Трудовая мобилизация всё-таки действовала — больше для отчётности, разумеется.
Так, Кимитакэ назначили библиотекарем.
Разумеется, обычных библиотек в такой глуши не бывает. И когда строили разведшколу, библиотекой не озаботились.
Нет никаких сомнений, настоящий разведчик должен быть человек образованный и начитанный. Но военные, похоже, решили, что будет проще сразу набрать ребят образованных и начитанных, чем судорожно исправлять это за пару лет.
Так что библиотекой служило несколько деревянных ящиков под навесом, в которых лежали книги — в основном учебники и всякая юриспруденция. Рядом стоял стул и на стуле сидел Кимитакэ. Не было ни каталога, ни даже стола.
Видимо, предполагалось, что ученики в свободную минуту будут не валяться на траве и обмениваться вымышленными историями о своих любовных похождениях из той поры, когда они жили в столице, а воспользуются этими книжками, чтобы подготовиться к университету. Ведь дипломаты, шпионы и полицейские — тоже немного юристы.
Вот Кимитакэ, раз уж он был за библиотекаря, и решил воспользоваться наличным фондом.
Отец, возможно, был бы очарован этой картиной. Посреди стрекочущего летнего дня Кимитакэ отодвинул стол поглубже, чтобы быть в тени, и с интересом читал учебник римского права.
Он уже успел узнать, что на самом деле римское право кодифицировано только при Юстиниане, который, строго говоря, правил уже Византией, а Рим просто как-то удерживал. Хотя он и называл себя римлянином — примерно как варварские правители из династий Юань или Цинь считали себя наследниками китайской традиции. А ещё что именно при этой кодификации в законы империи, которая уже полтора века была официально христианской, добавилось наказание за гомосексуализм. С понятной целью: за оскорбление величия судить было уже не принято, а лазейка, чтобы схватить и укоротить на голову кого угодно, всё-таки была нужна. Без таких лазеек никакое настоящее законодательство работать не будет…
Кимитакэ прочитал бы и что-то ещё не менее интересное, но тут ощутил незнакомый запах. Опустил книгу и увидел корейцев.
Они расселись перед ним на лужайке, прямо на солнцепёке. Слишком уставшие, чтобы идти дальше, и слишком забитые, чтобы рискнуть приближаться к навесу, особенно когда там сидел японец.
— А вы уже с работ вернулись? — осведомился Кимитакэ.
— Просто отдыхаем, — заметил самый старший, который явно был заводилой, — а работы у нас никогда не кончаются. Для того вы нас и завоевали, чтобы всю работу свалить.
— Мы не завоевали вас, — сурово поправил школьник. — Мы вас присоединили, чтобы защитить от колонизации русскими. Вы же не хотите жить при коммунизме!
— А что это такое?
— Что?
— Коммунизм. Слово какое-то непонятное. Это какое-то половое извращение?
— Вы даже не знаете, что это такое, — заметил Кимитакэ. — Вот насколько это вам не нужно. Сама мысль о коммунизме ненавистна для корейского разума.
И невольно подумал, что в нём начинает просыпаться юрист. Это юристы всё вот так аргументируют.
— Так зачем вы нас присоединили тогда? — продолжал напирать кореец. — Разбили бы русских снова — и порядок. Вы уже один раз это делали.
— Чтобы лишить власти коррумпированную верхушку, которая парализовала развитие вашей страны.
— Вы именно для этого бывшему главному министру Ли Ван Ёну маркиза дали и в свой парламент перевели? Чтобы он, раз уж сдал страну, не мог уничтожить её окончательно?
— Маркиз удостоен этой чести за то, что он понимал, в какую сторону должна пойти ваша страна, — назидательно произнёс Кимитакэ. — Без усвоения новой культуры, пусть даже с нашей помощью, в вашей стране будет бесконечный бардак, как в Китае. Вы уже носите новые, японские имена. А с новой культурой у вас со временем всё станет великолепно, как в Токио. Вот что значит приобщение к культуре!
— К культуре копания выгребных ям? Ну да, вам самим-то копать не хочется.
— Давайте я вам что-нибудь почитаю, — предложил Кимитакэ. — И вы чуть-чуть, но приобщитесь к более высокой, книжной японской культуре. И со временем сможете делать и более высокие дела.
