Сага о Головастике. Уроки инопланетного мастерства

Новая жизнь

— Ну, наконец-то пещера, — вздохнул я с облегчением после того как ввалился в знакомый адресатор всеми запчастями – душой, телом и разумом. — И почему я весь мокрый, хоть выжимай? От слёз, что ли?

— Как добрался? Или ты сюда вплавь прибыл? — спросил меня Пещерный почти моим же голосом, только повзрослевшим, напомнившим приключения в Кристалии.

— Еле сдюжил. Саму телепортацию. А «застрялом» уже бы давно здесь был. Пару раз с полдороги себя возвращал. За телом, которое почему-то намокло, — признался я старому знакомому и прищурился, привыкая к долгожданному, пусть и тусклому, освещению пещеры.

— А ты в курсе, что мы с тобой… Э-э-э… Пока не знакомы? Ты в какое число… Так-так-так. Когда ты у меня был?.. Или будешь? По какому летоисчислению? Планету знаешь, как обзывать? Мою или свою.

— Как же мне вас обозвать, чтобы в гости не позвать? Это мой Павел так шутит. А я точно здесь не был? Неужели, это не Барбарии-Болидии вотчина? Щенками, разве, не она интересуется? От Жучек которые? — опешил я от внеземных новостей, но настроение было хорошее, поэтому ничуть не смутился.

— Смотря какими. Ты откуда к нам? Нигде не петлял? Не останавливался? Как умудрился в прошлое заплыть?

— Ах, точно. Извините. Я из грозди Кармалии-Светлидии. По-нашему – Солнце. Рукав Ориона, двадцать шесть тысяч цветов от дырявого центра Млечной Клумбы. Шестнадцатый сектор. Мир… Планета Скефий. Работаю старшим близнецом-посредником первого круга, — похвастался я вселенскими знаниями и земным краснобайством.

— Батюшки! Ничего себе. Так ты Головастик, что ли? Наконец-то дошло. Я-то думал… Не синий, не бледный? Самый обыкновенный человечек? Молодца. Карма своё дело сделала. По образу и подобию, — чему-то неслыханно обрадовался Пещерный.

— По подобию наподобие, — поддакнул я. — Вы что, меня не ждали?.. Точно не ждали.

— Значит, на экзамен? А как у тебя с пещерными знаниями? С возможностью галактических путешествий ознакомился?

— Конечно. Однажды отсюда домой возвращался. Правда, в прошлый раз адрес этой пещеры не узнал, но ЭВМ расстаралась и нашла нашу… Вашу космическую Барбарию в звёздном атласе-гербарии, — снова браво доложил я.

— Рифмами балуешься? Хорошее дело. А сможешь стишок продолжить? Как-нибудь позаковыристей, подушевней?

— Может, смогу, а может Бог поможет. А какой? "Всё может быть, всё может статься"?

— А хоть бы его. Что там дальше? Только без… Так-так. Я говорю следующую строчку, а ты последующую. Уговор? Поиграем так. Если сможешь старика порадовать, на-а… На экзамене зачтётся. А на обучении подавно.

— Уговор. Самому уже интересно. Не про Павла, случайно? А то я его уже знаю,— признался я хозяину пещеры.

— Нет-нет. Повторяй с первой строчки, и начнём.

— Всё может быть, всё может статься, — начал я частушку, когда-то услышанную от Калики.

— Ягнёнок Богом оказаться, — негромко выговорил невидимый собеседник.

— Родитель дедом, бабкой мать, — перешёл я с животноводства на семейную тему.

— Всё это нужно понимать, — с непонятной интонацией произнёс Пещерный свою строчку.

— Любой из нас когда-нибудь проснётся, — брякнул я, не успев ничего придумать о ближайших родственниках.

— А жизнь уже прошла, — почти прошептал дух.

