Шайтан Иван 3

Глава 27

Очнулся я под самое утро. Сразу понял, нахожусь в госпитальной палате. Слабость была такова, что не было желания шевелиться, но естественные желания организма настойчиво требовали выхода. Попытался сесть, но не получилось.

— Эй, кто живой⁈

— Ни как пришли в себя, ваше благородие? — приподнял голову дежурный санитар дремавший за столом.

Небольшой огарок свечи еле освещал палату.

Запалив лампу, санитар подошёл к кровати.

— Это мы сейчас ваше благородие, — догадался он по моему лицу. Аккуратно подхватив под мышки, помог справить нужду. Во время движения ощутил тянущую, пульсирующую боль в правом боку. Ощупал тугую повязку.

— Зашили уже — с досадой подумал я.

Дверь в палату отворилась, заглянул Савва.

— Очнулся командир — быстро подошёл и отстранив санитара, помог мне прилечь. Санитар отошёл, с опаской поглядывая на него.

— Что, да как, докладывай?

— Четверо нас тут, со вчерашнего дня в соседней комнате. По четыре часа дежурим у входа.

— Зачем?

— На всякий случай, кто знает, как обернётся всё. Поручик тоже тута недалече, мало ли.

— Он что ходит? — удивился я.

— Куда, там. Вчера к нему даус какой-то приходил. В золочёных шнурах весь. На дохтуров покрикивал.

— Неужели граф Олевский — подумал я. — Вас не трогал?

— Да не, поглядел только и ушел. Нас тута никто не трогает, комнату рядом дали, кормят и мы никого не трогаем — усмехнулся Савва.

— Скорая помощь при вас?

— Так, у Аслана, он её постоянно таскает.

— Сейчас отдохну немного, раной займёшься.

— Так дохтур сказал, что всё сделал? Савва не понял моих планов.

— Рана моя? Что хочу, то с ней и делаю. — поморщился я, когда бок отозвался болью на моё не ловкое движение. — Через два часа поднимешь меня. Выполнять урядник.

Савва не стал задавать глупых вопросов.

В девять утра Савва с Эркеном пришли с сумкой скорой помощи. Санитар, заподозрив что-то, незаметно исчез и минут через пять в комнату ворвался молодой доктор в халате.

— Господин есаул, что вы собираетесь делать?

— Как вас зовут, доктор?

— Полковой доктор, Спиридон Евлампиевич Могильный, губернский секретарь.

Хотел пройтись по поводу имени и фамилии, но сдержался.

— Хочу осмотреть свою рану и кое-что исправить.

— То есть как исправить? Вы, что доктор? Позвольте поинтересоваться, — ехидно и с сарказмом поддел меня Могильный.

В палату вошёл ещё один эскулап.

— Что у вас, Спиридон Евлмпиевич?

— Да вот, Иван Петрович, есаул собрался провести осмотр раны.

— Старший полковой доктор, Генгольц Иван Петрович. Так что вас не устраивает, господин есаул?

Немец уставился на меня с холодным любопытством. Его выговор выдавал остзейское происхождение, а очки в стальной оправе блестели в свете масленой лампы. «Вот уж действительно, куда не плюнь, попадёшь в немца», мелькнуло у меня в голове.

— Иван Петрович, позвольте мне осмотреть рану и провести некоторые процедуры, — твёрдо сказал я.

Интерес Генгольца плавно перерос в удивление. Он стоял и смотрел на меня, постукивая какой-то серебристой фигнёй по ладони.

— Вы сведущи в медицине?

— В очень ограниченном объёме. Только то, что связано с боевыми ранами.

На его выбритых щеках дрогнула тень. Такого от казачьего офицера он явно не ожидал.

— Хорошо. Я проведу процедуру под вашим руководством. Вас устроит такой вариант?

— Вполне. Приступим, господа.

Санитары подхватили меня под мышки, и я почувствовал, как едкий запах карболки ударил в нос. Меня понесли в перевязочную, где на столе уже блестели инструменты — скальпели, пинцеты, кривые иглы, пузырьки с какими-то жидкостями и свёрнутые бинты. С меня сняли повязку и я увидел оттекший бок с плотно зашитыми входными и выходными ранами.

— Вы, что, господин доктор, не будете мыть руки перед процедурой?

— Они у меня чистые.

— Я прошу вас, достаньте из сумки меньший бутыль и помойте руки жидкостью из него, только аккуратно и экономно.

— Что это? — он принюхался.

— Хлебное вино, хорошей очистки. Теперь снимите швы с раны, со стороны спины.

