Семья

Глава 18

— Ты решил, что я могу отчислить твоего брата из академии и при этом не поставить тебя в известность? Ты серьёзно?

Анна Алексеевна посмотрела на меня, как на дурачка, и покачала головой.

— Но Ваша секретарь сказала Миле, что Вы велели готовить документы на отчисление Андрея, — сказал я. — Что я ещё мог решить в этой ситуации?

Милютина рассмеялась.

— Анна Алексеевна, я ничего не понимаю, — признался я. — Вы хотите сказать, что Мила пошутила? Но это на неё непохоже. Да и ладно, пошутить про отчисление, но наговаривать на Андрея, что он избил троих студентов, она точно не стала бы.

— Это не наговор. К сожалению, твой брат действительно избил троих сокурсников.

— Но за что?

— А вот я тоже хочу это выяснить, — ответила ректор. — Но он не говорит. Собственно, поэтому я и пригрозила ему отчислением.

Я всё равно не понимал, как про угрозу Милютиной моему брату узнала Мила, и, похоже, моё непонимание отчётливо читалось на лице. Потому как Анна Алексеевна решила мне подробно объяснить, что произошло.

— Позавчера ко мне обратились три студента первого курса с заявлениями на твоего брата. Все трое утверждали, что Андрей их избил.

— С использованием магии? — уточнил я.

— Нет, и это очень хорошо, потому как, если бы он использовал при этом магию, то тут без вариантов пришлось бы его отчислять.

— Вы хотите сказать, что он голыми руками троих отделал? — не без гордости за брата спросил я.

— Похоже, что так, во всяком случае, всплесков магической активности на территории зафиксировано не было, и пострадавшие про использование магии не говорили. Уж поверь, они бы такую деталь указали.

— А камеры? Свидетели?

— К сожалению, камеры ту часть парка не охватывают, а свидетелей нет.

— И сильно он их избил?

— Двоих — да, третий сразу же убежал, поэтому ему досталось меньше.

— И Андрей не говорит, за что?

— Нет.

— Хорошо, Андрей не говорит, а что пострадавшие? Они тоже не называют причины?

— Говорят, что по причине личной неприязни, что он на них всегда косо смотрел, а тут вдруг сорвался при встрече и накинулся на них.

— Андрей сорвался? Вы помните моего брата? Я более спокойных эльфов ещё не видел.

— Ну порой в тихом омуте… — усмехнулась Милютина. — Но твой брат на таких не похож.

— Да я до сих пор не верю в это.

— Уж поверь, отделал он их серьёзно. Я его вызвала, пригрозила отчислением. И тут секретарь заходит, сказать, что Мила пришла. Ну я секретарю и говорю: готовь, мол, документы на отчисление этого парня. Решила, уж пугать, так пугать. А секретарь, видимо, вышла от меня и сразу Миле растрепала. С ней на этот счёт будет серьёзный разговор.

— А Мила сразу мне позвонила, — закончил я перечислять цепочку событий.

— Забавно, конечно, получилось, — сказала Милютина. — Можно было бы даже посмеяться, только вот сама ситуация не смешная. Всё же твой брат не просто один из студентов.

— Он первый полноценный эльф в Кутузовке, и от него зависит судьба эксперимента. А он руки распускает. Я всё понимаю. Но дайте мне поговорить с братом, может, он мне расскажет о причинах драки.

— Могу позвать его сюда, — предложила Милютина.

Сначала я хотел отказаться от этого предложения, так как в разговоре с братом с глазу на глаз было бы намного больше шансов вытянуть из него правду, но потом передумал. Что мне давал этот разговор наедине с Андреем? Ну, назвал бы брат мне причину драки, я всё равно не мог бы раскрыть его тайну Анне Алексеевне. Лучше уж было попытаться разговорить Андрея при Милютиной.

— Буду Вам за это благодарен, — сказал я ректору. — Если позовёте.

Анна Алексеевна тут же велела секретарю пригласить студента Седова-Белозерского, и уже через пятнадцать минут Андрей стоял в кабинете ректора и с удивлением смотрел на меня.

