Коридор Страхов и Часы Жизни

Когда перед глазами прояснилось, я увидел, как лечу и плавно опускаюсь на тропинку, петлявшую по склону сказочной, но совершенно безжизненной горы. Вокруг, куда доставал взгляд, были такие же безлесные пригорки и холмы, но все гораздо ниже горы-исполина, на которую я приземлился и сразу целеустремлённо пошагал, ещё не зная конечной цели. Просто, продолжил следовать в том же направлении, в котором летел.

Рассматривая мёртвый пейзаж, задумался: «Откуда тут овраги? Воды, вроде, не видно. Трава, и та не растёт, отчего тогда промоины? Планета немного похожая на Куом?»

И дальше бы так бессмысленно брёл и рассуждал о чём угодно, только не о победе над Смертью, которую от меня ждали и бактерии, и затаившаяся Ватрушка, но что-то меня остановило.

— Так, ребята. Что стряслось? Почему все разом замолчали? Намекните, хоть что-нибудь. Дальше идти можно, или нет? Ну, же, — понукал я попутчиков к началу разговора, но тщетно.

Затаились, и всё тут. Даже прото-скафандр куда-то исчез, будто растворился. Причём бесследно. Оглянувшись назад и ничего не увидев на тропке, начал сомневаться, что не заметил расставания с Мутным в его жидком или кубическом состоянии.

«Снова морок? Как только что в сердце Кармальдии? И ладно. Шагаю вперёд. Авось, встретится местная Ватария и подскажет, зачем угораздило сюда явиться», — решил и продолжил путь, ожидая, что вот-вот получу по ушам чьим-нибудь голосом. Пусть даже пугавшим, пусть даже окриком какого-нибудь Макара, работавшего Смертью.

— Может, я уже пришёл? Может, вот эти мёртвые горы мне и нужно оживить? Победить их смертельную засуху? Тогда надо кликнуть эту планету по имени и попросить всплакнуть.

— Ты что, уже делал такое? — услышал, наконец, мирный вопрос, да ещё и женским голосом.

— Э-э… — хотел уже представиться, кто я и откуда, но вовремя задумался о том, кого во мне видели все новые знакомые и помощники, а видели они маленького Бога.

— Я знаю, кто ты. Ты очередной претендент. Девятый кандидат Девятого Возрождения Мудрейшей Пифии Клеодоры. Восемь предыдущих оказались недостойными.

Помоги нам, о, Мудрейшая! Твоё Возрождение задерживается…

— Не понял. Это не сон? Какая ещё девятая Мудрейшая из Пифия по имени Клеопатра?.. Как может сниться то, о чём никогда не думал и чего никогда не видел? — задумался я вслух.

— Но-но! Не шути с именем Мудрейшей. Мы все от тебя ждём чуда. Её Девятого Возрождения. Она благородная Пифия по имени Клеодора! — раскричался голос невидимой тётки.

— Ну и ждите. Кто вам мешает? Только не пойму: причём здесь Смерть? Меня сюда доставили чтобы победить её. Но я ничего такого против Доброй не имею. Так ей и объясню. Мол, недоразумение. Больше не буду, и так далее, — признался я в цели не совсем добровольного визита вежливости.

— Не понимаете вы, люди, что здесь нет Смерти. Нет! Но и Жизни здесь тоже нет. Она уснула, а чтобы разбудить её нам нужен Бог. Ты Бог?..

— С утра был Богом, — брякнул я присказку Ротарика, но меня мигом перебила местная Семалия:

— Если чувствуешь себя Богом, это ещё не значит, что ты Он! Осмелился сказать такое, теперь оставь чаяния и познай себя. Входи в Оракул, ставший саркофагом Мудрейшей. И если ещё не понял, ты здесь разумом, а тело твоё спит. Больше подсказок не будет. Ни от души, ни от друзей. Всё, что сможешь осмыслить…

— Боги не думают. Боги знают. А я всего лишь… Разумом, говорите? А тело с душой потерялись? — испугался я, наконец, осознав, что всё вокруг действительно не взаправду, а очередная испытательная иллюзия.