«Похоже, проклятый монах всё-таки задурил мне голову, — думал тем временем юный каллиграф, — сам не заметил, как начал исполнять его смелые проекты по подъёму покорённых народов до высот японских искусств».
Но что же им почитать? Кимитакэ в лёгком недоумении обводил взглядом шеренгу книг, которые вдруг оказались абсолютно бесполезны. Не обучать же этих ребят юриспруденции! Это не просто бесполезно, но и опасно.
К счастью, боги-хранители Японского архипелага пришли в тот день ему на помощь. И за шеренгой юридических томов нашлась одна из тех небольших книжечек, которые неведомыми путями попадают куда угодно — хотя едва ли кто-то пойдёт в книжную лавку, чтобы купить именно её.
Это было комментированное издание «Кодзики».
Древние предания вполне могут заинтересовать усталых корейцев. Это же не поэзия вроде «Манъёсю», а всякие истории. Истории — они всегда блуждали между народами, в отличие от поэзии, их легко пересказать на любом языке. Кимитакэ в детстве даже попадался перевод собранных англичанами сказок белуджей — гордого, но бедного народа, который разводит скот где-то на юге Афганистана. И его немало позабавили эти истории про царей, у которых только и есть, что ятаган, шатёр и пять верблюдов, или про огромные битвы, уносившие порой жизни целых трёх человек…
Наверное, корейцам понравятся японские древности. Ведь они, при всей угнетённости и ничтожестве, тоже палочками едят и тоже восприняли китайскую культуру.
Кимитакэ открыл начало, увидел первую главу и тут же вспомнил, что тут идёт речь о сотворении Японских островов. Причём Итуруп и другие северные территории даже не упомянуты, не говоря о Карафуто.
Пожалуй, корейцам это будет не очень интересно. Скорее всего, просто не поймут, что интересного в сотворении бесчисленных островов, на которые им ни к чему путешествовать. А может, они окажутся достаточно умны для неудобных вопросов…
Поэтому Кимитакэ открыл книжку на середине, где уже появились персонажи и начались всякие события. И начал читать с выражением, немного гордый, что знает, как надо произносить записанное старинным письмом:
«...Тогда бог Хая-Суса-но-о-но микото Великой Священной Богине Аматэрасу оо-ми-ками сказал: “Мои намерения чисты и светлы. Потому рожденных мною детей — нежных женщин я получил. Так что, само собой, я победил”, — так сказав, в буйстве от своей победы, межи на возделанных полях Священной Богини Аматэрасу оо-ми-ками снёс, оросительные каналы засыпал.
А еще — в покоях, где отведывают первую пищу, испражнился и разбросал испражнения.
И вот, хотя он так сделал, Великая Священная Богиня Аматэрасу оо-ми-ками, его не упрекнув, сказала: “На испражнения похоже, но это братец мой — бог, наверное, наблевав спьяну, так сделал. А то, что межи снес, каналы засыпал, — это, наверное, братец мой — бог, землю пожалев, так сделал”, — так оправдала его, но все же его дурные деяния не прекращались, а стали еще безобразнее. В то время, когда Великая Священная Богиня Аматэрасу оо-ми-ками, находясь в священном ткацком покое, ткала одежду, что положена богам, бог Суса-но-о крышу тех ткацких покоев проломил и небесного пегого жеребчика, с хвоста ободрав, внутрь бросил.
Тут небесные ткачихи, увидев это, испугались, укололи себя челноками в тайные места и умерли».
Кимитакэ понял, что выбрал неудачное место. Перелистал несколько страниц и начал читать заново, с начала главы:
«А еще бог Суса-но-о попросил еды у Оо-гэцу-химэ-но ками — Девы-Богини Великой Пищи. Тогда богиня Оо-гэцу-химэ достала у себя из носа, изо рта, а также из заднего места разные аппетитные яства, и когда, по-всякому их приготовив, поднесла, бог Суса-но-о-но микото, эти действия её узрев, подумал, что она, осквернив еду, ему подносит, и ту богиню Оо-гэцу-химэ-но ками убил.