— Здравствуй, Андрюша, — произнесла Милютина. — А ко мне вот твой брат зашёл, интересуется, за что тебя из академии отчисляют.

Андрей насупился, но ничего не ответил.

— Да ты проходи, присаживайся, — сказала ректор. — Разговор у нас может долгий получиться.

Брат прошёл к столу, сел возле меня, молча протянул мне ладонь и уставился на Милютину. Я пожал Андрею руку и сказал:

— Наслышан о твоих подвигах.

— Мне очень жаль, что так получилось, — вздохнув, произнёс Андрей.

— А как мне жаль, — сказал я. — Ведь я за тебя поручился.

Брат понуро опустил голову и ничего на это не сказал.

— За что ты их? — спросил я.

— Ни за что, — ответил Андрей. — Просто не понравились.

— Я правильно понимаю, ты подошёл к ним, сказал: «Ребята, вы мне не нравитесь» и начал бить?

— Ну, не совсем так.

— Скорее, совсем не так, — не удержалась от замечания Анна Алексеевна. — Если они сделали что-то недостойное, из-за чего ты их избил, то почему ты их покрываешь?

Андрей молчал.

— Ты же понимаешь, что я-то уж точно не поверю, что ты мог кого-то избить из-за обычной неприязни. Что они тебе сделали?

— Оскорбили, — мрачно произнёс Андрей, видимо, поняв, что просто молчать не выйдет.

— Как оскорбили? — уточнила Милютина.

— Простите, но я не хочу вдаваться в подробности, — ответил Андрей.

— Но ты же понимаешь, что это меняет дело? — спросила ректор. — Это, конечно, тебя не оправдывает, но уже не даёт тем ребятам права выставлять себя в качестве совсем уж невинных жертв. Эти оскорбления были на расовой почве?

Андрей молчал, а у меня всё равно произошедшее не укладывалось в голове. Брата воспитывали как эльфа, и я допускал, что в глубине души у него ещё осталось отношение к людям как к низшей расе. Возможно, очень-очень глубоко. Но если так, то он и на оскорбления должен был реагировать как эльф: с презрением к оскорбившим. Нет, не мог мой брат полезть в драку из-за сказанных кем-то слов. Впрочем, оскорбления бывают разными.

— Они оскорбили именно тебя? — уточнил я. — Или нашу семью, или всех эльфов?

— Меня, — ответил брат, но мне показалось, что он говорит неправду.

Я бросил взгляд на Милютину, та улыбнулась — тоже заметила, что Андрей соврал. Впрочем, что касаемо оскорблений, брат говорил правду, но оскорбили явно не его. А кого тогда?

И тут до меня дошло! Ну, конечно же!

Айсулу!

Я ведь сам велел Андрею следить, чтобы её никто не обижал в академии. И всё сразу сложилось. Каким бы воспитанным и хладнокровным ни был эльф — за оскорбление чести девушки он даст в морду кому угодно не раздумывая.

— Кажется, я знаю, кого они оскорбили, — сказал я. — И у этой драки есть как минимум один свидетель.

Милютина с Андреем одновременно посмотрели на меня: ректор — с любопытством, брат — настороженно.

— За девушку заступился? — спросил я брата.

Андрей насупился ещё сильнее, собственно, это было утвердительным ответом на мой вопрос.

— Мы можем пригласить сюда Айсулу? — поинтересовался я у Анны Алексеевны.

— Мы можем пригласить сюда любого студента академии, — ответила ректор и подняла трубку внутреннего телефона, чтобы связаться с секретарём.

— Не надо звать Айсулу, — пробурчал Андрей.

— Ну, ты нам не хочешь ничего говорить, — сказал я. — Может, она хоть что-нибудь объяснит.

— Они её оскорбляли.

— Это было настолько сильным оскорблением, что ты сразу же полез в драку? — поинтересовалась Милютина.

