Если Али с семьёй гуляли по городу, в основном по базару, то я гулял по другим местам. Генерал Мазуров, узнав о моём присутствии в городе, немедленно вызвал к себе.
— Здравия желаю, ваше превосходительство.
— Здравствуйте, Пётр Алексеевич, — плотоядно улыбнулся Мазуров.
— Теперь подробно доложите мне, что ещё за история с похищением княжны, Долгоруким, и не врать. — грозно закончил он.
Через своих агентов влияния, Саввы и Эркина, запустил слухи о похищении прекрасной княжны, князем Андреем. А, что, лихо, романтично и красиво и, главное, в нужном мне свете. Слух по городу разнесся моментально. Вот и генерал заинтересовался, все-таки Андрей не чужой ему человек. Я в романтических тонах нарисовал ему историю любви двух юных сердец и своем скромном участии в этой истории.
— Темните сотник? Уж очень все красиво.Прямо поехали вдвоем с князем и украли девицу из постели.
Мы рассмеялись, оба, представив эту картину.
— Нет конечно, Станислав Леонтьевич. По взаимной договорённости. Позже мне удалось уладить всё с её отцом. Я в хороших отношениях с ним.
— Что, действительно так хороша, как говорят?
— Даже, лучше.- мне стало смешно от заинтересованности старого ловеласа.
— У меня вопрос, Станислав Леонтьевич. Правда, что его императорское величество подтверждает родовые привилегии инородцев, иноверцев?
— Да, не надо далеко ходить, хан Нахичеванский, не только признан, но и принят на службу. Но при одном и обязательном условии, принятия Российского подданства. — он поднял указательный палец.
— Представляю лицо моего друга, князя Владимира. — генерал рассмеялся.
После, я посетил капитана Шувалова, который был на месте, генерал Зубарев отсутствовал.
— Здравствуйте, Пётр Алексеевич, какими судьбами в наши пенаты?
— По делам в городе, решил проведать вас. Как рана?
— Вашими деяниями, всё хорошо. Вчера сняли швы. Скажу вам по секрету, все ваши ходатайства о награждениях и поощрениях подписаны и отправлены в канцелярию командующего корпусом. Более того, он затребовал отклоненное ранее прошение о награждении вас Анной третей степени с мечами и подписал его.
— Благодарю, Александр Константинович, за приятные новости, а вас то представили к награде?
— Не знаю, как насчет ордена, то начальству ведомо, но чин подполковника мне обещан генералом. Поговорили ещё о стороннем и всё-таки Шувалов не выдержал.
— Пётр Алексеевич, слухи о похищении горской княжны, хорунжим, правда?
— Да, правда.
— Но как такое возможно? И как теперь всё будет?
— Не переживайте, всё будет хорошо. Он уехал в отпуск, по ранению и увез с собой похищенную деву. Большой Кавказский приз.
— Вы всё шутите, Пётр Алексеевич.
Напоследок зашёл отметиться у Атамана.
Он, без всякого вступления, недовольным голосом произнес.
— Пётр Алексеевич, ну не можете вы, со своим хорунжим, без происшествий прожить ни дня. Что ещё за похищение княжны и где вы её нашли?
— По соседству, Николай Леонтьевич, дочь хаджи Али.
— Он что, князь?
— Да, род Баташевых, княжеский, правда порядком обедневший и утративший влияние. Точно не знаю, Николай Леонтьевич, там голову сломаешь, пока разберёшь.
— Ну и зачем, спрашивается, надо было затевать подобное, сотник.
— Любовь, Николай Леонтьевич, что я мог сделать.
— Ммм, да. И чем дело закончилось?
— Полюбовно, миром, господин атаман.
— А где, князь?
— Убыл в отпуск, по ранению, ваше превосходительство.
— Ну и слава богу. Пожалуйста, Пётр Алексеевич, давайте без этих амурных историй и так забот хватает.
— Слушаюсь ваше превосходительство.
Я уже собрался прощаться, как атаман продолжил.
— Не спешите, сотник, присаживайтесь. Поступил приказ командующего Кавказским корпусом о формировании сборного отряда нашей линии и отправки его в распоряжение генерал-майора Симонова Игоря Дмитриевича, начальника Армянской области. У него не хватает сил, что бы дать отпор туркам, которые устроили массовую резню в пограничных районах, очень много беженцев. Крупные отряды постоянно прорываются на нашу территорию совершая грабежи и истребление местного населения. Генерал Галлер указал на обязательное присутствие пластунской сотни в отряде. Вам будет собранно семь десятков молодых казаков из Кизлярского, Сунженского и Гребенского полков, По распоряжению генерала Галлера будут выделены средства на вооружение и обмундирование по вашему образцу. Все остальные вопросы будут решаться в ходе подготовки. Сроки не определены, скорее всего конец июля. Поверьте, Пётр Алексеевич, я пытался отговориться, там действительно тяжелое положение. Полагаю, планируется что-то серьёзное, турки совсем обнаглели. Это не обсуждается, думаю полусотня в последующим укрепит Сунженскую линию.
