Мне нужны куклы. У меня чесались руки от предвкушения. Все мои краски и кисти пришли в негодность. Переоделся в полевой зимник и пошел по старым адресам. Глину нашёл без проблем. Гончар увидев меня так обрадовался, что я немного испугался.
— Пётр, как я рад, что ты нашелся. Услышал бог мои молитвы.
— Да ты толком скажи что случилось?
— Ты помнишь мою дочь? — не мог успокоиться гончар.
— Так вот, по осени, отдал её замуж, как сговаривались. В хорошую семью, грех жаловаться и муж работящий, дочку любит.
— Это всё хорошо, а я то тут причем? — не могу понять далёкий заход мастера.
— Так беда у них случилось. Куклу, что ты расписал и подарил, с собой в мужнин дом взяла. Так вот, свекор её, когда ему предложили пятьдесят рублёв не устоял и продал. Дочь как узнала, взбеленилась на него, чуть в драку не полезла. Они, видя такое, кинулись куклу ту искать, да где там, не нашли, кому продали. Вот теперь она почитай, как год молчит. Исполняет, что положено жене и невестке, в остальном ни словечка. Я и свояки мои, что только не делали. Где ж теперича такую куклу найти. Как услышал один торговец, что куклу ищем, сказывал сто рублёв стоит, да и то не найти. Вот и подумал я, что сгинул ты Пётр, а ты вот стоишь, живой и здоровый. Христом богом прошу, помоги, спаси дочь, всю жизнь за тебя молить буду.
— Ладно мастер, помогу, конечно, но ты дашь мне слово, что никому не скажешь про меня. Иначе, не взыщи.
Прозвучало очень зловеще. Он как-то съёжился и в глаза появился страх. Понимая, что обстановка сильно накалилась и грозила перерасти в мистический ужас, сдал обороты и уже по-простецки сказал ему.
— Ты не подумай чего, я сам столько натерпелся через кукол своих, порой прятаться приходилось от покупателей.
— Так ты что жа, колдун что ли? — со страхом прошептал мастер.
— Вот дурья башка, вот тебе крест животворящий.- я демонстративно перекрестился. Смотрю, немного отпустило. Мистический ужас в глазах пропал.
— Сделаю семь кукол, одна твоя. Как выпекать не забыл?
— Как же помню все.
— Вот и ладно, после росписи отдам, двадцать пять рублей, за работу.
— Как скажешь Пётр.
— Да, ещё закажи семь коробов у краснодеревщика, как раньше. Он ещё при деле?
— А куды денется, работает.
Мне самому стало интересно, действительно так сильна магия моих кукол. Может в связи с моим переносом я стал колдуном или магом.
— Да ну, чушь — рассмеялся я, пережив сильный стресс после рассказа мастера гончара.
Устроив в углу комнаты временную мастерскую, я весь погрузился в работу. Волна вдохновения захватила меня всего без остатка. Я работал трое суток без сна и отдыха забыв обо всём. Ада сидела тихонько в сторонке, боясь шелохнуться и отдавала распоряжения Аслану шепотом. Самое важное, это лицо куклы, это центр всего. Именно оно определяет всё остальное. Наконец я создал семь заготовок, осталось глины на двух пупсов. Куклы сделал чуть меньшего размера. Когда они были готовы и отданы на обжиг я, уставший и опустошённый полностью, отдался в заботливые руки Ады. Однажды, после наших бурных утех, она серьёзно сказала.
— Ты настоящий шайтан, мой господин, только хороший.
