Сага о Головастике. Уроки инопланетного мастерства

Уроки инопланетного мастерства

Покончив с ненавистной домашней работой, по сути, так и не начинав её, я снова окунулся в размышления. Правда, предварительно разделся и заметнул все свои вещи и постельное бельё в серую амбразуру неведомого механизма с квадратной дверцей, но с цилиндрическим внутренним пространством. После того, как «полная автоматизация» захлопнулась и зашумела, соображая, кто и зачем пробудил её к жизни, не теряя ни секунды, удалился на диван.

— Хорошо, что не болтливая, как Фортепьян, — хохотнул я, когда нырнул под одеяло и оказался в недосягаемости от очередного чуда внеземной техники.

«Интересно, какими жестами можно общаться с пришельцами? Я же сам пришелец из неведомой вселенной. И как гуманоидам с коровьими глазками со мной общаться? Ручками помахивать? Мол, привет, землянин.

Какой же я сейчас землянин, если из меня состряпали атласара, а когда кончится это бессовестное вмешательство в человеческий облик, даже не намекнули. Может, «эвээмушку» Образ свистнуть и спросить? А если она о таком ни слухом, ни духом?..

Вдруг, Ротарик не только скафандром поделился, но и каких-нибудь прото-блох подсыпал, пока я фантазировал, что дремлю в колонном зале? Эти блошки искусали меня, поэтому превратился… Опухла рожа и потемнела до атласарской степени обличия.

Не помню, конечно, чтобы где-нибудь зудело или чесалось. А рожа и до этого уже была…

И почему, интересно, все попадавшиеся Бикмеюшки одинаково смуглые, но с правильными чертами лица? Что если всё это маски зайчиков и хрюшек, чтобы не пугать нас, аборигенов, своей… Как бы сказать? Неповторимой внешностью... Бр-р-р!» — содрогнулся я брезгливо, представив неведомые обличия пришельцев, встреченных во время земных скитаний.

После недолгих затуманенных усталостью размышлений заснул, потому не сразу среагировал на противное попискивание стирального автомата, который пытался доложить, что процедура очищения завершена, и можно вынимать вещи.

— Слышу. Не глухой, — огрызнулся я недовольно и побрёл на кухню.

Моя одёжка и бельё оказались не только выстиранными, но и абсолютно сухими. Причём, не мятыми, несмотря на явное отсутствие глажки-утюжки.

— Докатился, значит. Уже без мамки могу обходиться, — безрадостно вздохнул я и побрёл досыпать.

* * *

Наутро заново вспомнил своё октябрятское обещание «учиться, учиться, и ещё раз учиться» мастерству контактёра. Поэтому сразу же помрачнел от раздумий о предыдущих днях с их терзаниями и сомнениями насчёт непредсказуемой внешности и такого же поведения гуманоидов, населивших бесконечные просторы родной… Двоюродного кластера галактики.

Завтракал, то и дело косясь на серую дверцу чудо-машины, которую начал побаиваться, как когда-то Давидовича, а потому пару раз поговорил с автоматом, умевшим стирать, выжимать и гладить одновременно.

— Спасибо, машинка. Знал бы о тебе, когда провалился в трясину… В общем, молодец, — поблагодарил нового друга, и даже пару минут пытался придумать имя для такого необходимого устройства, но потом махнул рукой и поплёлся к салатному окошку на куда более серьёзный разговор.

— К работе готова, — как всегда бесстрастно доложила Образ, после моей аудио-команды: «Прогреть каналы стволов! Приготовиться к стрельбе сто-тридцати-миллиметровыми жестами и тестами!»

— И я готовый. Такой готовый, что подбородок ходуном от нетерпения, — почти признался в страхах не перед неизвестными жестами, а такими же неведомыми обезьянками, как обзывали миры своих неразумных, но способных к общению людишек и прочих гуманоидов.

— Значит, настала пора вам сделать выбор. Вариант первый. Вы ожидаете ещё трое суток, и случится долгожданное пробуждение обслуживающего персонала. Полноценного контакта не обещаю, но сможете присутствовать при выходе из естественного анабиоза и их дальнейшей работе. Об уменьшении ГК вы помните.