Теперь можете быть свободным, будьте готовы принять пополнение и не переживайте так, за вами сохраняется право отчисления не пригодных к службе в пластунах.
Вдохновленный и в прекрасном настроении, я хмурый появился в гостинице.
Савва и Эркен сразу уловили моё состояние.
— Что, командир, от начальства перепало?
— Есть немного, завтра домой.
Предупредил Али с семейством, которое вполне освоилось в номере и радовалось жизни. Ранним утром тронулись в путь.
Я понимал, что после моих рейдов и бое в долине, начальству придёт гениальная мысль об увеличении моей сотни или создание учебного центра на основе моей базы. Мне это ничего не давало, а только связывало по рукам и ногам. Не будет свободы действий, а будет формирование, которое выведут из подчинения атамана Кавказского казачьего войска. Выхода из создавшегося положения я не видел. Самый лучший вариант, из худших, был укрупнение максимум до двух сотенного состава, но оставаться в составе казачьего войска. Так и довел свои соображения атаману перед отъездом. Он пообещал подумать над серьезной возможностью потери сотни для казачьего войска.
По прибытии на базу собрал весь командный состав и довёл новость. Все молчали и ждали продолжения.
Старшина, подумай где расположить две казармы для пополнения, срочно организуй строительство. Бери всех свободных, но чтоб до начала дождей они стояли и дымили печками.
— Тихон организуй вторую походную кухню. Сколько у нас на складе ружей старого образца?
— Восемьдесят две штуки, после обмена на новые, пятьдесят семь пистолетов нового образца. Сто тридцать хороших кремневок, двадцать четыре штуцера, все приспособы к ним. Холодного оружия двести шашек и сто сорок кинжалов, в хорошем состоянии. Гранат, триста девяносто одна штука.
Мы получили партию из ста десяти ружей улучшенного образца. Ствол из лучшей оружейной стали, чуть тоньше прежнего, приклад с улучшенной эргономикой, легче на 300 грамм и пятьдесят пять пистолетов с улучшенной рукоятью и стволом, облегченный вариант. Перевооружили сотню. Образовался запас старых ружей.
— Служба тыла свободны. Теперь с вами. Трофим, подбери десяток толковых бойцов инструкторами по одному в десяток, Рома отберёшь десяток стрелков. С первого дня, каждый день долбите в мозг наши правила. Обучать жестко без слабины. Кто не тянет отчислять без жалости. Чтобы через три месяца это были не сборная по сосенке из горбыля, а полноценные пластуны первого года службы. И что бы я не слышал: — Я Сунженский или Гребенский. Только пластун отдельной пластунской сотни, чтобы каждый горел желанием стать им.
Все свободны. Теперь ты Савва, присмотри троих сообразительных и думающих из новичков и работай с ними, как с разведкой. Эркен присмотрись вообще ко всем, постарайся узнать общие настроения, кто чем дышит. Гнилых и противных выявлять немедленно и докладывать. В следующем году, летом скорее всего будем воевать с турками. Об этом тоже подумайте.
Они вышли и я остался один в штабе.
В войсковом казначействе мне выдали аж двадцать пять тысяч рублей ассигнациями. В торговом доме Бусыгина обменял на серебро один к четырем, и то, как постоянному клиенту. Заказал ранцы, котелки и ткани с доставкой. Здесь уже мне сделали скидку, за большой заказ. Остальное сдал Егору Лукичу.
Глядя на пустую комнату почувствовал, не хватает Андрюхи. Как он там? Едет домой, наверное счастлив и радуется, что Марэ рядом. Не думал, что его так много станет в моей жизни.
Дома после ужина, когда я сидел задумчивый и грустный Ада села рядом, обняла и прижалась ко мне. Вспомнил маму и то, что уже два месяца не писал ей, а получил от неё три письма. Я и в той жизни был плохим сыном.
7 октября прибыла сборная солянка во главе с хорунжим. Личность примечательная. Вислые, длинные усы, богатый чуб, весь такой лихой и ядреный. Их довезли до Михайловского поста, а дальше они проделали весь оставшийся путь пешком. Грязные, недовольные, они так и кучковались по своим полкам. Одетые кто во что горазд, обноски одним словом. Их завели на базу и оставили на плацу. Новички с интересом оглядывались и тихо переговаривались. Видно, что собрали молодняк, как я и набирал в сотню. Когда с Трофимом, вышли на плац хорунжий подал команду.
