конечно, я не был уверен в этом. Более того, я мог поспорить, что несколько минут назад он действительно собирался задушить меня. Но сейчас состояние аффекта спало, и это давало мне какой-то шанс.
– Делай, что хочешь.
– Почему? – его рука дрожала. – Почему ты не уходишь, Клайд? Ты что, не дорожишь своей гребаной жизнью?
– Я дорожу тобой, Джим.
– Если это так… если действительно так, то уходи.
– И что дальше? Останешься здесь? Будешь продолжать пить, пока однажды не захлебнешься собственной блевотиной?
– Да хоть бы и так. Все лучше…
– Чем что?! – выкрикнул я, не выдержав его непроходимой тупости, и тут же поплатился за это болью, прокатившейся по всем внутренним органам.
– Чем… все это… – он обвел взглядом комнату.
– Я все еще жив, Джим. Их нет, но я жив. Ты, хоть, когда-то помнил об этом? Или я для тебя умер вместе с остальными, там, за стеной?!
– Я не знаю, Клайд, – он прислонился плечом к стене, но продолжал направлять пистолет в мою сторону. – Чего ты от меня хочешь?
– Чтобы ты проснулся, наконец, и увидел, во что превратил свою жизнь.
– И что тогда? Возьмемся за руки и вприпрыжку убежим в закат?
Вместо ответа я сплюнул кровь, набравшуюся во рту. Затем осмотрел свои ладони, изрезанные осколками стекла. Один из них все еще блестел в ране на правой руке. Но я не чувствовал боли ни от этих порезов, ни от разбитой губы. Кажется, вся боль сконцентрировалась в районе живота, спрессовавшись в единый пульсирующий пучок.
– Время скорбеть по умершим прошло, – изрек я, наконец, четко сформировавшуюся в голове мысль. – Всё дальнейшее, что ты станешь делать со своей жизнью, уже не будет иметь к скорби никакого отношения, и ею не оправдается.
– Ты так легко об этом говоришь. Но кем был ты, когда мы встретились? Ты помнишь? Лишь пустой оболочкой, с комком боли в груди, на все готовый лишь бы она утихла. Что, забыл, каково тебе было тогда?
– Я помню. И помню, как встретил тебя. Ты и твой брат, и все вы, Грешники, вытащили меня из того омута. Но я готов был принять помощь, готов был изменить свою жизнь. А ты готов?
Джим опустил пистолет и съехал по стене на пол, так, словно, силы окончательно покинули его тело. Казалось, что тяжелый груз придавил Джима к полу. Непосильный для человека груз. Для одного человека. Но для нескольких это могла быть весьма приемлемая ноша. И все же, я не бросился к нему на помощь. Ведь, вопреки всему, Джим все еще хотел нести ее один. А я не собирался навязывать дружбу.
– Я возвращаюсь домой, Джим, – сказал я, распрямляясь в попытке побороть этот сгусток боли внутри. – Ты пойдешь со мной?
– Мой дом здесь, – произнес он, глядя в пол, на который одна за другой падали капли крови с его лица.
Моя попытка оказалось не очень удачной, и резкая боль заставила снова согнуться, но она была достаточно терпимой, чтобы я мог идти. Что и собирался сделать незамедлительно – уйти отсюда.
– Как скажешь. Ты знаешь, где меня искать.
После этих слов я развернулся и, ссутулившись, как старик, двинулся прочь, оставляя его одного. Насчет разбитого носа и порезов я не волновался, ведь, даже без Хирурга в аптечке запасов медикаментов хватит на год вперед, а оказывать себе первую помощь по настоянию Пастыря умели все Грешники. Что касается моральной стороны вопроса, то мне просто больше не в чем было его убеждать. Я сказал все, что хотел, я дал ему понять, что никогда не забуду нашей дружбы и готов возобновить ее. Теперь ему решать, что делать дальше. Но точно я был уверен в одном – сегодняшняя наша встреча заставит его трезво взглянуть на вещи. Я разглядел это в его глазах. Осознание действительности и двух дорог, стелящихся перед ним. Найти в себе силы подняться или окончательно пасть – вот и весь выбор. Но этот выбор он должен был сделать сам, и ни я, ни Хирург не могли ему в этом помочь.
Покидая логово Грешников, я лишь мысленно пожелал ему удачи.
«Я верю в тебя, Джим. И всегда буду верить».