Шайтан Иван 4

Глава 29

Утром, проснувшись уже в своей кровати с удовольствием потянулся и пришел к выводу. Быть помещиком, оказывается, совсем не плохо. Оделся и спустился вниз. Меня встретил Степан с беспокойством ожидающий предстоящие перемены. Следы вчерашней попойки были полностью устранены и зал был чисто убран.

— Доброго утра, Пётр Алексеевич!

— Надеюсь, доброе, Степан.

— Прикажете завтрак подать?

— Где мои люди?

— В доме для прислуги разместил. Они уже поели. Позвать кого?

— Нет, давай завтрак и расскажешь мне, как вы тут живёте. Надеюсь баня есть?

— Слушаюсь. А баня есть, как же без неё.

Я сел за стол, который накрыла миловидная служанка смущенно улыбаясь, ловя на себе мои взгляды.

— Бери стул и садись, чего стоять. Рассказывай?

— Юрьевское во владении Хоминых с той поры как дочь Федора Михайловича вышла замуж. Наша семья уже в третьем колене служит управляющими здесь. Пятьсот душ в крепости. Своя кузня, гончарня, плотницкие и столярные мастерские. Крестьяне по большей части работящие, хозяйственные. Жили не плохо. Ежегодный доход двадцать тысяч рублей, иной раз поболее выходило. Четыре года назад сын хозяина поступил на службу в гвардию, ему выделили в житьё Юрьевское. Вот с тех пор и началось наше мученье. За эти годы Ипполит Олегович растратил почти все деньги и постоянно требует ещё. — он тяжело вздохнул.

— Задолженность по налогам появилась. Я и к барину обращался, чтобы урезонил сына, а он хочет крестьян продать. Слишком много дармоедов. — Степан совсем сник.

— Не грусти, Степан, долги погасим. Золотых гор не обещаю, но жить будем веселее. За хорошую службу награжу, не сомневайся. Поймаю на воровстве или превышении своих полномочий, не обессудь. — посмотрел на него тяжёлым взглядом.

— Да как можно подобное, Пётр Алексеевич, обидели вы меня.

Смотрю на Степана, действительно обиделся.

— Обиду не держи, не знаю я тебя, а слова ни чего не стоят, делом докажи.

— Пётр Алексеевич, а вы семейный или как?

— Да, женат, первенца ждем, жена в Петербурге проживает. А ты с какой целью интересуешься? Ипполит наверно всех девок в Юрьевском перепортил. — усмехнулся я.

— И такое бывало, думаю какую комнату хозяйке определить.

— Приедет сама определиться, но то будет не скоро. Что ещё? Вопросы, пожелания?

— Вы, на службе состоите? Имение вам по какому праву перешло? Вы не подумайте плохого, Пётр Алексеевич, только хозяин, Хомин, так просто это дело не оставит. Он статский советник в отставке, почётный член дворянского собрания Владимирской губернии. Если вас не будет, как я отбиваться буду.

— Как, яростно и решительно, Степан Игнатьевич, с оружием в руках. — Степан обалдел и растерялся.

— Так я в военном дела ничего не смыслю⁈

Я рассмеялся.

— Шучу я Степан. Поместье мне досталось по наследству от отца, а ему завещал, получается, мой дед, Крамской Фёдор Михалович. Отец мой внебрачный сын деда и бабки, Марии Ивановой. И получается, что Ипполит приходится мне двоюродным братом или троюродным, не важно. На имение имеются документы подтверждающие мое право на Юрьевское. Служу я на Кавказа, в Петербурге по служебной необходимости. Поэтому в ближайшее время Степан на хозяйстве главным будешь ты. Не дай бог, не оправдаешь моё доверие. Я не пугаю, Степан, по-дружески предупреждаю. Оправдаешь доверие, многое приобретёшь, а нет, потеряешь всё. Семья твоя где?

— Со мной, старшего сына, Никиту, отправил к сестре в город, от беды подальше. Он вздумал перечить барину, когда тот деньги стал разбазаривать и без копейки оставил хозяйство. Он хороший управляющий. Я его на смену себе готовил. Дуняша, в прислугах, да вы видеть её изволили, стол накрывала, младшая, малая ещё, десять лет. Жена кухарит.

— Видишь, как хорошо, есть что терять. Потому, очень надеюсь на тебя, постарайся не потерять моё доверие. Никита пусть возвращается и делом занимается. Посмотрю, так ли хорош, как ты описываешь.

— Не сомневайтесь, Пётр Алексеевич.

После завтрака я поехал в Москву выполнять инструкции данные графом. В Москве первым делом заехал в Московскую палату гражданского суда. Как и сказал граф, то что мои документы были проверены и подтверждены третьим отделением жандармского управления Петербурга, сняло все вопросы и через два часа я получил вводный лист (документ подтверждающий мое право на владение имением). Заехал к матери и подробно рассказал ей о последних событиях. Саня слушавший с открытым ртом быстро сориентировался, в отличие от мамы.

— Петь, ты что, теперь помещик?

— Получается так. Тебя это пугает.

— Да как-то не привычно. Ты подполковник, наград, крепить уже места нет, теперь ещё помещик.