Рассмеялся и прижал её к себе. Да, я купался и наслаждался её любовью, как в море, теплом и ласковом. Отдавал капли, в лучшем случае двадцати литровую канистру. Чувствовал ли угрызения совести, нет. В жизни часто так бывает, кто-то любит, а кто-то позволяет любить. Я тот, кто позволяет. Всегда был таким в отношениях с женщинами. Жизнь сама по себе не справедливая и всё в ней относительно, за редким исключением. Получил обожжённые заготовки, подготовил индивидуальные пеналы и сел расписывать. Когда работал, заметил на лице Ады, смесь ужаса и восторга. Она сидела с круглыми глазами видя, как появляется лицо со всеми эмоциями и чувствами. У Аслана, то же самое. Думаю его впечатления были по хлеще чем у Ады. Начинаю верить в то, что мои куклы живые. Забрал у племянницы её куклу-дочку, которая сильно пострадала от частого пользования ею. Клятвенно обещал вернуть обновленную. Решил эту куклу отдать мастеру гончару. Она тоже была из первой партии, а племяннице вернуть новую куклу похожую на её прежнюю, немного повзрослевшую. Три куклы получились особенно красивыми, я сам отметил это. Одна была надменна и высокомерна, другая капризная и смешливая, а третья наивная и добрая. Взял обычную, с любопытным личиком, все свои сбережения и отправился к Бломбергу.
— Здравствуйте, Михаил Давыдович.- В кабинете ничего не изменилось и сам хозяин всё такой же.
— Здравствуйте, Пётр, как давно не виделись с вами, хотя я в курсе ваших дел. Надеюсь у вас нет претензий к нашей работе?
— Нет, Михаил Давыдович, всё выше всех похвал. Я доволен.
— Вот и отлично. Как я понимаю вы по делу?
— Да и очень по-серьёзному.
— Слушаю вас.
Стал выкладывать мешочки с золотом.
— Это иностранное золото, хочу положить насчет не меняя. Теперь самое главное.
Достал мешочки с камнями. Аккуратно развязал один и показал содержимое.
— С золотом нет ни каких проблем, а с камнями.
Вызвал ювелира. Пришел пожилой еврей со всем набором инструментария и стал изучать минералы, пристально рассматривая их различными лупами. По мере просмотра он начал пыхтеть и заметно возбудился.
— Что там, Абрам?
— Что, я могу сказать, Михаил Давыдович, прекрасное собрание, а некоторые экземпляры просто восхитительны.
— Вы хотите продать или провести только оценку? — оживился Бломберг.
— Продать, Михаил Давыдович.
— Простите, Пётр, но я обязан поинтересоваться законностью приобретения вами камней.
— Скажем на половину, они мои, но я не заявлял официально об их наличии у меня.
— Мне необходимо знать, так, как это сильно влияет на цену.
— Абрам, твоя предварительная оценка.
Они долго смотрели друг на друга. Вот это уровень взаимопонимания.
— Думаю двести тысяч рублей.
Бломберг перевел взгляд на меня.
— Двести пятьдесят, и то, как давнему и проверенному партнеру.
— Двести двадцать, поверьте, хорошая цена, как партнёру.
— Двести пятьдесят, Михаил Давыдович и не надо рассказывать мне зато, как тяжело вам живется и семья голодает. Как много вы потеряете при обработке и вообще вы последнее отрываете от семьи, чтобы угодить мне.
Выслушав мой длинный монолог, они оба рассмеялись.
— Слушаю вас, молодой человек и не могу понять, кто из нас больше еврей, вы или мы с Михаилом Давыдовичем.- сказал прослезившийся ювелир.
— Можно, Михаил Давыдович, но это последняя цена. Совершили все сделки и переоформили документы, с учётом моего совершеннолетия. На счету у меня было двести девяносто две тысячи и две триста в иностранной валюте. Ещё, я оставил себе три самых крупных сапфира, три изумруда и три алмаза, не стал показывать их. Стоимость камней, я оценивал не меньше ста двадцати тысяч рублей. Очень предварительная стоимость.
Когда покончили со всеми формальностями, посмотрел на Бломберга.
— Что-то ещё, Пётр?
— Да, Михаил Давыдович.
Я достал пенал из баула. Увидев заветную коробку Бломберг сорвался с места, подскочил к столу и не решался взять пенал. Он смотрел на него, как будто опасался, что он исчезнет.
— Это то, что я думаю?
Улыбаюсь ему.
