Семья

Глава 2

— Вы утверждаете, что видели принца Карима в юрте принца Алихана в ночь убийства кагана Абылая? — спросил у меня судья.

— Да, ваша честь, я его там видел, — ответил я.

— И что он делал?

— Он вошёл в юрту, буквально пару минут о чём-то разговаривал с двумя мужчинами, которые ранее пытались поймать принца Алихана. После разговора с этими мужчинами принц Карим убил их.

— Каким образом он это сделал?

— Он воткнул каждому нож в область сердца, а после этого, когда они упали на пол, добил их летальным заклятием — каменными кольями.

Мы с Милой уже третий день давали показания в суде, и меня это уже начало напрягать. С с самого начала было ясно, что Кариму не удастся избежать наказания — я прекрасно помнил планы Даны насчёт убийцы её мужа, поэтому такой затяжной суд меня удивил. Нет, я не ожидал, что всё решится за полчаса, но что всё настолько затянется, я тоже не предполагал.

И больше всего раздражало, что я третий день отвечал на одни и те же вопросы, лишь по-разному сформулированные. Да ещё и через переводчика, что сильно затягивало процесс. В первый день я отвечал на вопросы судьи и прокурора, во второй — на вопросы адвоката Карима, на третий — опять судьи. Я уже несколько раз в подробностях рассказал всё, что произошло в ту ночь во дворце кагана и, в частности, в юрте Алихана.

А Миле досталось ещё больше моего. Мало того, что она отвечала на вопросы, связанные с переворотом, ей задавали ещё кучу вопросов как бывшей телохранительнице Абылая. Но деваться было некуда — мы обещали помочь. Одно радовало — Дана разрешила поставить портальный маяк в одной из комнат дворца кагана и оставить Тойво его охранять. Поэтому нам не пришлось торчать все три дня в Туркестане. Мы прибывали порталом каждый раз за час до начала суда, а сразу же после того, как нас отпускали, отправлялись домой.

Большим плюсом было ещё то, что свидетель не был обязать сидеть в зале суда всё заседание. Мы приезжали к положенному времени, немного ждали, затем нас по очереди вызывали в зал заседания, мы отвечали на вопросы, после чего были свободны. Ехали во дворец кагана и отправлялись домой под завистливый взгляд Тойво, которому не очень-то нравилось сутками торчать у маяка. Он сначала попытался приставить к нему Хеду или ещё кого-нибудь из службы безопасности, но бабушка сказала, что Туркестан не Новгород, и велела Тойво дежурить у маяка самому.

Сегодня Мила отстрелялась первой, и ей сообщили, что больше у суда к ней вопросов нет. Я очень надеялся, что со мной поступят так же. Ответив на последний вопрос судьи, я с нетерпением ждал, что он скажет.

— Благодарю Вас, господин Седов-Белозерский, суд больше не имеет к вам вопросов. Вы имеете право присутствовать на оглашении приговора.

— Это обязательно? — не удержавшись спросил я и тут же осознал, что это выглядело не очень-то красиво.

— Это Ваше право, а не обязанность, — совершенно спокойно ответил судья.

— Благодарю Вас, ваша честь! — произнёс я и быстро покинул зал заседаний, после чего в сопровождении работника суда я дошёл до комнаты, где меня ожидала Мила.

— Ну что? — спросила она. — Отстали от тебя?

— Ага, — ответил я. — Сказали, что, если хочу, могу прийти на оглашение приговора.

— А ты хочешь?

— Не имею ни малейшего желания.

Я не соврал, мне действительно не хотелось идти и смотреть, как вынесут приговор Кариму — я заранее знал, каким он будет. И дело даже не в Дане, которая явно ждала вынесения самого строгого приговора и не приняла бы никакой другой, а в том, что никакой судья в каганате не посмел бы оправдать Карима или назначить ему незначительное наказание, просто потому, что преступление его было чудовищно и требовало самого сурового наказания по Уголовному кодексу Тюркского каганата.