— Стройся!.
Толпа кое-как построилась в кривую шеренгу, по двое. Бравый хорунжий в цветах Сунженского полка развалистой походкой подошёл и доложил.
— Господин сотник, сборная команда Сунженской линии для обучения прибыла. Хорунжий четвертой сотни Сунженского полка Веселяев.
— Как звать, хорунжий?
— Еремеем, господин сотник.
— И за что тебя, Еремей, из казаков в пластуны назначили?
Хорунжий смутился.
— Говори хорунжий как есть, у нас врать не положено.
— Повел десяток в догон чеченцам, на засаду нарвались, двоих потеряли.
— Значит смелый, лихой, но глупый, раз в засаду попал. Холодным оружием хорошо владеешь?
— Ни кто не жаловался, кто живой остался.
Мои бойцы стоявшие напротив новобранцев, молча рассматривали их. Без шуток и подколов, молча с серьёзными лицами. По началу новички пытались смотреться смелыми и независимыми, но постепенно смолкли и насторожились.
— Эркен, принеси учебные.
Через пять минут он принес две учебные шашки.
— Дай.
Киваю на хорунжего. Вижу Костю стоящего в первом ряду. Он приказный, десятник первой полусотни.
— Костя, только осторожно не покалечь хорунжего, не затягивай, как в бою.
Он кивает и берёт шашку. Хорунжий примерившись к незнакомой шашке, прокручивает умело и резко. Кивает, готов к бою.
Поединок начался с быстрой атаки хорунжего. Костя отбил два прохода по верхнему и среднему уровню, подбил шашку вверх и прямы ударом ногой, в живот, вырубил хорунжего. Тот от боли присел, но шашку не выпустил, пытаясь защититься от атаки Кости.
— Стоп.- остановил я бой.
— Помоги хорунжему.- сказал я Косте.
— Я сам, — выдохнул хорунжий с трудом выпрямляясь.
Подхожу к кривой шеренге и громко подаю команду.
— Становись, равняйс. Я сказал, равняйсь.
Шеренги немного выровнялись.
— Смирно.
Поворачиваюсь к своим бойцам.
— Вам, что заняться нечем.
Толпа быстро рассосалась, кроме Трофима и десяти инструкторов.
— Запомните и вбейте себе в мозг, вы поступили в сотню, у нас нет этих, тех и всяких других. Есть только пластуны отдельной пластунской сотни. С этой минуты, вы одни из нас и есть правила, которые обязаны выполнять все, начиная с меня и кончая последним обозным. Вам доведут эти правила, кто не согласен или не может принять их, возвращается к себе в подразделения. За малейшее нарушение, отчисление. Вы пройдете курс молодого бойца, по итогу возможны отчисления по другим причинам. Хорунжий за мной, Трофим командуй.
В штабе сел за стол.
— Присаживайся Еремей, когда все свои, можно обращаться, командир или Пётр Алексеевич, в других случаях, господин сотник. Станешь ли ты своим, зависит от тебя. Выкинь всё из башки и учись, не стесняйся спросить, если не понятно. Учись быть командиром, а не лихим казакам. Мы воюем по другому. Запомни на всю жизнь: «Сотня своих не бросает. Пластуны не сдаются!»
— Слыхал я про это и про ваш бой в Баракайской долине. Правда али врут, что ты бошку Зелим бею срубил и его жену в наложницы взял?
— Ты как думаешь?
— Думаю врут, поди. — усмехнулся хорунжий.
— Нет, не врут, срубил и взял, только не силком, она сама попросилась, так обстоятельства сложились.- улыбаюсь я, видя растерявшегося Еремея.
— Ну так как, будешь служить в сотне или сразу домой поедешь.
— Нет уж, господин сотник, я тоже наложницу хочу, болтают, что красивая.
— А за чем мне не красивая наложница?
— Ну да, чего-то я, не то сказал. — засмеялся Еремей.
На следующий день повели новую полу сотню на полигон. Совершили марш-бросок, отстрелялись. Результат приятно удивил. В норматив по времени уложились все, отстрелялись плохо, оружие в большинстве, старое и не надёжное. Хорунжий прошёл испытание со всеми и принимал активное участие в формировании десятков и других организационных вопросах. Постоянно ходил с Трофимом спрашивая и вникая в жизнь сотни. Всех переодели и на общем построении они не смотрелись инородными телами. Начались учебные будни, времени до середины лета должно хватить что бы воспитать пластунов первого года службы.