— Назад дороги нет. Пришёл – делай, что должен! — огласили мне приговор.

— Опять делать, что должен? Сколько можно. И кому я тут… А вы то, кто такая? Планета? Астра? Какая-нибудь Дарующая-Ворующая? С кем говорит мой разум? — решил я не сдаваться.

— Не имеет значения. Сейчас ты в моём кошмаре. Я сплю. Может, не сплю. Но этот пейзаж и есть то, чего я боюсь больше всего. Отсутствие Жизни для меня страшнее Смерти.

А сейчас ты войдёшь в Коридор Страхов… Своих страхов! Увидишь, что пугает тебя больше всего. Когда пройдёшь его до конца, тогда и попадёшь в Оракул Мудрейшей. Она предсказала, что проснётся в девятый и последний раз. Проснётся, когда придёт время. Когда найдётся тот, кто достоин её разбудить. Все считают, что это Бог. Но у Бога…

— Помощников много, — перебил я разговорившуюся тётеньку-планету, скумекав, что отсутствие жизни пугает только сами миры, а не их мамок – астр.

— И у тебя помощников много. Посмотрим. Подожду на выходе. Знай, что это путешествие придётся повторить. Сначала очнуться, а потом повторить. Ты же понимаешь, что грешными человеческими руками нельзя касаться того, что может трогать только Бог и его помощники.

— Понял. Ясно. Вижу, — отчеканил я и продолжил путь, впервые не сомневаясь, что шёл навстречу своим страхам.

Не успел подумать о раззявленной пасти какого-нибудь чудовища, сразу же получил по заслугам. Перед глазами появилась угрюмая пещера со входом в форме громадного звериного черепа с частоколом зубов. Белые остроконечные камни широкими основаниями были воткнуты в потолок, представляя собой верхнюю челюсть-арку, и в пол, являясь нижней челюстью с одним-единственным поломанным зубом, чтобы оставить проход неведомым богам и мне – кандидату в их помощники.

— Значит, это и есть страхи моего разума. Посмотрим, чего боюсь больше всего, — пробормотал я и, без всякой подготовки, собрался встретиться с парой Церберов дядьки Угодника, дюжиной отцов-близнецов с ремешками наготове, учительницей Павловной со стопкой непрочитанных букварей, ну, и с ненавистной корзинкой, доверху наполненной яблоками.

Наивно считал, что больше ничто не испугает. А вот напрасно. Как только углубился в полумрак подземного хода, почему-то названного коридором, мигом узрел всё, о чём никогда и не думал.

Первым ко мне подбежал мой двойник и, остановившись за пару шагов, начал пророчествовать:

— Санька, ты никогда не вернёшься домой! Санька, ты никогда не вернёшься домой! — повторял он раз за разом и таращился перепуганными глазками.

Я отмахнулся от себя – пессимистера, и пошагал, но не тут-то было. Двойник продолжил плыть впереди и причитать:

— Никогда не вернёшься… Никогда не вернёшься…

— Давайте лучше Церберов, что ли? Чего мне бояться не вернуться? Ещё как, вернусь. Никуда не денусь. Вот увидите, — подбадривал себя, но двойник не унимался.

Наоборот, он начал разделяться на мои копии, и уже через минуту на меня хором орало целых двенадцать пессимистических отражений.

— Что вы говорите? Интересно-интересно. Не вернусь? Как весело. Вы забыли, что я Галактическое достояние? — не успел похвастаться новым прозвищем, как вся банда из двенадцати пессимистеров в одно мгновение исчезла.

Но порадоваться мне не дали. На смену сгинувшим близнецам примчалась дюжина моих атласарских копий, и уже они запели и заголосили на всех языках новые страшилки, которых я опять ни чуточки не испугался. «Я же в мороке. Мне же не впервой с таким наваждением знаться», — подбадривал себя всякими способами, а сам всё равно прислушивался к незнакомой речи, которую почему-то понимал.