Вариант второй. Вы меняете свою дислокацию на время пробуждения персонала и последующего обслуживания Греноли. После завершения работ, я вас извещу о возможности возвращения и контакта с представителем старшего поколения гуманоидов, когда-то обитавших на планете Киплонг. Временное переселение на ваш выбор, но я могу рекомендовать ближайшие станции с жилыми модулями, в которых пока не будет аналогичных работ по обслуживанию.

Третий и последний вариант. Вам придётся сделать десяток скачков, чтобы прибыть на место встречи нескольких видов разумных существ, где вы повидаетесь с тем самым киплонгцем. К сожалению, он вынужден задержаться на празднике введения в строй новой станции, построенной на внешней поверхности астероида в системе Мицар.

Обещаю, это будет очень познавательное путешествие. Вы познакомитесь с несколькими представителями разумных существ. Почувствуете себя равным среди равных. Тем более, что особого внимания к вашей персоне выказано не будет. Не придётся объясняться кто вы и откуда. Повеселитесь, поговорите…

— Хватит уже издеваться! — не вытерпел я и осадил зарвавшуюся ЭВМ, пожелавшую с какой-то радости закинуть меня в самую гущу моих же инопланетных страхов. — Если вы не шутите, тогда дайте отдышаться, чтобы прийти в себя и что-то решить с пришельцами, их скачками на внешних Мицарах и праздником сбора урожая на Киплонге. Вы забыли, что соображаю я не… Не быстро?

И ещё. Жесты, как я понял, мне теперь не помогут? А на каком, извините, языке я буду похлопывать по плечу новых гуманоидных друзей?.. Нет-нет. Беру тайм-аут. На час, не меньше.

После тирады испуганного мальчишки, я с новой силой зарылся под одеяло и засопел, пытаясь успокоиться, чтобы обдумать дальнейшие действия. Но унять трепет в груди никак не получалось, и я выскочил на кухню, собираясь замахнуться на пломбир, надеясь заесть одолевавшие ужасы первого контакта.

«Почему меня так трясёт? Сверхъестественного же ничего не произошло. Пока не произошло. Подумаешь, киплонгцы восстанут из замороженных мумий. Главное, без яблок всё обойдётся. Ну, допустим, зелёненькие человечки начнут водить хороводы и распевать гимны космическим богам, радуясь новому обитаемому астероиду. Может, не все они зелёные и глазастые? Может, большинство строителей станции какие-нибудь нормальные люди? Как интернациональный экипаж банановоза. И не беда, что общаются на разных голландских языках.

Стоп-стоп. А вдруг они все на каком-нибудь английском болтают? Сейчас же ЭВМ озадачу», — покончил я со страхами и сомнениями, а заодно с пломбиром и, скомкав цветную упаковку, сунул её в бездонную мусорную корзинку.

— Искандер вызывает Объект номер Раз. Приём. Оглашаю решение землянина. Готов к труду и обороне нового астероида. Готов к скачкам в пространстве и хороводам в кокошниках! К рукопожатиям, книксенам-шмиксенам, улыбкам и прочим нечеловеческим коровьим взглядам, — прострекотал бравыми словесами, а ЭВМ, заново озеленив экран окошка, терпеливо ожидала окончания моего монолога.

— Разрешите подтвердить ваше согласие на предложение посетить праздник представителей цивилизации Мон? — царапнула моё самолюбие высокоинтеллектуальная машина.

— Мон, говорите? Ну-ну. И когда они меня пригласили?

— Не именно вас, а всех разумных существ из нашего сектора галактики. Точнее, представителей разумных существ. Предложение действительно на одного индивидуума или группу из пяти… ОО, — выкрутилась Образ, подобрав синоним к индивидууму, но слово «человек» так и не сказала.

— Значит, там соберутся только гуманоиды? — решил я разведать, кто именно будет на праздничном астероиде, если назвать людьми их никак нельзя.

— Планируется несколько рас. Не менее шести. Вы будете исполнять роль атласара. Ваш внешний вид вам в этом поможет, а вот о языке…

— Опаньки! — обрадовался я своевременной подсказке. — И надолго это со мной? Ну, образина атласарской внешности? Когда опять стану самим собой?