Я поморщился, когда он выдергивал подрезанную нить.

— Расширьте рану, что бы вытекла скопившаяся жидкость. Можете слегка надавить вокруг, что бы улучшить отток.

Я шипел и морщился от боли, началось воспаление.

— Возьмите серебряную трубу с поршнем, наберите через носик жидкость из другого бутыля и под медленным давлением промойте рану в глубине.

Из раны вылились сгустки свернувшейся крови и мутной жидкости красного цвета.

— Промойте ещё раз, вставите полоску ткани и не туго перевяжете. Сегодня и завтра перевязка два раза в день, потом, если заживление пойдет нормально, можно один раз. Всё господа доктора. Спасибо за содействие. Пойду потихоньку.

Бойцы подхватили меня с двух сторон и повели в палату.

Вечером следующего дня в палату явилась делегация из трёх человек, во главе с подполковником Рощиным. Они торжественно встали перед моей кроватью по стойке смирно, держа кивера в правой руке.

— Господин есаул. По поручению офицерского собрания Преображенского полка мы уполномочены принести вам официальное извинение за недостойный поступок нашего бывшего сослуживца, графа Вержановского. За не достойное поведение, в определенных обстоятельствах, не совместимое с высоким званием русского офицера и бросившего тень на честь всего полка. Он исключён из офицерского собрания. Офицерам полка настоятельно рекомендовано прекратить всякое общение с исключённым. Вы принимаете извинения?

Я тяжело поднялся с постели и попытался выпрямиться, выпячивая свою не состоятельность из-за раны.

— Да, господа, офицеры. Я вполне удовлетворен. Благодарю вас, что поставили меня в известность.

Мой голос прозвучал излишне сухо, но господа офицеры отнеслись с пониманием.

Мы расстались довольные друг другом. Чуть позже заскочил Андрей, он был дежурным по батальону.

— Привет, командир. Буря вроде миновала. Графа указом императора уволили со службы без права ношения мундира, офицерских знаков различия, пенсионного права и запрет на селение в столицах. При первой возможности рекомендовано покинуть Петербург. По тебе вопрос пока повис, но граф Васильев сказал последствия, конечно, будут, но не столь радикальные. Тебе по выздоровлению не стоит задерживаться в Петербурге. Он запретил всем заинтересованным лицам посещать тебя. Граф с позором изгнан из гвардии и ему настоятельно рекомендовано покинуть Петербург. Счастливому Рощину объявлено пять суток домашнего ареста и неудовольствие его Императорского величества. Он опасался больших неприятностей.

Наталья просила поблагодарить за подарок. Когда поправишься она поцелует тебя. В данный момент у неё трагедия. Батюшка отказал графу Михаилу Кисилёву, он просил руки Натальи на следующий день после дня рождения. Катя до сих пор успокаивает её. И батюшка и матушка не преклонны.

— А от чего такое неприятие? — задал я наивный вопрос.

— Кисилёвы в таких долгах, что Михаила в скором времени переведут из гвардии в армию. Родители опасаются за приданное Натальи.

— Правильно делают, любовь понятие эфемерное, а кушать хочется всегда.

— Хотел просить разрешения у доктора перевезти тебя к себе, так Иван Петрович на дыбы встал. Ты чем его обидел. Он говорит, что ты будешь находиться в госпитале столько, сколько решит он.

— Наверное я ему понравился, как раненый с боевой раной, а не с соплями или поносом.

Аничков дворец. Резиденция Цесаревича Александра.

Александр и Мария Александровна сидели в малой гостиной. Вошел новый адъютант Александра, поручик его Императорского высочества, великого князя Михаила, гвардейского уланского полка, Раевский Дмитрий Семенович (из мелкопоместных дворян Рязанской губернии.) Ваше высочество, Баронесса фон Пален, просит принять.

— Проси, — поморщился Цесаревич. В гостиную буквально ворвалась красивая, молодая женщина тридцати пяти лет и всхлипывая кинулась к Александру.

— Ваше императорское высочество, прошу вашей милости и заступничества перед его Императорским величеством. За что наказан наш мальчик, доктора говорят он останется пожизненным инвалидом. Этот варвар искалечил его и ещё ко всему, Владислава с позором изгнали из гвардии, ему запретили находиться в Петербурге. За что, ваше Императорское высочество. Молю вас о заступничестве, нет человека более преданного вашему высочеству чем граф Владислав.

