Школяр

Глава 8 Часть 2

р…Формулировка согласия на дуэль с Засекиным взбесила не только его — не прошло и пары секунд, как показать мне мое место захотело еще четверо одноклассников и три одноклассницы! Я, в общем-то, не возражал, но «чтил» дуэльный кодекс лицея, категорически запрещающий не инициировавшимся ученикам участвовать более чем в одном поединке в день, поэтому предложил страждущим определиться с очередностью вызовов самостоятельно. И подлил масла в огонь, заявив, что они для меня пока еще на одно лицо.

Если бы не преподаватель, нарисовавшийся в дверном проеме, меня бы, наверное, порвали на мелкие лоскуты. А так справились с яростью, неспешно разошлись по своим местам и почти одновременно… снисходительно кивнули в ответ на приветствие мужчины, который был старше нас как минимум втрое!!!

Он счел нормальным не только это, но и реанимационные мероприятия, проводимые двумя целительницами прямо в центре класса. Правда, кинул вопросительный взгляд на ту, которая сидела на корточках к нему лицом, получил такой же безмолвный ответ и спокойно объявил тему урока!

Меня заметил минуте на четвертой-пятой и лишь потому, что заглянул в электронный журнал — прервал разглагольствования на тему экономических причин первой гражданской войны в Поднебесной Империи, поднял меня из-за стола и попросил представиться, рассказать что-нибудь о себе и объяснить, с какого перепугу я, простолюдин, решился поступить именно в этот лицей!

Нет, формально вопрос звучал совсем по-другому и не должен был меня оскорбить, но второе дно ощущалось чуть ли не кожей и, конечно же, вызвало соответствующую реакцию у поборников сословной принадлежности. На их смешки мне было наплевать с высокой горки, а преподавателя я прощать не собирался:

— Лютобор Игоревич Дерябин. Люблю учиться, гонять на спортивных автомобилях и общаться с достойными личностями. К сожалению, уровень преподавания в учебных заведениях некоторых медвежьих уголков нашей родины заметно ниже, чем в столичных, а я в принципе не умею что-либо делать спустя рукава, соответственно, особого выбора и не было. Увы, мои детские представления о том, что в интеллектуальном центре страны работают достойнейшие преподаватели государства, только что разбились вдребезги: вы, Варфоломей Дмитриевич, либо патологический дурак, либо один из самых последовательных и опасных врагов рода Волконских, ибо…

Тут в классе поднялся ропот, а Корольков побагровел и жал кулаки, но я и не думал останавливаться:

— …ибо каким-то образом пролезли в число сотрудников этого лицея и намеренно подтачиваете веру самых умных, талантливых и перспективных представителей подрастающего поколения граждан Российской Империи в необходимость социальных лифтов, высшую справедливость и другие фундаментальные основы государственности!

Этот придурок не нашел ничего лучше, чем сорваться на визг:

— Выйдите вон! Немедленно!! Вы срываете мне урок!!!

— Выйду… — покладисто согласился я. — Но сразу предупрежу, что я, как убежденный патриот, немедленно отошлю докладную записку в ректорат и приложу к ней запись этого разговора.

Он настолько сильно вышел из себя, что покрылся ледяной броней и начал формировать ледяной шип! Зря: как только его радужка побелела, а на коже лица появилась первая изморозь, «включились» телохранители и личные помощники моих одноклассников. Причем перешли в боевой режим в разы быстрее кабинетного вояки: Землячок лет сорока «выстрелил» собой прямо из-за первого стола левого ряда, на ходу закрылся каменным панцирем, сбил Королькова с ног и, к моему удивлению, прервал формирование атакующего заклинания; двое Воздушников прикрыли учеников соответствующим щитом, а Огневик, как-то уж очень быстро добравшийся до учителя, прижал к его лбу правую ладонь и яростно прорычал:

— Прекратите магичить в присутствии детей, или я выжгу вам мозги!!!