— Скорее всего, при переходе в свою вселенную. К сожалению, вместе с этим вы забудете все языки, которым обучились в этом кластере… В нашей галактике. Но не пугайтесь. Знания к вам вернутся при первом же контакте с настоящими атласарами. Они не преминут заново наделить вас пониманием языков и прочей спящей в памяти информацией.

— Какими ещё языками? Вы шутить научились? Хватит издеваться. Знаю русский, немного английский, столько же китайского, и всё. И то, понятия не имею в какой стиральной машине мне их в’утюжили или в’сушили. Во. Всучили, — разразился я очередным малодушным возмущением.

— Не заставляйте меня демонстрировать записи наших последних разговоров. Я тестировала ваши знания на предмет самых употребляемых языков в галактике. Признаюсь, сначала подумала, что вы расслышите и отреагируете, но…

— Что-что? Что «но»? Не томите. Как это, тестировали, а я не что-то там, что-то там? Ни сном, ни духом?

— Но вы проигнорировали мои тесты и общались на этих языках, будто они ваши родные. Не на всех, конечно. На двух вы не разговариваете, но всё понимаете и отвечаете на атласарском.

— Мать честная. Не может быть! Откуда это со мной? То есть, у меня? — очумел я от сногсшибательной новости, но в душе до конца в неё не поверил.

— Возможно, вы приобрели эти знания во время общения с отшельником божественной степени, — предположила Машина по обескураживанию доверчивых и наивных.

— Ерунда. Он никак не мог. Может, заразил меня умными бактериями? Умными тараканами, как говорит Павел. И теперь у меня в голове вместо мозгов умные тараканы живут…

Стоп! Вспомнил. А каков механизм переделки моего внешнего… Настоящего внешнего вида в царский-атласарский? Не прото-блохи, случайно, меня искусали, пока дремал? — залез я на своего Конька-Горбунка и не на шутку разгорячился.

— Возможно, вы имеете в виду прото-вещество? Или прото-бактерий, способных его усваивать в открытом космосе? Вынуждена согласиться, что эти микроскопические существа обладают данными способностями.

— Какими ещё данными? — выказал я полное недоумение.

— Коллективным разумом, моделированием внешности Органического Объекта, активацией ИГ и ИО, прочими достоинствами. В том числе подсказками или переводом с одних языков на другие. Но это не ваш случай. Хотя…

Просчитываю вероятность выдвинутого предположения… Двенадцать процентов. Это неожиданный результат. Возможно, вы правы, и ваша внешность и знания языков привнесены одновременно.

— Мамочка! За что всё это со мной? — растёкся я по дивану, как безвольное желе, а Конёк-Горбунок ускакал, куда подальше из моего астероидного ада запоздалых прозрений.

— Значит, вы пока не готовы принять решение о путешествии? — не дала мне Образ раскиснуть окончательно. — Тогда рекомендую пройти в отсек естественного анабиоза семерых киплонгцев и там заново подумать. В нём сейчас искусственная весна, а вот спячка у этих мутуалистов самая настоящая.

Попутно я вам объясню все термины и технологию эволюционного процесса, приведшую к такой кооперации разумных существ с особым видом природных паразитов, обитавшим на их планете.

Не беспокойтесь. Ваше присутствие никак не повлияет на их пробуждение, а вот вы кое-что почерпнёте для понимания многообразия форм разумных существ и способов их выживания.

— Бла-бла… Тьфу, ты. Была-не-была, — выдохнул я подобие благодарности за отложенную, незнамо какую кару за робость в принятии решения о своём первом контакте с нечеловеками. — Только, чур, не заражать этими паразитами. Хватит с меня прото-блох, от которых моя голова… Моё лицо что-то там… Не моё теперь.

— Для удобства нашего дальнейшего диалога, предлагаю взять мини-наушник. Он в том же шкафчике, где и знакомый вам шлем. Активируется простым тактильным контактом. Я вас услышу в любой точке Греноли, но вам понадобятся мои комментарии и ответы. А вопросов ожидаю на порядок больше, чем прозвучало за сегодняшнее утро. Вы готовы? — вежливо провещала домомучительница, а я со звеневшей пустотой в атласарской черепушке вынул из шкафа подобие слухового аппарата и приспособил его на правом ухе.