Когда приехал к сестре, проведать своих оружейников, они все впали в ступор увидев меня в парадке и при всех регалиях. Захарыч обошёл меня.

— Ну, ваше высокородие, Пётр Алексеевич, теперь уже нам не почину с вами знаться.

— Что и обнять тебя теперь нельзя, братец — рассмеялась Анна обнимая меня.

— Ты зря смеёшься Аня, Георгий, Анна на шее, Владимир четвертой степени и чин войскового старшины, ещё чуток и превосходительством звать придётся.

— Ладно тебе, Захарыч жути нагонять, кормить будешь, ещё новостей тебе подброшу, совсем охренеешь. После ужина рассказал все новости. Сестра сидела с открытым ртом прикрывая его рукой, охала и ахала.

— Что теперь Петя, мы можем к тебе в гости в поместье приехать.

— Нет, конечно.

— Это почему? — удивился Захарыч.

— Потому, что вы не дворянского звания.— Выдал я на полном серьёзе и расхохотался.

— Да ну тебя! — Фыркнула сестра, когда поняла что я шучу.

— Ну, что Михаил Захарыч, есть чем порадовать? — спросил я у надутого зятя. Он хитро улыбнулся.

— Кое-что сделали.

— Пошли, покажешь.

Бойцы сидели у мастерской и радовались встрече.

— Здравия, командир, поздравляем с чином и наградами.

— И вас с очередными чинами и малыми медалями «За заслуги».

— Благодарствуем, командир, — оживились оружейники.

— Это, что ещё за благодарствуем — строго сказал я.

— Служим трону и отечеству. — вытянулись они.

Мы вошли в мастерскую. Захарыч достал завёрнутый в материю барабанный дробовик. Выглядел он солидно. Взвесил в руках. Конечно тяжеловат, но если работает, то можно смириться с таким недостатком. У меня зачесались руки.

— Работает?

— А, то. — самодовольно улыбнулся Михаил.

— Вот, ещё глянь — он достал ещё один сверток.

— Ох ты — выдохнул я. Меня буквально захлестнула волна восторга. — Да это же настоящий кольт. Нет, лучше, в этом револьвере нет проблем с курком.

Я бережно вертел его в руках. Весил он прилично. Килограмма два, может чуть меньше. Взвёл курок, барабан провернулся. Нажал на курок, раздался щелчок. Меня начало потряхивать от возбуждения. Тихон взял в руки револьвер и нажал на рычажок с боку барабана и откинул его. Снял с центральной шпильки и снова одел его и вставил.

— Пробовали стрелять?

— Пробовали, конечно, только две загвоздки.

— Какие? — насторожился я.

— Первое: тяжеловат, после третьего выстрела рука устаёт и с патронами прамблемы, чуть ли не каждый патрон приходится в ручную подгонять и с капсюлями беда. На мануфактуре говорят сложно такие мелкие делать, дорого выходит. — пояснял Захарыч. А ребятки твои толковые. Почти всё сами сделали.

— Так не мудрено, командир, материал есть, станки, инструмент, нам бы такой на базу.

Ну ещё бы, гении, я им практически нарисовал всю схему механизма револьвера и объяснил принцип работы. Всё равно молодцы. Патроны есть, Захарыч?

— Немного есть, — улыбнулся Михаил. Мы всей толпой пошли в тир. Барабан получился на четыре патрона. Захарыч пообещал, как только решиться вопрос с капсюлями сделать калибр поменьше и барабан на пять патронов. Патронов было двадцать штук. Расстреляли все. Хорошая вещь получилась. Опробовали дробовик и ружьё. Барабаны на четыре патрона. Ружья получились вполне рабочие. Единственный недостаток у всех очень нежный механизм перезарядки барабанов. Требовалось аккуратное обращение. Я забрал револьвер себе. Гении, ожидая подобное, выдали мне револьвер с кобурой и пятнадцатью снаряжёнными патронами. В работе было пять револьверов. Два готовых дробовика и три готовых ружья. С ориентировал оружейников на конец февраля, тронемся домой. Бойцы забрали всё готовое оружие с двадцатью гильзами к каждому стволу. На радостях я щедро расплатился с Михаилом и предупредил о заказе от военного ведомства. Обрадованный и воодушевлённый Михаил дал мне слово не продавать на сторону револьверы и ружья револьверного типа. Продолжить дальнейшую разработку, чтобы уменьшить вес оружия. На следующее утро отправились в Юрьевское.

По прибытию в имение попарился в бане с чувством, что мне чего-то не хватает. После принятия водных процедур вызвал Эркена.

— Пройдись по дому, подумай.

Он кивнул и стал совершать обход на предмет скрытых предметов. В это время я сидел в кабинете, ну, а как ещё называть комнату со столом и камином, и изучал револьвер, дробовик и ружьё, не обращая внимания на задумчивого Эркена, стоящего у входа в кабинет и внимательно осматривающего комнату. Эркена не впечатлили новинки оружейников. Он был предан своему длиноствольному ружью первого образца. Он снайпер, а не штурмовик.

— Есть что-то?