Смотреть на то, как Карим воспримет вынесение приговора? Это мне было неинтересно. Я не любил злорадствовать, мне было достаточно знать, что виновный будет наказан. К тому же я видел Карима на заседаниях суда — это был уже не тот Карим, он был тенью самого себя. Ни капли не осталось от прошлого высокомерия и напыщенности, лишь потухший взгляд и полное безразличие к происходящему. Страха я не заметил, озлобленности или ненависти тоже. Одно лишь безразличие. Видимо, перегорел и просто ждал, когда это всё закончится.

Мы покинули здание суда и отправились на автомобильную стоянку, где нас ожидала предоставленная нам Даной машина, а в ней водитель и Тойво, который сопровождал меня в Туркестане вообще везде. Разве что в здание суда эльф не входил — мне удалось его убедить, что там мне ничего не грозит. Да и в целом логичнее было оставаться в машине и следить, чтобы с ней ничего не сделали, пока нас нет.

Премьер-министр Британской империи герцог Эджертон нервно ходил по кабинету, а хозяин этого кабинета — император Священной Римской империи Вильгельм Пятый с интересом наблюдал за другом, сидя в кресле

— Гарри, у меня сейчас начнёт рябить в глазах от твоих перемещений по кабинету, — произнёс Вильгельм Пятый. — Может, присядешь?

— Да я просто не могу сидеть! — в сердцах воскликнул Эджертон. — Меня трясёт от негодования. Этот выскочка Романов позволил себе разговаривать с Британией ультиматумами!

— Почему выскочка? — поинтересовался Вильгельм. — Он представитель бывшей правящей династии.

— Потому что никто не имеет права разговаривать с Британией с позиции ультиматума! — ответил Эджертон.

— Не совсем понимаю связи, но ладно, не будем заострять на этом внимание. Меня намного больше интересует другое: а чего ты ожидал?

— Что значит, чего ожидал? — удивился премьер-министр.

— Ну ты пакостил русским, всякие гадости им делал и думал, что ответа не последует?

— Ты тоже им пакостил! Фон Лангерман рассказал мне, как вы детей у русских воровали!

— Нет, друг мой, — возразил Вильгельм. — Мы воровали детей не у русских, мы воровали детей у всех! Непосредственно к России у меня никаких претензий нет. И этот вопрос с детьми мы закрыли. Даже Кэтхен меня простила, хотя среди похищенных детей был её внук. А вот ты именно к России питаешь особую неприязнь.

— Тебе кажется.

— А не ты ли мне рассказывал про Большую игру?

— Я поступал и поступаю правильно — как того требует мой долг и сложившаяся ситуация!

— Так и Романов поступает, с его точки зрения, правильно.

— Он угрожает Британии войной! А я России войны не объявлял.

— Ты воевал с ней без объявления войны, только и всего.

— Нет, Вилли! Тебе кажется. Я бы никогда не допустил большой войны, мы лишь хотели ограничить влияние России. Не больше! Ты ведь помнишь, что мы обещали учителю?

— Ты вспомнил про учителя?

— Я всегда про него помню. И помню, что мы обещали ему не допустить мировой войны.

— Ты уверен, что помнил об этом, когда пытался развязать войну в каганате?

— Это другое, Вилли! — возмутился Эджертон. — Ты не понимаешь!

— Ну да, другое, — усмехнулся Вильгельм Пятый. — Но пусть будет другое, не хочу с тобой спорить. Но что тебе от меня-то надо? Зачем ты прибыл? Просто пожаловаться на Романова?

— Я хочу попросить тебя организовать мне с ним переговоры, — с заметным усилием выдавил из себя англичанин.

— Нет, Гарри, извини, этим я заниматься не буду, — отрезал немецкий император.

— Но мы не можем допустить войны! Мы обещали учителю!

— Нет, Гарри, нет и ещё раз нет! Я не полезу в это дело и в первую очередь потому, что уверен: Романов не будет с тобой встречаться.

— Почему ты так думаешь?

— Да потому что он выставил тебе ультиматум! Гарри, что с тобой? Да посмотри ты уже трезвым взглядом на ситуацию, которую сам же создал. Когда кто-то ставит ультиматум, это означает лишь одно — переговоров не будет! Либо выполнение условий ультиматума, либо война!