— Можно, — выдохнул с безнадёжностью и встал у двери.

— Следуйте в лифт, — хором молвили Образы из телевизора и наушника.

— Есть в лифт! — взял я себя в руки и шагнул в очередную неизвестность.

* * *

Ничего сверхъестественного не произошло. Вышел из каюты, по-хозяйски ввалился в лифт, а тот, недолго думая, затворил дверцу, дёрнулся вверх и замер.

— Выходите. Это блок вспомогательных отсеков, — услышал у себя в голове голос ЭВМ и вышагнул из лифта в освещённый коридор со стеклянными, но непрозрачными дверями. — Служебные помещения включают в себя хозяйственный, медицинский и подсобные отсеки, а также помещение, приспособленное под искусственную зимовку ОО с планеты Киплонг. Так называемый, «кипло-спальник». Настоящие камеры анабиоза находятся в медицинском отсеке, рядом с помещением реанимации.

— Можно помедленней? Ещё не собрался с душевными силами, — начал я мямлить, но ЭВМ успокоила:

— Мы никуда не торопимся. Вы можете самостоятельно исследовать помещения, начиная с самого первого. Двери разблокированы, внутреннее освещение на номинале, а об их устройстве я вас проинформирую по мере необходимости.

— Значит, у ваших киплонгцев какой-то неправильный анабиоз, если они уснули не в медицинском отсеке? — начал я с мелочей, оттягивая неизбежное знакомство с зелёными монстрами, дрыхнувшими на замороженных кроватках.

— Повторюсь: у обслуживающего персонала нашей станции спячка максимально приближена к естественной. Это не классический анабиоз, а природный. Как гибернация у медведей, например. Я сейчас о теплокровных существах, но вы знаете о подобных способностях у земноводных, и не только у них.

— Знаю. У амфибий бывает вмерзание в лёд, — кивнул я и вошёл в первую стеклянную дверь.

— Это хозяйственный отсек. Здесь находятся необходимые инструменты, запасные части и агрегаты, электрические приборы и их комплектующие.

Я начал глазеть на аккуратные стеллажи с пластиковыми коробками разной величины, на каждой из которых красовались надписи и пояснявшие картинки. Надписи я не понимал, а вот картинки мне рассказали, что в коробках этого кладезя знаний находились не только запасные лампочки, но и целые стиральные машины. Да, что там стиральные машины. Я нашёл настоящий разобранный лифт, и не только его. В углу пылилась пара морозильников точь-в-точь, как в моей каюте.

— Эвон, как культурно. А штыковые лопаты здесь есть? Чем ваши помощники поля перекапывают? — по-стариковски поинтересовался и собрался в следующий отсек.

— Все необходимые инструменты для возделывания культурных растений находятся непосредственно в самих сферах-шарльерах. В помещениях, встроенных с обратной стороны шлюзовых модулей, — объяснила ЭВМ, что не таким уж я был внимательным, когда бродил по зарослям айвово-клубничных фундуков.

— Ладно-ладно. Пойдёмте в самый страшный зимний отсек. В ваш медицинский я боюсь заглядывать больше, чем к замороженным тушкам амфибий. Они не жабы, случайно?

Мигом передумал и вознамерился согласиться на мед-отсек, но наушник успокоил:

— Нет-нет. Они самые настоящие гуманоиды. Рост немного ниже вашего. Телосложение во время пробуждения будет очень щуплое и истощённое. Особенности их метаболизма…

— Хватит-хватит. Так они зелёные или не очень? Глаза, уши на месте или на плечах? Крыльев нет? Рот не слишком большой? Меня не проглотят с голодухи? — зачастил я вопросами, стараясь не междометить, а по максимуму представить ожидавшую за стеклянной дверью картину-натюрморт из замороженных мумий, их подвесных гамаков и минимально возможного ГК, равного 0,75 номинала Тичарити.

— Их кожа именно такого маскировочного цвета, соответственно окружающей среды родной планеты. Они, как вы догадались, охотники, но наряду с этим всеядны. Но… Вы сейчас их самих не увидите, — замялась Образ.