— Смелее, Михаил Давыдович.
Бломберг, дрожащими пальцами, осторожно открыл пенал, достал куклу.
— Боже мой, она, Ивановская. Как же она прекрасна.
— Согласен, мастерство отменное. Никогда не видал подобной красоты.- произнес подошедший ювелир.
— Не хотел показывать прежде, что бы не влиять на вас при торге.- заметил я.
— Спасибо, Пётр, вы порадовали меня, как никто.
— Просто случайно повезло, человек попал в затруднительное положение и предложил куклу в счёт погашения долга.
— Пётр, а есть ещё куклы, я выкуплю все.- вскинулся, Бломберг.
— К сожалению нет, я интересовался.
— Сколько я вам должен, Пётр?
— Долг составлял сто пятьдесят рублей золотом. Вам я уступлю за сто двадцать.
— Очень жаль, я нашел ещё одну куклу в плохом состоянии, её отреставрировали и с ней произошла та же история, из неё ушла жизнь.
Он протянул мне мешочек с деньгами.
— Все такой же ненормальный, — с грустью подумал я, глядя на счастливого Бломберга.
— Да я богат, черт побери! Прости меня господи.- перекрестился я. Что поделать, так положено. Чувство, что я обеспеченный в материальном плане, вселяло уверенность в завтрашнем дне.
Аде я подарил одного пупса, он мило улыбался глядя на мир голубыми глазенками. Она просто взвизгнула от восторга, схватила пенал и убежала в комнату. Вот также и гончар, когда увидел готовую куклу, он схватил пенал и собрался бежать. Едва успел поймать его за рубаха.
— Полушубок одень, простынешь и за работу расплатись.
— Прости, Пётр, насмотрелся на страдания кровинушки, мочи нет видеть, как она мучается.- говорил он, торопливо отсчитывая монеты.
Иду неторопливо по ночному городу, слева на шаг отставая Паша. Порой даже не замечаю его, особенно когда задумаюсь, как сейчас. Когда завершил работу над куклами, долго сидел и смотрел на их лица. Видел всё до мельчайших подробностей. Да, что смотреть, если я их создатель. Но никто, из них, мне не подмигнул. Видимо моя фантазия не может взлететь так высоко, что бы увидеть нечто большее. Ну и слава богу, а то получится как у Бломберга или Бориса.
— Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша.
И вот, в эту мирную картину ночного города, влезает низкий голос с хрипотцой.
— А, ну господа хорошие, одёжу сымайте и карманы выворачивайте.
Задумавшись, не заметил суровую троицу. Двое перед нами, один зашёл сзади.
— Поздний вечер, перестал быть томным. Не город Москва, а притон какой-то.- подвел итог своим мыслям.
— Как скажите, — расстёгиваю ремень с бляхой и резко, с пояса, запускаю в полёт. Рассчитал правильно, даже слишком. Бляха попала точно в висок, углом. Просящий упал молча, как и противник Паши. У него получилось мягче, его проситель был ещё живой. Не успел ничего сказать, как Бирюк сделал контроль.
— Паша! — с укоризной произнес я.
— А чего, командир, отпустим, так и будет грабить добрых людей.- сказал он вытирая лезвие ножа об одежду.- Сам то завалил бедолагу, сказать даже не успел ничего, болезный. Справный приём. Тренировал его, а применил впервой. Командир, руку что ли больше подворачивать надо? — спрашивал Паша проводя тщательный осмотр пострадавших. Третий убежал не дожидаясь концовки. Может и прав Паша. Такие же отморозки ограбили и чуть не убили прежнего Петра. Как говориться за всё, каждому, воздастся.
— Затащи в подворотню, нашел, что полезного?
— Нет, мелочевка, кастеты, ножи, дрянь. Медяки и чуть серебра.
— Пошли, пока нет ни кого.
— Не успели пройти квартал, как увидели сидящих у стены женщину с двумя детьми.