— Не сразу, — ответил Андрей. — Я вообще не собирался драться, я по-хорошему попросил их не цепляться к Айсулу. Но они не поняли по-хорошему, начали смеяться, пошло шутить и окончательно перешли черту.

— Что это были за оскорбления? — спросила Анна Алексеевна.

— Они смеялись над тем, что она говорит по-русски с акцентом, — пояснил брат. — Передразнивали её.

— То есть, налицо признаки ксенофобии, — покачав головой, произнесла ректор. — Я тут с расовыми предрассудками борюсь, а у меня в академии новая зараза расцветает.

Меня же интересовало другое: почему Андрей не хотел называть причину драки? Что такого в том, чтобы признаться, что ты защитил честь девушки? Впрочем, существовал один вариант, при котором поведение брата было объяснимо.

— Айсулу знает, что ты их избил? — спросил я.

— Нет, — ответил брат. — Я не хочу, чтобы она знала. Не думаю, что она одобрит такие методы. Когда эти трое её дразнили, я сделал им замечание, но Айсулу попросила меня не обращать на них внимания. Я видел, что ей неприятно, что она старалась просто не замечать этого, не хотела усугублять ситуацию.

— А ты решил усугубить?

— Я всего лишь хотел с ними поговорить. Нашёл их после занятий, попытался объяснить, что так делать не стоит, что это некрасиво.

— Объяснил, — усмехнулся я.

— Прости, Рома, я не хотел тебя подвести, но как бы ты поступил на моём месте?

— Так же, как и ты, — ответила, вместо меня, Анна Алексеевна, после чего вздохнула и заявила: — Хотите вы этого или не хотите, но Айсулу мне сюда пригласить придётся.

— Но она ни в чём не виновата, — сказал Андрей.

— А её никто ни в чём не обвиняет, — пояснила ректор. — Но на тебя написали три жалобы, и я должна на них отреагировать. На отчисление это, конечно, не тянет, потому что трудно определить, кто из вас начал драку, вдруг они начали первые и наговаривают на тебя. Максимальное наказание для тебя, учитывая, что такое происходит впервые — выговор. А вот оскорбление другого студента на расовой или национальной почве, причём, судя по твоим словам, неоднократные оскорбления — это железно отчисление.

— Вы хотите их отчислить? — удивился Андрей.

— Я хочу, чтобы Айсулу написала заявление на этих ребят, это позволит примирить их с тобой.

— Но как?

— Андрей, не тупи, — снова вступил я в разговор. — Если Айсулу напишет заявление на этих ребят, и им будет грозить исключение, они прибегут к тебе и станут просить, чтобы ты уговорил Айсулу забрать её заявления. И при каких условиях она их заберёт?

— Но это нечестно, — заявил брат. — Нельзя вот так использовать Айсулу.

Всё же эльфийское воспитание — сильная штука, и, похоже, мой брат был стопроцентным эльфом, несмотря на то, что решил учиться среди людей. А эльф, если считает что-то неприемлемым с этической точки зрения, то переубедить его крайне сложно. Хорошо, что Андрея было необязательно переубеждать.

— Тебя никто не спрашивает, что честно, а что нечестно, учитывая, что в данном случае всё как раз таки честно, — довольно жёстко осадил я брата. — Скажи спасибо Анне Алексеевне, что она решила вникнуть в ситуацию и помочь тебе. Ты своё дело сделал, дай нам теперь за тобой разгрести.

Брат выслушал меня, опустил голову и негромко произнёс:

— Спасибо.

Возможно, я немного переборщил, отчитав его, но мне было неудобно перед Милютиной — она пошла нам навстречу, а этот принципиальный юноша начал рассуждать о честности-нечестности.

— Ты не переживай, Андрей, я знаю, как поговорить с Айсулу, чтобы она всё правильно поняла, — сказала Милютина, улыбнувшись. — А теперь, молодые люди, раз уж мы во всём разобрались, я должна с вами попрощаться, у меня очень много дел сегодня.