И вот то, что в теле убитой богини родилось — в голове шелковичные черви родились, в обоих глазах рис-рассада родился, в обоих ушах просо родилось, в носу фасоль родилась, в тайном месте пшеница родилась, в заднем месте соевые бобы родились…»
На этом месте Кимитакэ почувствовал, что дальше лучше вообще не читать — иначе из этих юных корейцев улетучится последнее уважение к высокой культуре Японской империи.
Такого бардака они, пожалуй, и в родных трущобах не видели.
— Прошу меня простить, — сказал он, захлопнув книгу и украдкой убирая её обратно на полку, — это оказались какие-то старые сказки. Они не годятся для современного человека. Похоже, мне придётся сочинить для вас что-то новое, во вкусе нынешней детской литературы.
Он посмотрел на корешки книг. Обзоры различных правовых систем стояли, словно плотный забор, поставленный на пути всех корейцев и прочих неполноценных обитателей Восточноазиатской Сферы Совместного Процветания.
Да, до идеалов Киты Икки было пока далеко. Образования и уважения корейцам пока не полагалось. Им разрешалось только процветать — со временем, после победы в войне. И слишком уж это обещанное цветение отдавало цветами Ёсивары и других кварталов красных фонарей…
Ладно, не надо мрачных мыслей. Этим ребятам не нужны слова сочувствия. Они и так знают, что их жизнь тяжела. Им нужна сказка. Настолько жестокая, чтобы они в неё поверили.
Но всё-таки — какие же сказки читают современные дети, будь они прокляты? Кимитакэ задумался — и с ужасом понял, что совершенно не знает современной детской литературы.
Конечно, в детстве у него были очень хорошие книжки, где можно было не только текст читать, но и по поводу картинок фантазировать. Но сейчас, под тревожным военным небом, они казались ему невероятно устаревшими. Бабушка накупила всякого красивого антиквариата, да ещё и любимого внука этим закармливала. А настоящие современные дети читают что-то другое. Только вот что? Увы, вместо того, чтобы вовремя в этом разобраться, Кимитакэ тратил жизнь на постижение французской литературы.
Наверное, что-нибудь про юных танкистов или там лётчиков-кадетов каких-нибудь. Или про то, как зверушки нашли в бухте списанный броненосец и поехали завоёвывать окрестные острова… Нет, такие сказки годятся только для японских детей. А для народов, которых ещё только приобщили к империи, нужно что-нибудь более универсальное.
Надо сначала придумать, про кого будет сказка. Это должен быть необычный человек, значительный. Потому что людьми средними занимается не искусство, а статистика.
Пусть это будет принц. Уже в том, что человек является принцем, есть что-то значительное.
После этой мысли как-то сразу стало ясно, что это был простой принц, не наследный. Когда главный герой сказки — простой принц, то это очень удобно для сказочника. С простым принцем может произойти всё что угодно. К тому же быть в положении наследного принца очень опасно — именно вокруг него собираются те, кто недоволен теперешними советниками правителя и надеется, что уж новый-то правитель их по службе продвинет. Эти сорняки постоянно приходилось прореживать, и нередко голова наследника слетала вместе с остальными, просто за компанию.
Китайские императоры были весьма мудры, когда расставляли своих детей губернаторами отдалённых провинций и ждали, кто из них и как себя проявит, а за собой оставляли право назначить наследником любого из императорской семьи, пусть он даже был внебрачный сын или какой-нибудь племянник. Но китайская система будет слишком сложна для корейских детишек. Кимитакэ не знал, как у них было устроено престолонаследие. Он не был даже уверен, что сами детишки это знают. Скорее всего, они смутно помнят, что прежде, когда их государство ещё существовало, в нём был какой-то король. И этот король — правил.
Кимитакэ специально начал историю с указания, что этот принц был из королевской, а не из императорской семьи. Потому что про семью японского императора всяких сказок рассказывать не положено — в отличие от времён Юстиниана, японский уголовный кодекс всерьёз карал за оскорбление августейшей фамилии. И разумеется, местом действия был не Китай. Потому что Китай и так расположен в центре, он не желает учиться у варваров и не желает сам их учить. Это Япония удачно расположилась чуть сбоку, на уютных островах, и может черпать знания со всех четырёх сторон света…
Итак, жил-был принц. Прекрасный и добродетельный. И жил, само собой, в своё удовольствие. Он говорил комплименты красавицам, слагал стихи, а ещё занимался изучением законов далёких стран, чтобы помочь своему брату, когда тот взойдёт на престол, улучшить законы своей собственной страны. Как это сделал принц Сотоку, помогая в реформах своей тётушке, императрице Суйко.