Да, его рык прозвучал очень убедительно, но не настолько чтобы терять лицо. А Варфоломей Дмитриевич потерял. Описавшись. И подарил мне еще одну возможность высказать свое «фи»:

— Ну вот, как я и говорил — достойнейшими преподавателями конкретно в этом классе и не пахнет…

…С чрезвычайным происшествием разбирался проректор — высокий, представительный и чрезвычайно обходительный мужчина лет пятидесяти пяти, по моим ощущениям, способный продать снег эскимосам или завязать мозги морским узлом любому менталисту.

Судя по всему, начал еще у себя в кабинете или там, откуда стартанул в сторону нашего класса, ибо, появившись на пороге, извинился перед учащимися за недостойное поведение бывшего преподавателя экономической истории, приказал двум сотрудникам службы безопасности лицея отконвоировать его в дежурку, а затем напрочь шокировал моих одноклассников, поблагодарив меня за четкость гражданской позиции и самоотверженность в защите основ российской государственности! В результате продолжение речи, в которой проректор пообещал в ближайшие же дни предоставить классу по-настоящему патриотичного нового учителя, они пропустили мимо ушей. И спохватились только тогда, когда он посоветовал нам подождать начала следующего урока в кафе, извинился еще раз и откланялся!

Мы с Валентиной последовали вполне логичному совету первыми — вышли в коридор, определились с направлением на ближайшее подходящее заведение, прокатились на пятый этаж на лифте, прогулялись по светлому коридору и вошли в большой, но довольно уютный зал, в котором приятно пахло свежей сдобой. Изображать Прелестный Пуп Земли мне было неохота, так что я подвел «вернейшую помощницу» к витрине со всевозможными кондитерскими изделиями и предложил выбирать.

Целительница оказалась сладкоежкой: взяла себе два венских штруделя, кусочек медовика, клубничное мороженое с шоколадной крошкой и кофе. Потом посмотрела на часы, убедилась, что до десяти еще далеко, и разрешила мне умять пару-тройку блинчиков с мясом.

Блинчики я любил, но присовокупил к ним еще и булочку с изюмом. Точнее, заказал все вышеперечисленное, отвел даму к чем-то понравившемуся столику и помог сесть в роскошнейшее кресло, достойное иных королей. Опустившись напротив Замятиной, влез в архив видеозаписей и отправил Раисе Александровне мини-отчет о первом часе пребывания в стенах нашей с ней Альма Матер.

Через пару секунд перед глазами появился текстовый ответ:

«Хе-хе, вся в предвкушении! Сейчас посмотрю…»

Смотрела минут семь-восемь. А потом огорошила:

«Отослала последнюю запись батюшке. Он ее посмотрит после двух, ибо пока занят, но реакцию могу предсказать прямо сейчас: „Как я и говорил, Лют начнет оправдывать наши вложения с первых дней учебы“. Для того, чтобы было понятнее, подкину информацию к размышлению: Корольков — брат заклятого недруга батюшки, а обвинение в расшатывании фундамента российской государственности не фунт изюму. В общем, выкрутиться этому уроду уже не дадут, что пойдет на пользу роду Зыбиных! Ну, а меня радует совсем другое: я не собираюсь пропускать предстоящее веселье, поэтому обязательно приеду в лицей к пятнадцати тридцати. И только попробуй меня не встретить!!!»

Я написал, что вне себя от счастья и уже лезу в Сеть в поисках красивого букета, понял, что должен был додуматься до этого способа выразить ей свою признательность значительно раньше, стер еще не отправленное сообщение и набрал новое:

«Уже изнываю от нетерпения, ибо соскучился…»

После того, как эта строчка улетела, поинтересовался у Валентины, знает ли она, какие именно цветы нравятся Раисе Александровне, выслушал убийственный ответ: «На моей памяти их ей, вроде бы, не дарили…», онемел и полез в Сеть. Страничка магазина, оказывающего услуги по доставке, нашел за считанные мгновения, «забраковал» букет «махровой» темно-фиолетовой сирени, так как эти цветы ассоциировались с матушкой, и выбрал букет фантастически красивых бахромчатых тюльпанов. Правда, перед тем, как оплатить, засомневался в правильности сделанного выбора и попросил совета у «стервозины». А когда выслушал чертовски замороченную лекцию о языке цветов, пришел к выводу, что дарить красные тюльпаны, считающиеся символом любви, не готов, посмотрел, как выглядят каллы, которые, вроде как, символизируют высшую степень преклонения, уважения и восхищения, подобрал сорт, раздражавший меньше всего, определился с остальными цветами, которые хотел видеть в букете, и еще минут пять ломал голову над текстом послания. Нет, не из-за недостатка фантазии: нам принесли заказ, и чарующие запахи вызвали обильное слюноотделение. Впрочем, за пару минут до звонка на перемену я справился и с отправкой букета, и с выпечкой, так что вышел в коридор с чувством выполненного долга и отправился искать кабинет математики…