Мы ещё раз поблагодарили Анну Алексеевну и покинули кабинет ректора. А когда вышли в коридор, Андрей сказал:

— Я знаю, ты думаешь, что я подвёл тебя и семью. Прости, мне жаль, что так получилось.

— Нет, я думаю о другом, — ответил я. — О том, что нам скоро надо будет засылать сватов в Туркестан.

Андрей хотел что-то сказать, но слов не подобрал и просто густо покраснел. А я улыбнулся и обнял брата за плечи.

Княгиня Белозерская и император Вильгельм Пятый не спеша прогуливались по саду Потсдамской резиденции Его Величества среди цветущих магнолий и олеандров. За пределами резиденции, как и во всей земле Бранденбург, лютовал февраль, но в императорском саду по-весеннему пели птицы и порхали бабочки. Но княгиня и император не замечали этого великолепия, они были полностью поглощены беседой. И, судя по их напряжённым и озабоченным лицам, эту беседу нельзя было назвать приятной.

— Нам придётся сделать это, Кэтхен, — тяжело вздохнув, произнёс император. — Как бы больно ни было это осознавать.

— Да, я уже давно поняла, что другого выхода нет, — согласилась княгиня. — Но мы не можем.

— Мы с тобой не можем, но есть те, кто могут.

— К сожалению, я таких не знаю. Теоретически мог бы Роман, но он пока ещё слишком слаб. Ты ведь это не хуже меня знаешь.

— А Романов? — спросил Вильгельм Пятый.

— Не потянет, — покачала головой Белозерская. — Романов — едва ли не сильнейший маг из всех, кого я знаю. Но без Великого артефакта ему с Гарри не справиться. Я до сих пор в шоке от того, как с шапкой Мономаха всё получилось. Если бы Рома её к себе не привязал, всё было бы в разы проще. С ней у Александра Петровича были бы все шансы одолеть Гарри. А без Великого артефакта их нет даже теоретически.

— Великий артефакт есть у Хосе, — заметил немецкий император. — И он сейчас на нашей стороне.

— Он не на нашей стороне, — возразила княгиня. — Просто ему нужна Канада. У Хосе злое, тёмное сердце, и я боюсь, в случае победы над Гарри, заполучив к своему зеркалу ещё и Кохинур, мексиканец окончательно сойдёт с ума и потеряет всякую связь с реальностью. И когда он захочет подмять под себя весь мир, мы будем вспоминать Гарри с ностальгией и нежностью.

— Соглашусь с тобой, нельзя допускать, чтобы в руках у Хосе оказались два Великих артефакта. Но тогда мы снова возвращаемся к тому, с чего начали — к твоему внуку.

— А он не готов.

— Значит, надо его подготовить. И как можно быстрее.

— Вилли, процесс невозможно ещё ускорить, мальчик и так уже прошёл огромный путь с просто невероятной скоростью.

— Согласен, он добился просто невероятных результатов за очень короткий срок, но я не думаю, что у нас не осталось вариантов, как помочь ему ещё немного продвинуться.

— Лишь один, Вилли, — тяжело вздохнула Белозерская. — Остался лишь один вариант, но мальчик не готов к такому испытанию.

— А готова ли ты?

— Не знаю.

— Знаешь, — Вильгельм улыбнулся. — Ты не готова, Кэтхен. И ты боишься.

— Да, боюсь! — воскликнула Белозерская. — Но не за себя! За Романа! Он просто не готов к этому ритуалу. Не готов психологически, не готово его тело, ему просто-напросто не хватит магического уровня.

— За первое и второе ты можешь не переживать, а вот уровень маловат, да, — согласился Вильгельм.

— Не маловат, а очень мал! С его текущим уровнем ритуал может закончиться чем угодно.

Император вздохнул, развёл руками и сказал:

— Тогда у нас нет никого.

— У нас есть Роман, — возразила Белозерская. — Но надо попробовать подготовить его к бою с Гарри без проведения ритуала. Извини, но к нему ни я не готова, ни мой внук. Но по большому счёту нам всего только надо, чтобы Рома мог контролировать шапку, чтобы она не выжимала из него все силы в самый ответственный момент. Я думаю, есть шанс добиться этого тренировками.