— Ты никогда не станешь собой! Ты останешься атласаром! Ты никогда не станешь собой! Ты останешься атласаром! — твердили мои инопланетные воплощения.

— Значит, стану философом Александриком-XII. И не нужно одиннадцать прадедов. Я же всю жизнь о таком мечтал. Что у вас следующее?

Но от атласаров-предсказателей отделаться не получилось. Они так и продолжили мурлыкать, даже после того, как навстречу мне шагнул монах из проваленного экзамена по Девяти шарам Будды и тоже начал запугивать.

«Ты не справился с испытанием! Ты больше никогда не найдёшь Реку Времени! Ты не справился…» — внушал монах, как обычно, не открывая рта, но очень «громкими» мыслями, от которых родные мурашки метались по всему временно атласарскому телу.

— Я уже знаю, где есть анабиоз. По-быстрому найду нужный адресатор с медицинским отсеком. Делов то. Посплю пару годиков, и домой, — попробовал отшутиться, но нисколечко не помогло.

Монах быстренько передумал и начал внушать, что я всё-таки сдам этот экзамен и узнаю Слово. Мало того, я узнаю секретное имя Бога.

— Я уже и так его знаю, — заявил я, и вдруг, все мои близнецы-пессимистеры и монах мгновенно исчезли. — То-то же. Напугали кошку грыжей, вот и стала она…

Не успев договорить свой откуп, я с разгона упёрся в здоровенный молельный камень со скрижалями. Но скрижали были не на кириллице, а поэтому я резонно предположил, что появившийся камень не из моей иллюзии, которую мастерил в византийском подземелье на радость Ротарику.

— Кто Ты?! — спросил меня громоподобный голос, и я замер на месте, боясь даже вздохнуть.

— Говорящий камень? — изумился, впервые столкнувшись со скрижалью, умевшей голосить.

— Ты не камень! Кто ты?!

— Не знаю, — еле выдавил из себя ответ.

— Где Ты? — пристал голос снова, и тут я подключился хвостиком в космическую розетку.

Расправил плечи, отдышался недолго, взглянул во мрак коридора и увидел всё того же монаха. Камень со скрижалями бесследно исчез, а я оказался на своём призовом допросе в неправильной Амвросии на берегу океана Гадеса. Только теперь меня допрашивало нечто, вселившееся в монаха. Но и сам я не был собой, потому как почувствовал, что стал сильным и уверенным, а из-за этого отвечал, как… Как Бог.

— Я Перед лицом Твоим! — заявил я после некоторого замешательства.

— Перед моим лицом Бог! — чуть ли не проорал монах голосом и зажмурился, явно чего-то испугавшись.

Я не стал смотреть на бедного монастырского служку и снова отказался от божественного происхождения. Но меня никто не послушал, и допрос-наваждение продолжился.

Сдаваться мне не хотелось. Бояться почему-то тоже. Наверно, именно это и стало причиной того, что моя сила воли смоталась в неизвестном направлении, и дальше всё произошло, как в кино. Мне задавали очередной вопрос, я отвечал. Меня снова спрашивали, я поддакивал.

— Но я не Бог! Я прах и пепел,— возразил я в полный голос, показавшийся мне чужим и взрослым.

— Ты Бог! Отвечай, как Бог! Кто Ты?— прицепился ко мне неведомый, но явно всемогущий собеседник.

— Я радость Ваших радостей, — брякнул я какую-то нелепицу.

— Не то!— не одобрил голос.

— Я счастье Вашего счастья, — сделал я вторую попытку.

— Не то!— снова рявкнул невидимка.

— Я Надежда Ваших Надежд!— заявил я что-то отдалённо знакомое.

— Верно!— услышал от допрашивавшего и воспрял духом.

— Я Храм Ваших Храмов!— уже веселее чуть ли не прокричал я, а дальше пошло-поехало.

— Правильно!— и собеседник сменил строгий тон на почти одобрительный.

— Я Душа Ваших Душ!

— Несомненно!

— Я Всё Вашего Всего!