— Или вот-вот начнётся? — выдал я три обыкновеннейших слова, от которых у самого волосы встали по стойке смирно, а всё поголовье мурашек бросилось врассыпную.

— Зачё-от. Уважил. Не ожидал, что кто-то… Так вкусно! Ладно. Зови «Устройство», и в добрый путь к Барбарии. Она, правда, кое-кого другого поджидала. Ну, ничего страшного. Места на всех хватит, — закончил восторгаться Пещерный и умолк, а я собрался с силами и метнул молнии в местный ракушечный небосвод.

Когда Млечный Путь закружился звёздной метелью, я сказал ЭВМ:

— Мне или саму Барбарию, или лифт к ней. В гости напрашиваюсь, только вот, как её вызвать, чтобы она видимой…

— Как хочешь, так и вызывай! — крикнула откуда-то издалека сама невидимая, но хорошо слышимая Яга-Болидия, перебивая и меня, и Образ.

— Критерий опознан, — отозвалась местная ЭВМ, и я услышал, как где-то далеко-далеко включился почти неслышимый механизм лифта.

В этот раз он опустился до самого пола и, отворив выпуклую дверцу, пригласил меня внутрь.

— Можно входить? — спросил я то ли Ягу, то ли Образ, а может, сам лифт.

После торжественной минуты молчания, собрался с силами и шагнул в едва освещённую ступу подъёмного механизма. Дверца за мной плавно закрылась, и лифт тронулся.

А вот ехал я почему-то дольше, чем рассчитывал. Только когда меня изволили выпустить, понял, почему. Я оказался в знакомом коридоре. Точь в таком же, как и на Чёрном Во́роне, как я назвал свой родной астероид с адресатором.

Пришлось шагать и на удачу стучаться левым локтем в умные двери, рассчитывая на их доброе знакомство. Одна сжалилась и впустила.

— Тут что, никакой ЭВМ нет? — почти вежливо спросил я незнамо кого, и вошёл в белую палату, похожую на больничный лазарет с диваном, двумя креслами, прочей мебелью и широким прямоугольным окошком-иллюминатором в стене, за которым царила ночь, или, скорее, тьма беззвёздного космоса.

Никто мне не ответил, и я приступил к изучению окружавшей мебельной обстановки. Здесь тоже была дверь в «спальню», а из неё проходы в два помещения. В кухню со столом, парой стульев, буфетом от стены до стены, огромным холодильником. И в ванную, с её набором сантехнических удобств.

Закончив исследования объёмов, приступил к содержаниям. Представил, что нахожусь не в галактической гостинице, а у себя в голове, и начал шерстить коробочки. Открывал и захлопывал обратно все ящики, все дверцы комодов, встроенных шкафов, столов и прочих тумбочек.

Нашёл много знакомых вещей, но ещё больше незнакомых. Кстати, холодильник оказался не холодильником, а морозильником, полным замороженных упаковок то ли с мясом, то ли с овощами, а может с мороженым эскимо.

Все коробочки были яркими, пёстрыми, аппетитными. Лежали плотными рядами на трёх полках, но что за фрукты изображались на упаковках, было не ясно. Для меня, по крайней мере.

— Где ты? В туалете? — окликнул меня Пещерный.

— На кухне. Холодильник изучаю. Или это у вас ледник?

— После его обзовёшь, а сейчас шлем из шкафа возьми и на голову надень. К тёмному экрану подойди. Кое-что сделать нужно. Отрегулировать. Заодно пообщаемся.

— Это который в тумбочке? Сейчас напялю, — пообещал я и поспешил в зал.

То есть, в каюту со спальным местом, где нашёл нужный прибор, и водрузил его на голову, как когда-то третий Александр выварку деда Павла. Только напяленная мною посудина была белым шлемом с небольшим вырезом для лица

— Он же мне великоватый, — буркнул я, погрузившись по плечи в неведомое устройство.