…Суккуба влетела на стоянку приблизительно в том же стиле, что и я. Хм… вру: бирюзовая «Искорка» изобразила такой класс езды в заносе, что я обзавидовался. Впрочем, это не помешало подойти к «припарковавшейся» машине, открыть водительскую дверь и подать руку «любимой тетушке». Да, при этом взгляд на миг утонул в аппетитнейшей складочке, демонстрируемой вырезом блузки под цвет платка и вышивки на моей форме, но я его оттуда «достал», помог Зыбиной выбраться из салона и оказался в объятиях.

На обращение «Мелкий паршивец…» нисколько не обиделся, так как чувствовал, что женщина счастлива, и ждал продолжения. И оно не заставило себя ждать:

— …ты разорвал мне сердце, значит, обязан взять на себя ответственность за слабую, беззащитную и бесконечно одинокую женщину!

После этих слов «захват» разжался, и я, сделав шаг назад, поймал ее смеющийся взгляд:

— Так, вроде, уже!

— Это меняет дело… — довольно мурлыкнула она, пихнула меня плечом и потребовала вести на арену.

Ага, так я и послушался — влез в салон «Искорки», взял с пассажирского сидения куртку и накинул Земляничке на плечи. В этом, вроде бы, не было ничего особенного, но Зыбина, явно не оклемавшаяся от моего первого знака внимания, заулыбалась еще ослепительнее. Потом благодарно пихнула меня плечом, оперлась на предплечье, хотя я был для нее мелковат, привычно игнорируя дуреющий народ, подстроилась под мой шаг и… тихим голосом начала рассказывать о тактических приемах, наиболее часто использующихся во время дуэлей Огневиками Засекиных…

…Предсказание «любимой тетушки» оправдалось на все сто процентов — если в кабинете экономической истории Ярослав Федорович ярился, как припадочный, то на арену вышел спокойным, как урожденный Земляк или Ледовик! Атаковать не торопился — секунд двадцать пять ограничивался либо одиночными, либо сдвоенными левыми прямыми в верхний уровень и пытался разобраться в моих возможностях. Ладони не раскрывал, видимо, зная о любви некоторых бойцов ломать противникам пальцы для того, чтобы использовать вспышку боли для безопасного входа в ближний бой.

Я работал приблизительно в том же ключе, но за это время дважды вбил голень в левое бедро княжича и разок всадил костяшку среднего пальца правой руки в бицепс левой руки противника. Да, вложиться в полную силу не смог, но Засекин разозлился: кантики вокруг его радужек засияли в два разя ярче, губы сжались в тоненькую полоску, а следующая атака превратилась в серию ударов всеми четырьмя конечностями «по этажам». Получились третий и пятый. Так, вскользь. Но меня впечатлило даже это: левое ухо и левое же подреберье прострелило болью плюс захлебнулась моя контратака! Зато прошла вторая — я притерся к очередному левому прямому, ворвался в ближний бой, взял захват за шею княжича и принялся забивать его коленями. Вернее, нанес аж четыре безответных удара по ребрам, а на пятом Засекин каким-то образом вынес из-под меня опорную ногу и уронил навзничь.

Это было неприятно, но не смертельно. А комбинация, не позволившая противнику меня оседлать, получилась сама собой… эдак на половину: вместо того, чтобы взять его на удушающий и закончить бой, я ввязался в дикую возню на песке, обзавелся десятком серьезных ссадин и приблизительно так же разукрасил Ярослава Федоровича.

