Сага о Головастике. Уроки инопланетного мастерства

Время Доброго поступка

Не успел дошагать к зубастому выходу, как вдруг грянула несуразная музыка, и ожидавшие меня нимфы с сатирами громко закричали приветствия. Теперь они не только вопили «Эвоэ! Эвоэ!», но и хором скандировали: «С нами новый Дионис! Эвоэ Ликниту! Эвоэ Нисею!»

Я замедлил шаг и спросил лицевых толмачей, подаренных Ротариком:

— Кто такие эти Эвоэ, Дионис, Ликнит, Нисей?

«Эвоэ – это приветствие. Вроде слышанного тобой: “Ар-рах”. А всё остальное – имена Диониса. Твои новые имена. Ты же теперь Бог, а у Бога должно быть много имён».

— Имя Бога, вообще-то, тайна за семью печатями. Но я же не Бог. Я даже не маленький Бог, так что, пусть себе обзываются. Идём дальше? — вздохнул я и, скорчив фальшивую улыбку, собрался выскочить из лабиринта в гущу нимф и их товарищей – сатиров.

«Пусть отойдут подальше. Подожди ещё чуть-чуть», — озадачили меня толмачи и хор Протосов.

— Как это, подальше? А кого… А кто там вместо меня?..

«Твоя подружка Ватра. Конечно, с помощью Плейоны и Майи. Одурачили всех, чтобы ты мог спокойно попрощаться с астрой и планетой Нимф», — доложила моя команда.

— Так, ребятки. Что-то опять… Чего-то никак не пойму? Какая ещё Ватра? Это настоящее имя Ватрушки? — растерялся я от обилия незнакомых слов, приветствий и разноголосицы флейт со звеневшими бубенцами.

«Именно. Ватра и есть питомица Ватарии. Солнце над головой – Плейона. Земля под ногами – Майя. А гости, встречавшие тебя в Оракуле из грозди планет. Здесь их пятнадцать, почти как в твоём первом круге. Астра – Плейона. А планеты: Альциона, Целена, Майя, Амбросия, Меропа, Фиона, Астеропа, Тайгета, Электра, Фесила, Клеэя, Коронида, Феа и Евдора. Одна планета спрятана. Точнее, один мир. Считается, что он безжизненный, но это не так. На их брате Гиасе жизнь есть, но есть и аномалии. Потом узнаешь, какие они бывают, и как астры… И сами миры, с ними справляются».

Вышагнув из Коридора Страхов, я почувствовал себя оглохшим и потерявшим дар речи. Нет, обман Ватрушки и Плейоны меня не обидел. Даже наоборот. Я был благодарен за то, что все восторги и прочие восхищения Дионисом достались не мне, а моей «двойняшке». Но череда новых имён, новых лиц, их эмоций, одежд, музыки… Всё навалившееся на меня на планете, о существовании которой ничегошеньки не знал ещё пару часов назад, придавило меня, как мешок картошки, сгоряча закинутый на детский загривок.

«Ну, и, что? Сделал то, что был должен? Познал себя? Разбудил Клеодору?» — раздался в пустой голове женский голос, встретивший меня в разумном мороке.

— Вы Майя или Плейона? И… Да. Разбудил вашу Мудрейшую. Но никакой Смерти не победил, — выговорил я, глазея на разодетых мужчин и женщин, удалявшихся вниз по петлявшей тропинке.

«Возрождение жизни приравнивается… Я Майя. Извини. Смерть победить нельзя. Это знают все. Но иногда она сама не хочет забирать героев в свои чертоги. Знает, что ещё не время. Поэтому случаются чудеса. Они всегда были, есть и будут. Но совершают их лишь избранные. Боги, духи, люди. Даже дети.

Ты тоже совершил чудо. Много чудес. Не потому, что такой хороший или умный. Потому что настало Время, а Время выбрало тебя. Творец выбрал тебя, если точнее. Не знаю, где ты добыл его искры, но не вздумай возгордиться. Живи, верь и надейся. А сейчас можешь покинуть меня. Прощай, маленький Бог!» — напутствовала меня планета и замолчала.