— Истина! Ты и есть маленький заблудившийся Бог. А теперь настало время Тебе повзрослеть,— заявил мне голос невидимки.

— Как это? Я же и так взрослею, — опешил я от такого поворота.

— Ты спрятался в яичной скорлупе! Пришло Твоё время! Расправь Свои крылья и ничего не бойся! Взрослей, оставаясь ребёнком! Умней, оставаясь наивным! Совершенствуйся в принятии несовершенства!— наговорил с три короба мой тайный визави.

— Моего несовершенства?— уточнил я на всякий случай.

— Несовершенства Бога, несовершенства Мира, несовершенства Твоих Братьев и Сестёр!

— Но Бог не может быть несовершенным. Это же Бог, — не согласился я.

— Докажи Себе это!— снова разозлился голос.

— Как доказать? Я же ещё маленький.

— Ты маленький Бог, но Ты большой Духом! Ты огромный Надеждой! А Вера Твоя не имеет границ! Помни об этом! Так зачем Ты пришёл?— высокопарно выговорил собеседник.

Пришлось мне импровизировать. Я вдохнул побольше воздуха и чересчур эмоционально выдал что-то похожее на клятву пионера-героя:

— Я пришёл чтобы освободить Разум! Я пришёл, чтобы понять Слово! Я пришёл, чтобы обещать Надежду!

— Сказано: «Когда жемчужины Стикса исчезнут в руках Бога, Он освободит Разум, поймёт Слово, обещает Надежду». Ты уже сделал это! Так зачем Ты пришёл?— не унялся голос и начал допрос заново.

— Но я же ничего такого не делал, — чуть ли не задохнулся я от изумления.

— Вот именно! — гаркнул напоследок невидимка и его голос исчез вместе с монахом, а я в одно мгновение вернулся в полумрак Коридора Страхов.

Но в покое меня не оставили. Не успел сделать пары шагов, как из темноты навстречу выплыли мамка Кармалия со Скефием, и они уныло заголосили:

— Ты не оправдал наших надежд! Теперь можешь не возвращаться! Ты не оправдал наши ожидания! И вампира Стихию мы тоже взашей выгоним!..

— Но я же Надежда Ваших Надежд! Как можно меня… Не пустить в сердце? В душу? В дом? — мигом припомнил себя в роли Бога, которого только что исполнял для монаха в параллельном мороке.

— В тебе больше нет наших искр! Ты стал нам чужой! — заявили мои родные Солнце и Мир, а у меня заслезились глаза.

— Тогда хотя бы Стихию у себя оставьте. Она же первая помощница. К тому же незаменимая. Без неё будет нелегко следить за…— за чем именно должна следить Стихия, мне не дали договорить.

Коридор Страхов неожиданно кончился, хотя я давно уже никуда не шагал. Всё пугавшее исчезло, а я оказался у распахнутой двери в хорошо освещённое помещение, похожее на зал. Купол потолка подземелья сиял, будто был сделан из одной огромной, но не слишком яркой люминесцентной лампы. Если бы не этот светившийся потолок, круглый подземный зал был бы точь-в-точь вотчиной ЭВМ на астероиде Греноли, только украшенным яркими гобеленами, скрывавшими бесконечную стену.

Ещё в этом греческом зале имелось четыре высоченных золотых треноги с лесенками и сидениями на макушках, огромные кресла, прочая богатая мебель, напоминавшая диваны. Пол тоже был не простым, а мозаичным, с повторявшимися орнаментами и корявыми фигурками людей.

Всё бы ничего, вот только в самом центре пещерного зала стоял высоченный стеклянный короб со спавшей тётенькой внутри.

Тётенька была одета в нарядные красные одежды с золотой вышивкой, а на голове у спящей красавицы блестел венец из широких объёмных, опять же, золотых листьев. Её седые волосы были распущены и доставали до самого пола, где их собралось так много, что они покрыли всю квадратную площадку с неудобным кубическим постаментом посредине, на котором и восседала искомая мною Пифия Клеодора.