Однажды принц прогуливался в саду и сам не заметил, как зашёл в какую-то отдалённую часть сада, сырую, сумрачную и одичавшую. С трудом перебравшись через топкий ручей, принц увидел вход в небольшой грот, почти скрытый ветвями древней плакучей ивы.
Принц подобрался поближе. Из грота доносились голоса. Он прислушался.
— Принца следует убить немедленно! — произнёс смутно знакомый голос. — Король тяжело болен, его исцеление невозможно. Когда наследник взойдёт на престол, его брат наверняка будет в числе ближайших советников. Нельзя этого допустить!
Перепуганный, принц выбрался из чащи и чудом обнаружил себя падением в холодный ручей.
Той же ночью убийцы в чёрных одеждах и со скрытыми лицами ворвались в спальню принца и поразили мечами его ложе. Но это было бессмысленно — на ложе была только солома.
А сам принц уже выбрался из сада и скакал на верном коне прочь из предательского дворца.
Сначала он хотел скакать в город и искать помощи у подданных. Но сбился с дороги оказался в густом незнакомом лесу.
Чем дальше, тем темнее становился ночной лес. Дорога почти пропала, со всех сторон доносились стоны и уханье, а ветер доносил гнилостные ароматы болотной топи. Потом деревья внезапно расступились и он увидел большой холм, словно бы окованный серебряными пластинами.
Принц подъехал поближе к загадочному холму. И когда он был уже достаточно близко, из холма внезапно показалась усатая змеиная морда. Это был дракон с серебряной чешуёй, ртутью вместо крови и гребнем из киновари.
Испуганный конь подался назад. Принц выхватил меч, готовый сразить дракона. Но дракон оказался быстрее.
Он бросился на принца — и тут же разорвал его на мелкие кровавые кусочки!
* * *
Корейцы смотрели на него теперь во все глаза — и в этих глазах был ужас.
— Спокойно! — сказал Кимитакэ. — Дракон растерзал принца исключительно для драматического эффекта. Чтобы проснулись даже те, кто храпит в заднем ряду. Согласитесь, если бы принц зарубил дракона, — это было бы слишком предсказуемо?
— А как дальше теперь дракона побеждать? — робко спросил заводила.
— Сейчас принца соберут обратно и он что-нибудь придумает.
Но не судьба была в тот день корейской молодёжи узнать, каким образом принца собрали обратно и каким образом он отомстил всем врагам, тайным и явным. Скажу даже больше того: это осталось тайной и для самого рассказчика.
Потому что стоило Кимитакэ открыть рот, чтобы продолжить эту драматическую историю, как за спиной у него послышался такой знакомый и настолько надоевший голос:
— Письмо для господина библиотекаря!
Это был староста. Получается, тоже трудится по мобилизации — только почтальоном, подальше от юридических книг. Хотя, конечно, на этом окружённом лесом участке занятий немного.
Писем было два. Одно из них оказалось простой открыткой с фотографией в духе времени: на фоне Эйфелева башня, а на переднем плане — очень довольный Гитлер.
Открытка была написана по-французски:
Paris, no. 98 Rue Lepic
13 мая 1942 года.
Верные мысли!
Л.-Ф. Селин
«Когда же этот литературный венеролог от меня отвяжется? — подумал Кимитакэ. — Сначала просто снился, теперь вот открытки шлёт. Скоро на мой токийский адрес в гости приедет вместе с котом своим драным — вот родители удивятся!»
— И ещё одно письмо, по внутренней почте, — многозначительно изрёк староста и протянул серый конверт.
На конверте не было ни обратного адреса, ни штемпеля. Только имя и фамилия Кимитакэ, нацарапанные карандашом.
Школьник дождался, пока любопытный почтальон сгинет по своим делам, и только потом вскрыл конверт и достал листок с буквально несколькими цифрами и иероглифами.
Это было задание от гейши. Его предстояло выполнить сегодня вечером.
«Пожалуй, только настоящая гейша могла придумать такое задание», — подумал Кимитакэ.
И в то же время решил, что задание он выполнит.
Ему понравилась сама идея.