Как мы оказались на ногах, пожалуй, не вспомню. Зато точно знаю, что сцепились в ближнем бою после моей атаки и порядка сорока секунд убивали друг друга ударами кулаков, локтей и коленей. И небезуспешно — он сломал мне нос и четыре ребра, а я вынес ему нижнюю челюсть и перебил правую ключицу. В принципе, для окончательной победы мне оставалось всего ничего — разок дотянуться до лица или до повисшей плетью руки, но нас остановили и объявили… ничью!

Несмотря на то, что абсолютное большинство зрителей — а их набилось на сравнительно небольшие трибуны порядка трех сотен человек — болело за представителя золотой молодежи, судью освистали. А «любимая тетушка», не на шутку обозленная пристрастным судейством, вышла на арену, обозвала этого типа паскудой, отправила отдохнуть чудовищным ударом в голову, развернулась к ложе представителей администрации и нехорошо оскалилась:

— Я смотрю, подсуживать любимчикам вы так и не перестали? Что ж, мы сделаем выводы…

— Раиса Александровна, вы переходите все границы! — гневно рыкнул мужчина лет сорока пяти, судя по особенностям сложения являвшийся либо Огневиком, либо Воздушником.

— А у вас остались хоть какие-то? — съязвила она, заметила, что он сжал кулаки, и озверела. В смысле, о-о-очень нехорошо прищурилась и хрустнула костяшками пальцев: — Кстати, а почему бы вам, Леонид Иннокентьевич, не объяснить мне мою неправоту на конкретных примерах? Я уже на арене, а вам до нее буквально десять метров. Выходите, вы ж, вроде, не просто директор дуэльного корпуса, а мастер шестого уровня!

Он заменжевался, и она ударила по больному:

— Только не говорите, что не деретесь с женщинами: не далее, как в июле этого года вы изувечили девочку, доросшую только до второго уровня ранга подмастерье, а в начале прошлой зимы славно потоптались по еще более слабой Земляничке из рода Лаптевых! Ну, что молчите-то? Проглотили язык, так как точно знаете, что я вас поломаю?!

Услышав презрительный гул трибун, Леонид Иннокентьевич заскрипел зубами и начал бредить: заявил, что эта арена не приспособлена для поединков высокоранговых магов, затем набрал в грудь воздуха, чтобы продолжить, но был перебит:

— Вы бы еще сказали, что вас мама отругает! Черт, мне противно слышать этот лепет, и я снимаю свой вызов. Но… моего племяша вызвали на несколько боев, так что как минимум до конца недели я буду приезжать сюда каждый божий день и настоятельно советую передать вроде как неподкупным судьям, что если кто-нибудь из них в моем присутствии еще раз засудит кого бы то ни было, то я буду вызывать их на поединки, ломать и ждать выздоровления до тех пор, пока не надоест! Вы ведь меня поняли, верно?

Директор дуэльного корпуса, задыхавшийся от бессильной ярости, был вынужден утвердительно кивнуть, зал, в принципе не прекращавший гудеть, начал освистывать его трусость, а Зыбина, презрительно сплюнув себе под ноги, порывисто развернулась на месте и вопросительно уставилась на мою личную целительницу, как раз закончившую диагностику.

Та быстренько озвучила диагноз и разок дернула себя за мочку уха, тем самым дав понять, что поставит меня на ноги за сутки при наличии одного стандартного накопителя с Жизнью.

Раиса Александровна удовлетворенно кивнула, покосилась на моего противника, которого в этот момент пытались уговорить лечь на носилки, и повернулась ко мне:

— Гонять на спортивных машинах со сломанными ребрами — то еще удовольствие, поэтому давай-ка, племяш, прогуляемся в медблок и, пожалуй, припашем к работе еще пару целителей. И… да: с почином! Хотя, между нами, девочками, говоря, ошибок ты наделал — застрелиться и не встать. Впрочем, с учетом того, что рубился не с простолюдином, а с княжичем, которого, по определению, дрессируют далеко не самые бесталанные пестуны на свете, то все прошло просто прекрасно!

— Спасибо, теть Рай! — обрадовался я и ничуть не удивился, услышав еще одно «уточнение»:

— Пожалуйста. Но над тактикой дуэлей придется поработать поплотнее…