— Можно попробовать, раз других вариантов у нас всё равно нет, — сказал Вильгельм Пятый. — Я готов помогать, просто скажи, что надо делать.

— Если хочешь помочь, помоги нам с тренировками. Возможно, в прошлый раз Роману не хватило совсем чуть-чуть, чтобы научиться контролировать шапку. Может, нужно всего лишь потренироваться, и он справится. Как минимум надо попробовать.

— Конечно, Кэтхен, давай попробуем. Я могу заниматься с Романом хоть каждый день, если потребуется, — сказал император и, вздохнув, добавил: — Вопрос лишь в том, сколько этих дней у нас осталось.

— Нет, Вилли! — отрезала Белозерская. — Рома не готов к ритуалу. Он ещё слишком молод.

Тренировка продолжалась уже второй час, но шапка Мономаха вообще никак не реагировала на наши попытки её расшевелить. Видимо, как-то ощущала, что мне не грозит опасность. Уже даже меч раскалился докрасна, а она всё «спала». Что мы только ни делали, иногда мне казалось, что ещё чуть-чуть, и Вильгельм прибьёт меня своими железными кулачищами.

— А если мне временно отложить в сторону меч? — предложил я. — Может, тогда шапка как-то почувствует, что другой защиты у меня не осталось?

— Наша задача — чтобы ты научился пользоваться двумя артефактами одновременно, — сказала бабушка.

— Тогда надо усилить накал. Попробуйте нанести мне серьёзное ранение. Лучше мечом.

Вторая фраза предназначалась немцу, он кивнул мне и вопросительно посмотрел на бабушку, словно ожидая у неё разрешения атаковать меня по-настоящему.

— Да режь его, — отмахнулась бабушка. — Вылечим. А то мы так до утра будем с этой шапкой возиться.

— Хорошо, — сказал Вильгельм Пятый, быстро покрылся бронёй и вытащил меч. — Но тогда и Роман пусть себя не сдерживает.

Я, вообще-то, и не сдерживал уже давно, но, видимо, мои потуги Вильгельм совершенно не воспринимал за серьёзную атаку. Это не радовало. Я поправил на голове шапку, сжал покрепче клинок и бросился на противника. И сразу же почувствовал, как железный меч Вильгельма входит мне в левое плечо. И я даже не заметил, как это произошло.

В целом это меня не напугало — в настоящем поединке я однозначно продержался бы дольше, прежде чем получить такое ранение. Даже против Вильгельма бы продержался. И против Эджертона. Потому как в реальном бою на меня были бы наложены всевозможные защиты и ускорение. И я как минимум бы увернулся, а как максимум — отразил удар. Но тренировались мы без защит — чтобы шапка видела, как мне нужна её помощь. Но пока что она ничего видеть не желала.

Не обращая внимание на боль в левом плече, я покрепче сжал рукоять правой рукой и бросился на Вильгельма. Тот не стал уворачиваться, а просто отбил удар клинка правым предплечьем. Однако он забыл, что Кусанаги-но цуруги не только режет и колет, как любой другой клинок, но и умеет ещё много чего. Предплечье императора тут же окуталось небольшой дымкой, и мне показалось, что под ней заплясало небольшое пламя.

Рука Вильгельма горела! Такого мой клинок ещё не показывал. Понятно, что немец тоже сражался без защиты, но всё равно меня порадовало, что я смог так огрызнуться. Пока император, отступив и убрав свой меч в ножны, приводил раненую руку в порядок, я бросился на него и попытался нанести ещё один удар.

Не вышло, Вильгельм ушёл в сторону, по ходу бросив мне прямо в лицо какой-то светящийся металлический шар. Император, скорее всего, хотел просто сбить меня с толку, но добился большего — я пропустил этот шар, он ударил мне прямо в лоб и сбил с ног.