— М-да. А в аквариум её зачем сунули? — задал я риторический вопрос, когда смело шагнул в святилище и начал шарить в поисках хоть чего-нибудь знакомого или того, что нельзя брать грешными человеческими руками. — Похоже, что тут ничего такого нет. Мудрейшая за стеклом, а мебель и прочие треноги, вроде, трогать можно. Что тогда нельзя?..

Закончив беглый осмотр Оракула, пристальнее вгляделся в аквариум со спавшей женщиной, отдалённо напоминавшей Кармалию, только постарше и полнее. Пару раз обошёл этот короб-саркофаг, так и не поняв его устройства и назначения, после чего машинально сел на один из диванов.

«Неужели мой астральный разум такой тяжёлый, что может диваны вминать?» — закралось у меня подозрение, от того что уж больно естественно плюхнулся на инопланетную софу, покрытую подобием тонкого ковра.

Несколько раз вставал и снова садился. Соображал, почему ощущения пребывания в мороке напрочь отсутствовали, а все остальные чувства были с собой. Похлопал на радостях себя подзатыльниками, даже пару испытательных пощёчин врезал, всё равно не понял, как это прийти куда-нибудь в гости разумом.

— Похоже, я здесь застрялом. То есть, застряну, — высказал вслух и вскочил на ноги.

Обошёл пещеру по кругу и заглянул за гобелены, которые завешивали всю круглую стену по периметру, но и за ними ничего запретного. Нашёл пару массивных дверей, оказавшихся запертыми, и одну нишу, обделанную красным деревом с высоченной шапкой-колпаком внутри. Колпак был всё из той же красной материи и украшен такими же золотыми узорами, что и платье Мудрейшей.

— Если бы аквариум не был сверху застеклён, подумал бы, что золотой венок нужно с Пифии снять, а этот конус напялить, — сказал я вслух, в надежде, что из-за правильной догадки, мигом проснётся какой-нибудь Пещерыч или хотя бы его голос, и моё задание прояснится.

Не тут-то было. Никто не объявился. Пришлось с новыми силами ломиться в сокрытые драпировкой двери, но они были накрепко запертыми.

«Может, мне на свою голову напялить этот убор Буратино? Он же не под замком, как двери. И что с того, что утону в нём? Может, это тоже прибор для проверки космического КУР?» — скумекал я и шагнул к гобелену, скрывавшему нишу.

Хотел уже взять колпак, но он оказался плотно надетым на неведомую конструкцию. Пришлось поднапрячься, чтобы умудриться вытащить из-за драпировки деревянное основание с торчавшей остроконечной башенкой, на которую был нахлобучен убор.

Шагнув к середине пещеры, поставил несуразную штуковину с колпаком прямо на мозаичный пол и ещё раз внимательно изучил его золотые вышивки. Вспомнились картинки из книжек о легендах древней Греции, которые наскоро пролистывал в библиотеке. Тогда мне кое-что не понравилось в тех изображениях, и я не стал углубляться в изучение мифов и легенд о не любивших одеваться греках и гречанках, а вот в пещере настало время пожалеть об этом.

Набравшись мужества, взялся за макушку колпака и потянул его вверх, замыслив надеть-таки несуразный убор на свою малоумную головушку.

Расшитая ткань безо всякого усилия поползла, обнажая конусообразную башенку, оказавшуюся стеклянной подставкой, искусно вделанной в деревянное основание. Когда колпак уже был в руках, я мигом о нём позабыл, вытаращившись на расчехлённую прозрачную башню с неведомыми деталями внутри.

Основной наружный почти остроконечный купол был сделан из стекла и не имел никаких отверстий. Внутри у него был второй купол или, скорее, конус из серебристого металла, перевёрнутый вершиной вниз. Этот конус крепился тончайшими нитями-лучами, которые бесконечно расщеплялись и переплетались друг с дружкой, образуя сито как на оперении у волана для бадминтона. В конце концов лучи переставали заплетаться и прямыми струнками впаивались во внешнюю стеклянную башню, чем и крепили внутренний конус в подвешенном состоянии.