— Не увижу? Вы передумали отпирать дверь в их логово? — опешил я, мигом позабыв о нерешительности и опасении быть съеденным охотниками-медведями лягушачьей расцветки.

— Нет-нет. Я ничего не запирала, — начала оправдываться ЭВМ.

— Тогда на кой эти шуточки? Показывайте ваших мотоциклистов. Сколько мариновать можно? Раз! И всё, — закончил я препираться и шагнул к двери зимнего отсека.

— Правильно: «мутуалистов», — начала объяснять Образ, но было поздно.

Я уже ввалился в медвежье логово всеядных охотников. Вот только ничегошеньки не понял. Предо мной явилось еле освещённое сырое помещение с парой огромных колючих кактусов посредине. Вдобавок, с потолка капала обыкновенная весенняя капель. Причём, и на кактусы тоже. Пока набирал в лёгкие воздух, чтобы произнести что-нибудь нечленораздельное, наушник ожил и, как ни в чём не бывало заявил:

— Знакомьтесь. Это спящие киплонгцы. Как вы поняли, они в специальных… Назовём их коконами. На самом деле, они в плену у паразитов, обвернувшихся вокруг них, и образовавших капсулы с особым микроклиматом, позволяющим без особого ущерба для здоровья пережить искусственную зимовку. Теперь я готова ответить на ваши вопросы, — пробудила меня от оцепенения новоявленная экскурсоводша.

— Вы называете эти два полутораметровых кактуса, проглотивших киплонгцев, паразитами? А почему один тройной апельсиновый кактус, а другой четверной? — с трудом выдавил из себя подобие вопроса, а сам заворожено впился взглядом в невысокие серые клубки, покрытые на вид острыми, но недлинными колючками.

Оказалось, что моих будущих знакомых, по их прямому согласию, проглотили какие-то плоские морские звёзды, а потом эти муту… Что-то там. Потом они обернулись вокруг добровольных «доноров» и выстроились в подобие долек апельсина, а после намертво сцепились друг с другом щупальцами с иглами. Поэтому из одних киплонгцев получился тройной апельсин, а из других четверной.

Всё это я переваривал в своей комнатке с парадоксами, а потому не слушал тарахтевшую без умолку ЭВМ, пока она, наконец, не повысила голос и не заявила:

— Можно возвращаться! Вы меня хорошо разбираете?

— Сейчас. Всё бросим и пощады попросим. Ну-ка, начнём ликбез без всяких завес. Муту… Что-то там. Что означает? Добровольное самопожертвование этим глистам – колючим листам? И это чтобы перезимовать на тёплом астероиде? Бред какой-то. Они точно разумные? Может, доэкспериментировались до инопланетной ручки? — приступил я к расспросам, высунув нос из своего многомудрого склада.

— Наконец-то, вы очнулись. Прошу покинуть помещение, чтобы не поднималась температура воздуха. Приглашаю вас в центральную пещеру. Конечно, можно воспользоваться дисплеем вашей каюты, но объёмные изображения куда как доходчивее объяснят всё, что вас заинтересовало, — раскомандовалась учительница-мучительница с электронными мозгами.

Пришлось выметаться и из зимней комнаты, и из блока вспомогательных отсеков. Всю дорогу ЭВМ не произнесла ни слова, а я шагал или ехал в лифте, сражённый небывальщиной с планеты Киплонг, и даже думать не мог, пока не выпорхнул из ступы Фортепьяна в круглый зал пещеры.

— Иттить иху, — вздохнул, осознав, что придётся по старинке вызывать Образ к жизни.

После того, как засунул ненавистный наушник в карман брюк, привычным жестом вскинул к потолку руки и произнёс:

— Это самый неразумный гуманоид в галактике. Прошу включить мутуалистов в розетку. А то так кактусов хочется, что мороз по мурашкам гуляет.

— Вот и славно, — почти что вздохнула домомучительница и вымахнула из ниоткуда своей четырёхметровой женской фигурой в приталенном костюме завуча средней школы номер пятнадцать.

Ещё и причёску небрежно так поправила и уставилась на меня смеявшимися голубыми глазами.

— Обморока не будет? Можем продолжить обучение?