— Ничего. Сейчас биотоки мозга с картотекой сверим, и всё. Кое-что мысленно представишь, а на экране сразу же проекция появится. Отрегулируем, и начнём беседу. Ты же не против? Или отдохнёшь сначала?

— Не против. Я долго в одном подземелье отдыхал, пока вспоминал, как, собственно, телепортация срабатывает. Так что, готов. Сейчас буду готов, — уточнил я и, усевшись на краешек дивана, недолго отдышался, чтобы хоть немного успокоиться перед первым в жизни измерением КУР – коэффициента умственного развития.

— Вот и хорошо. Начинаем! — скомандовал Пещерный, и окно в моей комнате включилось, как обыкновенный телевизор, правда, как-то мудрёно, начав показывать только светло-зелёную муть.

— Мать честная! Динозавровое окошко? Оно что, ожило? Или у вас такой прокисший космос? Может, солнце ваше так светит? — оторопел я от зелёной неожиданности и подошёл ближе к экрану.

— Это подобие телевизора. Но он может работать наоборот. По-другому, то есть. Ты думаешь, а монитор показывает твои мысли. Всё, о чём вспомнишь или помыслишь, окажется на экране. Потом, когда отрегулируем, и без шлема показывать будет. Интересно?

— Получается, я артистом буду? Кино!.. А ещё и зрителем?.. Кошмар.

— Нет-нет. Это только при настройке. Потом… Потом ты точно артистом будешь. Сидеть на диване, рассказывать всё, что помнишь, а мы во все глаза смотреть на тебя. Вернее, на твои приключения, о которых будешь повествовать.

— А почему мне не покажете, что я там, болтая, в телевизор передавать буду?

— Чтобы не отвлекался и не смущался. Порядок такой.

— А Барбария где запропала? Вроде, я к ней приехал? — спросил я без всякой задней мысли.

— К ней. Только я сам пока с тобой повоюю. Уж больно интересный экземпляр. Не часто… А она с другими зрителями посидит. Если что, поможет тебе, — как бы успокоил меня Пещерный.

— Ладно. А делать-то что? О чём думать, чтобы ваша кастрюля что-то там, что-то там?

— О чём захочешь. О маме и папе. О других знакомых. О местах, где всё происходило. Где жил, бывал, гостил. Вкратце. Нам сейчас не нужно особых сказаний или эпопеи, мы только для настройки. А там прибор сам, что нужно, срисует, с голосом согласует, и вперёд.

— Понял. Ясно. Вижу.

Я начал незатейливый рассказ о своей семье и школе, о соседях и друзьях, о рыбалках и Михайловских приключениях, обо всём, что приходило в голову.

На экране сперва появились мутные и бесформенные фигуры, которые причудливо передвигались, иногда вращались или собирались в яркие узоры. Потом они перемешались друг с дружкой, прояснились и превратились в моих маму и папу, Серёжку и Тумана, бабулю и бабушку Наташу. Всё, о чём бы я не заикнулся, начинало обретать до боли знакомые формы и родные очертания.

На первых порах я от всего экранного напрягся, но потом успокоился, сел на диван и продолжил сыпать замысловатыми словечками, надеясь хоть на какие-нибудь телепомехи, но тщетно. Головной убор-прибор хорошо настроился и вовсю демонстрировал не только моих родных и знакомых, мою улицу и школу, но и Фортштадт, и Джубгу, и Кубань, и даже ставропольские Кайдалы.

— Хватит-хватит. Не порть нам праздник. Завтра начнёшь свою «Сагу о Головастике». Снимай электронный шелом. На место его. В тумбочку. Готовься к собеседованию и сказкам, — распорядился Пещерный, и я сразу же прекратил рассказ. — Ты, кстати, кушать не хочешь? «Сигма» в центральном блоке выключена, и все окислительные процессы… Метаболизм твой в нормальном режиме. Всё, как на твоей планете. Жиры расщепляются, молочная кислота выводится, и так далее. Так что, кухня и ванная в твоём полном распоряжении.