— Но там такие условия, на которые мы никогда не пойдём! — воскликнул Эджертон.

— Полагаю, их такими сделали не случайно, — предположил Вильгельм Пятый. — Готовься к войне. В конце концов, ты мечтал стать тем, кто окончит Большую игру. Тебе и все карты в руки.

— Сейчас не самое удачное время для войны. И мы обещали учителю! Мы не можем его подвести.

— Так выполни условия ультиматума, если тебе так важно исполнить наказ учителя. И не будет войны, я уверен — Романов всегда держит слово.

— Это не повод для шуток, Вилли! Я прибыл к тебе как к другу! За помощью! А ты так себя ведёшь.

— А я не шучу, я серьёзно. Как друг я тебе сто раз говорил: оставь русских в покое! Но ты меня не слушал, ты ходил по тонкому льду, танцевал на нём и прыгал, а сейчас, когда этот лёд под тобой раскололся, и ты идёшь на дно, ты вспомнил о завете учителя и о том, что у тебя есть друзья.

— Вилли, я был не прав, но я твой друг и прошу тебя о помощи. Организуй мне встречу с Романовым.

— Нет, Гарри. Романов откажет, я это точно знаю и не хочу ставить его в ситуацию, когда ему придётся это делать. Забудь о встрече с ним.

— Хорошо, — тяжело вздохнув, произнёс Эджертон. — Тогда назначь мне встречу с Кэтти.

— Ты сам можешь это сделать, просто позвони ей.

— Она откажет. Да и негде нам встречаться. Я к ней не могу отправиться по соображениям безопасности, она ко мне тоже. Твой дворец — единственное место, где мы можем встретиться. Под твои гарантии безопасности.

— Ну с гарантией безопасности проблем не будет, я с радостью вас приму, если ты с ней договоришься.

— Я не знаю, её прямого номера.

Вильгельм Пятый усмехнулся, достал телефон, набрал номер, дождался ответа и сказал в микрофон:

— Здравствуй, Кэтхен! У меня в гостях Гарри, и он очень хочет с тобой поговорить. Я могу передать ему телефон?

Император выслушал ответ, улыбнулся и протянул аппарат Эджертону.

Так как мы с Милой заранее с вероятностью в девяносто девять процентов знали, что третий день в суде будет для нас последним, то предупредили Дану, что сразу по окончании слушаний отправимся домой, и попрощались с ней. Точнее, хотели попрощаться, но Дана заявила, что просто так нас не отпустит, и пригасила на обед. Или на ужин. В зависимости от того, когда мы освободимся.

По приезде во дворец нам сразу же сообщили, что молодой каган и его мать-регент ожидают нас в обеденном зале через час. А пока же нам предложили на выбор прогулку в парке дворца или осмотр коллекции картин кагана. Мы выбрали прогулку и заявили, что собираемся гулять вдвоём. Тойво не стал спорить и отправился ждать нас в комнате, где уже провёл три дня, охраняя портальный маяк, а вот присланный Даной сотрудник дворца какое-то время упирался. Но когда Мила по-казахски объяснила ему, что знает территорию дворца как свои пять пальцев, от нас отстали.

Час пролетел незаметно, и в назначенное время мы прибыли в обеденный зал. За столом нас уже ожидали Дана и Айсулу. Они о чём-то разговаривали, но когда мы вошли в зал, прервали разговор. После того как мы все друг друга поприветствовали, Дана сказала:

— Алихан сейчас придёт. Он с нетерпением ждёт встречи с вами, но каган не должен за столом никого ждать. Вы не могли бы сесть за стол после него. Уж такие у нас традиции, извините.

Не успели мы ничего на это сказать, как появился Алихан и совсем не по монаршему бросился к Миле, обнял её и что-то радостно сообщил по-казахски. Потом немного смутился, взглянув на меня, и произнёс:

— Прошу прощения, я забыл, что Вы не знаете наш язык. Я сказал Миле, что очень рад вас видеть.