— Эвон, — в который раз повторил я дедово междометие и отшагнул подальше от новоиспечённой блондинки с крашеными ногтями. — Творчество, значит. Одобряю. Всё, как у нормальных мотоциклистов.

— К сожалению, не могу похвастаться электронным чувством юмора, но сымитировать его я в состоянии, уж поверьте! — заявила тётя Гуля.

— Точно. Переименовываю вас в тётю Гулю. А то вашу галактическую локомоверацию сложно произносить, а так по-человечески будет, — оживился я и нахально отступил к ракушечной стене. — Продолжаем пикирование. Что я там пропустил о хищных кактусах? О самоубийцах-киплонгцах и их склонности к замораживанию?

— По-видимому, вы не очень внимательно слушали. Или вы лучше воспринимаете информацию через визуализацию? Как бы там ни было, мне нетрудно повторить. Для этого пригласила вас в адресатор, а не для демонстрации нового имиджа. Начнём? Предлагаю видеоряд из истории зарождения цивилизации на Киплонге, — произнесла, как заправская учительница тётя Гуля и… Исчезла.

В то же мгновение передо мной закружился огромный глобус планеты Киплонг, и визуализированное обучение началось.

На мою скудоумную головушку свалилось всё компьютерное знание о мире Киплонг и его выходцах. Я глазел на голографии планеты, на её мелкие во всех смыслах моря и реки. На летнюю зелень всевозможной растительности, на которую с полюсов то и дело наползали морозные зимы с их свирепыми ветрами и снегопадами. А мои зелёненькие человечки метались, куда подальше от этих метелей по бескрайним материкам, будто муравьи от лесных пожаров. По пути они съедали невесть какую живность или ту же ботву растений вместе с плодами или цветами.

Возможно, пониженная гравитация позволяла им носиться с огромной скоростью в поисках еды, а потом и норы, в которой можно проспать бесконечную зиму. Кое-кто в своих путешествиях отъедался до безобразного круглого состояния и дальше катался, как колобок, но так продолжалось недолго. Бедным киплонгцам, всё равно, приходилось останавливаться, закапываться в землю и засыпать, как русским медведям.

А вот когда они научились заворачиваться в паразитов, из исторического фильма было не ясно. Именно это я и собирался спросить у моей учительницы, но оказалось, что посмотрел, всего-то на всего, подобие киножурнала «Фитиль».

— До этого момента всё понятно? Об особенностях планеты? Её вращении вокруг оси и отсутствии океанов? — услышал я ЭВМ и очнулся от голографического наваждения.

— Вроде того. А что, она как-то по-особенному вращается? С океанами ясно, что их нет, а есть озёра и бесконечные речки, болота, — промямлил я, выйдя в центр пещеры.

— Конечно по-особенному. На планете постоянная облачность и туманы, а иначе бы вся жизнь вымерла из-за медленного вращения вокруг своей оси. Я думала, мой видеоряд был достаточно понятным, — чуть ли не обиделась тётя Гуля.

— Понятным-понятным. Никто не спорит. А когда перейдём к их внешнему виду, одежде и колючим паразитам? — напустил я ученическую прилежность.

— Вы хотите перейти к подробностям их быта, культуры, языка, и так далее?

— К мутуалистам я хочу. К паразитам. Кому из них взбрело в голову заняться разведением этих кактусообразных? — признался я, что киплонгская культура с её языками мне ничуть не интересна.

— Хм!.. Или, эвон. Хорошо. Начнём… Нет, не с конца, а с другого края, — сымитировала юмор ЭВМ и продолжила: — Процент выживания после зимней спячки у киплонгцев был очень низок, не более семидесяти из ста, или двухсот пятидесяти из трёхсот шестидесяти, а потому они прибегли к так называемому шаманству.

Общеизвестно, что их знахари на период зимы вверяли себя на хранение особым паразитам-лепёшкам в изобилии обитавшим в природе. Не всем подряд, конечно, а одному достаточно крупному виду, который не был хищным в полном понимании этого слова. Этот вид малоподвижных животных ловил своих жертв, обездвиживал токсинами, после чего захлопывал створки и кормился жировыми накоплениями пленников.