— С вашей ванной я как-нибудь справлюсь, а вот с кухней…

— А что с ней не так? Взял в холодильнике, что понравилось, поднёс к духовке. Там на упаковках есть квадратики с красно-белыми полосками. Тыкай ими в маленькое синее окошко. Духовка прочитает их, пикнет. То есть, отсканирует и поймёт, как нужно размораживать и готовить то, что ты выбрал. А дальше открыл дверцу, сунул коробочку внутрь, закрыл и подождал сигнала. Духовка сама всё приготовит и напомнит, если завозишься и отвлечёшься. Посуда там имеется, так что, проблем не должно возникнуть.

А если настоящих фруктов или овощей захочешь, в лифт ныряй и просись в мини-гроздь Барбарии. Там разные сферы имеются. И тропики, и субтропики. Разберёшься. Ты уже бывал в таких местах? В шарльерах с фрагментами естественной среды? В ковчегах природы?

— В одном был. В альпийском. Но там непонятно было. Бесполезные сорняки-цветочки и, кроме винограда, никаких яблонь или груш, — ответил я, а у самого снова случился приступ с мурашками и их разбегавшимися последствиями.

«Ну, Стихийка. Ну, девчушенька – старушенька. Вот, оказывается, какие у тебя лаборатории. Секретный агент матушки Природы», — удивился я, хотя всё сразу же стало на свои места.

И мороки с видениями теллурий, и шарики-шарльеры с разными климатами и растениями, и отсутствие солнца или луны на небосводах лабораторий.

— Вы здесь их сберегаете или это… экспериментируете? Я про сферы с разными растениями, — поинтересовался я вкрадчиво.

— Прошло уже всё. На наших планетах нет никакой жизни. Еле успеваем от их обломков уклоняться, когда мимо проносятся, прицелившись в солнце, — чуть ли не радостно заявил собеседник-невидимка.

— А люди как же? Умерли или разбежались? — встревожился я, если не сказать, что ужаснулся.

— Не вызрели они. Не успели шагнуть в космос. Значит, недостойными оказались.

Ладно. Не бери в голову. Здесь их никогда не было. В этом месте совсем другая была жизнь. Потом об этом. Слушай, со сказки начнём или с загадки?

— С загадки, — поспешил я с решением, чтобы быстрей разделаться с вопросами, а потом спокойно слушать пещерные мифы и легенды.

— Возьми три «нет» или три отрицания и сделай из них одно «да», или одно утверждение, и ты получишь Главный Закон Мироздания. Главный Закон Вселенной. Главный Закон Бога.

Получил? Теперь думай. Можешь не торопиться. День думай, два, три…

— Нет ничего невозможного. Это подойдёт? — спросил я, припомнив, чему меня поучал сам Пещерный во время моего первого визита.

— Ёжики перчёные. Как же так? Откуда? Тебе уже кто-то активировал интуицию? Или это я сам в будущем проболтался? — расстроился мой невидимый собеседник.

— Инту… Чего-то там?.. Нет. Это всё вы. Не прямо проболтались, но обмолвились. Я иногда очень даже хорошо запоминаю. Давайте тогда другой вопрос, — предложил я.

— А о каком стишке ты рассказать хотел? Может… Нет, не может. Я же сам импровизировал. Или нет? Но ты даже в мыслях не… А у тебя, случайно, тёмной комнаты в голове нет? Может, никакая не интуиция у тебя, а всё это с тобой уже было? Может, ты и об этом вспоминаешь?

— Нет у меня никакого тёмного сейфа. Ни светлого, ни синего, ни серо-буро-малинового. И никакой интуиции нет. Слово… Честное, — чуть не проболтался я, вовремя спохватившись и не договорив когда-то бывшее обычным выражение «слово посредника».