После этого Алихан подошёл ко мне, и тут у нас случился забавный казус. Пока парнишка жил у нас в замке, каждый раз, когда мы с ним встречались, я первым протягивал ему ладонь для рукопожатия, потому как знал, что по восточным традициям младший никогда первым не протянет руку старшему. У нас тоже такое редко можно встретить, но в каганате — никогда. Но теперь Алихан стал каганом, и я не мог первым протянуть руку монарху. А он не мог протянуть руку мне — срабатывала привычка-стопор. Получилось забавно. Мы на несколько секунд застыли, глядя друг на друга, а потом мальчишка вышел из положения — он меня обнял.

Когда мы расселись за столом, Дана, как мать ещё раз поблагодарила нас с Милой за то, что мы помогли спастись её детям, и за то, что согласились дать показания в суде. Мы, конечно же, ответили, что не могли поступить иначе, так как действительно не могли. Потом нас поблагодарили Алихан и Айсулу, и этот обмен любезностями длился минут десять. После чего разговор наконец-то перешёл на другую тему.

Говорили все на русском языке, чтобы мне было понятно, но вот только уровень владения им у всех был разный. Дана говорила по-русски идеально, разве что с небольшим акцентом, Алихан довольно сносно, так как оказался способным к языкам и хорошо подучил его, живя у нас, а вот Айсулу было тяжело. Глядя на это, я предложил всем перейти на казахский, а ко мне просто приставить переводчика.

— Нет, переводчик нам не нужен, пусть Айсулу тренируется, ей это полезно, — ответила мне Дана и, заметив моё недоумение, пояснила: — Она, скорее всего, поедет учиться в Россию.

— Вы думаете, у нас безопаснее? — удивившись, спросил я.

— Для психики девочки да, — сказала Дана. — Алихан всего ничего как стал каганом, а к нам уже поступило несколько предложений от сватов. Теперь в каганате будет негласный конкурс — жени сына на сестре кагана. Увы, такие уж у нас традиции, девушка — это инструмент для выстраивания нужных отношения между родами.

— Не только у вас, — заметил я.

— Поэтому мы решили, что Айсулу лучше получить обучение в другой стране. Пусть она учится среди ребят, которые не мечтают получить её в жёны. К сожалению, у неё не такой сильный дар, как у меня или как был у Абылая, но уровня до шестого дойти шанс есть. Поэтому ей нужна хорошая магическая академия. Саша… — Дана осеклась. — Александр Петрович очень рекомендует Кутузовскую академию в Новгороде. Вы ведь тоже в ней учились?

— Учились, — ответил я. — Только вот, к сожалению, недоучились. Но сказать о ней можем только самое лучшее. И про академию, и про преподавателей, и про ректора.

— Ну тогда, наверное, на ней мы и остановим свой выбор. Надеюсь, Айсулу будет там хорошо, и её не будут донимать женихи.

— Не переживайте на этот счёт. У меня в Кутузовку брат перевёлся, он живо всех женихов разгонит, пусть только подойдут к Айсулу, — пообещал я.

— Ну тогда договорились, — рассмеявшись, сказала мне Дана, после чего обратилась к дочери: — Ты слышала? У тебя уже есть защитник, и я полагаю, он такой же сильный и храбрый, как его брат.

После этого мы немного поговорили о Кутузовке, о Новгороде, и обед подошёл к концу. Но прежде чем, прощаться, Дана неожиданно обратилась к моей подруге:

— Мила, я не раз говорила, как ценю то, что Вы сделали для моей дочери, и как я Вам благодарна. Но я хочу отблагодарить Вас не только на словах.

«А меня за спасение Алихана только на словах», — подумал я сразу же.

Впрочем, меня это нисколько не расстроило, просто отметил на автомате.

— Я знаю, что Вы богаты, поэтому деньги не предлагаю, — продолжила Дана. — Драгоценности тоже — ни одна сильная одарённая не примет в дар то, что может оказаться скрытым амулетом. Но я очень хочу Вас отблагодарить. Скажите, что я могу для Вас сделать?

— Не наказывайте девчонок, — не задумываясь, ответила Мила. — Прошу Вас. Они ни в чём не виноваты.

Такого ответа Дана явно не ожидала и немного растерялась.