При этом кормлении состояние самих жертв постоянно контролировалось. Обильные дожди позволяли избегать обезвоживания, а неполная герметичность ловушки позволяла дышать. Токсины, впрыснутые в пойманное животное или, в нашем случае, в кровь гуманоида, приводили к замедлению сердцебиения, дыхания и метаболизма, отчего жертва впадала в подобие спячки или анабиоза. После того, как пойманный объект истощался, его будили и изгоняли, напоследок наградив неуёмным аппетитом и жаждой.

Никогда этот вид паразитов не убивал своих жертв. Возможно, из-за особенностей собственного обмена веществ, при котором их организм не способен бороться с ботулизмом, например.

— Батюшки! Из-за знахарей всё случилось или из-за двухсот пятидесятой смертности? А они неразвитые тогда были? Не могли себе хороших нор построить? Чтобы поменьше умирать? — пожалел я первобытных мутуалистов.

— Всё случилось на заре цивилизации, когда киплонгцы полностью зависели от капризов природы. Точнее, погоды. Климата в целом, а холодного времени года в частности. Сейчас это высокоразвитая культурная раса. Но чтобы новорожденные особи могли достичь половой зрелости, которая, кстати, весьма специфична из-за тех же токсинов, приостанавливающих процессы развития организма, сдвигая их в сторону бесперебойного и необдуманного поглощения пищи. Само взросление наступает на двадцать пятый цикл, когда приживленный медицинским способом паразит стареет и отмирает. Только после этого молодые киплонгцы начинают взрослеть и обзаводиться половыми признаками. Достигая указанного возраста и избавившись от мутуалистических отношений с симбионтом, молодые особи, наконец, узнают собственную половую принадлежность.

Вас не шокирует? — спросила меня Образ, и я очнулся от «обучения».

— Хотите снова услышать мой «эвон»? Меня, если честно, всё шокирует. Особенно паразиты, приживленные хирургами-ортопедами. Получается, что они прилипают к этим малолетним мальчикам и больше никогда не отлепляются? Вот, где жуть! Они, что же, бегают с ними по полям, по болотам? А эти панцири им не мешают? И так до следующей зимы?

— Ну, не только мальчикам это точно. Хотя, не буду уточнять особенности анатомии этих существ. И почему, вдруг, ортопеды? Вы правильно поняли, что приживлением «кипов», а паразитов называют именно так, занимаются специальные хирурги. И то, что они прикрепляются на позвоночник, вы тоже догадались. Проблема в том, что этот вид паразитов со временем потерял свои способности к многократному отторжению и новым прикреплениям к своим жертвам. Также атрофировались и утратили свои функции многочисленные щупальца-присоски, что опять же привело к прочным и постоянным связям с единственной жертвой. Атавизмами стали и некоторые другие способности, к самостоятельному передвижению, например. Что, конечно же, вызвало уменьшение мышечной массы кипов, а это уже пошло на пользу киплонгцам.

— Так вы покажете мне молодых анатомий в их бронебойной кольчуге? — надоел мне заумный электронный трёп, и я решил свернуть уроки инопланетного природоведения.

— Обязательно. У меня ещё много видеоматериала…

— А есть ваши фильмы? Ну, как вот эти самые семь Лёшек-лепёшек работали на Греноли? Ели, собирали урожай, а потом заворачивались в коконы и замерзали? — проснулись во мне остатки исследователя непознанного и неизведанного.

— Если вы подождёте официального разрешения на их просмотр, я смогу вам предоставить записи. Опять же, придётся обратиться к старшему…

— Подожду до утра. Если ответа от мистера «Праздника» не будет, покажете то, что сами хотели. А пока я в каюту и под одеяло. Переварю и усвою жирок от мотоциклистов и прочих черепашек с колючими панцирями, — придумал я имя киплонгцу, застрявшему на новеньком астероиде, и затемнил выгон. — Лифт мне, а вам в парикмахерскую. Отбой учебной тревоги.

* * *

Только войдя в каюту, понял, что до вечера ещё уйма времени, и придётся самому придумывать занятия и развлечения, чтобы скоротать его до отправления в гости. Валяться на диване не хотелось, бродить по сферам с зарослями инопланетных яблонь тоже, и я начал с обеда.