— Прощайте, Майя. Прощайте… — хотел уже попрощаться и с Плейоной, но взгляд остановился на одинокой нимфе, так и не очнувшейся от Сопора, так и стоявшей с зажмуренными глазками и увядшими цветами в венке. — А кто эта девушка? Почему она не проснулась вместе со всеми нимфами?

Спросил я незнамо кого, то ли лицевых, то ли Майю.

«Это не девушка, а статуя Дафны. Она из камня. Стоит здесь очень и очень давно. Это символ оцепеневшей нимфы, ожидающей Возрождение. По легенде разбудить этот камень может лишь Аполлон. Из-за него она превратилась в дерево. В лавр. Но настоящая Дафна жила на другой планете. Даже в другой галактике. Это легенда. Сказка, по-вашему. Правда…» — что-то хотела сказать Майя, но в последний момент передумала.

— Договаривайте. Что правда? Она же, как живая. Неужели из камня? — не поверил я в басню о лавре и подошёл к статуе в развевавшемся на ветру платьице. — Потрогать её можно? Вдруг, она не холодная?

«Потрогай. Её все трогают и изумляются искусной работе скульптора», — разрешила Майя, но о «правде» ничего не сказала.

Я провёл рукой по плечу скульптуры и почувствовал прохладу настоящего мрамора. Что-то не давало успокоиться, и я продолжил диалог с планетой Нимф.

— А если найду яблоню и ткну скульптуру яблоком в живот, она не проснётся? — задал вопрос от лица себя – яблочного Мессии.

«Для чего это? Как ты узнал, что наша Дафна превратилась в яблоню, а не в лавр? По легенде. По легенде, а не на самом деле», — чуть не закашлялась Майя, а у меня в глазах моргнуло зелёной вспышкой.

Всё вокруг неожиданно осветилось зелёным светом, а потом сразу пришло в норму. Всего на долю секунды. Всего на мгновение, но я увидел это и спросил:

— Что сейчас было? Сигнал от мамки Плейоны?

Но никто мне не ответил. Пришлось брать в руки кубик и прощаться.

— Ладно. Про…

«Обожди! Иди вниз по тропе!» — ни с того ни с сего, раскричались мои лицевые атласарцы.

«Догонять Ватрушку? На кой?» — очень выразительно подумал я, но подсказчики тоже отказались общаться.

Делать было нечего, и я не спеша пошагал по тропинке. Размышлять ни о чём не хотелось, гадать тоже. В душу закралось подозрение, что всё не просто так. И моя подмена, и каменная девушка в прозрачном платьице, и оговорки Майи. А после зелёной вспышки Плейоны, в груди стало ещё тревожнее.

Я знал, что зелёными лучами светила Кармальдия, благодаря меня и моё прото-войско за путешествие в её центральный зал. Что хотела сказать Плейона, за что поблагодарить или о чём намекнуть, было не ясно. Не ясно, пока не поравнялся с тропой носорога, протоптанной Ватрушкой.

— Яблоки, значит. Ну-ну, оборотень-подружка. Что ты задумала? Голова, два ушка! — раскричался я, увидев на обочине тропы пару краснобоких яблок, лежавших себе спокойно, но очень красноречиво.

В голове что-то громко лязгнуло, будто с высоты на камни упал медный таз, а дальше всё в глазах заискрилось и ускорилось до неимоверной быстроты.

Я ринулся к яблокам, одним взмахом руки подобрал их, после чего чуть ли не полетел к статуе Дафны. Ткнул одним краснобоким оружием в её каменный живот. Не помогло. Ткнул другим. Тщетно. Ткнул двумя разом. Результат тот же. Ткнул одновременно одним в живот, другим в спину. Никакого эффекта.

Почесался и ткнул в мраморную голову. В голову с двух сторон. Прижал яблоки своим животом к животу статуи и поцеловал холодные губы. Ничего. Надкусил одно яблочко и снова поцеловал. Ноль. Надкусил второе и сквозь полупрозрачное платьице поцеловал её живот. Тишина. Повторил всё с самого начала. Повторил ещё раз. Ничто не помогло разбудить холодную скульптуру.