Было больно и горячо. Но минимальная защита на мне всё же стояла — как раз для таких случаев. Поэтому голову мне этот шар не разбил. Но пекло сильно. Причём не только лоб, в месте удара, но и по кругу, по всей голове.

И тут до меня дошло. Это был жар от шапки! Она наконец-то заработала! Воодушевившись, я сжал рукоять клинка до боли в пальцах и бросился на Вильгельма. Подскочил, замахнулся и…

— Рома, ты как? — раздался голос бабушки.

Я открыл глаза и обнаружил себя лежащим на земле, бабушка с Вильгельмом смотрели на меня не то чтобы с разочарованием, но радости на их лицах я не заметил.

— Долго я был в отключке? — поинтересовался я.

— Недолго, не больше минуты, — ответила бабушка. — Но этого времени хватит Гарри чтобы…

Княгиня Белозерская, недоговорила, но я закончил её фразу:

— Чтобы стать обладателем трёх Великих артефактов.

— Да, — согласилась со мной бабушка. — Поэтому с шапкой против Гарри ты выйти не можешь.

— Ты же сама понимаешь, Кэтхен, что только сила двух артефактов даст твоему внуку возможность соперничать с Гарри, — произнёс Вильгельм Пятый. — Гарри слишком силён, чтобы парень одолел его лишь с помощью одного меча.

— Понимаю, — ответила бабушка и нахмурилась, словно подумала о чём-то неприятном.

Я тем временем поднялся, стряхнул с одежды землю и ветки, вложил меч в ножны, а шапку спрятал в сумку. А бабушка всё думала о чём-то. Очень сосредоточенно — словно принимала какое-то очень важное решение. Наконец, она тяжело вздохнула и сказала Вильгельму:

— Рано или поздно это всё равно бы произошло. Но я не хотела торопить события. Роман не готов, и я это вижу. По большому счёту, ему бы ещё года три, а лучше пять. Но выбора у нас нет. Придётся проводить ритуал.

Император на эти слова лишь кивнул. После чего он быстро открыл портал, попрощался с нами и отбыл к себе в резиденцию. И как только мы остались с бабушкой вдвоём, я тут же задал ей напрашивающийся вопрос:

— О каком ритуале Вы с Вильгельмом говорили?

— О том, что сделает тебя сильнее, — ответила бабушка, немного подумала и добавила: — Или не сделает.

— Или сделает слабее, — продолжил я перечисление вариантов, решив шуткой немного разрядить обстановку.

— Или так, — согласилась бабушка, и мне сразу стало не до шуток.

— А что за ритуал?

— Завтра узнаешь. Мы не будем тянуть с его проведением, раз уж так всё складывается.

— А хотя бы примерно нельзя сейчас узнать? — спросил я. — Ну чтобы подготовиться.

— К этому не подготовишься за ночь, — ответила бабушка. — Ты или уже готов, или нет.

— И как вы оцениваете мои шансы? Я готов?

— Скорее, не готов, но у нас нет других вариантов. Ты единственный, кто может сразить Гарри.

— Сразить?

— Убить, — уточнила бабушка. — Мне не очень приятно осознавать, что я толкаю внука на убийство, поэтому выразилась немного обтекаемо. Но ты не просто мой внук, ты воин, ты дал слово защищать свою семью и свою страну. И, к сожалению, для того, чтобы защитить всё, что тебе дорого, тебе придётся ликвидировать Гарри. Потому что он является главной угрозой и для твоей семьи, и для страны, и в первую очередь для тебя самого.

— А Вы его убить не можете? — спросил я и тут же пояснил: — Вы не подумайте, что я отказываюсь, просто мне стало очень интересно, почему такое важное дело не можете сделать Вы или Вильгельм Пятый? У вас ведь намного больше сил и опыта, чем у меня.

— Если бы мы с Вилли могли, мы бы давно уже это сделали, ещё в ту ночь, когда Гарри позволил себе наглость явиться к нам домой на танке.

— Я Вас не понимаю.