— Тогда отдохни. Болидия тебя проверит во сне, а наутро изволь начинать выступление. Подробнейшее. Шаг за шагом. День за днём.

Когда всё с тобой случилось? Кто тебя посвятил в тайны? Как познакомился с ремеслом галактического гуляки?

— Павел. Но до него девчушка одна была. Девчушка-старушка, точнее.

— Хорошо. С неё и начнёшь. Ты уже знаешь, кто она такая? Что она вроде оборотня? — пошутил Пещерный.

— Ага. Оборачивается в тот возраст, который у… У человека…

— У того, с кем она хочет пообщаться. Или как-то по-другому свой внешний вид подлаживает, если с непосвящёнными беседует. С людьми, которые не приобщены к мировым знаниям или проблемам. К магиям и прочим… Понял? — мимоходом объяснил Пещерный то, о чём я практически знал, но до конца не догадался.

— Батюшки! А я понимал, что она Природой командует, но… Был же в курсе о её метео… морфлот… О метаморфозах, но из-за чего её так называют, понял только сейчас. Спасибо за науку.

— Спрашивай. Тайн никаких не будет. Если, конечно, экзамен сдашь. Но потом все новые знания в тёмную комнату с мембраной, и под замок. Через эту мембрану всё потихоньку просачиваться будет. В памяти всплывать. Так положено. А открывать её ни-ни! Постарайся не открывать подольше. Только в экстренном случае, какой у тебя по возвращению случится. Ведь случится? Ты же за этим прибыл? А потом всё на место, и снова под замок.

— А то что не разгадал три отрицательных Закона Вселенной, ничего? — напомнил я о своём дебюте, перед которым оказался вооружён знаниями из будущего, пригодившимися в настоящем «прошлом».

— Это в зачёт. Ты же ни при чём. Я… Будущий я ваньку свалял. А может, не свалял. Ведь сейчас уже знаю, что в будущем ты мне залпом ответишь, но опять проболтаюсь. Вот с какими проблемами боги… ходят по земной дороге. Ха-ха-ха!..

— Значит, я был прав? Вы… Ты Бог? Самый старший Бог? Провидение? — чуть не захлебнулся я от восторга.

— Стоп. Как это, «был прав»? Как это, «самый старший»? Что же такого было до твоего прошлого… Будущего посещения?..

Стоп-стоп-стоп. Умываю руки. Утром всё. Утром. Обещаю, что буду очень внимательным и благодарным… Э-э… Слушателем. Уже сам сомневаюсь, что какой-то Бог. Я дух. Пока дух. На это прозвище даю согласие. Уговор? Думай обо мне, как хочешь, а обращайся только так, — заявил Пещерный и испустил дух.

Пропал. Смутил меня новыми старыми знаниями и пониманиями, и убыл по своему духовному назначению. Пришлось знакомиться с пикавшей духовкой и замороженными коробочками, которые после «одухотворения» становились обыкновенными горячими блюдами. Увеличивались и распаривались, я так и не понял, как именно, но становились раза в четыре крупнее и очень горячими.

— Жаль, у вас мороженого нету, — пробурчал я вместо благодарности после того, как умял космическую курятину с пареными овощами и кубическими макаронами.

Всё это мне сготовила умная духовка, которую я сначала посчитал кухонным зеркалом для озабоченных красотой… Лучше сказать, неповторимой внешностью, путешественниц-инопланетянок. А когда потянул за боковую ручку и открыл, увидел нутро зеркального ящика с освещением сквозь мелкие дырочки на нержавеющих стенках.

Потом вымыл белоснежную керамическую посуду, а остатки упаковки засунул в бездонную мусорную корзинку, вмонтированную в стену.

То ли перенервничал, то ли переел, только после… Скорее, завтрака, чем обеда, завалился всем галактическим существом на диван и задремал.

Исследовали во сне мою голову, не исследовали, я не знал. Просто, валялся до… Не знаю до какого часа.