— Ш-шуточки? — закипел негодованием, приходя в себя, когда всё вокруг замедлилось и пришло в норму. — Тьфу! Я её целовал? В живот? Хорошо, что никто не видел.

Только успел выговорить, как нежданно-негаданно вокруг грянул такой гогот, такой неистовый смех! Причём, хоровой. И Майя, и её мамка, и мои лицевые, и ещё, неизвестно кто и что, собравшееся вокруг, рассмеялось и заморгало зелёными вспышками, так громко, что я выронил яблоки, схватил кубик в охапку и рванул, что было сил вниз по тропинке. Потом увидел просеку Ватрушки, свернул в дебри и кинулся, куда глаза глядят.

Бежал по примятой траве минут двадцать, пока не упёрся в берег небольшой речушки.

— Так, значит, Скафандр Васильевич. Чуток отдохну, напьюсь из этого ручья и мигом меня на астероид. Мигом! На суд за оговорку, что я всё ихнего всего, и так далее, — выговорил я, отдышавшись, и склонился к журчавшей воде.

«Оглянись и узри, куда пришёл!» — не дали мне напиться совсем не морочные зрители, снова рявкнув хором и снова расстроив.

— Отстать от маленького Бога не хотите, значит? — вздохнул я и огляделся.

В десяти шагах от меня на небольшом возвышении берега, прямо на его круче оказалось мёртвое деревце. Оно напомнило мне сказочную яблоньку, но не слишком высокую. Сучья и ветви на кончиках были обломаны и валялись на земле. Листьев и плодов видно не было, и я решил подойти и хорошенько рассмотреть мёртвое деревце.

«Это та, кто называла себя Дафной», — молвили мои Протос.

— Ясно. От меня что-нибудь нужно этой Дафнии? — еле выговорил, потому как от пробежки по кустам во рту пересохло, а напиться мне так и не дали.

«Тебе решать. Ты же собирался победить Смерть».

— Но-но!.. Но... Но если Смерть сама не хотела?.. А как? Подскажите способы оживления. Яблоки я уже потерял, а целовать дерево… Теперь эту Дафну чмокнуть в лоб?.. В животик? — зациклился я на сказочной мёртвой царевне и способах её фруктово-ягодной побудки.

«Тебе решать. Ты же собирался победить Смерть», — повторил мне уже хор мороко-зрителей, только вот не в мороке, а наяву.

Пришлось подойти и погладить шершавый ствол яблоньки, давным-давно умершей и окаменевшей. Деревце от моего поглаживания из камня превратилось в пепел, в одно мгновение опало на землю и соскользнуло в речку. Следом за деревцем в пепел обратились и валявшиеся на земле сучья, и ветви. И они серыми струйками последовали за своей яблонькой. Что-то вздыбило жухлую траву, окружавшую место, на котором рос памятник Дафне, и тоже невесомым пеплом нырнуло в воду речушки и уплыло вниз по течению.

Я стоял, моргал и не понимал происходившего, пока не увидел на земле настоящее живое яблоко. Оно лежало в небольшой ямке в том месте, где из земли рос ствол умершего деревца. Появилось перед глазами, как напоминание о закончившейся жизни Дафны-яблони.

«Ты нашёл её сердце! Но и оно не в силах разбудить статую!» — снова хором высказались зрители, явно наблюдавшие за каждым моим шагом.

— Зато оно сможет разбудить кого-нибудь другого, — почти обиделся я на неизвестных наблюдателей и поднял яблоко.

Осмотревшись по сторонам, заметил торчавший из бугорка остренький сучок в форме завитка, похожий на большой деревянный винт, может, шуруп. Этот сучок показался из земли, когда пепел от запчастей каменной яблони вынырнул на поверхность и удалился в речушку.

— Кто это? Кто здесь похоронен? — спросил я незримых.

«Никто. Точнее, никто его не хоронил. Это животное. Давным-давно умершее. По легенде именно оно преследовало… Или охраняло девочку, назвавшую себя Дафной», — объяснил зрительский хор невидимок.