Когда присмотрелся к мудрёному устройству, понял, что перевёрнутый конус похож на верхнюю часть обыкновенных песочных часов. Даже рассмотрел, что носик конуса был с отверстием. Только отверстие было заткнуто переливавшимся шариком или, скорее, округлым кристаллом, похожим на бриллиант. Дно стеклянного купола было усеяно такими же кристаллами, только мелкими, которые, вероятно, служили песочком, высыпавшимся из внутреннего конуса.

— Часы, что ли? Больно мудрёные. А вдруг, это такие, которые наша Добрая с собой таскает и разбивает. Но нет. Эти набок не положишь. Из таких оставшийся песок мигом выскочит и упадёт в банку. Но даже если это подобие смертельных часов, их песок уже высыпался, значит, Мудрейшая почти умерла. Одна песчинка осталась, которая не пролезла в отверстие.

Рассуждая вслух, я пытался разобраться с устройством песочных часов жизни и смерти. Стоял, теребил в руках расшитый колпак и соображал, пока в памяти не всплыл совет Кармальдии, переданный через прото: «Просто переверни...» Или: «Тебе нужно что-то просто перевернуть».

— А если, правда, перевернуть часы? Всё, что упало на дно, мигом окажется в макушке. Потом резко опрокину обратно, и всё упадёт в конус. Возможно, часики эти так запускаются, а жизнь… А воплощение Пифии начинает жить заново. Крупный кристалл вместе с мелкими тоже окажется в этой лейке, и всё получится. Только вот, удастся ли сделать это или, как обычно, что-нибудь испорчу?

Пока собирался с мужеством и чесал затылок, не заметил, как неосознанно напялил красный колпак на голову. Только выдернув склянку из её деревянного основания, сообразил, что теперь придётся идти до конца. Не думая о результате, перевернул часы кверху тормашками и замер.

Первым вниз упал шарообразный бриллиант и в мгновение ока раскололся на сотню мелких кристалликов, которыми было устлано донышко часов. Я ойкнул, сообразив, что Девятое Воплощение действительно окажется последним из-за моей нерасторопности. Но потом вспомнил, что нахожусь всего-то на тренировке, а само пробуждение Мудрейшей будет позднее, когда явлюсь в пещеру всеми «запчастями».

Повеселев от своевременной догадки, начал энергично трясти перевёрнутую конструкцию, чтобы и остальные песчинки отлепились от дна и проскочили сквозь щели, которые были в местах впайки лучиков-игл в стеклянный корпус.

Почти все кристаллики не выдержали моего издевательства и просыпались в вершину часов жизни. Я замер в нерешительности, а потом произнёс:

— Эти остались, чтобы вы не новорожденной стали, а молоденькой. Чтобы не в пелёнках пророчествовали, а хотя бы в детском платьице. Можно я переверну ваш колпачок обратно?

Снова мне никто не ответил, и я, глубоко вздохнув, приготовился к решительному шагу. Взболтнул часы, сделав пару круговых движений, понадеявшись, что кристаллики метелью закружатся в часах, но они примёрзли друг к дружке и ни в какую не захотели пылиться или шевелиться. Пришлось на свой страх и риск одним рывком перевернуть часы и замереть в ожидании результата.

На удивление, все просеянные кристаллики так и остались в верхушке часов. По всей видимости, они не собирались падать в серебряный конус с дырочкой. Что-то нужно было сделать ещё, а вот что именно, сообразить у меня не получилось.

— Будем считать, что тренировка закончилась. Прячу хозяйство обратно в нишу и выхожу на улицу, — сказал я вслух и, не дожидаясь возражений, воткнул часы в деревянное основание.

Потом рывком снял с головы колпак и вернул его на штатное место. После чего отнёс сказочный агрегат и схоронил его за гобеленом.

Кое-как засунув пьедестал с часами на место, поправил декорацию и собрался выметаться из пещеры, воспользовавшись Коридором Страхов. Сделал несколько решительных шагов на выход из Оракула и… Очнулся внутри скафандра в невесомости.

Загрузка...