— Безусловно, те, кто принимал участие в убийстве Вашего мужа, должны быть наказаны по всей строгости и те, кто помогал свершать переворот, — сказала Мила. — Но их ведь немного. Большинство ничего не знали. Я была одной из них, я тоже ничего не знала. Карим доверял единицам, большая часть просто служила.

— Но они служили Кариму и продолжили ему служить после убийства Абылая, — заметила Дана.

— Но ведь и Вы делали вид, что поверили Кариму и терпели его, — возразила Мила, и это было с её стороны довольно рискованно, но таким уж она была человеком.

— У меня не было выбора! — насупившись произнесла Дана.

— А у них был? Вы думаете, они здесь работают ради удовольствия или ради денег? Сколько девчонок попросили отпустить их, когда узнали, что арестовали Карима?

— Почти все. Но я никого не отпустила.

— Вы знаете, что я очень богата, но при этом я работала телохранителем Вашего мужа. Вы не задумывались почему? Да потому что в противном случае Карингтон обещал убить мою сестру и её мужа! Безусловно, я не собиралась торчать здесь долго, у меня был план, как убежать и обезопасить сестру и зятя, но многие девочки этого не могут сделать. Почти никто не может. Они вынуждены были служить Кариму из-за страха потерять своих близких. Я допускаю, что кто-то из них следил за самим Каримом и был готов его устранить по первому приказу из Лондона, но основная часть девчонок — это массовка, набранная, чтобы скрыть буквально нескольких. Им и так сломали жизнь. За что их наказывать?

Дана нахмурилась и призадумалась. За столом повисло тягостное молчание.

— Прошу Вас, Ваше Высочество, отпустите тех, кто не запятнал свои руки кровью Вашего мужа! — чуть ли не взмолилась Мила. — Проявите великодушие!

— Мама, давай их отпустим, — неожиданно произнёс Алихан. — Если Мила просит за них, значит, они не такие уж и плохие.

— Хорошо, — сухо произнесла Дана. — Пожалуй, вы правы. Я отпущу их, но при одном условии. Отсюда уедут лишь те, кто на допросе с ментальным воздействием подтвердит, что не знал о готовящемся убийстве моего мужа. Все, кто знал и не сообщил, будут наказаны!

— Это справедливо, — сказала Мила.

— Может, Вы хотите присутствовать на этих допросах, чтобы убедиться в том, что невиновные не пострадают? — спросила Дана.

— С радостью воспользуюсь такой возможностью, — ответила Мила. — Это очень любезно с Вашей стороны.

Лицо Даны аж вытянулось — она явно предложила это из вежливости и не ожидала получить такой ответ. Моя подруга ходила по краю. Но такой уж она была — если что решила, будет стоять на своём до конца. А она, похоже, решила во что бы то ни стало помочь своим бывшим сёстрам по несчастью.

— Хорошо, — совсем уж ледяным голосом произнесла Дана. — Я заранее извещу Вас о дате допросов.

— А можно я тоже буду присутствовать? — неожиданно спросил Алихан, чем просто добил мать, теперь у неё вообще не осталось шансов отвертеться.

— Почему бы и нет, — ответила Дана, нервно усмехнувшись. — Надо поспрашивать во дворце, может, ещё кто захочет.

Алихан на колкость матери ответил обезоруживающей улыбкой.

После этого мы буквально пару минут поговорили о всякой ерунде, затем распрощались, и мы с Милой покинули обеденный зал. Пришли в комнату с портальным маяком, дали отмашку Тойво, он быстро деактивировал маяк и установил портал, чтобы оправиться домой.

Только мы вышли из башни в имении княгини Белозерской, мой телефон разразился трелью. Я достал его и посмотрел на экран — звонила бабушка.

— Слушаю! — сказал я в микрофон, приняв звонок.

— Ты где? — спросила бабушка.

— Дома, — ответил я. — Только что вышел из башни.

— Это хорошо. На завтра ничего не планируй и на ночь лучше останься здесь.

— Что-то случилось?

— Пока не знаю. Завтра в десять утра по берлинскому времени мы должны быть у Вилли, там всё и узнаем.