— Тогда накормлю этим яблоком верное животное. Я знаю, как преданы людям их друзья-собачки. Если этот друг умер оттого, что не перенёс смерти хозяйки… Как мне его… Может, раскопать и вставить сердце Дафны в мёртвую грудь её друга?.. Вставлю, и будь, что будет, — наполнился я решимостью и шагнул к косточке, выглядывавшей из бугорка земли.

Только потянулся руками к траве, чтобы раскопать тело верной собачки, большой пласт дёрна, укрывавший останки животного, отвернулся сам, будто земляное одеяло. Я увидел скелет небольшой лошадки, лежавший на своём левом боку. А то, что принял за винт, оказалось рогом, торчавшим на лбу черепа с меленькими пожелтевшими зубками в игрушечных челюстях.

— Детёныш единорога? Ого! Это он любил свою Дафну? — изумился я догадке и, вдруг, затрясся, как от озноба.

Чем ближе протягивал руку с яблоком к груди мёртвого единорога, тем сильнее дрожал. Волосы шевелились, мурашки маршировали, а я, собрав душевные и физические силы в кулак, продолжил несуразную попытку оживления единорога. Секунда, вторая, и сердце Дафны оказалось в мёртвой груди её верного питомца.

Неожиданно пласт земли, укрывавший скелет, снова ожил и вернулся на место, сокрыв от моих глаз результат яблочного лечения. Но на этом ничего не закончилось. Как только я встал и выпрямился, бугорок земли, укрывавший мёртвую лошадку, зашевелился, захрипел и вспучился, освобождая ожившего пленника.

Моему взору предстал белоснежный маленький конь с витым рогом на лбу. Конь фыркал и отряхивался от травинок и комочков земли, после чего целиком засверкал, как осколок самого солнца, а его рог прямо на глазах стал прозрачным и заискрился всеми цветами радуги.

Отряхнувшись, маленький конь пару раз топнул копытом и троекратно поклонился мне до самой земли. Не успел я прийти в себя, как очнувшийся от смерти единорог заржал жеребёнком и ринулся по просеке Ватрушки в сторону тропинки. Хотел уже погнаться за ним, но мне не дали.

«Надевай скафандр и лети за ним! До свидания, маленький Бог! Ты победил Смерть!» — сказала мне неведомая тётенька раскатистым голосом уставшей матери, наконец, дождавшейся от непослушного ребёнка хорошего поступка.

— Вы Плейона? — спросил я с надеждой, что со мной заговорила местная астра.

«Нет. Я та, которую зовут Смертью. Но у меня другое имя. Много других имён. Прощай, Головастик. Поторопись взглянуть на чудо Жизни, дарованное тобой. Поторопись!..»

От нахлынувшего ужаса я тюкнул товарища Мутного локтем, а тот в одно мгновение принял меня в бактериальные объятья. Через минуту перед глазами просветлело, и я сверху увидел вход в Коридор Страхов, перед которым одиноко стояла моя расцелованная статуя в почти прозрачном платьице.

Откуда-то со стороны к каменной нимфе прискакал оживший жеребёнок-единорог и, не останавливаясь, ткнулся лбом в мраморный живот Дафны.

Искрившийся рог конька вонзился в статую и обломился. Конёк отскочил от изваяния, замотал ушибленной головой и упал набок. Статуя дёрнулась, шевельнулась. Ноги её подкосились, она шагнула вперёд и присела на свой пьедестал. Конёк тоже несколько раз вздрогнул всем тельцем и превратился в обыкновенного человека, одетого в сиявшие белые одежды.

Через мгновение ожившая статуя и её бывший единорог поднялись на ноги и кинулись друг к дружке. Я хотел посмотреть, что за мелодрама будет дальше, но перед глазами замутилось, после чего Скафандр Васильевич строго произнёс:

«Тебе привет от девушки Дафны и юноши Аполлона. И от всех остальных тоже. А сейчас отдыхай. Когда очнёшься, уже будешь на астероиде. Пора оправдываться, что ты не Бог. Что никого не побеждал, никому не помогал, никого не лечил и никого не будил».