В общем, очнулся, умылся, и побрёл искать сферы с банановыми плантациями, яблонями и виноградниками. За фруктами пошёл, не зная куда, не взяв с собой ни мешка для сбора урожая, ни лукошка для подснежников. Скорее, в разведку пошёл, чем по грибы да по ягоды.

«Разрешили же. Значит, можно яблок захотеть. Пойду в турпоход по теллуриям, как мама Кармалия. Авось, не стану от их капусты синим козлёнком с коровьими глазками», — подбодрил сам себя и вышел из умной двери.

Лифт любезно открыл полукруглую дверцу, но сразу входить я не стал. Сначала оглянулся в коридор, чтобы хорошенько запомнить, откуда вышел в свет.

— Шестая дверь, — озвучил местоположение личных апартаментов. — Запомнить.

— «Запомнить» исполнено, — ответил лифт корявым и неестественным голосом, будто из мультика.

— Наконец-то есть с кем поговорить. Здравствуй, лифт, — поздоровался я, оправившись от испуга.

— Приветствие опознано, — доложил лифт.

— Космическая ступа ты, а не средство межгалактического общения. Хорошо, хоть, возишь людей, куда им нужно, — пожурил я инопланетную колесницу и шагнул внутрь.

— Критерий не опознан. Критерий не опознан. Критерий не опознан… — начал лифт издеваться и с места не двинулся.

— До голландцев тебе далеко. Вэлкамов от тебя фиг дождёшься. Давай меня в сад за фруктами, — сжалился я над убогоньким и попросил так, как нужно просить у машин.

— Критерий опознан. «За фруктами» исполнено, — заявил цилиндр, а сам остался стоять, как вкопанный.

Просто, закрыл дверь с одной стороны, а открыл её же с другой. Провернулся вокруг меня, и всё. Я точно стоял на месте. И пол под ногами стоял. Только-только вошёл, и ничего толком не успел, а этот Фортепьян вокруг себя повернулся и заново открылся. Всего и делов. И перед моими, ничего не понимавшими, глазками оказался точно такой же белый коридор, но не с комнатами или номерами, а с дверями многочисленных лифтов.

— Что ещё за отсек? И куда мне идти? — опешил я от очередной неожиданности, но потом скумекал, что сферы с разной природой огромные сами по себе, значит, никаких простых дверок к ним быть, конечно же, не могло.

— Для гость рядом дверь быть теле и картина, — огрызнулась говорящая ступа и захлопнулась.

— По-каковски их телек говорит? — запоздало спросил я, но получил очередную и бесконечную минуту молчания.

Делать было нечего, пришлось на свой страх и риск шагать к первой коридорной выпуклости – двери. Или, скорее, люку с небольшим экраном на стене, слева от него. Такие же экраны были около каждого входа, вернее, около каждого лифта.

— Здесь кто-нибудь по-русски разговаривает?.. А на Хань-Юе?.. На английском? Дуй-будуй? No-yes? Ну, и идите в лес. То есть, меня пустите в лес, — поговорил я по душам с дверью, но телевизор не включился. — Постукать его, что ли? Но у него же башки… Локоть! То есть, пропуск.

Вспомнив о пропуске с допуском, мигом представился, ткнув в спящий экран левым локтем.

— Пи-ик! — поздоровался мини-телевизор и включился.

На экране появился красочный пейзаж из пустыни с пальмовым оазисом или, скорей, с несколькими оазисами.

«Только недавно из Омана. Ничего вкусного. Пойду к следующему», — раскритиковал я увиденное и поплёлся к следующей дверце.

Так обошёл горную или альпийскую сферу, как у Стихии, потом дремучую лесную с высоченными хвойными деревьями, потом какое-то болото. В общем, только с пятого или шестого раза наткнулся на отдалённое подобие Краснодарского края с круглыми грядками-полями с сельскохозяйственной, а, может быть, дикой растительностью.