Бабушка улыбнулась, на какое-то время призадумалась, словно ушла в воспоминания, а затем принялась рассказывать:

— Когда учитель решил покинуть этот мир, он собрал нас — своих любимых учеников и сказал, что отдал нам все свои знания, и что мы теперь не просто одна семья, а нечто большее. И мы всегда должны вместе служить благим целям и никогда не враждовать. И что ему осталось передать нам самую малость. Мы собрались вокруг источника в нашей школе, взялись за руки, закрыли глаза, и мастер начитал какое-то незнакомое заклинание непонятно на каком языке. Едва он закончил, источник угас, а нас наполнила какая-то невероятная сила. Сначала мы подумали, что к нам перешла сила источника, но когда мы открыли глаза и увидели, что учителя с нами больше нет, мы поняли: это была его сила. Мастер передал её нам, разделив поровну. Передал всю, без остатка. И с этого момента мы стали одним целым. Мы теперь и есть наш учитель.

Это был интересный поворот. Я знал, что бабушку, Вильгельма Пятого, Эджертона и их четвёртого загадочного друга связывает что-то очень сильное, но я думал, это на уровне клятвы или обещания учителю. А оказалось, что всё намного серьёзнее.

— А поскольку мы теперь — одно целое, то каждый из нас, причиняя вред кому-либо другому из нашей четвёрки, причиняет вред самому себе. Ты же помнишь поединок Вилли и Гарри?

— Такое не забывается.

— По большому счёту они лупили не друг друга — они лупили сами себя. Это себя Гарри проткнул посохом, это себя лупил Вилли своими железными кулачищами. Если бы один из них убил второго, то сам тут же рухнул бы замертво.

— Сильное проклятие, — произнёс я, поражённый полученной информацией. — И что, его никак нельзя снять?

— Это не проклятие, — сказала бабушка. — Это наша суть. Поэтому и снять нельзя.

— Теперь понятно, почему Вы были так спокойны, когда Вильгельм и Эджертон дрались. Они не могли друг друга убить.

— Почему не могли? Могли. Но это одновременно стало бы и самоубийством.

— И Вы тоже по этой же причине можете убить Эджертона.

— На самом деле я готова сделать это ради благой цели, даже несмотря на, так сказать, неприятную побочку, — заявила бабушка. — Но есть риск, что себя я таким образом убью, а Гарри всё же выживет, да ещё и заберёт мою силу. Поэтому рисковать не хочется.

— Понимаю.

— Хотя мы с Вилли и так рискуем. Учитель предупредил, что эта связь будет держаться, лишь пока мы все четверо живы. Если кто-то из нас погибнет, она исчезнет. И неизвестно, сколько сил останется у оставшихся. Впрочем, есть шанс, что этой страшилкой учитель просто мотивировал нас помогать друг другу.

— А можно ещё вопрос? — спросил я.

— Задавай, — разрешила бабушка.

— Если этот ритуал, который Вы собираетесь проводить, пройдёт успешно, насколько сильнее я стану?

— Раз в десять, а может, и в двадцать. Не знаю.

— Ого! — присвистнул я. — И тогда я смогу справиться с шапкой Мономаха?

— Ну а ради чего ещё мы это всё затеваем?

— А если что-то пойдёт не так, я погибну?

— Нет. Твоему здоровью вообще ничего не грозит.

— Это радует.

— Просто потеряешь дар. Навсегда.

А вот это было неожиданно. Такой вариант я не рассматривал.

— Но если я потеряю дар, шапка Мономаха и меч больше не будут ко мне привязаны, — заметил я. — Мы же тогда сможем отдать шапку Александру Петровичу?

— Теоретически да, — сказала бабушка.

— Ну хоть какая-то польза будет от потери дара.

— Ты прекрати мне заранее настраиваться на поражение. У тебя неплохие шансы нормально пройти ритуал.

— Неплохие — звучит хорошо. А если в процентах?

— Не меньше двадцати, — сказала бабушка.

— В процентах звучит уже не так радужно, — заметил я. — Пожалуй, я предпочту формулировку «неплохие».