Разогрел незнакомую упаковку калорийного завтрака туриста и прикончил её. На душе не отлегло, зато наступившая сытость заставила ковылять в сторону дивана. Что именно случилось дальше, так и не понял. То ли снова посетил морок, то ли приснился обыкновенный цветной сон. В общем, я стал киплонгцем.

Да-да. Самым настоящим зеленокожим гуманоидом. Причём, первобытно-общинным. А потому был без колючего рюкзака-симбионта и мотался по пересечённой местности, по лугам и оврагам, ловил лягушек и ящериц, тут же их съедал и бежал дальше. Залазил на деревья, хватал и совал в рот листья, цветы, завязь плодов, и всё остальное. В животе то и дело урчало, требуя всё больше и больше ботвы, насекомых, птичьих яиц, мышей, жаб. Я, действительно, был всеядным обжорой.

Как долго продолжалось моё насыщение, не знаю, но настал момент, когда начал с трудом переставлять ноги и поплёлся в ближайший лес, чтобы в тени завалиться на один из сотни серых уютных диванов, которые будто росли под деревьями, как грибы.

Просто, собирался вздремнуть часик-другой, после чего с новыми силами продолжить гоняться за ящерками.

Вот тут-то первый попавшийся диван ожил и прыгнул на меня, моментально обернувшись вокруг моего не в меру упитанного всеядного тела.

— Пошёл вон, зараза! Кыш, паразит! — взвизгнул я и вырвался из объятий хищника, после чего, запутавшись ногами в одеяле, рухнул на пол каюты. — Фух! Морок, значит. Здравствуй, Искомый. Ну и шуточки у твоего дивана.

Никто мне, разумеется, не ответил, а я и не настаивал. Но наваждение с кровожадным мной не оставило в покое, а продолжило дразнить видениями дёргавшихся в моих зелёных ручках и визжавших от страха ящериц, квакавших лягушек. Даже сорванные в мороке цветы в страхе захлопывали свои лепестки, пытаясь в последний момент увернуться от моих хищных зубов.

— Тётя Гуля! Подключитесь, пожалуйста. Мне срочно нужно увидеть ваших киплонгцев. Фотографии же у вас имеются, в конце концов? Предъявите всё, что можно. Мне нужно успокоиться. Сравнить свою рожу… Свою фантазию с реальными гуманоидами, а то я тут гоняюсь, понимаешь, за бабочками.

Закончил плакаться только когда увидел на окне-экране не зеленевшую плесень, а самую настоящую Гулю, нарядившуюся диктором и спокойно ожидавшую окончания моих причитаний.

— Ой, — вздохнул я и умолк.

— В моей памяти есть информация, которая, возможно, вас заинтересует, — как и всегда, бесстрастно молвила моя учительница-мучительница.

— Ну, так показывайте. Или… Лучше покажите их рожи, чтобы я закончил трястись, и мне перестало тошнить.

— Я об информации о прото-бактериях, которые изменили вашу внешность. Они имеют способность к побуждению своих ОО к некоторым действиям. Возможно, и ваши занялись тем же и настаивают на продолжении обучения, — заявила ЭВМ и почти нахально улыбнулась.

— Значит, не хотите меня успокоить? Учиться меня вашими… Моими бактериальными видениями не заставить. Не хотите показывать киплонгцев и прочих «лонгцев», и не надо. Я тогда отбываю из этой стиральной машины для благородных фибро-осколков.

В какую сторону мне скакать на новый астероид? Включите, пожалуйста, символ на стене и передайте Все-Сети информацию о моём решении шестидесятого уровня. Пусть и на всех следующих пещерах намалюют мои путевые символы. Хватит с меня мороков-уроков. Начинаю действовать и злодействовать! — раскричался я, разнервничавшись не на шутку, и выпорхнул из каюты.

Завода вредной пружинки хватило, чтобы подбежать к лифту и протиснуться в него своим распухшим от оскорбления самолюбием. После того, как дверь распахнулась, выпуская меня в адресатор, осмотрелся, успокоился и пошагал к светившемуся символу. Останавливаться я не собирался, а потому, не думая, шагнул головой в стену.