Стал напротив двери лифта, потому что не придумал никакого другого способа его открыть. Открылся, любезный, никуда не делся, но молча.

Когда вошёл в кабину, зажмурился, на всякий пугающий случай, но вспомнил, что у Стихии не видел никаких животных, пасущихся на лугах с низкорослой травкой.

— Зверьё, наверно, давно уже в холодильнике? Или для них отдельные загоны? Может, здесь некому приглядывать за сельским хозяйством? — задавал я наивные вопросы, коротая время долгого перемещения куда-то не совсем вниз.

Наконец, кабина замерла, дверь открылась, а я оказался в освещённой комнате без окон с одной-единственной дверью-выходом.

— Спасибо за доставку. Прошу обождать, пока тут прогуляюсь, — подбодрил себя громким разговором и открыл дверь.

«Конечно, не Закубанье, но и не лес с пустыней. Поброжу между инопланетными грядками. Вдруг, найду что-то знакомое?» — поразмыслил я маленько, когда увидел непонятного размера и формы огороды, с одного краешка или, скорее, сектора, которых темнела сырая земля, а с другого желтели или засохшие кусты, или ботва неведомых растений.

Причём, всё круговое пространство между этих секторных крайностей занимали плавные переходы от только что взошедших зелёных ростков, до других секторов с поспевавшими плодами или семенами на невысоких травянистых зарослях, которые впоследствии засыхали.

Видно, кто-то потом всё выкорчёвывал, а на их месте снова всходила поросль, и весь цикл повторялся, замыкаясь в подобие круга.

— Что за чудеса? Все времена года в один день? Ну и ну. Притом, на каждом отдельном поле, — поразился я, увидев, что и череда плодовых деревьев, собранных в кольцо вокруг несуразного огорода, точно так же и спала в зимней спячке, и зеленела, и цвела, и наливалась плодами, и желтела листьями с такими же золотыми фруктами, опадавшими наземь.

Вокруг, куда ни глянь, были такие же обрамлённые фруктовыми лесополосами поля с огородами, их неведомым урожаем, с самостоятельной, шагавшей по кругу, растительностью.

«Никогда бы до такого не додумался», — повторил я несколько раз про себя и, оправившись от фруктово-ягодного шока, пошёл к валявшимся на земле зрелым яблочкам.

Яблоки оказались, скорее, мягкой айвой с привкусом клубники, с бледно-жёлтой мякотью. Только вместо огрызка в моей руке осталась прозрачная кожистая косточка с десятком «семечек», которыми я не замедлил перебить клубничный вкус другим, точь-в-точь, как у орешков фундук.

— Диковина, но приятная на вкус. Надеюсь, это не дичка, а культурное растение семейства айвово-клубничных фундуков. Это я так, на всякий отравительно-тошнительный случай. Воистину нет ничего невозможного, — побеседовал с собой и, захватив несколько плодов, пошёл любоваться кубанскими красотами, которые без тени иронии можно было обозвать неземными, если бы они не были такими будничными, хотя и не без фантазии.

Что произрастало на огородах, для кого, для чего, я не заморачивался. То ли настроения для серьёзных раздумий не было. То ли до конца не верил, что всё вокруг настоящее, а не пригрезившееся. Гулял себе, то и дело, оглядываясь на белое строение с лифтом внутри. Искал кусты с какой-нибудь смородиной, нашёл, но, вспомнив про земные волчьи ягоды, пробовать их не решился. Зато с деревьев совал в рот всё подряд. И орехи, и те же ягоды, и черешни с абрикосами. Конечно, я сам их так именовал, налево и направо раздавая земные названия.

Когда разведывательный круг почёта вокруг домика с лифтом замкнулся, я с полными плодов карманами, и такой же пазухой, отбыл в каюту, собираясь, как следует поваляться на диване и обмозговать увиденное природное творчество канувшей в вечность планеты.