— Не знаю, командир, тянет меня в эту комнату, а почему не знаю.

— А на что тянет? На золотишко или серебро.

В ответ тишина. Повернулся и смотрю на Эркена. Он как гончая вытянул шею и уперся взглядом в шкаф с книгами.

— Думаешь?

— Точно, чую, командир.

Я заинтригованный подошёл к шкафу и вместе с Эркеном стал внимательно осматривать его.

И тут мне вспомнились слова в завещании, которое дед записал обращаясь к отцу.

«Возлюби книги, ибо они, светочем знания озаряя путь твой, укажут стезю к стяжанию благ земных и душевного благоденствия.»

Меня охватила лихорадка кладоискателя, а фраза, укажут стезю к стяжанию благ земных, пульсировала в голове.

В кабинет вбежал встревоженный Степан.

— Ваше высокоблагородие, Пётр Алексеевич, там Ипполит Олегович с жандармами пожаловали.

— Ищи, я пойду, в кабинет ни кого не впуская, скажешь я запретил.

Эркен кивнул в ответ. Я быстро метнулся в спальню и стал одеваться в парадку. Спустился вниз полный достоинства и важности. Меня ожидали Хомин младший, жандармский ротмистр и два младших чина, вахмистр и рядовой. Увидев меня такого красивого, жандармы подтянулись. Ротмистр отдал честь и представился.

— Ротмистр Славин. Жандармское управление по Московской губернии.

— Войсковой старшина Кавказского казачьего войска. Командир пластунского батальона Иванов. Чем обязан, господин ротмистр?

— Дело в том, господин подполковник, гвардии подпоручик Хомин утверждает, что вы силою захватили поместье и выгнали его из оного, не имея на него никаких прав. Это поместье принадлежит их семье и перешло к ним с приданным его матери. На это имеются все соответствующие документы находящиеся в поместье во Владимирской губернии, у его родителей. Ротмистр был предельно вежлив, видимо не ожидал встретить столь представительного офицера. Ибо мои награды говорили о многом и вызывали уважение.

— Господин ротмистр, я недавно получил право на имение Юрьевское, прошел регистрацию в Московской палате гражданского суда, на что имеются все потребные документы. Прошу вас, проходите, я предоставлю их вам для ознакомления.

Ротмистр разделся и прошел в зал. Я сходил на верх и принес все документы. Жандармский ротмистр тщательно изучил их, проверил все печати и подписи. Потом с осуждением посмотрел на гвардии подпоручика.

— Прошу простить меня господин подполковник, но служба обязывает. Никаких претензий к вам нет, а вам, господин, гвардии подпоручик, следовало бы разобраться в сути дела, прежде чем обращаться в жандармское управление. Посрамленный Хомин удалился вместе с жандармами.

— Ну вот Степан, а ты боялся. Работай спокойно на моё благо, следовательно, и твоё, раз ты мнишь себя моим доверенным лицом. Так что, мнишь или являешься?

— Можете не сомневаться в моей преданности. Задолженности наши, Петр Алексеевич?

— Успокойся, вот бумага о том, что задолженности все оплачены, аж пятьсот рублей с копейками. Надо бы стрясти с прежних хозяев. Как думаешь Степан?

— Это навряд ли, Пётр Алексеевич, Хомины привыкли жить на широкую ногу, как только Юрьевское не заложили. Слава богу более не грозит на такая напасть.

— Ладно Степан, займемся делами. Я переоделся и поспешил в кабинет. В кабинете меня ждал довольный Эркен.

— Нашел, командир.

Я запер кабинет. Эркен показал мне маленькую щеколду скрытую книгами на боковой стенке выполненную в виде накладного листка. С его поворотом, шкаф открывался как дверца. За ним была не глубокая ниша шириной полметра длиной с метр. В нише лежали три ящика. Достали верхний и я отрыл крышку. Сверху лежал конверт. Под конвертом, аккуратные столбики золотых империалов. В каждом столбике тридцать монет, десять рядов и три в глубину. Достал один, империал 1780 года выпуска. Вскрыл конверт.

Дорогой и любезный сын мой, Алексей!

Зная горечь твоей обиды на меня, не дерзаю и чаять прощения твоего при жизни моей. Но ведаю, сколь достойно нёс ты крест свой, и сердце моё преисполнялось отцовскою гордостью, когда доходили до меня вести о подвигах твоих в ратном деле противу Бонапарта.

В летах беспечной молодости, ослеплённый суетою мирскою, не внял я гласу совести, попирая столь драгоценные узы родства. Ныне же, на склоне дней моих, сокрушаюсь тяжким бременем стыда пред тобою и пред памятью матери твоей, коей чистый образ не даёт мне покоя.

Да послужит моё предсмертное завещание хотя бы малою отрадою душе твоей, и да смягчит оно, буде возможно, горечь твоего ко мне нерасположения.

Любящий тебя до последнего вздоха,

Отец твой, Крамской Фёдор Михайлович.

Писано в лето от Рождества Христова 1832 годе.

Судьба деда и отца, не мне судить. Прошлое ушло, будущее не наступило, что делать с деньгами сейчас?