— Баронесса, Мы с прискорбием внемлим вашим словам о несчастной участи графа Владислава, однако позвольте напомнить вам, что законы чести так же неумолимы, как и законы империи. Граф вступил в противозаконную дуэль и был наказан его императорским величеством, сие есть не произвол, но справедливость. Его Императорское величество не может потворствовать беззаконию. Вы правы граф Владислав был нам предан. Но разве преданность оправдывает бесчестие? Мы не в силах отменить Высочайшую волю. Но если состояние здоровья графа столь плачевно, Мы можем ходатайствовать о смягчении его наказания, не будучи в твердой уверенности выполнения обещанного.

Лицо баронессы исказила гримаса злобы.

— Почему не последовало справедливое наказание этого казака, — она будто выплюнула это слово. — Почему пострадал только наш Владислав?

— Поверьте, Его императорское величество непременно воздаст по справедливости всем, кто нарушил его Высочайший указ о запрете дуэлей. Прощайте баронесса.

Баронесса совершила положенный реверанс и сверкнув злобным взглядом, вышла из гостиной.

— Шляхта возбудилась до крайности, не хватало каких-нибудь неприятностей. — с досадой подумал Александр. Переговорив с князем Андреем и выслушав подробный рассказ всех обстоятельств предшествующих дуэли он отправился в Зимний дворец и обстоятельно переговорил с отцом. Узнав о дуэли Император пришёл в крайнюю степень раздражения, выслушав подробный рассказ Александра он надолго задумался. Потом, приняв какое-то решение, попросил его держаться в стороне от этой неприятной истории.

После очередной перевязки узрев бурный процесс заживления Иван Петрович Генгольц изрек.

— Теперь, Пётр Алексеевич, я требую объяснений по поводу всего, что вы творите в нашем госпитале. От куда у вас столь глубокие и, скажем так, оригинальные методы лечения?

И что рассказывать ему?

— Что вас интересует?

— Начнём с мытья рук.

— Все мои знания почерпнуты у отставного унтера проживающего в нашем семействе. Он всегда перед едой или проведением как-либо мероприятий мыл руки и приговаривал, ' вода, вода, унеси всю нечисть', а перед лекарскими процедурами обязательно ещё мыл хлебным вином говоря, «винный дух, прибери всю нечисть».

— А что за раствор которым вы промываете рану?

— Слабый соляной раствор, 2 золотника соли на стакан кипяченой воды. Им хорошо промывать любые телесные раны.

— А зачем вы распустили входную рану?

— Вы зашили и перекрыли выход раневой жидкости, которая начала гнить в ране, далее антонов огонь и мучительная смерть. Я же открыл выход, находясь в лежачем положении, способствую выходу жидкого содержимого раны, полоска ткани внутри раны и рыхлая повязка смоченные соляным раствором вытягивают содержимое раны.

— И вы хотите сказать что это знал какой-то отставной унтер?

— Основа его, я лишь собрал дополнительные сведения, обобщил и свел воедино.

— Не могу поверить в это. А заговоры на воду и хлебное вино, да меня засмеют коллеги.

Спиридон Евлампиевич, присутствующи при нашей беседе молча строчил в тетради.

— Иван Петрович, если для выздоровления раненого надо танцевать с бубном, буду танцевать, лишь бы помогло. Я убедился, что заговоры на воду и на крепкое хлебное вино помогают, я заговариваю, молча, что бы не выглядеть идиотом среди образованных и просвещённых людей, но я приучил моих казаков мыть руки, особенно перед едой.

— Да, я заметил это.- Рассеяно проговорил Генгольц. На седьмой день были сняты швы и я был отпущен Генгольцем с условием, что буду беречься и покажусь ему 10 марта. В доме Андрея меня встретили заплаканные Ада и Мара. Успокоил их и уединился с Андреем в комнате.

— Ну, что командир, император выразил крайнее неудовольствие по поводу твоего участия в дуэли, ты в опале и должен срочно убыть на Кавказ. Не появляться в Петербурге без высочайшего позволения и тебе на год урезали жалование в половину. Запретом на продвижение в чине и должности на три года. Под особый надзор полкового командира и в случае повторного, подобного поступка, немедленного увольнения из армии. По прибытию к месту службы доложиться командиру по поводу случившегося и предоставить бумаги. Пакет у меня. Ну и везучий ты командир.- рассмеялся Андрей.

— Хотя везения, в данном деле, малая толика.

Граф Васильев, мой батюшка, цесаревич Александр и великий князь Павел и княгиня Анна. Ну и я как посыльный.

— Спасибо Андрей — я обнял его. — Все готово к отъезду.- спросил я у Саввы.

— Так точно, командир.

— Завтра трогаемся в Москву.