— Вы чего тут сидите, на морозе, померзните.- спросил Паша у женщины, которая с пустым взглядом смотрела в никуда. Девочка лет семи и мальчик трех лет.
— Нас из дому выгнали — тихо сказала девочка.
— То есть как выгнали? — лицо Паши закаменело. Сам сирота, он, как никто, понимал и знал, что такое нищета и голод.
— Мама не смогла заплатить за комнату и нас выгнали.
— А где дом? — спросил Паша.
— Вон он.- махнула она на соседний трехэтажный доходный дом. Я помнил его, здесь жили представители подлого сословия.
— Командир — посмотрел просяще на меня Павел.
— Пошли — вздохнул я.
Паша взял узел и мальчонку на руки, я поднял женщину. Она от долгого сидения и холода с трудом передвигалась.
— Пойдем, всё будет хорошо.
Мы зашли в коридор, тускло освещаемый масляной лампой.
— Где управляющий живёт?
— Вон тама — показала девочка пальцем.
Паша, свалив узел и мальца, стал стучать в дверь.
Дверь открылась и в проёме появился бородатый мужик и короткой дубинкой в руках.
— Чего шумишь, вызову полицию и сядешь в околотке за безобразие.
— Отставить, — командую Паше.
— Вот что любезный, комната этой женщины свободна?
— Да, покуда.- Вздохнул он глядя на несчастную женщину. Видно, что он по своему жалеет её.
— Паша, помоги ей до комнаты добраться. Выполнять. — добавил я жесткости в голосе.
А вы любезный не пригласите меня к себе, а то говорить в коридоре как-то не очень.
— Проходите.
Сел на предложенный стул.
— Кто таков?
— Спиридон Суслов, управляющий домом.
— По батюшке, как кличут?
— Сидором отца звали.
— Так, вот, Спиридон Сидорович, как случилось, что эта женщина ночью на улице оказалась с детьми? — разгладившиеся было морщины вновь прорезались.
Задолжала Агриппа за пол года, три рубля, хозяйка приказала выгнать, вот и пришлось исполнить. Муж её на заводе работал, год назад прибило его балкой. Агриппа работала на мануфактуре. Сын захворал сильно, пока лечила его с работы уволили. Вот и мается. Хозяйка узнала про долг, приказала выгнать. Сколько мог покрывал.
— Прими уважение моё, Спиридон Сидорович, за то, что человеком остаёшься.- Перестал хмуриться, по душе моя похвала. Мне не жалко, тем более заслуженная.
— Можно ассигнациями оплатить?
— Можно, конечно, только один к двум будет.
— Не беда, вот прими. Тридцать рублей. Шесть рублей долг гасим и двадцать четыре за два года вперёд. Всё верно?
— Всё ладно, счас, запишу в книге.
Появился Паша.
— Позови Агриппу.
— А вы кто будете, Агриппе?
— Никто, просто мимо проходили.
Управляющий завис основательно.
Агриппа робко вошла в комнату.
— Звали?
— Да Агриппа. Долг твой погашен, жильё отплачено за два года вперёд. Всё верно Спиридон Сидорович?
— Всё так.
— Извини за беспокойство Спиридон, не со зла мы.
— Да, чего уж там, бывает.
— Агриппа проводи меня. Она испуганно пошла за нами.
— Агриппа, возьми — вложил ей в руку двадцать пять бумажных рублей. — Нельзя сдаваться, у тебя дети, за них надо бороться.
— Да уже, он дал, серебро с медью, спаси вас господь — она расплакалась.
— Не плачь, прощай Агриппа.
Молча идём по улице. Надеюсь приключения на одно место закончились.
— Всех не спасёшь Паша.
— Так что делать, командир, — с надрывом говорит он — пройти мимо.
— Не знаю, Паша, как не больно понимать это, жизнь так устроена. Но если ты можешь помочь, хоть одному, помоги, как это ты сделал сейчас. Ты просто молодец, Бирюков Павел, и мне хорошо на душе от мысли, что ты со мной.
— Мне тоже, командир.